"Тетрадь первая" - читать интересную книгу автора (Цветаева Марина)ЗАПИСИ ИЗ ЧЕРНОВОЙ МOЛОДЦА(черная картонная тетрадь с белой наклейкой) Дай Бог кончить Мóлодца целиком к 15-му новlt;огоgt; Октября 1922 г.! После него — Ионафан и Егорушка. Ионафана — дай Бог кончить к 1-му января 1923 г.! Для Мóлодца: II ворота — задача — ее любовь (тяготение) и его любовь (отказ). Маруся — Мóлодцу: — Пей, пей мою кровь! Еще две встречи. Сегодня только предупреждает (искушает). — Можешь от меня легко отделаться, только скажи, что видела и мигом сгину и никогда не вернусь. А не скажешь: мать помрет. […] Слов не внемлет. Тихим голосом (в себя): — Лучше в землю. Последняя встреча. Маруся, я загубил брата и мать, черед за тобой. Я в себе не волен. Земно прошу тебя: скажи правду. Скоро пробьет полночь, я буду спрашивать. А потом — беги к попу, мой дом на самом конце, с краю (чтоб легче вставать!) пусть выроют и вобьют мне в глотку осиновый кол. — Маруся, я люблю тебя пуще… Блаженная смерть — рожь — звон — пчела — она цветок — душу пьет — одна кровиночка. — Эту оставлю. — (NB! на разживу!) Последние слова Маруси: — Я великая грешница. Выносите меня, девки, под порогом и похороните на перекрестке. — Голубок. — NB! Третьи ворота: уже после смерти матери (продав). — Вспляшем! — Пляска. Она пуще его. (Как всякая она — всякого его.) — «Приходи». Смерть от него — блаженство. NB! дохлятина (проклятия) Моя русая коса! Зачем, русая, росла? Дальше: Под порогом. Пляска (столбняк: огненный столп) — вспляшем! — ужас девок — пляшет одна (одни). — Черед за тобой! — Откажись! — Мой дом на погосте — четвертый с краю, пусть выроют, да вобьют мне в глотку осиновый кол. — Беги к попу! — Не хочу я твоей кровки красной, не хочу я твоей муки смертной, я тебя пуще жизни… Отталкивает. Она закидывает ему руки вокруг шеи. — Полночь. — Вопрос. — Ответ. Ночь. Луч. — Жужжание. — Шмель. — Цветок. — Блаженная смерть. Последняя кровиночка: «А вот эту оставлю. На разживу». Утро. Девки. — «Как я грешница великая пред Богом — Выносите меня, девки, под порогом!» Вынос: Мать с братцем — на кладбище, Марусю на перекресток. Братнин гроб полегчал. — Голубок. Слова: скоропомощный, тишать, мирственный, жестоко полюбить, подрумяночка, блудяга, виноватиться, игольны ушки, вреда (существlt;ительноеgt;). И снова утро сливами И листьями увенчано. Забытое! — счастливое! — Девичество! — Младенчество! От всей глубокомыслицы Столичной — душу выправить. Уже в живых не числиться: Зарытой быть! Забытой быть! Такою нищей женщиной обуться | Уснув — одеться | не во что! схватиться не за что Проснуться — дом бревенчатый! — Такой богатой девочкой В синь широковетвистую | — и с листьями | Рви — ибо тысячи! Улыбчивая истина: Девичество! Мальчишество! Девичество! — Девчончество! не кончится (В лесу, на дереве. Дальше начало «Деревьев»: В смертных изверясь, — 5-го новlt;огоgt; сентlt;ябряgt; 1922 г. Когда обидой опилась. Дальше — опять Мóлодец.) Варианты: Чтоб ни спых ни сполох Потревожить не мог Промеж тех четырех Прямохожих дорог… 1. Чтоб вам кровушки не высосала жильной — Схороните меня, девки, на развилье 2. Как я честнóй не заслужила — Схороните меня, девки, на развилье 3. Как виновному не велено с безвинным — Хороните меня, девки, на развилье 4. Чтобы душенькам не снилася безвинным — Хороните меня, девки, на развилье 5. Чтобы дождички следы мои | размыли — скорей меня | Схороните меня, девки, на развилье 6. Чтобы дождички грехи мои замыли — Схороните меня, девки, на развилье 7. Как я горенки не выслужила зимней — Хороните меня, девки, на развилье 8. Как я с нежитью и в смерти неразрывна — Хороните меня, девки, на развилье ан — порх голубок На сестрин гробок Мечта о 2-ой части (Дай Бог кончить к