"Готовься к войне" - читать интересную книгу автора (Рубанов Андрей)3. Воскресенье, 18.30 - 21.00Выпрыгнув из лифта, слегка задохнувшийся от волнения Знаев обнаружил возле входной двери в свою бывшую квартиру свою бывшую жену - бледную, кусающую губы - и соседа по этажу, невзначай дымящего сигариллой (хороший мужик, не жлоб, однако очень медленный); с большой приязнью он пожал банкиру руку. А сбоку стояла госпожа Знаева, собственная банкира мама, со всеми ее кружевными манжетами, сапфировыми брошками, серебряными колечками на сухоньких пальчиках, резкими подергиваниями маленького, сильно напудренного прямоугольного подбородка и взглядами: в равной степени благожелательными и испытующими. - Господи, мама, - медленно сказал сын, - а ты зачем здесь? - Камилла позвонила - я взяла такси и приехала. - Твой телефон выключен, - сухо сказала Камилла. - Я стала теребить всех подряд. Кстати, сейчас и Герман подъедет. - Как ты? - спросил Знаев, игнорируя упрек. - Как видишь. Не знаю, что он там может делать… - Почти семь вечера, - спокойно сказала мама и поджала губы. - Мальчик просто уснул. - Конечно, - сразу поддержал сосед. - Тем более жара такая. - Я полчаса в дверь стучу, - всхлипывая, возразила бывшая банкирша. - Ногами долбила! Весь дом ходуном ходил… - Дети спят крепко. Знаев в худшее не верил. Не потому, что не хотел верить. Просто Виталик был очень осторожный паренек, удивительно часто задающий папе и маме вопрос: «А это опасно?» Смотри, сын, вот спортсмены на лодке по горной речке сплавляются; а это опасно? Смотри, а вот укротитель заставляет тигра танцевать; а это опасно? При этом ребенок был вовсе не трус, не те гены в себе носил. Папа проверял, специально. И папу полностью устраивало, когда отпрыск, выслушав - один лишь раз, в четырехлетнем возрасте, - краткую выразительную лекцию о недопустимости прикосновений к электрическим розеткам, с тех пор обходил розетки стороной. У лифта послышались голоса, и площадка перед дверью мгновенно наполнилась людьми: помимо двух костлявых спасателей в оранжевых тужурках и доктора в несвежем халате, с лукавым взглядом разбитного циника, появился лохматый, напряженный Жаров. В руках держал мотоциклетный шлем. Запахло крутым мужским потом. - Тут, что ли? - деловито спросил первый спасатель. - Кто хозяин квартиры? Покажите паспорт. Знаев торопливо предъявил. - Расступись, граждане, - велел второй, сутулый, вооруженный огромными гидравлическими клещами. - Какой марки замок? На нижних фалангах его пальцев банкир заметил полустертые татуировки. - Откуда я знаю! - истерично выкрикнула Камилла. - Нельзя ли побыстрее? - Спокойно, - сказал Жаров. - Дай людям работать. Сутулый наклонился, сощурился, поднес клещи. Пробормотал: - Щас все будет. Было заметно, что процесс взлома доставляет ему большое удовольствие. Замок не продержался и трех секунд. Под нажимом стальных челюстей личинка звонко лопнула. Сутулый удовлетворенно, со вкусом пробормотал: «Ага, сука!» - и сделал шаг назад. Его напарник ловко вогнал в дыру отвертку, повернул. Нажал ручку. Знаев тут же оттеснил его плечом, рванулся в квартиру. Сзади топали остальные. В детской было нестерпимо душно. В темно-желтом свете вечернего солнца плавала пыль. Мальчик лежал на кровати, полуголый, боком. Знаев рывком усадил его, потрепал по щекам - тот тихо застонал, открыл глаза. Волосы на головенке были мокрыми от пота. Подскочил доктор, точным движением грубых пальцев поднял ребенку веко, посветил фонариком. - Я ж говорю - уснул. Бессмысленными глазами Виталик обвел стоящих над ним людей, задержал взгляд на клещах, свисающих с плеча