"Азовская альтернатива" - читать интересную книгу автора (Спесивцев Анатолий Фёдорович)

Тем временем… Европа и Азия, июль 1637 года от р.х

Османские войска под Багдадом продолжали испытывать трудности, несмотря на то, что были объективно сильнее персидской армии. Большой победы или взятия этого великого города султану добиться не удавалось. И вести с Северного Причерноморья добавляли плохого настроения и без того крутому Мураду. Сообщения о взятии казаками Темрюка и разгроме флота переполнили изначально небольшую чашу его терпения. Великий визирь Байрам-паша последовал на тот свет с небольшим промежутком вслед за своим предшественником, Мехмед-пашой. На сомнительно привлекательное место великого визиря взобрался Таятоглу Мехмед-паша. С подачи, конечно же, несравненной и неувядаемой Кёслем-султан, матери султана.

Волна казней прокатилась и по войску, осаждавшему Багдад. Посажениями на кол, четвертованиями и сдираниями с живого кожи, наконец, простыми отрубаниями голов в огромном количестве, Мурад хотел взбодрить войско, принудить его к решительным действиям. Однако массовые казни помогали в войне с персами плохо. Если помогали вообще.

В полевой войне, протекавшей одновременно с осадой, османам очень не хватало многочисленной и скорострельной татарской конницы. Султан, несмотря на славу пьяницы, бывший последовательным и решительным правителем, и это прекрасно понимал. Настроения ему это понимание не улучшало. Частично его неудовольствие и ярость выплеснулись даже в письмах к матери, где он опять поднял вопрос о противоестественном для Османской империи существовании живого брата правящего султана. И в очередной раз потребовал смерти для Ибрагима.

По Стамбулу пошли упорные слухи, что советники султана склоняют повелителя правоверных не только к казни брата, но и к заточению матери. И Мурад уже дал предварительное согласие. Естественно, подобные вести были донесены валиде-ханум Кёслем-султан без малейшей задержки. Прожжённая интриганка не могла не прислушаться к ТАКОЙ новости, слишком уж тяжёлые последствия грозили фактической правительнице Османской империи последних десятилетий. Простые же размышления были не в стиле Кёслем-султан. Она немедленно начала действовать, желая упредить опасный для себя поворот событий. Под Багдад отправился гонец. Почти на два года раньше, чем в реальной истории.

Признаки ослабления империи из-за внутренних дрязг подарили очередную надежду придавленным страшной тяжестью провинциям и народам. Заволновались курды, армяне, греки, сербы… Управлявшие провинциями и наблюдавшие за зависимыми царствами паши потребовали усиления гарнизонов или уменьшения податей. А почти вся армия продолжала торчать под стенами Багдада и сама нуждалась в подкреплениях. Даже в Стамбуле начались волнения среди бедноты и криминального дна. Те, кто был никем, возжаждали получить хотя бы что-то. Например: возможность пограбить богатые и не очень кварталы греков, армян, евреев. Огромную, подгнившую, но ещё мощную империю зримо затрясло.

Не было успокоения в Крыму. Крымский хан с помощью казаков Хмельницкого одержал несколько побед в сражениях с противниками, которых в последнее время возглавлял решительный Исмаил Гирей. Османская империя не смола послать на помощь своему ставленнику большее количество воинов, чем пришло с Хмельницким казаков. А побеждать при численном преимуществе противника турки давно разучились, если когда-либо умели.

Однако, безусловно, победив врагов в сражениях, Хмельницкий оказался в трудном положении. Не в силах победить врагов в открытом бою, Исмаил Гирей перешёл к партизанской тактике. Лёгкая, мобильная и скорострельная конница татар для этого подходила очень хорошо. Связывали Крымского хана и Хмельницкого и не взятые османские крепости на побережье. Казаки, не имея тяжёлой артиллерии, брали крепости хитростью или внезапным налётом. В сложившейся ситуации ни на то, ни, тем более на другое, рассчитывать не приходилось. Затворившиеся в крепостях турки были настороже. А на взятие подрывом стен необходимо огромное количество пороха. У казаков его столько не было. Да и не везде в Крыму возможны глубокие подкопы.

Хмельницкий многократно требовал у азовских атаманов поставки запугивающих ракет, но… своя рубашка ближе к телу. Ракеты, всё новые и новые их партии, были нужны самим донским казакам и их запорожским союзникам на Кавказе. Запорожцам, воевавшим в Крыму, их обещали. Когда-нибудь.

После перехода войны в партизанскую и малоосмысленно осадную казаки перестали получать трофеи, хотя количество тягостей и опасностей для них совсем не уменьшилось. Своей войну татар друг с другом они не считали и начали роптать. Для Хмельницкого запахло жаренным и он взбешенный рванул в Азов выяснять отношения.

Совсем плохо складывалось положения для местного православного люда в Малороссии. Уход на юг большей части запорожцев, резкое ослабление татарской опасности, развязали панским холуям руки. Ограбление людей панами и подпанками, еврейскими ростовщиками и арендаторами, приняло вопиющие формы и размеры. Хлопы не выдерживали издевательств и поднимали десятки разрозненных, заранее обречённых на поражение восстаний, подавлявшихся с беспощадной жестокостью. Кровь на Малороссии полилась похлеще, чем во время татарских набегов. Все кто мог, бежали от преследований на юг, в вольные запорожские и донские земли. Многих вылавливали и жестоко казнили панские отряды, но тысячи прорывались сквозь все заслоны.