Рождеству!) Действующие лица: Маруся Барин Слуга Голубок Белый стан: Барин, Голубок (потом — сын) Темный: Слуга, Гости. Гости здесь то же что девки в 1-й части. Слуга — тайный слуга (орудие) Мóлодца, враг Голубка (братца). Голубок над Марусей (четою). Слуга — гонитель Голубка. Единственная (кроме Голубка) явная невинность — Барин. Барин: веселый, трезвый (непременно соединить!), исполняющий все желания Маруси, задаривающий и т. д. Три условия Маруси: 1) никогда гостей, ничего красного в доме и пять лет (годов) без обедни. К концу пятого года у нее рождается сын. (Братец простил!) Вместо голубка — люлька. К концу (катастрофе) сгущение всего: Маруся, стосковавшись, нарушает обет и становится цветком (м. б. соблазн — слуги?), слуга доносит, барин, раздосадованный, зовет гостей — все гости в красном! — (бесы!) — похвальба — издевка гостей, барин заставляет Марусю идти в церковь — крестить сына — и: Херувимская. Херувимская: апофеоз Мóлодца. Явный отлет в ад. II часть (Начата 12/25 Октября 1922 г. — С Богом!) Эй, звоночки, звончей вдарим! и т. д. Варианты: …Нов у барина глазок, Скок у барина легок Брови сдвинув, рот разинув на белом на снежке NB! : розан размалинов | розмаринов В разлазоревом горшке Где крестом дорога Сошлась — с снегом вровень, Глядит барин: розан намалеван… Где крестом дорога Сошлась — дар дарован! Глядит барин: розан Точно намалеван. Посередь снегов — столбок, Под столбом — глаза ожег!.. — На всё, барин, очередь, На всё, барин, заповедь! Спешит барин — мочи нет! — Цветочек выкапывает Полны варежки нагреб, По коленочко в сугроб — Инде ж, барин, писано, Чтоб саван — весну рожал? С цветочками, с листьями, А сам-то — что уголь-жар! В обе рученьки бьет, К самой душеньке жмет На всю жызть, моя сласть! Кажный листик обтряс. Шапка наземь, шубка настежь — К самой душеньке прижал! Жесты: распахнуть шубу, спрятать цветок. NB! усилить перекресток и жар цветка. Постепенность (без сына) I глава — Барин. Барин — слуга — Цветок. Слуга указывает, барин выкапывает и увозит. II глава: Цветок. В двух словах любовь барина к цветку (муравленый горшок, поливка, не надышится). На сцену — слуга: «Ты вот так-то и так-то, а попробуй-ка не поспать нынче ночью…» Барин не спит. Превращение. Дает ей пройтись по комнатам (спящая), хватает за обе руки, разговор. Три Марусиных условья: пять лет без обедни, изгнать красный цвет, не принимать гостей: А цветок мой — от соблазну — сожги. Барин соглашается. — Спят. III глава: Барин уезжает. Слуга заманивает Марусю в «особую светелку» где цветок. Маруся не удерживается и ночью становится цветком. («Зачем не сжег?!») IV глава: Приезд барина, донос слуги, гнев барина: враз нарушает все три условия, или — барин приезжает в ночь, застает Марусю цветком — объяснение — угрозы и вечером: пир. V глава — Херувимская. Постепенность: III глава. К концу пятого года. Рождение сына. (Кто-то простил.) Барин советуется со слугой, как бы порадовать барыню: назови гостей, устрой крестины — развеселится. IV Пир V Херувимская 1. Как с двенадцатым, с последним — в самый звон Как встряхнется-встрепенется стебель-сон 2. Как с двенадцатым, с последним — следом в след — Как встряхнется-встрепенется стебель |-цвет зелень | 3. Как с двенадцатым, с последним, сроком в срок, Как встряхнется-встрепенется стебель-сок Красное приданое, Бусы коралловые Стан запрокидывает, Руки выламывает Платье одергивает, Дрему отряхивает С красного сборчатого Дрему отряхивает Белы | Светлы | мраморные стены, А ее стена — без тени — да с костью ль? Страшная гостья! Светлы месячные игры. Посередке: стол неприбран Востры бариновы лыжи 2-го ноября по-новому — переезд в чудную — почти аю-райскую — хату, предпоследнюю в деревне, почти в лесу. (Наша