сутулого, на манер автомата. - Слава богу, - простонала Камилла, - слава богу… Что ж ты так крепко спишь, сынок? Знаев вытер со лба пот. Он не успел сильно испугаться. Его толкали. В комнату сочли нужным войти все, даже те, кто мог бы и не входить: и напарник сутулого, и сосед. Только у мамы хватило такта задержаться в коридоре. Камилла причитала, прижимая малыша к себе; тот слабым голосом оправдывался. Кто-то с хрустом раздавил одну из валяющихся на полу игрушек - фигурку Бэтмена, что ли. - Душно у вас, - сказал доктор. - Вот и приморило пацаненка. - Спасибо, ребята, - искренне произнес финансист и полез в карман. - Нам-то хули, - солидно ответил сутулый, ловко перехватывая тысячную купюру (банкир хотел дать пятьсот, потом со стыдом себя одернул, все могло быть гораздо хуже, с какой стати жадничать). - Пойдемте, я покажу, чего с замком делать. Там надо только новую личинку купить, сам замочек целеньким остался, я ж его аккуратно… - Хрен с ним, с замком, - перебил Жаров и с намеком хлопнул умельца по кривоватой спине. - Вы молодцы, мужики. Сопя и усмехаясь, мужики растолковали, что нынче каждый третий вызов - вскрытие стальной двери, и ушли, невзначай поглазев на обстановку банкировой резиденции. Потом откланялся сосед, причем Жаров что-то шепотом у него спросил, и тот с улыбкой, но отрицательно покачал головой. Электроторговец заметно расстроился, повернулся к банкиру и заметил: - Откупорили хату меньше чем за минуту. Сколько ты заплатил за этот замок? - Шестьсот долларов. Мне сказали, что это самый лучший замок из всех, которые можно купить за деньги. - Камилла, - громко позвала из коридора мама, - валерьянки накапать? - Да, наверное, - выдохнула Камилла и спрятала лицо в ладони. Банкир подошел, ткнул сына в живот - тот, все еще напуганный, осторожно улыбнулся, - погладил бывшую жену по плечу, хотел сказать что-то ободряющее, набрал воздух в легкие, но вместе с воздухом, пустым, застоявшимся, в ноздри ударил запах парфюмерии - смесь, какофония запахов, - и Знаев с досадой простонал: - Что творится у тебя в доме, а? Все форточки закрыты. Воняет, как в дешевой парикмахерской. Мальчишка угорел. Здесь невозможно дышать. Он задохнулся, и его сморило. Ты что, никогда ничего не объясняла ему насчет свежего воздуха? - Вот ты и объясни! - Мам, - сказал Виталик, - а что тут было, пока я спал? Знаев слегка приврал: пахло не как в дешевой парикмахерской. Пахло как в очень дорогой парикмахерской. Атмосфера, пять минут назад чреватая бедой, постепенно остывала. Камилла пила капли, ее брат - отец двоих детей, давно привыкший к сюрпризам со стороны потомства, - посмеивался себе под нос, Знаев незаметно для присутствующих проделывал дыхательное упражнение, с целью унять сердце; его мама, плотно сдвинув колени, уселась в коридоре на краешке банкетки; Виталик осторожно спрашивал у всех, что это за железная штука была у дяди на ремне через плечо. Вдруг обнаружили себя - все, кроме ребенка - собравшимися на кухне, облегченно вздыхающими вразнобой. Эта склонность русских людей сбиваться в кучи именно на кухнях - при том, что в банкировой квартире имелась просторная гостиная с диванами, кальянами и телеэкранами - самого банкира не удивляла. Половина населения страны росла и мужала в тридцатиметровых хрущевских хавирах, а никак не в лофтах с панорамными видами. - Маленькие детки - маленькие бедки! - бодро провозгласил Жаров и погладил свою сестру по волосам. - Да, - мирно сказала мама. - Ты, Герман, присядь. - Зачем? Я поеду. - Подожди. Нам надо кое-что обсудить. Раз уж собрались. Жаров послушно кивнул, но перед тем, как выполнить