"Свитки Магдалины" - читать интересную книгу автора (Вуд Барбара)4В ушах Бена громко и раздражающе стучало. Он тряс головой из стороны в сторону – она страшно разболелась. Стук продолжался еще какое-то время и прекратился, после чего раздался дребезжащий звон. Бен простонал. Он чувствовал себя отвратительно. Послышалось, как открывается и закрывается дверь. По ковру кто-то тихо ступал. Его тут же окутало облако духов. Раздался нежный голос: – Бен? Он простонал еще громче. – Бен, любимый. Что случилось? С огромным усилием он открыл глаза и увидел Энджи, она стола перед ним на коленях и смотрела полными заботы и любви глазами. Он хотел заговорить, но казалось, будто его рот набит кроличьей шерстью. Он никак не мог понять, почему лежит на диване и почему у него так страшно раскалывается голова. – Я стучала и стучала, затем решила воспользоваться своим ключом. Бен, что случилось? Почему ты спишь в одежде? – Что? – с трудом спросил он, затем произнес: – О боже… Который час? – Уже почти полдень. Я звонила и звонила, но ты не подходил к телефону. Ты заболел? Он еще раз посмотрел на нее затуманенным взором, наконец ему удалось сосредоточить взгляд на одной точке. – Почти полдень! Не может быть! – Затем Бен сел прямо. – Мое занятие! – Профессор Кокс звонил мне сегодня утром и спрашивал, где ты. Я сказала ему, что ты сильно заболел и не можешь подняться с постели. Теперь я вижу, что сказала почти правду. Что случилось? – Я уже приготовил для них контрольную работу… – Он отменил занятие. Все в порядке. – Но я ведь и в прошлый четверг не провел занятия. Придется взять себя в руки. – Он опустил ноги на пол и обхватил голову руками. – Безобразие, меня мутит. Ты сделаешь кофе? – Конечно. – Энджи ушла на кухню, и аромат цветов улетучился. – Дорогой, что с тобой стряслось? – Вчера я перевел весь свиток, а затем… а затем… – Бен протер глаза. Что же случилось потом? Что было не так? Почему не удается вспомнить, что произошло после того, как он закончил перевод свитка? Почему в его памяти наступил провал? Почему не удается вспомнить, что произошло после того, как он закончил перевод, и до того, как Энджи застала его на диване? – Боже… – пробормотал он, все еще держась руками за голову. – Я чувствую себя ужасно. Что же на меня нашло прошлой ночью? – Бен сказал громче, чтобы Энджи слышала: – Должно быть, я страшно устал. Мне так кажется. Он пошел в ванную, принял холодный душ, привел себя в порядок и появился в свежей одежде, но мысль о странной потере памяти, случившейся во время последнего перевода, не выходила у него из головы. Бен помнил лишь необъяснимое и непреодолимое побуждение, охватившее его, заставившее продолжить работу, несмотря на крайнюю усталость, до тех пор, пока он не свалился от изнеможения. Это было почти сверхъестественное побуждение, с которым он не мог ничего поделать… Энджи сидела за обеденным столом, она уже разлила дымящийся кофе по чашкам и смотрела, как Бен приближается к ней. – Энджи, извини, что заставил тебя волноваться. Обычно я сплю очень чутко. – Я знаю это. Вот, выпей крепкого кофе. Бен, скажи мне, почему ты сейчас прихрамывал? Ты ушиб ногу? Бен смотрел на нее с некоторым удивлением. – Почему ты спрашиваешь, Энджи? Я всегда прихрамывал. Ты ведь знаешь об этом. – Он почему-то нахмурился. – С того самого дня, как на озере произошел несчастный случай… Энджи смотрела на него с минуту, затем, не обращая внимания на его слова, сказала: – Послушай, мне в голову пришла замечательная идея. Давай покатаемся по побережью. У меня нет никаких дел, да и погода чудесная. Бен машинально посмотрел в сторону кабинета, где под лучом яркого света разметались листы со вчерашним переводом, будто по ним пронесся ураган. Бен снова вспомнил