"Радужная Нить" - читать интересную книгу автора (Уэно Асия)Глава 8 ВстречаДождь стучал по сёдзи, делая жару невыносимой. Уже третий день он то затихал, то пускался сильнее, словно спеша оповестить мир о предстоящем празднике Благословенных Вод, в который даже солнце отказывается покидать небосклон, не омывшись в небесной купели. А люди в самый длинный день бросают суетные занятия и устремляются к ближайшему водоёму, чтобы хоть на несколько мгновений вкусить божественную прохладу и тем очиститься. В моей родной Оваре река, протекающая в черте города, едва не выходит из берегов — столько черни в ней плещется. Знати же довольно омочить кончики пальцев и коснуться ими лба. Хотя лично я всегда смотрел на босоногих мальчишек, с гиканьем кидающихся в зеленоватый поток прямо с мостика и не утруждающих себя раздеванием, и завидовал. Мне такие грубые, но весёлые забавы простонародья были, увы, заказаны. Доведётся ли увидеть, как отмечают праздник здесь, в приморском городе? Если такая погода продлится ещё несколько дней, будем утешаться тем, что это добрая примета. Закупить продовольствие для путешествия не составит труда по любой погоде, а вот раздобыть лодку — точнее, опробовать её… Как знать, даёт посудина течь или нет, если то и дело вычерпываешь из неё воду, щедро поставляемую небесами? Хотя бы один погожий денёк! Наш давешний разговор с юмеми и Мэй-Мэй закончился полным провалом моего намерения отплыть на Хорай в одиночку. Провалом, которому я втайне был рад — настолько, что Ю тотчас же догадался о причине моего хорошего настроения и принялся шутливо намекать на то, чтобы я выплачивал ему жалованье как сопровождающему. Словно не с его собственной связки мы то и дело снимали монеты! К счастью, пока самые мелкие. Мы помогали Химико в шитье: мастерица настроилась обшить весь отряд, а хозяйские девочки, не говоря о Мэй-Мэй, оказались на диво толковыми подручными. А ещё беседовали и отсыпались. В последнем всех превзошёл юмеми, но при его способностях немудрено. Я болтал с Мэй, то расспрашивая её о брате и его делах — он многим с ней делился; то возвращаясь к цели своего пути, который никак не желал продолжаться, и это выводило из себя. Необычное чувство владело мной: я ощущал себя птицей, готовой к перелёту, рвущейся в небо и не решающейся сделать первый взмах крыльями. А там, далеко-далеко, ждёт меня волшебный остров, которому посвящены самые прекрасные сказания, заставляющие сердце трепетать в предвкушении чуда. И, быть может, то, за чем мы охотимся. Как бы ни выглядело снадобье, дарующее вечность — я должен его отыскать, и где, как не на Горе Бессмертия? Но дни шли, я смотрел на залив, прочерченный струнами дождя, словно огромная бива, слушал его музыку, раздражённо отлеплял от взмокшей шеи ворот косодэ и оставался на месте. А птицы уже закончили вить гнёзда. На закате Первого Дня Древа в гостиницу постучался невысокий человечек в скромном облачении слуги и вручил мне послание, сложенное в форме цветка пиона. С превеликим удивлением я прочёл слова, чьё изящество наводило на мысль о женщине, искушённой как в составлении стихов, так и в искусстве их начертания. Да, изумился я несказанно. Любовное послание, надо же! И от кого? Та дама, что встретилась во время нашей с Ю прогулки — могла ли она приложить к этому руку? Возможно, женщина лишь посредница, наперсница более юной особы, с которой я знаком. Всё сходится: Лотосовый Квартал, река, мост. Юмеми, как всегда, оказался прав. Приказав слуге обождать, я взбежал наверх и, нетерпеливо грызя кончик кисточки, начертал подобающий ответ: Вышло чересчур прямолинейно, но любопытство