"Мальтийская богиня" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Лин)

Глава восьмая

— У меня две новости, которые, я думаю, будут вам интересны, — объявил Винсент Табоне, вглядываясь в наши лица, когда мы с Лучкой появились в его кабинете. Мой долгожданный триумф по поводу поездки Лучки на «роскошном автомобиле» был отложен, когда Табоне сообщил по телефону, что послал за нами патрульную машину. Но удивляло то обстоятельство, что я тоже была приглашена прокатиться до полицейского участка.

— Я узнал от итальянских властей, — продолжал Табоне, — что Мартин Галеа должен был лететь в Рим рейсом 6040 авиакомпании «Кэнэдиан Эйрлайнс». Его машина, «ягуар», найдена на долгосрочной парковке в международном аэропорту Торонто. Итальянцы с некоторых пор не требуют в аэропорту Фьюмичино посадочные талоны. Ошибка, скажете вы. Если бы они это делали, мы могли бы сравнить подпись на талоне с подписью на купчей земли, где Галеа построил дом, чтобы убедиться, что он был на борту самолета. Но мы знаем, что до Рима он добрался. На его имя было забронировано место 15В. Рейс выполнял «Боинг-747» — более четырехсот пассажиров, свободных мест в самолете не было. Никогда не летал на нем, это выше моих сил. Мы постараемся связаться с человеком, возможно занимавшим место 15В, и посмотрим, сможем ли получить от него нужную информацию.

— И что это значит? — задумчиво задал вопрос Лучка. — Может быть, жена убила его еще в Италии? Как ее зовут?

— Мэрилин, — выпалила я. — Мэ-ри-лин. Она очень простая и очень-очень застенчивая женщина. У нее столько денег, что вам захочется презирать ее. Но я познакомилась с ней и полюбила. И она заслуживает лучшей участи, чем эти… ваши… презумпции невиновности. — Я шипела, как змея. Оба полицейских сконфуженно сникли. — А что, если с ней тоже случилось что-то ужасное?

Табоне откашлялся:

— Следует добавить, что я выяснил по поводу миссис Галеа, то есть Мэрилин Галеа: никаких признаков того, что она летела в Рим вместе с мужем, нет. Не было билета на ее имя, и она также не поднималась на борт самолета.

— Вы сказали, что у вас две интересные новости, — сменила я тему. — Какая вторая?

— Вторая не менее интересная, чем первая, — сказал Табоне. — И она касается завещания Галеа. Все недвижимое имущество, как и следовало ожидать, достается его жене, но есть и еще пикантная подробность. Галеа оставил сумму в сто тысяч долларов мальчишке Фарруджиа — Энтони.

— Это классно! — воскликнула я. — Этого хватит ему на обучение. Он мечтает стать архитектором. Кто бы мог подумать, что Галеа такой щедрый?

— Действительно, очень щедрый! — согласился Табоне. — Но я думаю, любой бы на моем месте задал вопрос: а на самом ли деле эти деньги на обучение мальчика? Галеа было сколько — тридцать семь? Наверное, он полагал прожить гораздо дольше. И если у него возникло желание заплатить за обучение парня в университете, почему он сразу это не сделал? Значит, вопрос остается открытым, а ответ на него не получен. Где и когда Галеа убили? Если его убили в Риме, то Мэрилин Галеа здесь ни при чем. Если его убили в Канаде, то чета Фарруджиа — вне подозрения.

— Лучше подумайте, как можно установить это «когда», — заметил Лучка. — Видит Бог, я не патологоанатом. Я ничего не смыслю в том, что сейчас творят с исследованиями ДНК, но если я и помню что-нибудь, то из начального курса судебной медицины, а не только из детективов, где всегда умудряются определить время смерти с точностью в час или два. Я знаю, что ваш патологоанатом толкует о трупном окоченении. Обычно оно наступает через пять-семь часов после смерти, а окончательно — через двенадцать, а затем спадает. Однако температура оказывает влияние на ускорение процесса. После смерти происходит разложение ткани. Но существует большая разница между пятью и двенадцатью часами, а это, возможно, возвращает Галеа опять в Торонто. Ведь автолиз происходит медленнее, когда тело находится на холоде.