жуткую атмосферу, окутавшую его, пока он работал. Он неожиданно услышал голос матери, которая произносила когда-то столь знакомые, но давно забытые слова. Жизненное кредо Ионы: первый псалом. Как они оба похожи – Иона Мессер и Иона бен Иезекииль. – Мне что-то не хочется… – Я вчера ждала тебя до двух часов ночи. Он ничего не ответил и лишь смотрел в сторону кабинета. Энджи погладила его руки своими длинными прохладными пальцами. – Ты слишком много работаешь. Давай же покатаемся. Мне казалось, что тебе всегда нравилось кататься. Так ты немного развеешься. – Не сегодня. Я не хочу отвлекаться. – Бен бросил взгляд на часы. – Через два часа принесут почту. Я дождусь ее. – К тому времени мы уже вернемся. – Энджи, – сказал он и встал, не прикоснувшись к кофе. – Как ты не понимаешь? Сейчас я не могу бросить работу. – Почему? Кажется, ты сказал, что уже перевел свитки. – Я перевел. Но… – Но что? Что он мог сказать ей? Как объяснить этот неожиданный приказ оставаться рядом со свитками, читать их снова и снова. Слова Давида, это растущее нетерпение, с каким он ждал прибытия следующего свитка. – Дело просто в том, что… – Перестань, Бен. Пойдем. – Нет, ты меня не понимаешь. – Ладно, объясни мне все и, может быть, тогда я пойму. – Перестань, Энджи! Ты даже не спросила меня, о чем говорится во втором свитке! Боже милостивый, он поразителен, а тебя это даже не интересует! Она уставилась на него с раскрытым ртом и молчала. Бен тут же пожалел о том, что сказал. Он засунул руки в карманы брюк и хмуро уставился на пол. – Ах, Энджи, – пробормотал он. Она тут же вскочила и обняла его. Бен заключил ее в свои объятия, и оба так стояли некоторое время. – Все хорошо, – нежно пробормотала она. – Ничего страшного. Я все понимаю, только по-своему. Энджи прижалась к нему, и он понял ее лучше всяких слов. Бен неожиданно стал целовать ее в уста, щеки, шею. Он действовал торопливо и резко, будто отчаяние вынудило его отдаться любовной страсти. Он держал Энджи так крепко, что ей стало трудно дышать. Бен вел себя как мужчина, движимый слепым вожделением. Будто по иронии судьбы зазвонил телефон. – Черт, – прошептал Бен. – Энджи, оставайся здесь. Я быстро избавлюсь от него, кто бы это ни звонил. Она мечтательно улыбнулась, подошла к дивану и опустилась на него. Энджи сбросила туфли и начала расстегивать платье. Звонили из-за океана, слышимость была плохой, в трубке раздавался треск атмосферных помех и эхо, по голос на том конце принадлежал Уезерби. В этом не было сомнений. – Описать не могу, какое потрясение в лагере вызвала твоя телеграмма! – кричал он с того конца. – Затем мы получили из Лондона телеграмму от Дейва Маршалла. Бен, все совпадает. Семидесятый год! Мы достали бутылку вина и отметили это событие! Надеюсь, ты поступил так же. Послушай, Бен, у меня отличная новость. Мы обнаружили еще четыре кувшина! – Что? – Бен чувствовал, что у него подкашиваются ноги. – Еще четыре! Это невероятно! – Ты уже получил четвертый свиток? Я выслал его заказной почтой в прошлое воскресенье. Я уже сообщал, что третий свиток безнадежно поврежден. От него остался лишь кусок дегтя. Четвертый в плохом состоянии, но все же читабелен. Бен, ты слышишь меня? «Еще четыре кувшина, – с восторгом подумал он. – Значит, у Давида бен Ионы хватило времени, чтобы исписать новые свитки!» – Джон, у меня больше нет сил ждать. Мое волнение не выразить никакими словами. – Кому ты это говоришь? Газетчики так и шныряют вокруг нашего лагеря. Самые важные люди в Израиле приехали взглянуть на наши успехи. Бен, может быть, мы нашли как раз то, что надо. – В этом нет сомнений, Джон! – неожиданно для себя Бен прокричал в трубку. Он оживился, его тело зарядилось электричеством. На него нахлынуло новое ощущение