"Игорь А.Зотиков. Я искал не птицу киви " - читать интересную книгу автора

Мужчины разделились на две группы и не торопясь, чуть с иронией, пошли:
одни - к одинокому дереву, другие - к кустам опушки. Каково же было всеобщее
удивление, когда оказалось, что - да, все вокруг действительно заросло
пойзон айви. Но удивительнее всего было то, что кто-то первый выбрал именно
это одинокое дерево в центре поляны, чтобы положить к его корням свой
рюкзак. А потом уже каждый подходил к этому дереву и не глядя бросал свои
вещи рядом. На смятых кустиках пойзон айви лежали десятки взрослых и детских
рюкзачков.
С интересом следили мы за тем, как мужчины осторожно брали вещи из
кучки вокруг дерева, протирали их пучками травы и переносили в другое место.
Наконец все успокоилось, хотя мамы и продолжали зорко поглядывать за
детьми. В центре поляны разгорелся костёр. Быстро темнело.

Пламя на Ростральных колоннах

Кто-то мягко и, как близкий, уверенно пожал мне руку у плеча. Это был
Честер Лангвей, руководитель лаборатории по исследованию ледяных кернов
Университета штата Нью-Йорк. Честер - хранитель тысяч кернов, в том числе и
того, который мы извлекли из шельфового ледника Росса.
- Смотрю я на этот костёр, Игорь, и снова и снова вспоминаю костры там,
в твоей России, в Ленинграде. Как все по-разному - и в то же время одинаково
там и здесь...
- Спасибо, Честер, я чувствую это тоже, - шепнул я в ответ и вспомнил
международную телеграмму, которую мне передали из Президиума Академии наук в
Москве весной этого года.
Телеграмма была от Честера. Он, писал, что едет в Европу и хотел бы
посетить СССР. И вот в конце апреля 1981 года Честер уже стоял в
международном аэропорту Шереметьево.
Сначала Честер посетил наш Институт географии Академии наук СССР,
сделал доклад о достижениях своей лаборатории. Потом мы поехали в Таллин,
где занимаются теми же вопросами, что и Честер, а после этого - в Ленинград,
центр советских исследований полярных стран: Арктический и антарктический
институт. Удивительная это была поездка. Днём мы работали: выступали с
докладами, осматривали лаборатории, а по вечерам ходили в гости, театры.
Уже восьмого мая мы закончили все дела в этом городе, и можно было бы
ехать в Москву, но следующий день был нерабочим и я решил провести его с
Честером здесь, в Ленинграде. Что-то подсказывало мне, что даже русскому
важно хотя бы раз побывать в этом городе в день 9 мая, а уж иностранцу тем
более.
И вот наступило утро. Чудесное майское утро 1981 года. Я уже заранее
решил, что этот день мы проведём на Пискаревском кладбище. И мы поехали
туда. Мы прошли с необъятной, полной детей и очень старых людей толпой под
тихую траурную музыку весь длинный путь мимо огромных, плоских братских
могил, покрытых свежей травой и заваленных цветами, конфетами, детскими
воздушными шариками и игрушками. Мимо братских могил, на которых не было
имён, только год: "1941", "1941", "1941"... "1942", "1942"... "1943". По
дорожкам большого, полного тихой музыки кладбища шли тысячи и тысячи людей,
семьями и в одиночку, чувствовалось: для многих из них - это своё,
"домашнее" место. И цветы, цветы...
Я не удерживал слезы. Было видно, как потрясён и Честер.