Допустим, что Галеа убили в Торонто. Тогда его тело должно было замерзнуть целиком: ведь там стояла сильная стужа. Мне кажется, относительно легко выяснить, находилось ли тело при минусовой температуре, Вине, — панибратски обратился Лучка к Табоне.

— Если я правильно помню, клетки отмирают, когда тело замерзает — это что-то наподобие обморожения. Не надо быть всезнайкой, чтобы, просто взглянув на труп, сказать да или нет. К тому же потрескавшаяся кожа хорошо видна под микроскопом, если медэксперт в курсе того, что мы ищем. Даже если тело не находилось при минусовой температуре до полного замерзания, достаточно взглянуть на конечности, на пальцы рук и ног, поскольку они замерзают первыми.

— А это доказывает, как вы деликатно заметили, что кто-то, кто знает, что надо искать, найдет это без труда. Сейчас мы не располагаем этими данными, — ответил Табоне, — но я принимаю вашу версию и распоряжусь, чтобы медэксперт послал образцы тканей в итальянскую лабораторию: посмотрим, что они скажут. Теперь насчет содержимого желудка: бекон и яйца — это завтрак. И мы знаем, что его обычно предлагают в ночном трансатлантическом перелете.

— Вам может показаться это странным, Винс, но мы, северные американцы, завтракаем в любое время дня и ночи. Так что не думаю, что это хоть что-то доказывает. — Табоне кивнул, а Лучка продолжил: — Если это еще не сделано, то надо провести осмотр сундука, в котором оказался труп… Убийца хорошо сработал, поэтому шансы найти его отпечатки маловероятны, но у меня имеется копия пальчиков Галеа. Они были взяты, когда он обращался за визой в Канадское консульство. А теперь, если позволите, Вине, я хотел бы немного оглядеться. Проведу небольшое дознание. Разузнаю, откуда родом Галеа, кто его знал и все такое прочее.

— Я знаю, откуда он, — вклинилась я в разговор. — Мэрилин рассказывала мне об этом, пока я обмеряла мебель. Помню, это слово заставило меня подумать о меде — греческое слово «мели».

— Меллиха? — спросил Табоне.

— Думаю, что да, — ответила я.

— Может быть, вы и правы. В его деле так и записано. — Табоне усмехнулся.

Я прожгла его взглядом:

— А что еще там написано?

— Родители умерли. Ближайших родственников нет. Эмигрировал в Канаду примерно восемнадцать лет назад. Вот и все.

— Пожалуйста, подбросьте нас до дома, чтобы мы могли взять свою машину, — попросила я. — И еще покажите направление на Меллиху.

— Конечно. Позвоните мне, когда вернетесь, чтобы поделиться новостями. Прошу вас, не забывайте об осторожности на дорогах Мальты. У нас очень много дорожных происшествий. Помните, что говорят о мальтийских водителях. Мы не ездим слева, мы не ездим справа — мы ездим в полумраке. И, кстати, не заблудитесь, — напутствовал нас на прощание Табоне.

Итак, мы с конником отправились выполнять работу детективов. Он хотел сесть за руль, но машина упорно капризничала и не заводилась. Я взяла управление на себя, а Лучка толкал ее сзади. Дожидаясь, пока он сядет, я разогрела мотор. Заметив, что он слегка прихрамывает, я, будучи в сильном раздражении, не поинтересовалась о его самочувствии.

Лучка уселся и начал искать ремень безопасности.

— Здесь его нет, — сказала я, приведя его в недоумение.

Он вспылил:

— Но какие-то правила должны же регулировать все это безобразие!

— Да, только для машин, произведенных с 1990 года и позже. А эта модель, как вы видите, чуть старше.

— Как минимум лет на двадцать! — сказал он раздраженно.