просьбу, заглянул в холодильник - очевидно, в поисках пива. Не нашел. Расположился в углу. Знаев подпер собой стену. Сунул руки в карманы. Он уже несколько минут ощущал дискомфорт. Хотелось втянуть голову в плечи. Низкий потолок раздражал. Одной этой причины было вполне достаточно, чтобы отбросить всякую мысль о возвращении в семью. Квартира, когда он ее купил, казалась дворцом - теперь он не мог думать о ней иначе, как о душной норе, обитать в которой - значит, не уважать себя, задыхаться и ежеминутно ударяться плечами о стены. Потерплю два-три года, решил он. Дождусь, пока сын немного подрастет, - и выдерну его навсегда из этого бетонного склепа. А бывшая супруга пусть сидит тут одна, наедине со своими мигренями. - Слава богу, - вздохнула госпожа Знаева, - все обошлось. Могло быть хуже. Не следует оставлять ребенка одного, если он не совсем самостоятельный… Родители позабыли о том, что они родители. У родителей свои дела. Родители свою жизнь не умеют наладить, где уж тут про ребенка помнить… - К чему ты? - враждебно поинтересовался банкир. - Молчи, - сказал Жаров. - К тому, что это вам был знак, - с вызовом ответила мама. - Пора образумиться, друзья мои. Камилла театрально вздохнула. - Слушайте, - тихо сказала мама, обращаясь сразу ко всем. - Сегодня утром я пошла в магазин. И видела нечто страшное. Какая-то женщина вышла, с покупками, и увидела, что ее машина не может выехать со стоянки, потому что дорогу перегородила другая машина. Молодая, красивая женщина, и машина тоже красивая… Они прекрасно смотрелись, и машина, и женщина… Потом женщина стала нервничать. Дождалась, когда вернется хозяин той, другой машины… Причем он сразу дал понять, что виноват, он бегом бежал, он и машину свою поставил неудобно только потому, что отлучился на две минуты. Он извинился. Но женщина стала кричать. Боже, если бы вы это видели и слышали! Как она кричала! Какими страшными черными словами ругалась! Ей было от силы лет тридцать… Мне стало жутко. И не мне одной. Какие-то подростки снимали скандал на видео при помощи своих телефонов. А этой… ей было все равно. Она никого не стеснялась… Мимо шли приличные люди, с детьми… - никого, понимаете? Из нее искры летели! Это была не просто какая-нибудь заносчивая хамка. Ее глаза из орбит вылезли. Волосы - длинные, шикарные - встали дыбом, на всю длину, от корней до концов. Она тряслась, как будто в припадке. Она визжала, как свинья. Из ее рта вылетала слюна. Она разевала рот так широко, что я видела ее гланды… Мама закрыла глаза и покачала головой, демонстрируя крайнюю степень потрясения. - Я видела не фурию, не стерву, не змею. Это был суккуб, дорогие мои. Эфирная женская сущность, питающаяся злом… - Мама, - перебил банкир, - мы все поняли. - Нет, не все! - гневно ответила мадам Знаева. - Я смотрела на нее - но думала не о ней. А о ее мужчине. Я спрашивала себя: кем надо быть, чтоб жить под одной крышей с таким злым существом? Ежедневно видеться? Ложиться в постель? Она превращалась в суккуб - а ее мужчина, значит, наблюдал и не сумел помешать? Или он сам ее такой сделал? Жаров усмехнулся и сказал: - Может, нет никакого мужчины. Или был, но давно. Вот она и злая. - Тогда откуда у нее дорогая машина? - Сама заработала. - Нет, Герман. Она не выглядела как человек, который работает… - Мама сменила позу. - Дети, скажите мне, старухе: что с вами происходит? У вас есть все, у вас полно денег - откуда такая дикая злоба? - От них и злоба, - вздохнула Камилла, слушавшая весь рассказ с большим вниманием. - От денег. Смотри- ка, бессребреница выискалась, подумал Знаев с большой злобой. - Деньги - конечно… - ответила мадам Знаева. - Но они не причина. Люди образуют семьи именно для того, чтоб не ожесточиться. Не одичать. Чтоб оставаться людьми, а не суккубами и инкубами… - Мама, - жалобно произнес Знаев, - чего ты добиваешься? - Чтоб вы перестали заниматься ерундой! Вы прожили вместе восемь лет. Вы взрослые люди. У вас ребенок. Который, кстати, тоже не грудной. Он все видит и понимает. Вам надо сойтись, простить друг друга и жить вместе… - Поддерживаю! - прогудел Жаров и поморщился: сдержал похмельную отрыжку. Знаев хотел сказать, что они не ссорились, нечего прощать, но бывшая жена его опередила. - Нет, - решительно заявила она. - Мне такая семья не нужна. Я так не хочу. И эта туда же, подумал бывший муж. «Хочу», «не хочу» - грустно слышать. - Мне одной лучше, - продолжала бывшая жена. - Мои нервы в порядке. Я крепко сплю. Меня все устраивает. Мой муж восемь лет был женат не на мне, а на своей работе. На своих планах, на своих проблемах, на своих целях, на своих идеях - на своей собственной, очень сложной жизни, в которой мне не было места. Пусть теперь платит мне деньги, содержание, - и живет, где хочет и как хочет… - Извини, но так нельзя, - мягко нажала мама (Знаев тут же догадался, что теперь нажим будет только усиливаться). - «Платите мне деньги и отстаньте от меня» - это как-то уж слишком удобно. - Не слишком, - ледяным тоном ответила Камилла. Банкир отважился: - Мама, ты не понимаешь! Наша Камилла всю жизнь думает только о том, чтоб ей было очень удобно. Чем удобнее, тем лучше. Она так с детства привыкла. Вот ее родной брат - он не даст соврать… Жаров молча отвернулся. Табурет под ним отчаянно заскрипел. - Наша Камилла, - продолжал Знаев, - не хочет знать про то, что семейная жизнь - тоже труд. - Старая песня! - сварливо возразила бывшая жена. - Я восемь лет только и слышала от тебя - «труд», «труд»… Я, конечно, согласна трудиться… Знаев не сдержался и крикнул: - Чего ж не трудишься? - Прекратите! - опять нажала мама. - Конечно, все хорошо в меру. И труд нужен, и отдых… - Скажите это своему сыну! Мой брат тоже работает! Но меру соблюдает. И деньги добывает, и веселится. И семья его счастлива! Ха- ха, подумал Знаев. - Точняк, - кивнул Жаров. - Что есть, то есть. Можно, я закурю? - Тогда я тоже, - вздохнула госпожа Знаева. - С каких пор ты куришь? - спросил сын. Мама не удостоила его ответом. Задымила чем-то слабеньким, с ментолом. Изучила глазами напряженную Камиллу, вежливо улыбнулась. - Ты бы нам чаю, что ли, предложила. - Сейчас, - тихо ответила бывшая супруга банкира, но с места не двинулась. Мама улыбнулась еще раз. - Муж должен работать, - сказала она. - А жена должна его поддерживать. Твой муж работает. Он делает то, что должен. Камилла скривилась. На собеседницу она не смотрела. - Он мне ничего не должен. - Должен, - сказала мама. - Еще как должен. И ты ему - тоже должна. Жизнь, дорогая моя, - это обязательства. Прежде всего - обязательства. Потом - все остальное. Рожден - уже должен. - Кому? - Людям. Богу. Всему миру. - И что же такого, - бывшая жена бесцеремонно ткнула в бывшего мужа длинным накладным ногтем, - он должен всему миру? - Всего себя. Все свои умения и способности. - А я? Я чего всем должна? - Для начала ты должна хотя бы своему ребенку. В первую очередь - ребенку. - У ребенка все есть. - Нет, не все. У него нет отца. Ему нужен отец. Чтоб был рядом. Каждый день. - Чепуха какая! У ребенка никогда не было отца! Когда мы жили вместе, Знаев уходил в шесть утра! И приходил в полночь! Он неделями видел сына только спящим! За год спокойной одинокой жизни, когда вечера состоят в основном из