мешало мне сосредоточиться. Свернул в несколько раз, как сумел. Расспросы посыльного ни к чему не привели, но я не разочаровался! Наконец, нашлось дело, которым можно было отвлечься в ожидании хорошей погоды. И, разумеется, остальных оно не касалось. Ночью я спал беспокойно, а утром ни свет, ни заря, получил ответ, ради которого то и дело выглядывал во двор, изображая беспокойство по поводу грозовых туч… которые, кстати, рассеивались! Вот это да! Хитрый ход, ничего не скажешь. Что бы такое придумать, как бы выяснить наверняка?.. Проследить посланника до самого дома томящейся от неразделённой любви особы? Но я не умею прятаться в тенях, а просить госпожу Химико — значит, выдавать чужую тайну. Кто знает, вдруг чувства заслуживают уважения… а может, и большего? Кстати, красиво звучит, "томится от любви"! Надо использовать. Итак, как там меня учили? Сначала отдадим дань образности, заключённой в первых строках полученного послания, а затем придадим сказанному внятность: Нет, чушь какая-то! Я смял испорченный листок. А то получается "ничего не помню, ничего не знаю"! Но что ещё может в них томиться, в этих струях, если я действительно не представляю, кому пишу? Попробуем иначе. Хотя «томления» жалко до слёз! О, слёзы! По-моему, неплохо! Мол, прошу прощения, готов искупить… Хотя… — Как может камень проливать слёзы? И что значит, радостная встреча? С кем? С черепом того, в кого швырнули оным камнем? Всё равно, пытаюсь вообразить и чувствую себя ущербным. Я подпрыгнул — голос раздался над самым ухом. И как этот человек, пересчитывающий боками каждый угол, сумел просочиться в мою комнату незамеченным?! — Не подглядывай! — я закрыл послание рукой. — Нахал! — Извини. Просто не смог удержаться, прочтя такой бред… — Ясумаса! Да будет тебе известно, что не всем на роду написано быть поэтами! Это ты у нас обласкан богами, а мне хотя бы смысл изложить. — И какой же призыв ты вкладываешь в эти строки? — хмыкнул он. — Неужели непонятно?! — фыркнул я. — Спрашиваю, когда встретимся и где. — А с кем? — поднял бровь Татибана. Я раздосадованно оттолкнул листок в сторону. — А это самый главный вопрос! Ясу разинул рот. — Как это? — А вот так! — злорадно усмехнулся я. — Неизвестная поклонница. Изнывает от любви, сетует на мою забывчивость… всё, как полагается! — Боги, да когда же ты ухитрился?! — возопил тот, хватаясь за голову. — Ты же из дома лишь раз выходил, да и то — вместе с господином Ю. А ну, признавайся, гуляка! — Места знать надо! — я вздёрнул нос и широко улыбнулся. — Ну выкладывай же, не томи! — взмолился Ясу. Я хотел было сжалиться, но при упоминании Ю меня посетила здравая мысль. И впрямь, чем мы хуже? — При одном условии. Я рассказываю — ты пишешь. Ну что ты так смотришь? Потрудишься вместо меня? Ради дружбы… ну Ясумаса… ну миленький! — Я?! Любовные строчки?! — возмущению друга не было предела. — А кто у нас сочинитель? Предлагаю действовать сообща. Я вручаю тебе песчинку смысла, ты вкладываешь её в раковину своего дара, и на выходе получается отборная жемчужина поэзии! Лихо я завернул? — Вот сам бы и писал! — противился тот. — Можешь ведь, когда припечёт. А вдруг Химико узнает? — А что тут крамольного? — удивился я. — Не ради себя — ради друга ведь стараешься! Ей мы и так расскажем. Думаю, только посмеётся — к тому же, она у тебя не ревнивая. — А ты откуда знаешь? — нехорошо прищурился Татибана. — Простое предположение, — замахал я руками. — Смотри мне… Давай, рассказывай, где девицу умудрился подцепить! — Уговор в силе? — упрямо уточнил я. — Какой ещё уговор? — Ну Я-а-су!.. Фусумы раздвинулись, в комнату заглянул Ю. — Что за