Я нажала на сцепление и газанула. Мы оторвались от земли, мотор ревел, как раненый зверь, пока мне не удалось переключиться на третью скорость.

— «Классная тачка», — похвалил он на сленге подростков. Я скосила на него глаза, но не поняла по его виду, была ли ирония в этих словах. Мы стали отсчитывать километры. Поскольку на дороге не намечалось автоконкурентов, я, не сбрасывая скорости, мчалась вперед. Вдруг окно с его стороны резко упало внутрь двери.

— Очень хорошая машина, — добавил Лучка, безуспешно прокручивая дверную ручку.

Перед отъездом я с пристрастием изучила карту и мысленно проложила маршрут через Рабат, благо дорогу туда я уже знала. Поскольку родной город Галеа располагался на северо-западе острова, мы проехали мимо указателя на Вердала Пэлас как раз в том самом месте, где Великий Белый Охотник спихнул меня на обочину. Тут у меня в голове пронеслась вереница не дававших мне покоя вопросов, где же этот деятель может сейчас быть, о какой такой сделке он пытался со мной договориться? Пятьдесят процентов мало-мальски логичных ответов оставались за пределами моего сознания.

Поскольку я приобрела кое-какой опыт при своей первой поездке, то проигнорировала указательные знаки и стала придерживаться общего направления на Меллиху. Я получила огромное удовольствие от озадаченного вида Лучки, склонившегося над картой Мальты, но тем не менее умело скрывавшего свое состояние. Он вздрогнул от неожиданности, когда какой-то юнец подсек нашу машину, чуть не спихнув ее на обочину, и потом, когда кто-то рванул мимо нас в гору.

Некогда часть доисторической земли соединялась с современной Италией, а также с Африкой. Мальта по форме напоминает овальное блюдо с гористой северо-западной частью, переходящей на юге и востоке в равнину. Ее восточный край исчерчен параллельными горными кряжами и долинами, простирающимися вдоль острова. Наш маршрут начинался в юго-восточной равнине. Затем дорога поднималась на северо-запад. Как только мы пересекли вершину первого хребта, я увидела вдали изгиб большой бухты на дальнем конце острова. Серебристая лента моря окаймляла темные очертания береговой линии. Если мои подсчеты были верны, это должна была быть бухта Святого Павла, где апостол потерпел кораблекрушение и впоследствии обратил жителей острова в христиан.

Наконец мы добрались до большой бухты, вторгавшейся в пределы одной из самых крупных долин, которая выглядела словно после землетрясения или извержения вулкана, случившегося миллионы лет тому назад.

Пришвартованные к берегу разноцветные рыболовецкие суда и лодки слегка покачивались на волнах. Их яркая окраска сильно контрастировала с блекло-желтым цветом каменных построек, цеплявшихся друг за друга вдоль берега. Отсюда дорога поворачивала к краю бухты и устремлялась вверх к еще одному высоченному хребту.

На поездку в родной город Галеа у нас ушло не так уж много времени. Резкий поворот направо вывел нас на центральную улицу к большой церкви.

— Вот и Меллиха, — сказала я. Нас окружал уютный маленький город.

— Я доверяю вам, но понятия не имею, как вы меня сюда довезли, — вздохнул Лучка.

— А вы расскажите мне снова о преступниках, переходящих через горные перевалы, — подколола я сержанта. Пусть не задается.

— Должно быть, потому, что снега нет, — усмехнулся он. Вывести из себя этого полицейского было нелегко.

Мы остановились в центре улицы и, выйдя из машины, уловили чудесный запах хлеба.

— Неужели уже ленч? — спросил, видимо, изрядно проголодавшийся Лучка.

Мы подошли к небольшой пекарне. Вереница мальтиек, кто в джинсах, кто в черных юбках с белыми блузками и черных кардиганах, несли подносы, накрытые салфетками. Лучка спросил женщин о содержимом их подносов.

— Тимпана, — ответила одна из них, приподнимая салфетку, чтобы показать фасоль, завернутую в тесто. — Воскресный обед, — объяснила она.

