"Королева в изгнании" - читать интересную книгу автора (Буркин Юлий Сергеевич)

3

— Подстанция, наверное, вырубилась, — подал голос пьяница в синем халате, тот, что сначала впустил Машу, а потом ударил ее по голове. — А может — короткое замыкание. Тогда нужно в коридоре рубильником туда-сюда подергать. Есть чем посветить?

— Сейчас, — отозвался Николай и чиркнул зажигалкой. Он, видать, уже застегнулся. Пересек комнату, поднял с пола паяльную лампу, несколько раз качнул насос и поднес к ней зажигалку.

Огненный хвост давал возможность разглядеть хоть что-то. На красивом «роковом» лице Лизы Деевой явственно читалась тревога. Маша перевела взгляд на Соню и увидела в ее глазах неожиданную, ничем не подкрепленную, надежду. И ей и самой стало от этого легче.

Первым к двери двинулся «алкаш», губастый шел за ним, в одной руке держа лампу, в другой — невесть откуда взявшийся пистолет. Они шагнули за порог и в "колбасном цехе" вновь воцарился мрак.

Через мгновение из коридора раздался звук какой-то возни, слабый сдавленный крик и сова стало тихо. А еще через миг два ярких, слепящих световых луча ударили из дверного проема. И раздался громкий незнакомый голос:

— Оружие бросить! Руки за голову! Малейшее движение — стреляю!

Огни переместились в комнату. Глаза уже немного привыкли к свету, к тому же, отражаясь от стен, он рассеивался. Маша увидела, что Шахиня, Копченый, и ранее не знакомый, не пожелавший ее насиловать, бандит, стоят, замерев с поднятыми руками. Только фигуры с фонариками оставались пятнами глубокой черноты. И тут на освещенное пространство выступил еще один человек. У Маши сам-собой приоткрылся рот.

— Папа! — вскрикнула она. И повторила тихо. — Папа.

А тот метнулся в сторону Сони и принялся отвязывать ей руки. Маша сообразила, что отец не видит ее, и даже тихонько засмеялась. Точнее, так же как и «алкаш», он видит только то, что в момент посыла было прикрыто шубкой. Но в полутьме не смог идентифицировать бесформенный обрубок ее тела, как свою дочь.

— Папа, это Соня, — сказала она, продолжая смеяться. — А я — рядом.

Отец уже освободил одну сонину руку, но теперь кинулся к ней.

— Да нет, — возразила его порыву Маша, — ты развязывай ее, развязывай, а меня — потом.

— Ну уж нет, — пробурчал тот и точно так же, как только что «Николай», нашел веревку, только не на ноге, а на руке, и стал теребить ее. Свет не помог бы ему, но он не сообразил этого и раздраженно крикнул:

— Да посветите же кто-нибудь!

Оба фонаря повернулись к нему. И это стало ошибкой — и того, кто скомандовал, и тех, кто повиновался. Воспользовавшись суматохой и тем, что сейчас на нее никто не смотрит, Лиза Деева бросилась к выходу. И успела, проскочив мимо фигур с фонарями, вылететь в коридор.

— Стой, стреляю! — кинулся за ней один из неизвестных спасителей. Затем, почти одновременно, раздались грохот падающего тела, какой-то странный хлопок, выстрелы и страшный истошный женский крик.

Соня к этому моменту свободной рукой уже сумела отвязать другую, а Маша помогла отцу освободить себя полностью. И она бросилась в коридор на этот дикий нечеловеческий крик.

То, что она увидела там, сознание сумело объяснить не сразу. Да и то — с подсказки.

По полу, рыча и воя, катался огромный огненный ком.

— Запнулась о горящую паяльную лампу, и та взорвалась! — взволнованно выкрикнул спутник отца. — Тушить бесполезно…

Обезображенное обгорелое и еще горящее существо подползло к его ногам.

— Убей меня, убей, — с трудом разобрала Маша ее вой. Человек с фонарем растерянно отступил.

— Дайте сюда, — властно произнесла Маша и вырвала из его рук пистолет. Прицелилась, вытянув обе руки, и сделала три выстрела в упор.