шум? Как дети малые, поспать не дают — к тому же, в такую рань! Он зевнул с видом умирающего от усталости. Кто бы поверил, что несчастный вот уже три дня только и делает, что спит да изредка ест! — Ю-у… — ожидающе посмотрел я на него. — А ты умеешь составлять любовные послания? Юмеми осёкся на середине зевка. Перевёл взгляд с меня на Ясу. — Господин Татибана, позвольте осведомиться у вас как у человека здравомыслящего. Что-то стряслось за то недолгое время, что я позволил выделить себе на восстановление сил, подорванных тяжким трудом во благо Империи? Притвора! Да разве спросонья такое завернёшь? Но, поскольку Ясумаса лишь неопределённо хмыкнул, пришлось обо всём рассказывать самому. Ночь, спустившись на город с моря, принесла долгожданную свежесть. Или так казалось потому, что небо прояснилось и дождь прекратился. Сразу и дышать стало легче. Я шагал по древним мостовым Северной Столицы, и нетерпение подстёгивало меня, как наездник скакуна. Спутник мой несколько раз что-то пробурчал сквозь зубы. Недовольство Ясумасы было вполне оправданным: куда приятнее сидеть на берегу в обществе возлюбленной, чем блуждать по незнакомому городу, да ещё и обряженным в простую одежду, позаимствованную у нашего терпеливого хозяина. В одной руке мой друг сжимал масляный фонарик, освещая путь "своему господину", другая скромно лежала на рукояти меча, будто случайно соскользнув на неё. Слегка приглушённый золотистый свет отбрасывал причудливые тени на стены окрестных домов и под ноги идущим. Обычная, ничем не примечательная картина. Любовник шествует на свидание к женщине высшего сословия. Не слишком таясь, но и не открыто, среди бела дня. Как пояснил Ясу, простота — залог успеха, а вопросы лишь усложняют задачу. И в поэзии тоже. Объединёнными усилиями мы составили следующее послание, которое уже начинало сбываться: Хотя «мы» — это громко звучит. Сочинял Татибана, а остальные отвергали его предложения, пока наш друг окончательно не рассвирепел и не настоял на немедленном выборе из дюжины представленных на наш суд трёхстиший. Оставалось надеяться, что при беседе с загадочной незнакомкой доказывать придётся что угодно, но только не умение владеть поэтическим словом. И, о чудо, "истомлённая тоской" дама сжалилась, и теперь мы следовали указаниям, изложенным в последнем её послании, полученном уже после обеда: Содержатель гостиницы сообщил нам, что Площадь Семи Огней расположена неподалёку от Лотосового квартала, в Нижнем Городе. Ещё одно подтверждение тому, что встреча на мосту вспомнилась мне не случайно. Получив указания, как туда попасть, мы с Ясумасой покинули дом и друзей, как только солнце скрылось в туманной дымке западных предгорий. До означенного места мы добрались уже в кромешной тьме. Семь Огней представляли собой семь высоченных фонарных столбов, на которые мастеру без лесенки и не забраться. Они окаймляли участок с юга широкой дугой, а с севера мостовая переходила в ступеньки, спускающиеся к Араи и старому мосту через неё. Хозяин поведал, что когда-то площадь была сердцем города и, по преданиям, существовала ещё со времён основания Тоси. Императорский дворец располагался неподалёку, но за её пределами, так что она перебывала за свою долгую жизнь чем угодно: от места оглашения воли правителя до рыночной. Но и торговля уже давно перебралась в Верхний Город, а освобождённое от камня пространство возле разноцветных фонарей было засажено прекрасными деревьями и кустами, украшено беседками и валунами с берега. Судя по тому, как нам подмигнул рассказчик, он догадался о причине расспросов. По его словам, там наличествовало множество укромных