"Москва-Лондон. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Лехерзак Ефим Григорьевич)Глава IIПрошло больше месЯца после ее чудесного освобождения из двухнедельного заточения в Тауэре, этой мрачной королевской тюрьме, а в ушах ее до сих пор звучат оскорбительные до скрежета зубовного слова короля Эдуарда VI, весь этот короткий, отвратительный разговор в каком-то полутемном, промозглом помещении, со стен которого, казалось, не удосужились соскрести плесень далеких веков… — Сударыня, — сказал тогда король своим обычным ледяным голосом, — вы не находите, что вам давно уже пора заняться истинно женским делом? О, разумеется, она недолго думала над своим ответом! — Но для этого мне нужен будет настоящий мужчина, ваше величе- ство! — дерзко парировала она. — Да, вероятно, миледи. Но мне кажется, вы слишком долго ищете своего избранника, и к тому же — в трюмах чужих кораблей. Боюсь, вы чрезмерно привередливы, сударыня. Я, пожалуй, мог бы попросить кого-нибудь из своих придворных что-нибудь сделать для вас в этом отношении. — Ах, ваше величество, вы так добры! — воскликнула она в ярости. — Но, скорее всего, я выбрала бы вас, окажись вы чудом в трюме одного из этих кораблей. — Благодарю вас, сударыня. Мы, пожалуй, подумаем о вас, когда речь пойдет о выборе королевы Англии. Буду крайне огорчен, однако, если мой палач несколько опередит события. При вашей профессии это более чем вероятно. Прощайте, миледи. Надеюсь, слишком кратковременное пребывание в Тауэре все же успело произвести на вас самое благоприятное впечатление. — О да, ваше величество! Только мне очень не хватало вас в соседней камере, чтобы я имела счастливую возможность ежеминутно благодарить ваше величество за доставленное мне удовольствие! — В следующий раз мы непременно учтем все ваши пожелания перед отправкой вас на эшафот. Прощайте, сударыня. Милорд, проводите, пожалуйста, эту чрезмерно храбрую особу. Она свободна… пока… Вот такой разговор с королем Англии! Ах, эта прыщеватая и синегубая дохлятина! Пятнадцатилетний молокосос! Но уже не произносит слова, а выплевывает смертоносный яд! О, встретить бы мне тебя где-нибудь в открытом море — ах, я бы знала, как поступить с тобою, мокрица несчастная! Так гнусно оскорбить женщину одного из древнейших и могущественнейших родов Англии! И за что? Выпотрошила какой-то паршивый испанский корабль, перебив и утопив большую часть команды… Так ее остатки во главе с капитаном подняли невообразимый шум на всю Европу; и, кто знает, не заключи правительство по требованию испанцев отчаянную виновницу международного скандала в тюрьму, кончилось бы все это дело кровопролитной войной между Испанией и Англией. Мрачная холодная камера, тощий вонючий тюфяк, пища, от которой злобно урчал даже ее не слишком изнеженный желудок, грубые надзиратели, настойчиво предлагавшие себя для согревания ее закоченевшего тела, — о, ничто не осело в душе ее таким холодным, колючим и тяжелым грузом, как эта гадкая беседа с королем! В конце концов, следовало бы признать, что он был удивительно вежлив, принимая во внимание обстоятельства, приведшие к этому разговору. Но ядовитая, насмешливая, издевательская и откровенно угрожающая вежливость в устах этого хилого ребенка отозвалась в ее мозгу как оскорбительная пощечина, как публичный плевок в лицо молодой, сильной, здоровой, знатной и красивой женщины. Она кипела от обиды и ненависти. Образ короля с его бескровными губами, источающими яд, мутил ее разум и ожесточал сердце. Никогда прежде она не набрасывалась на своих жертв с такой неукротимой яростью! Месть! Казалось, в каждом своем пленнике она видела теперь это тощее и угловатое тело несчастного короля-ребенка… Между тем в ее избавлении от суда и освобождении