радости, какого он раньше и не испытывал. – Джон, пришли мне все эти свитки! – Кстати, Бен, ты поверить не сможешь, какой переполох в лагере! У нас возникли проблемы с местными рабочими. Услышав о проклятии Моисея, те ночью сбежали все, как один. Нам пришлось нанять новую группу рабочих из Иерусалима. – Проклятие Моисея… – Бен произнес эти слова и голос его осекся. В трубке трещало и ревело, будто в нее ворвались волны океана и тысячи голосов звучали одновременно. – Бен, мне пора возвращаться к раскопкам. Я приехал в Иерусалим, чтобы позвонить тебе и выслать еще один комплект фотографий. На этот раз они хорошего качества. Когда Уезерби повесил трубку, Бен весь дрожал от волнения, казалось, сердце вот-вот разорвется. В голове роились тысячи мыслей. «Проклятие Моисея», – снова и снова мысленно повторял он. Эти слова сверлили мозг, оставили странный привкус во рту. Проклятие Давида почему-то больше не казалось странным и забавным. Еще недавно Бен относился к нему с иронией, но на этот раз ничего подобного не произошло, ибо проклятие Моисея по непонятной причине вдруг стало совсем несмешным. – Бен? Кто это звонил? Уезерби? «Давид, откуда это проклятие и почему оно такое страшное? Что в этих свитках такого замечательного и ценного, что ты навлек на них чары, дабы сохранить их целыми и невредимыми?» – Бен? «Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотой и оцепенением сердца». – Бен! Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Энджи уже оделась и держала сумочку в руках. – С минуты на минуту я получу еще один свиток. – Он услышал свой голос. – Новость об этом попадет в заголовки газет. Не знаю, как долго Уезерби удастся скрывать все это, особенно после того, как пошел слух о проклятии… – Ладно, я тебе мешаю, а я обещала не делать этого. Так что я ухожу прямо сейчас. Бен? – Может, я зайду к тебе сегодня вечером… – Обязательно зайди. – Она поцеловала его в щеку и ушла. Бен не стал терять время на то, чтобы привести свой стол в порядок и подготовиться к переводу следующего свитка. Он двигался, странно жестикулируя, все его существо дышало энергией, над которой он был безвластен. Бен поехал в университет и объяснил профессору Коксу причины болезни, вызвавшей отмену двух занятий по иллюстрированным манускриптам. Бен заверил его, что такого больше не случится. Наконец Бен вошел в свой кабинет, тут же разобрался с неотложной бумажной работой, выбежал из здания и направился к тому месту, где поставил свою машину. Он уже подходил к студенческому клубу, как натолкнулся на Джуди Голден. – Привет, доктор Мессер, – сказала она, словно обрадовавшись, что встретила его. – Привет. – Он остановился из вежливости, но ему не терпелось продолжить путь. – У вас сегодня занятия? – Нет. Я пришла поработать в библиотеке. – Она протянула книгу корешком к нему, чтобы он мог прочитать ее название. – Толкование коптских текстов, – прочитал он. – Звучит интересно. – Не очень. В холодные вечера я больше люблю свернуться калачиком и почитать готический рыцарский роман. Однако в библиотеке по интересующей меня теме больше ничего не было и… – Она пожала плечами. – Надеюсь, вы найдете в ней то, что ищете. – Он хотел скромно двинуться дальше. – Я сегодня утром заходила на ваше занятие по рукописям, но его отменили. – Да… – Я подумала, что вы принесете ту рукопись… – Джуди умолкла и ждала с надеждой. – Но, похоже, вы ее не принесли. – Нет. Я совсем забыл. На ее лице читалось разочарование. – Завтра постараюсь не забыть об этом. В последнее время у меня появилось столько дел… – Я понимаю. – Джуди вдруг почувствовала себя неловко. Она еще крепче прижала книги к груди и, рассмеявшись, сказала: – Я не хотела, чтобы вы считали меня назойливой. Черт подери, но