Среди казаков не пошедших на Кавказ или Крым настроения были близки к бунту. Беженцы прибежавшие на Сечь рассказывали ужасные новости о зверствах творимых в Малороссии панами и их пособниками. Особенно лютовали предатели, недавно перешедшие в католичество или униатство, выслуживались перед хозяевами. Или, как Ярёма Вишневецкий, ставивший себя на один уровень с королями, выказывали рвение в служении богу так, как его научили иезуиты.

Станислав Конецпольский собирался пройтись железной, очистительной метлой и по запорожским землям, но многочисленные крестьянские бунты на Правобережье Днепра не позволили ему это сделать. Со всех сторон приходили сообщения о жутчайшими способами замученных панах, их управителях, евреях-арендаторах и раввинах. Приходилось то и дело посылать на усмирение быдла военные отряды. Да и реестровая старшина становилась всё менее и менее надёжной. Отказывалась перейти в истинную, католическую веру, держась схизматической ереси. Требовала выплаты реестровых, которых, в данном случае, никто давать им не собирался. Какой король будет платить, если можно этого избежать?

Конецпольские, Вишневецкие, Радзвиллы и ещё несколько магнатских родов всерьёз подумывали о значительном расширении своих владений на юге. Если лайдакам казакам удалось отхватить там плодородные чернозёмы, то уж сиятельным князьям, высокородным графам сам Бог велел добить татар, согнать казачье быдло и осесть на тех благодатных землях.

По дорогам Малороссии ходили лирники, развлекавшие православный люд песнями о героях прошлых лет, разносившие новости о бедах обрушившихся на православный люд из-за утеснений от католиков и униатов. Рассказывали они о и вольных порядках, а землях казаков, где земли — сколько сможешь вспахать, татарская угроза сильно уменьшилась. Ездили по тем же путям торговцы, ежечасно рискуя лишиться товара, а то и жизни. Одинокому торговцу в такую лихую годину нечего было соваться на дорогу, но и, сбившись в большие караваны, они не всегда добирались до цели. Нередко панские каратели находили повод для грабежа. Ведь наказания за такие бандитские действия им не грозило. Магнаты сеяли ветер, не ожидая, что вскоре пожнут бурю. Почти все лирники, немалое количество торговцев и проезжих людей собирали сведения и выполняли поручения ордена характерников.

Начал собирать силы для кампании будущего года владетель Трансильвании и Ракоши. Он ещё не знал, куда поведёт свои войска, но явное ослабление Стамбула сулило восхитительные перспективы.

Зализывали свои раны Кантемиры. Несколько лет сплошных поражений сильно ослабили их, в Буджакской орде среди влиятельных мурз пошёл шепоток, что неудачливых правителей можно было и сменить. И не просто можно бы, а надо бы. Правда, одного явного лидера среди них не было, так что всё осталось на уровне слухов.

В Центральной и Западной Европе продолжала бушевать тридцатилетняя война, османские поражения только порадовали католическую партию, в борьбе с протестантами и присоединившимися к ним французами можно было не бояться удара в спину. Французов, считавших Османскую империю важным союзником и начавшим поставлять им суда для султанского флота, победы казаков вызвали досаду. Но и без казаков у французов хватало проблем, их армия оказалась не готова к серьёзным боям. В Германии продолжалось одно из самых страшных эпох за всю её историю. Не было там места, где человек, даже знатный и богатый, мог бы быть уверенным в своей безопасности. Сотни тысяч готовы были бросить всё и бежать свет за очи. Но, куда?

В Москве Михаил был очень доволен прекращением татарских набегов. Преследования казаков были прекращены, их торговле дан зелёный свет, то есть они были полностью освобождены от государственных налогов и податей (но не от воеводских и приказных поборов, естественно). Князь Черкасский добился ещё одного оказания помощи «донским казакам и запорожским черкасам». Форсирую при этом строительство оборонительной линии на юге.

Однако в самой России было не всё так уж хорошо. Экономика по-прежнему плохо восстанавливалась после неудачной Смоленской войны. Уровень управления страной не мог вызвать восторга у самого благожелательного постороннего человека. Всеобщее мздоимство, продажность чиновников, неразумность многих действий правительства вызывали осложнения в отношениях с торговым, ремесленным людом городов, крестьянами в сёлах. То и дело вспыхивали бунты. Ошибочной была политика опоры на дворянское ополчение, а полки нового строя, показавшие высокую боеспособность, формировались слишком медленно. На дорогах, даже в Подмосковье, шалили разбойники. Так что излишняя осторожность Михаила во внешних делах имела под собой немалые основания. Память о недавней Великой смуте заставляла его быть осмотрительным.

В прикубанские степи пришли отряды калмыков. Разведывали, стоит ли сюда переселяться, хорошие ли здесь места. Впрочем, решать окончательно мог только тайша Хо-Урлюк, некоронованный король переселенцев. Среди его сыновей уже бурлили вражда и ненависть. Каждому хотелось единолично наследовать великому отцу.

Черкесия, существовавшая как единое пространство людей, осознававших свою общность, на казацкое вторжение отреагировала вяло. Не было там единого государства, местная вражда для слишком многих означала больше, чем обида каких-то посторонних черкесов врагами извне. Да и не воспринимало, пока, черкесское общество казаков врагами. Призывы из Анапы, центра исламизации Черкесии от засевших там осман, сплотиться и уничтожить казаков, мало кого трогали. Но даже та, малая часть черкесов, откликнувшаяся на этот призыв, создала для казаков в Темрюке и его окрестностях огромные проблемы. Казакам нужно было срочно искать в Черкесии союзников и они это делали.