из королевской тюрьмы приняла участие почти вся аристократия Англии, так или иначе связанная родственными узами. Весь королевский двор буквально сгибался под натиском вельможных кланов, умолявших, просивших, требовавших и открыто угрожавших правящей династии. Наконец, Тайный совет королевства вынес свое решение, и Эдуард, король Англии, объявил, что злостную пиратку освободят, если король Испании не будет против подобного акта милосердия. Зная отношение владыки Испании и целого полумира к Англии и ее правящей династии, аристократы опустили руки. Отец рвал на себе волосы и вырвал бы, пожалуй, все до единого, не обратись его супруга, леди весьма решительная и деловая, за помощью к сэру Томасу Грешему, лорд-мэру[1] лондонского Сити, влиятельнейшему из купцов страны. Каким образом тому удалось уладить это удивительное и крайне щепетильное дело, аристократы Англии так никогда и не узнали… — Скажите, сэр, как мне отблагодарить вас за спасение моей единственной и, признаться, любимой дочери? — спросил счастливый отец. — Никогда впредь не нападать на мои корабли и на моих людей, — с обез-оруживающей улыбкой ответил лорд-мэр лондонского Сити. — О, в этом я могу вам поклясться, сэр! — Тогда все в порядке, милорд. И вот корабль ее спасителя ограблен, разгромлен, команда утоплена, а капитан избит, связан и валяется у ее ног на дне шлюпки! Ничего не скажешь, хороша благодарность Грешему за спасение! Не иначе — ее преследует злой рок! Отец будет в бешенстве: ведь он поклялся Грешему не трогать его кораблей и его людей. Но, с другой стороны, откуда ей было знать, что именно этот проклятый корабль является собственностью того самого Томаса Грешема, если даже команда не знала этого, а какой-то сумасшедший капитан без конца молол дикую чушь о своей внезапной любви к ней? А тут еще эти двое людей Грешема исчезли с корабля и, скорее всего, станут легкой добычей кровожадного осла Боба, Крошки Боба, прозванного так в насмешку за огромный рост и страшную силу. Ну и влипла в историю, черт подери! Но как же из нее выкарабкаться? — Эй, послушайте, капитан, — проговорила девушка в кромешной туманной мгле, — надеюсь, вы еще живы? — Нннеее… оооччееень… в ээтооом… ууувееереен… прееелесть мояяя… — глухо простучал зубами со дна шлюпки связанный по рукам и ногам капитан. — Боб, посади капитана рядом со мною и развяжи его. — Но, леди капитан… — Делай что приказываю, да поживей! — Но он раскроил черепа двум моим парням, леди капитан! — не сдавался Боб. — Вы должны отдать его мне. Я хотел бы пошарить у него в кишках вот этою пятернею!.. В это мгновение раздался выстрел и большая кожаная шляпа Боба, пробитая насквозь, упала в бурлящее море… — Следующая пуля отправит тебя вслед за шляпой! Забылся?! Или в петлю захотел? Это я могу для тебя устроить и без помощи адмирала! Ну! — Простите, леди капитан, — прохрипел Боб, принимаясь за выполнение приказа, — никогда не знаешь наперед, как истолкуют твои слова… — Заткнись, дурак! Послушайте, капитан, я могу довериться вашему честному слову? Капитан отчаянно затряс головою, не в силах произнести больше ни слова от холода, сковавшего его большое и сильное тело. На нем были сейчас только жалкие лохмотья от прежней одежды, а босые ноги по щиколотку были погружены в ледяную воду. Дождь со снегом хлестал его избитое и окоченевшее тело. Обжигающие брызги волн выбивали из пленника последние остатки сознания… — Боб, одолжи капитану свой плащ и закутай его как следует. — Да, леди капитан. — Одолжи у кого-нибудь сапоги и сухие носки. — Да, леди капитан. Эй, Кинг, стаскивай свои сапожки! — Уж не спятил ли ты, Боб? — Стаскивай, говорю, да поживее! — А как же я-то, Боб? Примерзну ведь к шлюпке… — Не велика шишка… Ну, за борт