— Мы приносим его сюда в воскресенье, когда пекарня заканчивает работу, — вступила в разговор другая. Она показала нам свое блюдо — традиционный ростбиф, уже готовый к жарке.

Пока мы беседовали, часть женщин разошлась, унося с собой в сетчатых сумках несколько круглых с хрустящими корочками мальтийских буханок хлеба.

— У всех теперь в домах свои печи, — сказала девушка. — Но это до сих пор остается хорошей традицией: что-то вроде светского визита, пока готовится пища.

— Значит, здесь и поесть негде? — разочарованно спросил Лучка.

— Можете зайти ко мне домой на обед, — кокетливо пригласила одна из девушек.

Ее подружки захихикали и пропустили нас вперед в полумрак пекарни. Слева находилась стойка, а в дальней части помещения кряжилась громадная кирпичная печь. Выстроенные в ряд подносы с порционной пиццей, залитой густым темным соусом, возбуждали аппетит. Мы заказали себе по одной и проглотили прямо на месте. Посыпанная свежей зеленью пицца была щедро сдобрена чесноком, оливками, мелко рубленными анчоусами — как я догадалась — и источала божественный аромат. Лучка сразу заказал вторую. Одна из женщин улыбнулась и похлопала его по плечу.

— Думаю, кто-нибудь из вас помнит Мартина Галеа? — спросила я напрямик.

— Того, что убили? — уточнила одна из молодок.

— Да, того самого.

Женщины подозрительно прищурились.

— Я познакомилась с ним в Канаде, — заторопилась я. — Очень известный архитектор. Мы знаем, что у него была семья в здешних краях, и хотели выразить свое соболезнование, — солгала я, видимо правдоподобно.

Последняя фраза развеяла их подозрение, но я кожей ощутила, как глаза Лучки сверлят взглядом мою спину.

— Здесь вокруг народу с такой фамилией полным-полно, но что-то не припомню никого по имени Мартин, — вступила в разговор еще одна землячка покойного. Она перебросилась на родном языке парой фраз с другой женщиной и задала какой-то вопрос. Все покачали головами. Одна вымолвила что-то, а все остальные кивнули.

— Вам нужно навестить Канфуда… Как это по-английски… Ёжик, — посоветовала мальтийка.

Мы с Лучкой переглянулись.

— А где же найти этого… Ёжика? — взял инициативу в свои руки сержант.

Женщина показала на старика, сидевшего у подножия холма на стуле, перед небольшим магазинчиком.

— Купите ему пива. Его любимое — легкое «Киек». Он заговорит вас так, что уши отпадут сами собой, — охарактеризовала старика одна из женщин, и все грохнули от смеха.

— Немного чокнутый, зато не вредный, — добавила другая.

— А как нам к нему обращаться, ведь не Ёжик нее? — спросила я.

— Грацио.

Мы с глубокой признательностью расплатились за вкусное угощение и спустились с холма.

— И почему нужно называть кого-то Ёжиком? — спросил Лучка.

— Разрази меня гром, не знаю, но пиво — это хорошая мысль, — ответила я.

— Вы за рулем, — сурово буркнул Лучка. — Хотя не уверен, как вы отличите на дороге пьяных водителей от любых других. У меня, у полицейского, аж дух захватывает при виде здешних гонок на выживание.

Мы остановились и купили несколько бутылок холодного пива упомянутой марки, а затем не спеша подошли к старику. Ёжик сидел в шезлонге в футе от каменных ступеней, ведущих в верхнюю часть города. На нем были изрядно поношенная клетчатая рубашка, протертая до дыр куртка и мятые бежевые брюки. Его босые ноги покоились в старых сандалиях. Лицо старика обрамляли седые волосы, а очки с толстыми линзами в темной оправе придавали ему вид педантичного учителя.

— Здравствуйте, — сказала я дружелюбным голосом. — Вас зовут Грацио?

— Кто спрашивает? — переспросил старик.