ты ведь действительно назойлива, подумал он. – Эта рукопись может и подождать. Просто, как это сказать, она не дает мне покоя. Подумать только, увидеть коптскую рукопись, которая еще не переведена. Я хотела сказать, что о ней даже еще нигде не упоминается. Мне хотелось быть причастной к особой тайне. Наверно, я выражаюсь странно. Бен пытался улыбнуться ей в ответ. На мгновение пронеслось воспоминание, как он сам учился в колледже и как тогда его волновали фрагменты свитков. Его друзья, выбравшие своим главным предметом биологию и математику, все время подтрунивали над его «интеллектуальными» наклонностями. Сейчас больше никого не называют интеллектуалом. Сегодня в моду пошло слово «чудак». – Я вряд ли вспомню, что ее надо принести, – наконец признался он. – Что и говорить, я ведь никак не могу вспомнить, что утром надо проводить занятия. – Что? – Фирменная шутка. Вот что я скажу. – Он достал из кармана небольшую записную книжку, скрепленную спиралью, и что-то быстро записал в ней. – Вы не сможете как-нибудь зайти за ней ко мне? Я дам вам саму рукопись и свои переводы. Вы сможете оставить ее у себя на неделю. Не возражаете? – Как я могу возражать! Бен умел проникать в чувства собеседника. «Разве я мог бы возразить против того, чтобы получить еще один свиток из Магдалы?». – Я хотел сказать, что вы могли бы зайти ко мне. Если вы возражаете, то мне придется напомнить себе о том, что Александрийский канон надо захватить с собой на занятие. – Нет, меня это вполне устраивает. Когда вам удобно, чтобы я пришла? – По вечерам я почти всегда дома. – Что ж, тогда большое спасибо. – Заходите в любое время. До свидания. Бен обрадовался, что избавился от нее и снова идет домой. Джуди была настоящей фанатичкой, чтобы ее вынести, требовалось большое терпение. Возможно, его наэлектризованное существо столкнулось с достойным партнером: два человека, энергия которых бьет через край, не могли найти ей выхода. Чтобы быть восприимчивым к чему-либо подобному, надо сохранить беспристрастность. А сейчас Бен не был способен на это. Почтовый ящик оказался пуст. Бен подумал, что умрет на этом же месте. Ящик пустовал, но почтальон приходил. Энджи сказала бы: «Жизнь – скверная штука», но Бен, поднимаясь по лестнице, лишь бормотал: «Проклятье, проклятье, проклятье». Оказавшись дома, он не знал, куда деть себя. Музыка не помогала. Вино показалось безвкусным. А мысль о том, чтобы поесть, ему даже в голову не пришла. Он начал расхаживать по квартире. И расхаживал целый час. Джуди Голден постучала в дверь ровно в семь часов. Подумав, что это Энджи, Бен широко распахнул ее. – Привет, – сказала юная еврейка. На ней были те же голубые джинсы и сандалии, но теперь поверх футболки она натянула мешковатый свитер. – Вы скажете, что я времени зря не теряю. – Вы времени зря не теряли. – Я вам помешала? – Вовсе нет. Зайдите на минутку, я разыщу рукопись. Не помню, куда я положил ее. Он исчез в кабинете. Джуди продолжала стоять и оглядывала квартиру. Свет проникал сюда лишь сквозь занавески от уличного фонаря. Она последовала за Беном в кабинет. Бен поднимал то одну стопку книг, то другую. – Я куда-то положил эту чертову штуку, но сейчас уже не помню. Джуди улыбнулась и подошла к его столу. – Со мной бывает то же самое. Я занимаюсь то одной работой, то другой. Не то чтобы у меня была короткая память, но я действительно очень рассеянная. Пока он искал, взгляд Джуди случайно упал на фотографии, разложенные на столе. Даже не думая, она невольно прочла ту, которая была помечена вторым номером. Затем Джуди быстро прочла всю «страницу» и только тогда сообразила, что это за фотография. Она подошла ближе и вслух пробормотала вторую строчку: «Barukh Attah Adonai Eloheimu Melekh ha-Olam».