уголков, используемых влюблёнными по назначению. Мне предстояло найти один-единственный, где ожидают меня. Повелев «слуге» разузнать, пустуют ли окрестные беседки, я заглянул в ближайшую. Фиолетовый фонарь возвышался всего в нескольких шагах от неё, но свет был таким тусклым, что с уходом друга я словно погрузился в сумерки, в пучину морскую. Рукой провёл по тонким бамбуковым жердям. Изнутри моё временное пристанище напоминало домик для певчих цикад — мастеря подобные, дети используют соломинки, перемежая их, как в татами. Сооружение было столь же невесомое и гибкое; наверно, и при землетрясении просто повалилось набок, дожидаясь, пока заботливые руки не установят его обратно. Через крышу свет не проникал, зато сквозь стены там и тут вливались призрачные лучики. Рыхлое плетение успешно оберегало посетителей от духоты. — Хитэёми-сама? — тихий шёпот от входа был подобен голосу Араи, приглушённо рокочущей вдалеке. И вопроса в нём не было. — Госпожа? Я вскочил с широкой полки, опоясывающей беседку изнутри и предназначенной для сидения. Лицо замершей в узком проёме гостьи скрывалось за бамбуковым плетением — вход был таким низким, что даже ей пришлось бы наклониться, возжелай она пройти внутрь. А ведь незнакомка ещё и высока, весьма высока для женщины! По статной осанке я признал в ней ту даму, что следила за мной с моста несколькими днями раньше. Я сделал шаг в её сторону, и тут меня настигло ощущение, совершенно забытое за своей мимолётностью. Тогда, на прогулке, оно промчалось через моё сознание, словно быстрокрылая ласточка — я даже с Ю им не поделился, забыл, отвлечённый посторонними мыслями. И напрасно! Неприятная особа, решил я тогда, и теперь мне снова сделалось не по себе. Предположение, что она — всего лишь посредница в чьих-то любовных делах, показалось мне нелепым и наивным. Нет, человек с такой властностью во всём своём облике не будет выполнять чьи-либо прихоти! У этой женщины есть собственный интерес ко мне, что весьма настораживает. Поколебавшись, я отступил чуть в сторону и вежливо предложил даме разделить моё общество, присесть рядом. — Наш разговор не займёт много времени и, надеюсь, не отнимет у меня много сил. — Женщина даже не шевельнулась, чтобы пройти внутрь. Скрывает лицо? Не похоже на любовную встречу, ничуть не похоже! — Тогда я был бы счастлив подышать свежим воздухом вместе с прекрасной госпожой! — осторожно произнёс я. — Не торопитесь навстречу судьбе, Хитэёми-сама. — Вот теперь в её голосе точно прозвучала издёвка, я уверен! — Будьте благоразумны, и ваша честность станет достойным вознаграждением моим усилиям. Да, никаких недомолвок. Болван ты, Кай: раздулся от тщеславия, как рыба-шар, и попал в расставленные сети. Впрочем, нельзя сказать, что ты совсем уж не готов к столь холодному приёму, но… Судя по всему, эту даму не надо было долго умолять о встрече; не зря друзья осторожничали. Хорошо, откровенность за откровенность! — Разве можно обманывать столь очаровательную женщину? — улыбнулся я, хотя внутри у меня всё сжималось. — Ваши искренние послания пленили мою душу, и сердце колотится в груди от чувств, о коих я и поведать не смею! Чистая правда. О таких чувствах уважающие себя мужчины не сообщают дамам. Было в этом леденящем покалывании что-то знакомое, только до воспоминаний ли сейчас? Конечно, сама она не причинит мне вреда, я вооружён, да и Ясу где-то поблизости, но кто знает, каковы её замыслы? Может, в соседних кустах прячется дюжина синоби, ночных демонов, каждый из которых способен слиться с тенью и нанести оттуда стремительный и сокрушительный удар. — Вы так пылки, — рассмеялась