— Меня зовут Лара, а это — Роб. Мы ищем семью человека, с которым познакомились в Канаде. Женщины в пекарне посоветовали обратиться к вам, — попыталась я расположить его к себе.

— Сомневаюсь, что они назвали меня Грацио, — возразил дед.

— Верно, — призналась я. — Хотите пива?

Его глаза сразу загорелись.

— Присядь, дорогая, — сказал он, жестом указывая на каменный выступ, — и отряхни тяжесть с ног своих, а потом расскажи толком, кого ты ищешь.

— А почему вас называют Ёжиком? — осмелился подать голос Лучка, когда мы уселись рядом со стариком на ступени.

— Skond ghamilek laqmek, — ответил он на родном языке. — Это значит, что прозвище отражает поведение или повадки человека, — растолковал он.

Мы оба сделали глубокомысленный вид, что это все объясняет, и кивнули.

— Мы ищем друзей или родственников Мартина Галеа, — сказала я нарочито громко, произнеся фамилию как Га-ле-а с ударением на втором слоге.

— Что же это за имя такое? — усмехнулся он. — Здесь мы говорим Галеа. — Он произнес фамилию убитого Га-ле-а, переставив ударение. — А Мартин, — это что-то от британцев, — сказал он, замахал руками, будто хотел отмахнуться от подобного предположения. — Я предан Минтоффу и не люблю британцев.

Мы с Робом переглянулись и снова посмотрели на собеседника.

— Галеа уехал отсюда по крайней мере лет пятнадцать назад, — стала я наводить его на мысль. — Он уехал в Канаду и стал известным архитектором.

— А сейчас кем он стал? Мертвым Галеа? — спросил Ёжик. — Тем самым, который оказался в ящике?

— Да, — ответила я.

— Сэкономил на гробе, полагаю, — прошамкал беззубый старик. — Так что вы хотите узнать о нем?

Я выдала ему стандартный ответ о соболезновании семье покойного.

— Я не знаю Мартина, — стал размышлять он, очевидно удовлетворенный моим объяснением. — Хотя Галеа тут пруд пруди, например, Паула та… Хамфуза, что значит жучиха. Есть и Марио иль Кавалл, что значит макрель. А давным-давно жил тут у нас один парень по имени Марк та… Джелуха — молодой бык. Il-mara bhall-lumija targhsarha u tarmiha.

— Что это значит? — спросил Лучка.

— Для него женщина была что лимон. Выжал и выбросил, — объяснил старик.

— Он самый! — определила я.

— Его мать умерла при родах, но ребенок был настолько милым, что все женщины в деревне нянчили его. К тому же он был большой хитрец. Делал все, чтобы пробиться в люди. Знал слабости каждого и играл на них, если это могло продвинуть его вперед. Все углы обойдет в поисках заветного, — сказал Ёжик, хлебнув пива. — Но его нельзя осуждать за это. Отец его умер рано, и Марку самому пришлось заботиться о себе. На какое-то время он связался с дурной компанией.

— Я слышала, то есть его жена рассказывала мне, что его отец владел магазином.

— Владел? Не думаю. Работал в одном, пожалуй. Марк любил приврать.

— А других родственников нет? — поинтересовалась я.

— Нет. Кто же сейчас в этом признается? Он и его приятель Джованни, иль Гурдьен, крыса значит, — были как два сапога пара. Но его дружок тоже уехал. Так вы говорите, что он знаменит? Архитектор? Ничто бы меня не удивило в Марке Галеа. Джованни тоже многого достиг. Хотя как он мог такое сделать! Меня с души воротит, как подумаю об этом. — Ёжик оказался на редкость чувствительной натурой.

Мы с Лучкой опять переглянулись. Беседа принимала новый оборот с увеличением количества выпитого пива.

— Что же он сделал? — осмелился спросить Роб.

— Совсем недавно примкнул к республиканской партии. В качестве награды получил должность члена кабинета министров. Типичный случай продажности! Министр иностранных дел, понимаете ли, — ни больше ни меньше. Перевертыш! Это лучшее, что я могу о нем сказать. Я не желаю о нем говорить. — Ёжик посмотрел так ревниво на бутылку с пивом, словно опасаясь пролить хоть каплю «елея».

