"Игорь А.Зотиков. Я искал не птицу киви " - читать интересную книгу автора

владение. Вход по пропускам или по разрешению капитанов яхт".
- Это мой яхт-клуб, - как можно безразличнее, но предательски
вибрирующим от гордости голосом сказал Дик, ставя машину перед дебаркадером
на гравий площадки с надписью: "Стоянка только машин членов яхт-клуба Все
машины, которые поставлены без разрешения, будут отбуксированы за счёт
владельцев этих машин".
Мы вылезли из машины и по лесенке спустились на низкий, но широкий
деревянный причал, как бы неширокую улицу из чисто вымытых гладких,
добротных досок.
Через широкие щели между досками была видна серая вода. Пахло
водорослями, смолой канатов, чем-то чистым, только что вымытым и ещё не
высохшим, сырым. Накладывались друг на друга шлёпки волн о сваи пристани и
шорохи, и скрежеты бортов и снастей десятков покачивающихся судёнышек самых
разных размеров и форм. Навстречу попадались молодые загорелые женщины,
седые мужчины, все босиком, большинство только в купальных костюмах или
лёгких загородных одеждах. И мне вдруг показалось, что мы уже не в центре
города, а далеко-далеко отсюда. Даже шумы города, шумы улицы почему-то не
доходили сюда. Может быть, это было оттого, что наша пристань была метра на
три ниже парапета набережной, может, сетка играла роль какого-то демпфера
звуковых колебаний, а может быть, это был просто психологический эффект -
ведь здешняя жизнь, казалось, не имела никакой связи с городом.
Чем дальше по причалу вдоль стены набережной шли мы с Диком, тем яснее
чувствовали нелепость наших, ещё минуту назад казавшихся нормальными одежд.
Наконец, Дик остановился, разулся, снял, бросив на руку, свой пиджак,
распустил галстук. Я последовал его примеру. Так мы и дошли до причала
Дика - одного из выступов идущего вдоль набережной "большого" причала.
"Сюда", - сказал Дик и подошёл к белой, с множеством широких окон, яхте
обтекаемых очертаний, вокруг которой шла неширокая палуба. Яхта эта была бы
совсем похожа на плавучий дом, если бы не передняя её часть, оканчивающаяся
высоким, очень каким-то мореходным носом, верхняя часть которого
образовывала просторную носовую палубу. Корабль-дом покачивался, уткнувшись
носом в доски причала. Дик легко вспрыгнул на борт. Корабль-дом даже не
покачнулся. Я последовал за Диком Внутри яхта состояла из трех отделений:
носовой ходовой рубки, жилой каюты и машинного отделения. Открыв
водонепроницаемую дверь с носовой палубы, вы оказывались в ходовой рубке
Морской компас, радионавигационное оборудование, радиостанция, штурвал
занимали всю её переднюю часть. Вдоль задней стенки стояли небольшие
диванчики. Пол был застлан толстым ковром. "Здесь будем жить мы", - сказал
Дик. Проход в середине задней стены рубки вёл в жилую каюту. В каюте по
обоим бортам стояли диваны, стол в середине, холодильник. "Здесь живут дети.
Собственно, одна только Сара. Ведь Энди сейчас работает в Антарктиде.
Простым рабочим. Пошёл по моим стопам", - сказал Дик.
И мы с Диком действительно жили в ходовой рубке. По вечерам мы
подметали и пылесосили наш шикарный пол-ковёр, стелили на него простыни - и
постели были готовы. Утром вскакивали, в плавках бежали по упругим доскам
бона на дебаркадер. Там помещались души, туалеты. Было там и маленькое кафе,
но мы всегда завтракали у себя на борту. Корабль был подключён к городской
электрической сети, и электрокипятильник работал. А кроме того, у нас была
ещё и камбузная плита, работающая от газового баллона. Иногда мы открывали
машинное отделение. Там поблёскивал деталями огромный восьмицилиндровый