та, — и очень молодо выглядите. Так молодо, так неискушённо… Что воистину удивительно для столь могущественного онмёдзи! Если вначале она говорила воркующим грудным голосом, то последнее выкрикнула резко, будто слова вырвались помимо воли. Видимо, в темноте женщина не заметила, как округлились мои глаза, или истолковала моё изумление превратно, поскольку страстно продолжала: — Я желаю получить ответы на все вопросы, что накопились у меня за долгие годы. И не кривляйтесь, надевая маску бестолкового юнца. Да, я знаю, кто вы на самом деле! Ещё юной девушкой я получила от вас такой отпор, что почти год пролежала без движения, восстанавливая силы по кусочкам, по осколочкам. Но идёт ли один год в сравнение с теми пятью, что вы украли тогда, и моей недавней потерей? Как же я ненавижу весь ваш род! Я немногим старше вас, а выгляжу почти как старуха. Моя молодость, моя красота — где они теперь? Я слушал её лихорадочный шёпот и ничего не понимал. Кроме одного: поиск таинственного недоброжелателя можно считать завершённым. Да, вот оно, то самое чувство замораживающего омерзения, что охватило меня при нападении сикигами! Этот знакомый ступор, безволие — сейчас они гораздо слабее, но по-прежнему леденят тело и душу. Я не мог и слова молвить, лишь стоял и внимал. — Скажи, как ты, несмышлёный мальчишка, мог воспрепятствовать мне? — прошипела она. От былой вежливости, пускай и нарочитой, не осталось и следа. — Ведь сейчас, я знаю, ты полностью подчинён — почему же тогда моё проклятие не подействовало? Как ты мог отразить его, да ещё так ловко, что одно лишь трухлявое дерево сгорело? Услышанное потрясло меня настолько, что я нашёл силы воскликнуть: — Так это вы направили на меня ту молнию? — На тебя? — женщина ударила веером, который я только сейчас заметил, по бамбуковой жерди. Раздался треск, обломки сэнсу белой подраненной птицей упали на землю и, затрепетав, стихли. — Ты нисколечко меня не интересовал… тогда. Чем ты привлёк змея-молнию, что он переключился на твою особу? Скажи, чем? Отвечай! — Я ровным счётом ничего не совершал, — со всем возможным спокойствием заявил я, хотя внутри меня клокотали противоречивые чувства. Оцепенение, словно камень, быстро опускалось на дно, уступая место гневу. Вот, из-за кого дедушка снова утратил самое дорогое! Вот, кто привёл его к погребальному костру! Наконец, ярость и боль, присмиревшие с годами, но не исчезнувшие окончательно, прорвались наружу. — Чего вы хотели?! Чем мы вам не угодили? — Ещё трепыхаешься? — колдунья сделала перед собой несколько жестов, словно бросая в меня что-то. Мои колени подкосились, и я с вернувшимся равнодушием отметил, что падаю, даже не испытывая желания выставить ладони перед собой. Оглушённый, я лежал лицом ниц, не в силах перевернуться. Щекой оцарапался обо что-то острое, кажется, росток молодого бамбука. Выбился из-под утоптанной земли, неистребимое племя… Эта посторонняя мысль меня чуточку приободрила. Отделилась от душевной тьмы, повлекла за собой новые и новые — и в этом было моё спасение. Только пошевелиться сил не хватало. — Так-то лучше, — прозвучал надо мной удовлетворённый голос. — Продолжим нашу занимательную беседу. Всё же вы оказались несговорчивым, молодой человек, и мне придётся сесть. Годы, знаете ли. Спешить некуда, и даже слуга не потревожит наше уединение. Не беспокойтесь, он хорошо отдохнёт. Не люблю тратить отпущенный мне срок на пустяки. Она снова перешла на едкую вежливость, вернув самообладание. — Так раскройте же тайну своих побед, о великий и могущественный онмёдзи! Волшебник, позволяющий слабой пожилой мико валять себя в пыли! Не