— Признаюсь, я всегда любил Марка, этого молодого бугая. Он конечно же оказался лучшим из всей компании. Был среди них и еще один, Франко Ксивьекс — Франко-бедокур из Ксемксийи. Этот был рожден гангстером. — После следующего глотка старик добавил: — О Марке здешние жители тоже не слишком высокого мнения.

Старик замолчал, и мы все на время погрузились каждый в свои мысли, обдумывая сказанное.

Роб открыл другую бутылку пива и протянул старику, небрежно спросив:

— И за что же люди не любили его? Ёжик залпом осушил бутылку.

— Обрюхатил девку Кассара и сбежал! Вот что все думают о нем. Его следовало бы прозвать та'Тонту — пустобрех, если его еще так не прозвали, — захихикал он.

— Итак, Мартин — Марк Галеа бросил дочь Кассара? А не Марисса ли ее звали?

— Так точно! Разразился бы скандал, если бы Йое Саккафи не вызвался спасти положение бедняжки и не женился на ней. Они переехали в другую часть острова сразу же после свадьбы, но мы слыхали о мальчике, родившемся почти сразу после свадьбы. Она была без преувеличения самой хорошенькой девушкой в нашей местности, знаете ли. Мог бы и сам помочь ей, если бы знал, — фыркнул обиженно старик. — А еще пивка не найдется, душечка?

— Допивай! — сказал Роб. — Ну, нам пора. Спасибо за помощь.

— Вы уверены, что вам уже пора? — спросил старик. — Я мог бы вам много чего порассказать о других людях.

— Боюсь, что нам надо ехать. У нас встреча в Валлетте, — соврал Роб. — Но все же спасибо, побалуйтесь пивом от души!

Мы оставили счастливого Ёжика, нежно обнимавшего свою бутылку, и вернулись к машине. Я была просто сражена услышанным: получалось, что чуть ли не каждый человек на родине Галеа имел мотив для его убийства. На обратном пути я не проронила ни слова.

Лучка сделал пару попыток заговорить со мной.

— Эти рыбаки получили все лучшие базы британского флота, — сказал он, когда мы возвращались назад мимо бухты Святого Павла, расцвеченной нарядными судами.

— Назвали, понимаешь ли, свои скорлупки в честь святых, а сами нарисовали на их носах глаза Гора — египетского бога. Если один бог не защитит, то обязательно защитит другой. Ну и философия! — засмеялся он.

Помолчав немного, Лучка перешел к другой теме.

— Если следовать фактам, то эта страна очень религиозная, ведь так? Если то, что мы сегодня узнали — правда, то для порядочной католички беременность от сбежавшего повесы — задевающий ее женскую честь проступок. Получается, что Галеа и есть отец Энтони, если я правильно понял. К сожалению, я с трудом понимаю этих людей, хотя они говорят по-английски. Итак, Мариссу Кассар облапошил Марк Галеа, который является другом министра иностранных дел Мальты — факт, относящийся к делу, а может быть, нет. Йое, Иосиф-кровельщик, спас Мариссу от позора и женился на ней. Они поселились в противоположном конце острова и у них родился сын Энтони. Я помню, Марисса говорила мне и Табоне не далее как сегодня утром, что Галеа эмигрировал в Канаду около восемнадцати лет назад. Мы не уверены, что речь идет об одних и тех же людях. Или все-таки уверены? Иосиф Фарруджиа — торговец, а не обязательно кровельщик. Но это объясняет, откуда в завещании сумма в сто тысяч для Энтони. Согласны?

Мысли сержанта совпадали с моими, но все же я не могла заставить себя поддерживать беседу. Когда мы приехали домой, я предалась бесцельному шатанию вдоль отвесного берега. У меня болело сердце. С какой бы стороны я ни смотрела на это дело, выходило, что в этом ужасном преступлении мог быть виновен любой из знакомых мне людей.