[16] Заметив, что на остальных фотографиях тексты написаны не на иврите, а на арамейском языке, который она узнала, но не понимала, Джуди мрачно нахмурила лоб. – Доктор Мессер, это интересные фотографии. – Вот она! – Он вытащил конверт из-под тяжелого тома. – Я так и знал, что она где-то здесь, рядом. Так вот, эта рукопись и мои записи находятся внутри конверта. Что вы сказали? Ах, эти фотографии. – Он посмотрел на них. – Да… это нечто особенное… – Можно спросить, что в них? От них невозможно оторваться. – Да, вы нашли точное выражение. – Он тихо рассмеялся и передал ей александрийскую рукопись. – Это древние свитки, которые я сейчас перевожу. Надеюсь, работу скоро закончу. – Вот как. Знаете, кажется, они какие-то странные. Но я могу и ошибаться. – А что, вам что-то известно о древних свитках? – Только то, что мне попадается в избранном предмете. Вторую фотографию я могу прочитать, потому что она на иврите. Остальные тоже представляют молитвы подобно этим? – Нет… – задумчиво ответил он. – Нет, это не молитвы. Они больше напоминают… ну, признаться честно, я этого объяснить не в состоянии. – Нет, я уверена, что раньше никогда не видела таких, текстов. – Видите ли, – на его губах вдруг появилась улыбка, – это потому, что больше никто их раньше и не видел. По крайней мере, на протяжении девятнадцати столетий. Джуди посмотрела ему прямо в глаза, соображая, о чем он говорит, но когда до нее дошел смысл сказанного, она прошептала: – Вы хотите сказать, что их только что обнаружили? – Вот именно. У Джуди сделались большие глаза. – В Израиле? – В… Израиле. Джуди громко вдохнула воздух, затем сделала выдох и вымолвила: – Доктор Мессер! – Да, конечно, это интересная находка. – Бен пытался говорить спокойно. Джуди начала волноваться, он это видел, он это чувствовал. Ее глаза округлились, голос напрягся. Видя ее реакцию, Бен распалился еще больше. – Но я ничего не слышала об этом! – В прессе пока ничего нет. Свитки нашли всего несколько недель назад и пока эту новость держат в тайне. Джуди повернулась к фотографиям, совсем забыв, что держит в руке Александрийский канон. Тот потерял для нее былую важность. Выражение ее лица тронуло Бена, ибо в нем отражались мысли девушки, ее переживания, связанные с тем, что она только что сказала. Ее настроение удивительным образом сочеталось с его собственными переживаниями. – Скажите, – в порыве эмоций спросил он, – вы хотели бы прочитать их? Я имею в виду свои переводы. Она взглянула на него, словно не поверила своим ушам. – Разве это возможно? – Конечно. Пока еще это что-то вроде тайны, если мы понимаете, что я имею в виду, но думаю, все будет в порядке, если вы… – Бен уже сомневался, произносит ли его уста те слова, которые он действительно хотел сказать. После того как Бен, взяв записную книгу, отвел Джуди в гостиную, он пожалел о своей опрометчивости. У него были коллеги, другие профессора и специалисты в этой области, из которых кто-то мог оказаться наставником Джуди. Она могла проговориться в их присутствии… Лицо девушки оставалось непроницаемым, пока она, закинув ногу на ногу, сидела на диване и читала его перевод. Джуди не отрывала глаз от страниц. Выражение ее лица ни разу не переменилось. Она дышала медленно и неглубоко. Джуди подалась вперед и сидела ненапряженно, длинные черные волосы упали ей на плечи. «Значит, – подумал он, наблюдая за ней, – перевод не произвел на нее впечатления». Однако когда Джуди Голден наконец оторвалась от записной книжки, ее глаза сказали то, что скрывало лицо. – Не хватает слов, чтобы описать это, – тихо произнесла она. – Да. – Он выдавил смешок. – Я понимаю вас. – Если Бен и был объективным ученым, точно переводившим свитки, то только сейчас. В Джуди Голден было нечто