молчите, порадуйте даму приятной беседой! Мико? Жрица из тех, что присматривают за святилищами, и которым нет числа? Да, я слышал, что они поклоняются божествам, заключённым в священных местах или предметах, но никогда не думал, что это наделяет силой их самих. Эх, Кай, мало ты знаешь об окружающем мире! А ещё в Юме совался… — Так я дождусь ответа, Хитэёми-сама, или вы нуждаетесь в уговорах? Отвечайте, как смогли разбить мои заклятия? Чем повернули их ход? — Она присела и наклонилась ко мне. — Может быть, призвать парочку прислужников вроде тех, что вы уничтожили и подчинили своей воле? Их прикосновения освежат вашу память, как вы полагаете? — А вы уверены, что их не ожидает та же участь? — возразил я, с удивлением осознавая, что голос мой твёрд. Я могу противиться её воле! Говорить то, что надо мне! Моя противница резко выдохнула. — Да вы настоящая загадка… Я несколько раз задавала вопрос и не получила ответа; другой человек уже бы торопился вослед собственному языку! А вы перечите, и при этом не сопротивляетесь, — наконец, задумчиво протянула она. — Что ж, пусть это будет мне уроком. Иногда следует избавляться от врагов сразу, в ущерб любопытству. Прощайте, мой упрямый онмёдзи. И благодарю за стихи, я буду их помнить. Она взяла меня за плечи и с усилием перевернула. Полумрак беседки пронизывали фиолетовые тени, и лицо женщины средних лет, со складками, залёгшими меж бровями, и ожесточённым блеском в глазах, навсегда врезалось в память. Оно придвинулось ко мне, смягчилось, и я, изумлённый, почувствовал тепло сухих губ на своих. — Назовите хотя бы имя! — взмолился я, предвидя скорый конец происходящему. — Иначе душа моя будет преследовать вас повсюду, обещаю! — Думаю, это было бы неплохим способом развеять скуку, — раздался смешок надо мной. — Но невежливо отказывать в смертный час. Меня зовут Кагура из семейства Мидзуки, что издавна служит клану Воды! — Она занесла надо мной кулак, в котором блеснуло лезвие узкого ножа. Тень опустилась рядом косой чертой. — Химико! — вскричал я. Изогнувшись, будто щупальце осьминога, тёмная полоска обвила оружие и выхватила его из руки — или женщина сама разжала пальцы, от неожиданности? Я дёрнулся, но на большее мои мышцы, всё ещё расслабленные, не были способны. Тень, не выпуская ножа из цепких объятий, вытянулась в змею и зашипела, раскачиваясь надо мной. Кицунэ забавлялась, как могла. Ещё в гостинице мы договорились, что она последует за нами незамеченной, а что может привлекать внимание меньше, чем тень? А та крутилась вокруг всю дорогу, то хлеща по ногам двумя пушистыми хвостами, то шаловливо дёргая возлюбленного за подол косодэ. Испытывала силы. И, как выяснилось, не напрасно! Основной недостаток замысла состоял в том, что Химико не могла сразу перетечь в боевую форму, а в хрупком человеческом образе сделалась бы уязвима. Мико была выше ростом и крепче. Даже не используя тёмный дар, она сшибла бы мою хранительницу с ног. Впрочем, Кагура, судя по всему, и не помышляла о нападении. Ошарашенная и не понимающая, что за сущность ей противостоит, женщина скользнула по стеночке мимо меня и растворилась в ночи. Нож упал рядом, а тень свернулась на моей груди клубочком и, отряхнувшись, обрела цвет, плотность и мягкость. Лисица вскочила на ноги и устремилась вослед беглянке. А может быть, искать Татибану. Надеюсь, мико не солгала, иначе в жизни себе не прощу! Я сделал судорожный вдох — сердце бешено колотилось в груди, несмотря на мою готовность к подобному обороту событий и уверенность в том, что друзья не подведут. Подвижность никак не желала возвращаться к телу. Должно быть, Ясу испытывает сейчас