"Патрик Зюскинд. Голубь" - читать интересную книгу автора

кухонь хозяйских покоев на заднюю лестницу, могла выйти служанка, идущая за
покупками, или мосье Риго, выставляющий свои пустые бутылки из-под вина,
или, чего доброго, сама мадам Лассаль, по какой бы то ни было причине - она
вставала рано, мадам Лассаль, она и сейчас уже встала, по всей лестничной
клетке разносился проникающий аромат ее кофе, - ну и мадам Лассаль открыла
бы теперь заднюю дверь своей кухни, а перед ней на лестничной площадке стоит
он, Джонатан, в своем карикатурном зимнем одеянии при ясном августовском
солнышке - от такой неловкой ситуации так просто не отделаться, ему
придется объясняться, но как?, ему придется что-то соврать, но что? Для его
теперешнего появления не существует приемлемого объяснения. Его можно
принять только за сумасшедшего. Может он и есть сумасшедший.
Он поставил чемодан, достал из него пару полуботинок и быстро стянул с
себя перчатки, пальто, шарф и ботинки; надел полуботинки, уложил в чемодан
шарф, перчатки и ботинки, перекинул пальто через руку. Теперь, как казалось
ему, его внешность снова ни у кого не будет вызывать недоуменных вопросов. В
случае необходимости он всегда может сказать, что несет свое белье в
прачечную, а зимнее пальто - в химчистку. С заметным облегчением он
продолжил свой спуск по лестнице.
Во внутреннем дворе ему встретилась консьержка, которая как раз завозила
с улицы на тележке пустые мусорные баки. Он мгновенно ощутил себя
застигнутым врасплох и остановился. Ретироваться в темноту лестничной клетки
он не мог, поскольку она его уже увидела, ему пришлось продолжить свой путь.
- Добрый день, мосье Ноэль, - сказала она, когда он проходил мимо нее
намеренно бодрым шагом.
- Добрый день, мадам Рокар, - пробормотал он. Больше этого они никогда
ничего друг другу не говорили. На протяжении десяти лет - а столько служила
она в этом доме - он не сказал ей ни слова больше, чем "добрый день, мадам"
и "добрый вечер, мадам" и еще "спасибо, мадам", когда она отдавала ему
почту. Не то, чтобы он что-то имел против нее. Она не была неприятным
человеком. Она ничем не отличалась от своей предшественницы и от своей
предпредшественницы. Она была как все консьержки: неопределенного возраста,
где-то между сорока и шестьюдесятью; переваливающаяся, как у всех
консьержек, походка, полноватая фигура, бледно-землистый цвет лица и запах
гнили. Она, если не ввозит или вывозит мусорные баки, убирает лестницу или
быстро делает свои покупки, то сидит в неоновом свете в своей маленькой
комнатке в проходе между двором и улицей, смотрит телевизор, шьет, утюжит,
готовит или наливается дешевым красным вином и вермутом, точно так же, как
поступала бы любая другая консьержка. Нет, он действительно ничего не имел
против нее. Он просто питал какое-то предубеждение против консьержек как
таковых, ибо консьержки - это люди, которые в силу своих обязанностей
постоянно наблюдают за другими людьми. И мадам Рокар, в частности, была тем,
кто постоянно наблюдал, и в частности за ним, Джонатаном. Было абсолютно
невозможно пройти мимо мадам Рокар, чтобы она не приняла это к сведению, и
это - всего лишь мгновенным, почти неуловимым взглядом. Даже если она
засыпала в своей комнатке, сидя на стуле, что бывало, в основном, в
послеобеденные часы и после ужина, достаточно было малейшего скрипа входной
двери, чтобы она на пару секунд проснулась и заметила проходящего. Ни одна
живая душа на свете не принимала Джонатана так часто и так внимательно к
сведению, как мадам Рокар. Друзей у него не было. В банке он был составной,
так сказать, частью инвентаря. Клиенты воспринимали его не как человека, а