такое, что сейчас нарушило его спокойствие. Она реагировала совсем не так, как Энджи, которой эти свитки были безразличны. Нет, эта девушка с наклонной звездой Давида на шее реагировала точно так, как Бен того ожидал. Он уже не жалел о том, что показал ей свой перевод. – Позвольте мне рассказать вам о том месте, где их обнаружили. – Бен кратко описал Хирбет-Мигдалу, где велись раскопки, рассказал о том, как Джон Уезерби искал древнюю синагогу и в конце концов чисто случайно нашел целую «библиотеку». Хранить драгоценные свитки в кувшинах, как вы знаете, было обычной практикой в древнем Израиле. Только до сего дня они были религиозного содержания. Видно, Давид бен Иона считал свои свитки не менее важными, чем Священное Писание. – В этом нет сомнений! Ему ведь очень хотелось, чтобы его сын прочитал их. – Она уставилась куда-то вдаль. – Только интересно, почему он этого хотел. – Мне тоже это интересно. – Только вот печально. – Что вас опечалило? – То обстоятельство, что сын Давида так и не обнаружил их. Бен уставился на Джуди Голден. Ее круглое лицо при свете лампы казалось бледным, а волосы – гораздо темнее и гуще. – Мне это не пришло в голову, но думаю, вы правы. На двух кувшинах – тех, которые сохранились лучше остальных, – осталась его пометка в том месте, где они были запечатаны, а это означает, что их не открывали. К тому же, если бы его сын прочитал их, он бы не стал снова запечатывать кувшины и прятать их в тайном месте. Разве не так? Думаю, вы правы. Его сын… единственный человек, которому он хотел передать свитки… чтобы исповедаться… – Как печально. Ведь эти свитки предназначались не нам. Бен резко остановился, затем обошел комнату, включил несколько ламп, и все кругом озарилось ярким светом. Глупо переживать драму, которая завершилась две тысячи лет назад. Какой толк горевать по человеку, умершему двадцать столетий назад! – Хотите кофе? – «Давид, но почему твой сын не нашел свитки? Что с ним произошло?» – У меня только растворимый. – Благодарю, я привыкла только к растворимому. «Боже мой, Давид, неужели ты не знал до того, как смерть закрыла тебе глаза, что твой сын никогда не прочтет эти свитки? Неужели ты умер, сознавая, что все это напрасно?» Бен машинально передвигался по кухне – открыл воду, воткнул что-то в розетку, что-то достал ложкой. Вернувшись, он обнаружил, что Джуди снова погрузилась в чтение его перевода. Он поставил чашки с ложками, сливки и сахар на стеклянную поверхность кофейного столика. Нет, с досадой подумал молодой профессор, мы не те, кому полагается читать все это. Это должен был читать твой сын. Кем бы он ни был, что бы с ним ни случилось… – Наверно, мой почерк не очень разборчив. – Он услышал собственный голос. – Мне все понятно. – Жаль, что я не умею печатать. Я так и не научился этому. Не представляю, в каком виде я отправлю Уезерби все это. – Доктор Мессер, я охотно все напечатаю. Откровенно говоря, этим вы окажете мне честь. Он заметил, как ее глубокие карие глаза засветились гордостью, они глядели открыто и искренне. Бен улыбнулся ей. Сейчас Джуди Голден действовала на него успокаивающе. Бен сам удивился тому, что откровенно разговаривает с ней о свитках. – Только представьте эти годы, – сказала она, – от тридцать четвертого до семидесятого года нашей эры! Какой отрезок истории! Вообразите, что он может поведать в последующих свитках! – Она взглянула на небрежный почерк Бена. Однако интересно… – Что? – Интересно, откуда ему стало известно, что он умрет. Он ведь вроде как не сидел в тюрьме. Может, он болел. А вам не кажется… – Она посмотрела на него. – А что, если он собирался покончить с собой? Бен закрыл глаза. Ах, Давид. Неужели ты совершил столь тяжкое преступление? – Вот занятное