то же самое. Каким чудом я так вовремя обрёл свободу воли и речи? Полагаю, кицунэ догадалась бы остановить удар и самостоятельно, но кто знает?.. Наконец, я смог пошевелиться и спустя некоторое время, потраченное на уморительные подёргивания, сел. Даже на ноги поднялся, цепляясь за бамбуковые стенки, и тут выход перегородила чья-то фигура. Свои? Ну и долго же… Сильная рука подхватила меня за ворот и метнула наружу, толкнув под лопатки. Я чудом не впечатался в фонарный столб, который и помог удержаться на ногах. Человек уже стоял рядом: представительный мужчина лет сорока, рослый и неимоверно широкий в плечах. Одетый как простолюдин, но не из самой бедноты, он тем более не напоминал разбойничье отребье. Длинное, до середины голени, косодэ из тёмного шёлка-сырца выглядело чистым, и лишь чуть сильнее должного выбилось из-под пояса с коротким и широким мечом, продетым под него. Волосы были острижены по самый подбородок, на резко очерченном лице выделялись широкие скулы, тёмные глаза сурово озирали мою встрёпанную особу. Нет, не просто сурово. Непримиримо. Соратник тёмной мико? Я же слаб, как котёнок… — И чем он думал, когда выбирал на этот раз? — фыркнул человек, презрительно искривив губы. — Вы кто хоть будете? Я не понял его недовольства, но уловил самое главное: моя смерть по меньшей мере откладывалась. Отлепившись от столба, я вежливо представился, не услышав в ответ ничего, что могло бы сойти за подобающие знакомству слова. Имени мужчина тоже не назвал. — И что здесь происходит? — напустился он на меня с расспросами. — Я, конечно, не застал самого интересного, но думал уже, что Араи вышла из берегов! Не молчите! Предполагаю, что вам есть о чём рассказать, а мне — что выслушать. Вы не онмёдзи и едва держитесь на ногах — значит, нападал кто-то другой. Ну же! Я резковато обошёлся с вами поначалу, но клянусь, что не причиню вреда, и даже готов загладить вину. Но задумчивость, а вовсе не испуг, была причиной моего безмолвия. Это надо же! Одна твердит, что я могущественный онмёдзи (правда, со странностями), другой убеждён, что я таковым не являюсь. И каждый допрашивает, в кого ни плюнь — одни дознаватели, чтоб их демоны на том свете чествовали! — Сначала хотелось бы услышать, с кем сведён судьбой, — отрывисто заявил я, не скрывая раздражения. — Сведён судьбой? — незнакомец хмыкнул. — Уж не со мной, могу заверить. Хотя подозреваю, с кем, и это исполняет меня надеждой на скорую встречу. А что касается имени… — Тоси! — возглас раздался со стороны моста, и мужчина с волосами, казавшимися в объединённом свете семи фонарей ещё более радужными, чем обычно, заторопился к нам. — Ты? — стоящий рядом со мной сделал шаг навстречу Ю. — Всё-таки это ты? В голосе его звучала самая странная смесь радости и негодования, с которой я когда-либо в жизни сталкивался. Юмеми замедлял шаг по мере того, как приближался. Шёл, словно ступая по глиняным черепкам. Или преодолевая бурное течение. Лицо его было непроницаемым, но кулаки крепко сжаты — не знаю, отдавал ли он в этом отчёт. У меня возникло ощущение, что Ю действует против собственной воли, вынуждаемый обстоятельствами, и на сердце у него тяжело. — Тоси, — молвил он, остановившись прямо напротив незнакомца и подняв подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом. Меня он словно не заметил, что оказалось до боли обидным. А если бы убили? Вот она, дружба… — Тоси! Давай переговорим наедине. Отойдём в другое место? Он махнул куда-то в глубину площади, где среди деревьев таились другие беседки. Выходит, заметил, и желает избавиться. Как бы ни так, никуда вы не уйдёте. С меня