медитаций и неторопливых прогулок по собственному лесу, банкир совершенно отвык от дамских воплей. Сейчас ему хотелось уйти. - Не кричи! - басом приказал Жаров. - Зачем ты кричишь? Знайка правильно сказал. У тебя с детства - все удобства. С пеленок Мне доставались подзатыльники, а тебе - конфеты. Ты что, не понимаешь, что он для вас же старался! - Я молодая женщина, - с глубокой тоской сказала Камилла. - Я хочу быть счастлива! В том числе и конфеты есть! Иногда! А мне тут предлагают, значит, все время только и делать, что думать о том, сколько я всем должна? Госпожа Знаева подняла руку. - Об этом не надо думать. Это нужно внутри иметь. Глубоко. И жить с этим. Кстати, мне был обещан чай. - Я сделаю, - сказал Жаров и встал. - Нет. Я бы хотела, чтоб сделала она. Бывшая банкирша вскочила с пылающим лицом. Пока громко звенела посудой, Знаев припомнил рыжую, ее изумительную выдержку. Видит бог, не хотел сравнивать, нельзя это, не по-джентльменски - само собой вышло. - Черный или зеленый? - тихо спросила Камилла. - Черный, пожалуйста. Чашка со стуком утвердилась на столе. Едва хозяйка села, как мама, не сводя с нее взгляда, вежливо добавила: - Еще один кусочек сахара, будь так добра. И салфеточку. Знаев наизусть изучил методы своей матери, и ему стало жаль сначала свою бывшую жену, потом - себя, присутствующего при изощренном издевательстве старухи над молодухой. Он шепотом помянул черта и выбежал в туалет. Заперся, наклонился, но ничего не получилось. Постоял. Подышал, опершись рукой о стену. Полегчало. Он строил туалетную комнату в период начала своего увлечения всевозможными водными процедурами, тогда они еще не назывались СПА, - установил просторную ванну с гидромассажем, дорогую душевую кабину и правильный, мягкий свет. Предполагалось, что именно здесь глава семьи будет релаксировать после тяжелого рабочего дня. Теперь он тут, среди кафеля цвета «экру» и мраморных ваз для живых цветов, спасался от кошмара. Хуже всего было понимать, что мама хочет не помирить поссорившихся детей, а надавить на сноху. Она считает ее виноватой. Для госпожи Знаевой всегда виновата женщина. Потому что именно женщина - сильный пол. Попробуйте родить - поймете. Мама, печально подумал банкир, человек другого времени, она полжизни простояла в километровых очередях за суповыми наборами и прочими с краев подгнившими эрзацами эпохи развитого социализма. Мама все понимает, но никогда не поймет одного: на современных избалованных женщин давить бессмысленно. Эти согласны стоять только в очереди на таможню, с безразмерными «Самсонайтами» и «Делсеями», перед вылетом в Милан или Париж Бессмысленно, зря, без толку. Как там говорила рыжая? Бесперспективняк. Мальчишка спасен, все в порядке, от сердца отлегло - надо было сразу сваливать… Вернулся в кухню. Застал Жарова переводящим мутный взгляд с молодой женщины на старую и обратно, бубнящим некий монолог. - …согласен, правильно. Но они не поэтому помирятся. Они помирятся, потому что им деваться некуда. У Знайки бизнес, большие деньги. Надо, чтобы кто-то прикрывал тыл! Серьезному человеку обязательно нужна надежная, умная баба… - Я тебе не баба, - вставила Камилла. - Молчи и слушай! - заревел ее брат. - Лучше быть бабой, чем девкой! Он твой муж. Он мне говорил, что это ты его прогнала. Я ему, кстати, верю. Неужели ты не понимаешь, что мужика прогонять нельзя? Мужик, если его прогнать, сразу с ума сходит. С мужиком можно все что угодно сделать. По морде дать. Заставить спать на коврике возле двери. Ему даже изменить можно - он поймет… Но взять и самой за порог выставить - это большая ошибка. У меня работает парень, менеджер по продажам, один из лучших… У него тридцать тысяч рублей оклада, плюс он около восьмидесяти тысяч в месяц имеет премиальных. Зарабатывает то есть очень прилично. В день обзванивает по семьдесят человек. Трудяга, умница. Все до копейки отдает своей жене. Но если он вечером лишнюю рюмку выпьет - эта самая жена его за дверь гонит, и он в подъезде спит. На газетах! Имея пятьдесят тысяч долларов в год - на газетах спит!