Тело Шахини обмякло и затихло. Маша вернула пистолет ошарашенному хозяину и вернулась в "колбасный цех". Соня помогала отцу обыскивать стоящих у стены мужчин, разыскивая оружие. Второй человек с фонариком держал их под мушкой.

Машу трясло. Это было второе убийство, которое она совершила за последние дни. Да, она не могла винить себя в этом: в обоих случаях ее вынуждали обстоятельства. Но она чувствовала омерзение к себе и чисто физическую дурноту, хотя последнее, возможно, объяснялось чадом и вонью, заполнившими помещение.

Закружилась голова. Маша ухватилась за косяк, согнулась, и ее выполоскало на пол.

В комнате вспыхнул свет. Она выпрямилась. Только сейчас смогла разглядеть сопровождавших отца людей (второй уже протиснулся мимо нее внутрь). Обоим лет по двадцать пять, оба коротко острижены, широкие, явно качки. Один — в спортивном костюме и кожаной куртке, другой — в кожаном же плаще и черных джинсах.

За спиной Копченого и его сообщника застегнули наручники. Рты залепили пластырем. Гога пришел в сознание и даже смог идти, обняв одного из здоровяков.

Вышли в «холодильник». Там Маша увидела прикованных наручниками к крюкам для туш «Николая» и «алкаша». Так же победители поступили и со второй парой бандитов.

Все происходило быстро и в почти полной тишине. Только в этот момент молчание нарушила Маша:

— Я видела, как эти туши двигаются вверх. Им руки не вырвет?

— Нет, там желоб, — пояснил один из новых друзей, — он ниже человеческого роста. Просто, через пару часов они въедут на кухню вместо туш…

Через час Гога был отвезен домой, а Машу, Отца и Соню кормила счастливая и умирающая от любопытства Варвара Сергеевна.

Как выяснилось, двое сопровождавших Павла Ивановича когда-то были его студентами, а ныне — инструкторами школы милиции. Исчезновение Маши обозлило отца, но от решения помочь ей он не отступил. Вернувшись домой, твердо взвесил свои возможности и осознал, сколь они невелики. Действительно, Маше он был бы только обузой.

Вот тогда-то он и позвонил в школу милиции своим ученикам (их обоих зовут Сашами). Во-первых, он знал, что они всегда будут рады ему помочь и не станут болтать лишнего, во-вторых, у них есть оружие, и они прекрасно им владеют. В третьих, наконец, оба они держат руку на пульсе питерского криминального мира.

По телефону он не стал объяснять ничего, просто попросил приехать как можно быстрее по очень важному делу. Они появились у него через сорок минут и выслушали его возбужденный рассказ. А еще минут через двадцать, сделав несколько телефонных звонков, уже точно знали, где искать Шахиню…

Ела Маша через силу. Варвара Сергеевна приготовила гуляш, а после сегодняшних событий его вид, запах, а главное — сознание того, что это ЖАРЕНОЕ МЯСО, вызывали у ней легкую тошноту. За то Соня набросилась на еду как тигр: больше суток у нее не было во рту ни крошки. Только уничтожив все, что ей подкладывали, она кинулась к телефону и, позвонив маме, успокоила ее.

Когда она вернулась к столу, Маша сказала ей:

— Ну, вот и все, Соня. На этом все твои напасти закончились. Я была их причиной. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь, но я сделала все что могла.

Все примолкли.

— Ты теперь уедешь домой? — нарушила тишину Соня.

— Да. Завтра же.

— Как грустно. Я впервые в жизни нашла настоящего друга. Даже если ты так и не считаешь. — Она произнесла это как бы с легким вызовом.

— Я так считаю…

— И ты всегда — желанная гостья в этом доме, — вмешалась Варвара Сергеевна. — Ты похожа на Машу, а мы все ее так любим…

И все сидящие за столом некоторое время шмыгали носами и утирали глаза. Но вскоре ситуация из мелодраматической превратилась в комическую. Когда, просморкавшись, Павел Иванович жалобно спросил:

— Дочка, а я тебя что же, теперь всегда только ТАК видеть буду?..

И тут только Маша вспомнила о своей выходке и дала ему посыл на видимость.