лесная дорога: въезд.) Низкая, три окошка, кафельная печка (белый с голубым изразец) — старик и старушка, причем старушка глуха и глупа. Здесь я непременно должна кончить Мóлодца. — К Рождеству. — Дай Бог! — В щечки — ладошками Вперлась — Зал в два света — в два цвета, Зал в два света Ручки стиснула Месяц | — ливнями, Слезы | Ну поистину — Дева дивная Платье — красного атласа … Красным морем пролилася Середь лунных | морей мертвых | Ручку правую сдружила А и с левой рукой… Белизну я воспринимаю не как отсутствие цвета, а как присутствие. Куды ни глянь — Вьется! Вот-вот В лунную стклянь Рыбой уйдет Куды ни кинь — Клином! Вот-вот В лунную хлынь | синь | Дымом уйдет… 1. Подивился барин дичи… — Может грех какой девичий: Co-сна, во-сне… — Не знаю, нé… 2. Подивился барин сдаче: — Может грех какой ребячий: …во сне… — Не зна — ю, не… 3. Подивился барин вздору: — Может грех такой, который Долго ль — вместе лечь? (Дольше — вести бечь!) Мой последний сказ — В нужный день и час… Листья ли с древа рушатся, Розовые да чайные? То | Нет | — с покоренной русости Ризы ее, шелка ее. Ветви ли в воду клонятся К водорослям да к ржавчинам? То | Нет | — без души, без помысла Руки ее упавшие. Смолы ли в траву пролиты, В те ли во льны кукушечьи? То | Нет | — по щекам на коврики Слезы ее, — ведь скушно же! Барин, не тем ты занятый, А поглядел бы зарево! То в проваленной памяти Зори ее: глаза его! Расставаться — ленятся… (Конец первой черновой Мóлодца: черная тетрадка с белой наклейкой.) ВТОРАЯ ЧЕРНОВАЯ МOЛОДЦА (черная средней толщины, без наклейки) Черновая для Мóлодца (Тетрадь подарена Сережей 1/14 ноября 1922 г. в Чехии, в Горних Мокропсах, близь Праги. Начата 2/15 ноября 1922 г., в день рождения моей матери. Ей сейчас было бы 53 года. Сейчас, когда переписываю — почти 63 г.) II чlt;астьgt; Глава третья Ровно выстрел пушечный Часы-сроки грянули, — И в снегах подушечных Молодая барыня Никого не слушавши Часы-сроки грянули… Из письма к Б. П. (NB! Обе черновые Мóлодца приходятся посредине зеленой с черным тетради, т. е. тогда Б. П. еще не уехал.) …Мой любимый вид общения — потусторонний: сон. Я на полной свободе. …Письмо не слова, а голос. (Слова мы подставляем.) Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбами. Две глухие стены. (Брандмауэра, а за ними — Brand! [152]) Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад. (Où l’аrc en ciel a posé son pied… [153]) Но тем не менее — захудалое, Богом забытое (вспомянутое!) кафэ — лучше в порту (хотите? (Nordsee!) [154]), с деревянными залитыми столами, в дыму — локоть и лоб — Но я свои соблазны оставляю тоже в духе. Сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу — ясными и трезвыми словами: — на сколько и когда. Потому что я — так или иначе — приеду. Теперь признаюсь Вам в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерностью своей правдивости. Давать вещь так, как она во мне и во вне — есть. [155] Испытание правдой. Кто вынесет? Особенно если эта правда, в данный час, — Осанна! Моя Осанна! Осанна моего данного (вечного) часа. Я не умеряю своей души (только — жизнь). А так как душа — это никогда: я, всегда: ты (верней — то) — то у другого или руки опускаются (трусливое, хотя тоже правдивое: «да ведь я не такой!») или земля ходит под ногами, а на земле — я, и ноги по мне. Принимаю и это. Я знаю, что в жизни надо лгать (скрывать, кроить, кривить). Что без кройки платья не выйдет. Что только устрашишь другого потоком ткани. Что в таком виде это не носко — и даже невыносимо. Но мои встречи — не в жизни, вне жизни, и — горький опыт с первого дня сознания — в них я одна (как в детстве: «играю одна»). Потому что ни другому, ни жизни резать не даю. Моя вина — ошибка — грех, что средства-то