… Так нельзя. Я, например, тоже совсем не ангел. Моя любимая супруга однажды мне сноуборд об голову сломала. Пополам развалился, на две части. Но на дверь никогда не указывала. Попробовала бы указать! Выгнать мужика из дому - все равно что в задницу его трахнуть, простите за прямоту. Это все, что я хотел сказать. Дальше разбирайтесь без меня. А я пошел. Выйдем, Знайка. Покурим на лестнице… - Нет, Герман, - произнесла госпожа Знаева. - Ты пока не уйдешь. И ты, Сергей, тоже. Мы очень вовремя сюда все пришли. Не случись такого неприятного повода - мы бы не собрались. Неужели вы не поняли, что всех нас собрал маленький мальчик?! Что это он, Виталик, сделал так, чтоб взрослые наконец сошлись и договорились? Камилла разразилась рыданиями. - Мама, - взмолился Знаев. - Давай закончим, а? Это жестоко. - Жестоко? Ломать своему сыну жизнь - вот где жестокость. Не говори мне про жестокость, Сережа. Я тебя родила и воспитала. Я не знаю более жестокого человека, чем ты. Только ты, при всей твоей жестокости, очень добрый. Поэтому вся твоя жестокость направлена на себя самого. А внешняя жестокость, от других людей исходящая, - тебе как с гуся вода… Ты сейчас меня слушаешь, а сам думаешь, как бы тебе на часы поглядеть и понять, сколько ты времени потерял… - Мне трудно, мама. Я не могу. Воевать и на работе, и дома. Глупо воевать с собственной женой. - При чем здесь дом и жена? Ты воюешь сам с собой. - Вот! - крикнула Камилла. - Вот оно, слово главное! Ему все - война! Он сделал меня вдовой! Он воюет на войне, которую сам себе придумал! Почему нельзя жить как все, мирно? - Он очень гордый, - вздохнула госпожа Знаева. - Быть как все - ему неинтересно. Что за туфли у нее, подумал Знаев. Старые, потрескавшиеся, каблуки сбиты. Подарить новые или деньгами дать - не возьмет. Еще и отругает. За всю жизнь ни копейки не взяла… - И что мне делать? - устало спросила Камилла. - Понять, - улыбнулась мама. - И привыкнуть. - К такому нельзя привыкнуть! Как можно привыкнуть к человеку, которому интересно только с самим собой? Которого собственная жена - отвлекает? Который банком руководит, самосовершенствуется, спортом занимается, языки иностранные учит, книжку пишет… - Книгу, - поправила мама. - Что? - Не «книжку», а «книгу». - Боже мой, какая разница? - Разница есть. Камилла вскочила. - Это издевательство! Надо мной! В моем же доме! Это разговор слепого с глухим! - Вот именно, - мстительно вставил Знаев. - Я бы, между прочим, - госпожа Знаева еще больше выпрямила и без того прямую спину, - таким мужем гордилась. Разносторонне развитый, обеспеченный, не пьет, не курит, спортсмен… - Я б тоже гордилась, - всхлипнула бывшая банкирша. - Да что-то не получается. В его жизни мне нет места. - Кто же в этом виноват? - Никто, - отрезал банкир. - Давайте прекратим. - Да, - поддержал его Жаров. - Прекратим. Но договориться надо. - О чем?! - хором вскричали бывшие супруги Знаевы. - О чем-нибудь. Прошел год, вы отдохнули друг от друга. Пора догадаться, что ваш разрыв повредил всем. Камилла - несчастна. Виталик - без отца. Я - за сестру переживаю. У Знайки вообще крыша поехала… - Не понял, - сказал банкир. - Все ты понял. |
|
|