место. Интересно, что он имел в виду. Бен открыл глаза. Она показывала рукой на страницу. – «Хранитель врат Иерусалима…» – И вот здесь. «Ты увидишь лицо своего отца». Доктор Мессер, как вы думаете, Давид не ждал прихода Мессии? – Это возможно. – Бен сощурился и уставился на собственные каракули. – А не мог ли он быть… – Только не произносите это. – Почему? – Потому что это банально. – Что тут банального, если Давид мог оказаться христианином? – Такая вероятность астрономически мала. Вы же сами знаете, что в первом веке возникало множество религий и странных сект. Иисус в то время был не единственным, за кем шли фанатичные приверженцы. Если ему сегодня поклоняются миллионы, это не означает, что так было в то далекое время. – Однако Давид был евреем и жил в Иерусалиме. – В этом городе жили сотни тысяч людей, к тому же там в то время действовало не менее сотни популярных сект. Думаю, что такая вероятность крайне мала. Это все равно, что пытаться найти рехавита,[17] ессея или зелота. Именно таким, скорее всего, и был Давид. Джуди едва заметно повела плечами. Она продолжала читать. – Вот и совпадение. Он – член племени Бенджаменов. – И что? Джуди подняла голову: – Разве вы сами не принадлежите к этому племени? – Думаю, моя семья так и не узнала, к какому племени она принадлежит. Похоже, имя Бенджамен носил один мой дядя, в честь которого меня и назвали. Какое-то время оба сидели не говоря ни слова и пили кофе. Тут Джуди взглянула на часы и наконец сказала: – Доктор Мессер, мне пора идти. Оба встали и виновато посмотрели друг на друга, хотя никто из них не знал причину этого. Бен смотрел на Джуди и думал, что провел вместе с ней приятный час, показал ей нечто личное, поделился с ней тем, чем не мог бы поделиться больше ни с кем. Подумав об этом, он почувствовал себя неловко. Пока оба шли к выходу, она сказала: – Дайте знать, когда я смогу напечатать ваш перевод. – Я буду иметь в виду. Когда он открыл дверь, она остановилась, посмотрела на него и едва заметно улыбнулась. – Вы скажете, когда получите очередной свиток из Израиля? – Разумеется. В ту же минуту, как получу его. На этом они расстались. Бен закрыл за ней дверь и прислушивался, как в коридоре удаляется шум ее шагов. Совсем не думая, что он станет делать дальше, Бен тут же решил зайти к Энджи и провести у нее ночь. Все равно сегодня больше делать нечего, да и квартира сейчас показалась какой-то холодной и пустой. Оставив немного еды для Поппеи, которая спряталась, когда пришла гостья, Бен обошел квартиру и всюду выключил свет. Оказавшись у стола, он взглянул на него и заметил, что Джуди забыла александрийскую рукопись. Он уже разогревал двигатель своей машины в подземном гараже, когда перед ним вдруг возник сосед, холостой музыкант, живший рядом. Тот помахал руками, затем подошел к окошку со стороны сиденья водителя. – Привет, старик, – сказал сосед, облокотившись о машину Бена. – Как поживаешь? – Неплохо. Тебя совсем не видно в последнее время. – Я уезжал. Вернулся только сегодня утром. Послушай, я уже выходил из дома, как заметил тебя. И решил поймать мгновение, пока это возможно. – Он порылся в кармане куртки и вытащил небольшой листок желтой бумаги. – Сегодня вечером я нашел это в своем почтовом ящике. Почтальон ошибся. Эта штука адресована тебе. – Вот как. – Бен взял бумагу и взглянул на нее. – Я подумал, что это важно, – сказал сосед. – Наверно, сегодня днем почтальон принес заказное письмо, а тебя не было дома. На этой бумажке записано, что ты можешь забрать его на почте между девятью и пятью часами. – Точно. Большое спасибо. – Не за что. – Музыкант оторвался от машины, небрежно махнул рукой и удалился. Бен уставился на обратный адрес, указанный на желтой бумажке. Иерусалим. |
||
|