захотел? — Что там за болтовня, Боб? Уж не нужна ли тебе помощь женщины? — Все в порядке, леди капитан. Только вот носки, пожалуй, немного грязноваты для столь важного господина… — Надень все это… умник… Крошка Боб высоко поднял свои брови и вытянул губы, словно хотел спросить: «Такая важная птица?» Она кивнула, словно хотела ответить: «Да». До берега оставалось полторы-две мили. По-прежнему штормило. Дождь с мелким колючим снегом постепенно раскрошил туман, и он висел теперь над волнами большими лохматыми облаками. Стали с трудом просматриваться расплывчатые береговые очертания… — Иди на корму, — приказала она Бобу, — правь шлюпкой. Но я что-то не вижу двоих других… — Идут, леди капитан, все в порядке. — Хорошо. Причалишь у грота. Иди. Крошка Боб снова поднял было брови и вытянул губы, словно хотел спросить: «Не слишком ли вы рискуете, леди капитан?», но она решительно заявила: — Все в порядке. Иди, Боб, и делай свое дело. — Мне кажется, вы ожили, капитан? — Гммм… Начинаю… черт подери… Благодарю вас за спасение, капитан… — И вы способны говорить со мною как капитан с капитаном? — Нет… — Почему же, позвольте вас спросить? — Вы слишком красивы для этого, прелесть моя! — Но я же говорю с вами, хотя вы слишком глупы для этого! Неужели вы не понимаете, что своей идиотской болтовней оскорбляете меня? Уж не добиваетесь ли вы того, чтобы я возненавидела и уничтожила вас? Поздравляю, вы уже совсем рядом со своей целью… — О, напротив, я хочу, чтобы вы поверили мне: вы действительно сразили меня с первого взгляда и на всю жизнь! Клянусь вам Богом! Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными недоумения, непонимания и даже страха. За все двадцать лет своей необычной, полной опаснейших приключений жизни ей ни разу не доводилось слышать ничего подобного. С раннего возраста привыкшая к грубейшему мужскому обществу отпетых пиратов, относившихся к ней как к товарищу, леди капитан, в сущности, еще не ощутила себя женщиной. Ее льняные волосы были не длиннее волос любого другого члена команды и так же, как и у них, перевязаны по лбу черным кожаным пояском. Кисти рук ее, с обгрызенными и обломанными ногтями, с грубой и шершавой, как напильник, кожей, всегда были покрыты множеством шрамов и ссадин. Высокая, худощавая, с почти незаметной под одеждой грудью, девушка отличалась от своих собратьев-пиратов разве что отсутствием усов и бороды. Да и одевалась она всегда по-мужски: при ее образе жизни другую одежду трудно было бы себе представить. Два пистолета за поясом, огромный кинжал в кожаных ножнах, грубошерстный плащ и широкополая шляпа с высокой острой тульей — все как у всех пиратов на свете. Но все ли? О нет! Присмотритесь-ка повнимательнее к этому бесстрашному и дерзкому пирату, и вы увидите прекрасные темно-карие глаза, большие, влажные, искрящиеся, какие бывают только у женщин, и сочные, яркие губы, призывную женственность и прелесть которых не в силах скрыть даже многочисленные ранки и прокусы. Неглубокий короткий шрам на левой щеке вовсе не портил ее облика, она же сама не обращала никакого внимания на этот почетный знак пиратской зрелости. Женщина? Пират! Ибо женщина в ней еще не проснулась… Пленник смотрел на нее своими дерзкими, шальными, едва прищуренными зелеными глазами, и если бы она уже была настоящей женщиной — о, какую книгу необузданных страстей смогла бы она прочесть в этом хищном, страстном и призывном взгляде!.. Но ничего подобного леди капитан, разумеется, не заметила, и ничто не смутило ее душевного равновесия. Она просто презрительно сжала губы и, опираясь на спины гребцов, перешла на нос шлюпки. — Черт с вами, болтливый осел! — прошипела девушка на прощание. — Вы вовсе не капитан, а мокрая и ощипанная курица! |
|
|