хватит, достаточно скрытничать за моей спиной! Я думал, что заслужил искренность и доверие с твоей стороны, Ю, но раз это не так — буду действовать, не оглядываясь на других! — Куда это вы собрались? — возмутился я, останавливая рукой человека, названного Тоси. Необычное имя — в честь города, что ли? Слава богам, у нас Оварой никого не называют. — А я? — А вы будете помехой нашему разговору, — отрубил этот грубиян. — Знали бы, сколько лет мы не виделись — предпочли бы обождать в одиночестве. Он собрался было взять Ю за локоть, но я вклинился между ними. Если юмеми немногим выше меня, то этот верзила… до чего противно задирать голову при разговоре, да ещё с такими высокомерными особами. Что этот простолюдин себе позволяет? Разумеется, я давно уже не оцениваю людей по происхождению, с того самого дня, как познакомился с ханьцем. Однако всему должны быть свои пределы, и подобное пренебрежение требует отдачи! Новый знакомый мне не нравился. Не так, как мико, от которой веяло тёмной властью и холодом, но просто, по-человечески. — И почему меня должно волновать, сколько лет вы не виделись с моим попутчиком? — я поднял бровь. — С чего вы решили, что заслуживаете чужого терпения? А? — Я сделал шаг в его сторону и даже потеснил противника. — И мне неловко намекать, что человек, не соизволивший поприветствовать вышестоящую особу и назвать своё низкое имя первым, слишком дурно воспитан, чтобы доверять ему чужую жизнь! За спиной раздались сдавленные всхлипывания, я весь подобрался, но тотчас же понял, что Ю не плачет, а пытается сдержать смех. Мгновение — и южанин повис на моём плече, содрогаясь от хохота. Тут я ощутил, что приток сил, позволивший держаться на ногах и наступать на обидчика, неожиданно иссяк, и под дополнительным грузом осел на землю, поминая ёкая вслух и его близкие отношения с новым знакомым — мысленно. — А он упрямый и с норовом, это многое объясняет. — Непримиримости в поведении Тоси чуть поубавилось, но теперь меня взбесило иное. — И что за привычка обсуждать человека, будто он — жеребец, выставленный на торг? — напустился я на него, даже не делая попытки встать, и потому чувствуя себя ребёнком, поучающим взрослого. — Я не потерплю подобного обращения даже от местного правителя! — А от местного хранителя? — он одарил меня тяжёлым взглядом. Задет отповедью, вот и поделом! — Кай, остынь, — предупреждающе шепнул Ю. Предмет спора опустился на одно колено рядом со мной и слегка поддерживал за плечи. Убеждён: не столько из заботливости, сколько с расчётом, мне не ведомым. Это распалило меня ещё больше. — Хранитель? Как же, знаю! У меня есть друг, хранитель Малых Записей. А вы что храните? Местные обычаи хватать незнакомых людей за одежду и знакомить их с фонарными столбами? Допрашивать, не удосужившись представиться? Открыто заявлять, что их общество вас не устраивает? — Вообще-то, я хранитель Северной Столицы! — рявкнул он. — А также, если это способно внушить вам почтение, её основатель и первый правитель Клана Земли! Я хотел было заметить, что помутнение рассудка не может служить оправданием невоспитанности, но подумал, что на самом деле — вполне может. Затем, не слыша опровержений со стороны Ю, ещё немного поразмыслил и пришёл к выводу, что в мире, где существуют ю-рэй, кицунэ, сикигами, нуси и злобные мико, следует допустить и пребывание среди живых человека, умершего около тысячи лет назад. — Кем бы вы ни были, — упрямо буркнул я, вставая на ноги, — всё равно настаиваю на уважительном отношении. — А я заверяю, что мой друг его заслуживает, — спокойно добавил юмеми. Неизвестно, правда, к кому из нас он обращался… |
||
|