Вернувшись, я застала Лучку за стряпней. Не сказав ему ни слова, я поднялась наверх. Он остановил меня на полдороге:

— Я приготовил для нас чудесный ужин.

— Извините, — сказала я, — но меня выворачивает от всей этой грязи. Такое ощущение, что копалась в прошлом Мариссы. Лучше бы мне этого не знать, а то я уже всех записала в список убийц.

— Я знаю, каково вам сейчас. Знаю и то, что мое присутствие еще больше усугубляет ваше состояние, за что прошу прощения. Но ничто не сделает Мариссу убийцей, что бы мы там ни разнюхали.

Добрый и мягкий тембр его голоса успокоил меня.

— Пойдемте поедим.

Я могла бы продолжить свое восхождение на второй этаж, если бы не взглянула на него. На Лучке колыхался легкомысленного вида передник, к тому же он настолько комично помахивал деревянной лопаточкой, что я не могла не улыбнуться.

Он налил мне стакан вина, а затем подал на стол порядочную порцию спагетти в соусе, приготовленном из пикантных сосисок, и салат из свежей зелени. Он даже нарезал апельсины на десерт.

— Вы, должно быть, ходили за покупками, пока я гуляла, — заметила я.

— Да уж пришлось. Вот нашел чудесный овощной магазинчик, но, к сожалению, чуть не заблудился: понятия не имел, где нахожусь и как отыскать дорогу назад.

После обеда Роб позвонил домой. У него была шестнадцатилетняя дочь Дженифер. Я старалась не прислушиваться к чужому разговору, но не могла не заметить, что тон его голоса отнюдь не радостный. Настроение Роба безнадежно испортилось.

— Ах, эти дети! — пробормотал Лучка. Затем он сел, и несколько минут мы провели в молчании.

— У вас есть дети? — наконец спросил он.

— Не-а.

— Моя подруга Барбара переехала к нам всего за неделю до моего отъезда. У нее весьма напряженные отношения с Дженифер, которая ничего не хочет делать по ее просьбе. Пока меня нет, дочь там устраивает настоящий кавардак.

Это потому, думала я, что ты, поганец, бросил ее мать из-за какой-то фифы, которая чуть старше твоей дочери. Однако вслух я сказала:

— Наверное, Дженифер следовало бы остаться со своей матерью на время.

— Это невозможно, — ответил он. — Мать умерла, когда Джен было семь лет. Рак. Я вырастил дочку сам. Ей нужна была мать, я знаю, но… я… Она сейчас в таком возрасте, и, может быть, — он вздохнул, — я испортил ее окончательно.

Я устыдилась своих премерзких мыслей. Видно, никогда не перестану осуждать всех мужчин из-за своего бывшего муженька.

— Насколько я себя помню в эти годы, хотя это было давным-давно, быть шестнадцатилетней девчонкой — это не фонтан.

Он взглянул на меня:

— Спасибо, что поддержали в тяжелую минуту… А как насчет ликера? Я купил его у зеленщика.

Мы сидели в гостиной, обставленной моей мебелью, и болтали просто так, ни о чем. Я рассказала сержанту о своем магазине, о том, как Галеа послал меня на Мальту, и о приеме, на который уже никто не придет. Моя новая знакомая Анна Стенхоуп показалась Лучке большой оригиналкой, а ее пьеса и мое участие в ее подготовке — интересным времяпрепровождением. Я рассказала ему, как выбивалась из сил, чтобы привести дом в божеский вид, и обо всех странных происшествиях последней недели.

Я поведала ему о Николасе, водопроводчике, электрике, малярах, о том, как в самую последнюю минуту куда-то запропастился Иосиф.

— Интересно, куда он исчезал? — спросила я, особо не ожидая ответа.

— По-моему, я знаю ответ на ваш вопрос, — растягивая слова, сказал Лучка.

Я удивленно посмотрела на своего собеседника.

— Иосиф уехал в Рим.