я беру из жизни. Так ведя встречу нужно просто молчать: ВСЁ внутри. Ведь человек не может вынести. (Я бы могла, но я единственный из всех кого встретила — кто бы могла! Я всему большому о себе верю. Только ему. Нет — слишком большого!) А потом меня обвиняют в жестокости. Это не жестокость. Свет перестал брезжиться (пробиваться) через тебя, через эту стену — тебя, ты темный, плотный, свет ушел — и я ушла. К чему сейчас всё говорю? А вот. (Соблазн правдой!) — Вы сейчас мой любимый русский поэт, и мне нисколько не стыдно сказать Вам, что только для Вас и именно для Вас сяду в вагон и приеду. Ездят же чтобы купить себе пальто. Никогда не поверю, что Вы есть. Вы есть временами, потом Вас нет. (Ваше исчезновение на кладбище.) То, что Вы пишете о себе (русло, наклон, плоскость) правильно. Вы — слушайте внимательно — как сон, в который возвращаешься (возвратные повторные сны). Не сон, действующее лицо сна. — Или как город: уезжаешь — и его нет, он будет когда ты вернешься. Так, в жизни я Вас наверное не пойму, не соберу, буду ошибаться, нужен другой подход — разряд — сонный. Разрешите вести встречу так: поверьте! Разрешите и отрешитесь. Не думайте: мне всё важно в Вашей жизни, вплоть до нового костюма и денежных дел — я ведь насквозь-сочувственна! и в житейских делах проще простого (родней родного!), быт — это ведь общий враг, в каждом костюмном деле мы — союзники! Я не занимаюсь лизанием сливок (с меня их всегда лизали, оставляя мне обездушенную сыворотку быта, топя меня в ней! Подыхай, т. е. живи как хочешь, будь прохвостом, только пиши хорошие стихи, а мы послушаем (полижем!)), но — пока я Вам (о чем очень, глубже чем Вы думаете, горюю) в бытовой жизни не нужна — будем жить в вне-бытовой. Но если бы Вам — предположение — почему-либо понадобилось приехать в Прагу, я бы узнала нынешнюю валюту, и гостиницу — и всё чего не знаю. Глава IV Пированьице — Здорóво! Здорóво! С морозу! С морозу! Живи да не вдовствуй! С морозцу! С морозцу! — С морозу — да угости! — С дороженьки поднеси! Прóмерзли, продрóгли! С дóроги! С дорóги! Прóстыли, захолодали! , топи баню! безназвáнные! | Здравствуй, гости, князья-други безымянные! | Ручьи-реки-дожди-ливни разливанные… (Вино) Линия: Барин велит барыне выйти с сыном. Слуга без барыни: один, без канпаньи. «Говорит: не слышу. Говорит: не выйду». Три слова еще — тебе на ушко. Смех гостей: уродка! Барин сам за ней, приводит. — Хороша да некрещёна! Дворянское слово. …Как не первенца качаю, А меньшого | братца родного | Записи. Я в жизни никогда не делала того, что не хочу и никогда — того, что хочу. Обед не стóит, чтоб его готовили. (Лучше — сырой!) Когда-то, С. М. В. — мне: «Комната, где готовят — кухня, поэтому не: „Какая грязная комната“, а: „Какая чистая кухня“». Я не могу делать то, чего не хочу. Могу только не делать того, что хочу. Как невозможно мне делать то, чего не хочу! И как легко не делать того, что хочу! Делать то, чего не хочу для меня — невозможность. Не делать того, что хочу — обычное состояние. Так, не могу сказать, что не хочу готовить обеда, могу только сказать, что пока готовлю обед страстно хочу писать стихи. Только потому обед и сварен. Сейчас, 10 л. спустя, даю такую формулу: все мои не хочу были духовные: у меня не было физических не хочу — очевидно из-за глубокой демократичности тела, до меня привыкшего… А так как обед — и мытье полов — и так далее — и очень далее, ибо конца этому нет — вещи порядка явно-физического, я их безропотно и делала, и делаю, и буду делать. Я ни к чему не чувствую отвращения, кроме — Но это бы заняло десять томов. Летаргия: усиливающийся звон, скованность (мертвость) тела, единственное живое — дыхание, единственное сознание: дышать. И вдруг — сразу — отпускает. Это не сон: lt;пропуск двух-трех словgt; только полная беззащитность слуха и тела: не хочу слушать и не могу прервать, хочу двинуться и не могу начать. Раздвоение сущности: тело — мертво и существует только в сознании. На кровати ничего нет кроме страха перестать дышать. Отличие от сна: во сне я — живу, о том что я сплю — только вспоминаю, кроме того во сне (сновидении) я свободна: живу призрачным телом. А здесь умираю живым. Это у меня с двенадцати лет, и это у меня двенадцати лет называлось карусель. Варианты: возглас (чаще издевательский), иногда — одна интонация (от которой — холодею) — среди полного бдения (но всегда в темноте) иногда впрочем и посреди чтения — интонация издевки или угрозы — затем: постель срывается, летаем — я и постель — вокруг комнаты, точно ища выхода окна: простор, постели нет, я над городом, лесом, морем, падение без конца, знаю, что конца нет. Либо: воздушное преследование, т. е. я по воздуху, те — по земле, вот-вот достанут, но тогда уже я торжествую, ибо — те не полетят. Но всё: и только звон, и полет с постелью, и пасть-не упасть и погоня — всё при полном сознании скованности тела лежащего на постели — даже когда я с постелью вылетела в окно — всё как спазма, меня свело и, если не отпустит — смерть. И сквозь всё: погоню, полет, звон, выкрики, единственный актив и физический звук собственного дыхания. Когда мне было четырнадцать лет мне наш земский тарусский врач (Иван Зиновьевич Добротворский, свойственник отца) в ответ на рассказ сказал, что от глаз — зрения. Но я тогда уже поняла, что глаза не при чем, раз всё дело в слышимом и — больше! — раз ничего не вижу. Другие (не врачи) клонили к отделению астрального тела и прочему, но им я тоже не верила, видя, что я живая, попадаю в теорию, мой живой — смертный — страх в какой-то очень благополучный (и сомнительный) разряд. Не зная ни медицины ни мистики вот что — сердце, мстящее мне ночью за то, что делаю с ним днем (тогда, 12-ти лет — наперед мстящее: за то, что буду делать!), вернее платящееся за мою lt;сверху: нашуgt; дневную — исконную — всяческую растрату. И наполнение этого ужаса — звуковыми, т. е. слуховыми, т. е. самыми моими явлениями. Если бы я жила зрительной жизнью (чего бы быть не могло) я бы этот ужас видела, т. е. вместо интонаций — рожи, м. б. даже не рожи, а мерзости без названия, словом то, что в зрительной жизни соответствует интонации (голосовому умыслу). Исконная и северная Wilde Jagd [156] сердца, которого в своей простоте не знает — и не может знать — латинская раса. Вся мистическая, нет — мифическая! — Wilde Jagd крови по жилам. Так — умру. Предисловие к Мóлодцу: Эта вещь написана вслух, не написана, а сказана, поэтому, думаю, будет неправильно (неправедно!) читать ее глазами. Спойте вслед! Что могла — указала ударениями, двоеточиями, тирэ (гениальное немецкое Gedankenstrich [157], та lt;пропуск одного словаgt; морщина между бровями, здесь легшая горизонталью). Остальное предоставляю чутью и слуху читателя: абсолютному слуху абсолютного читателя. Зная только одни августейшие беды, как любовь к нелюбящему, смерть матери, тоску по своему семилетию, — такое, зная только чистые беды: раны (не язвы!) — и всё это в прекрасном декоруме: сначала феодального дома, затем — эвксинского брега — не забыть хлыстовской Тарусы, точно нарочно данной отродясь, чтобы весь век ее во всем искать и нигде не находить — я до самого 1920 г. недоумевала: зачем героя непременно в подвал и героиню непременно с желтым билетом. Меня знобило от Достоевского. Его черноты жизни мне казались предвзятыми, отсутствие природы (сущей и на Сенной: и над Сенной в виде — неба: вездесущего!) не давало дышать. Дворники, углы, номера, яичные скорлупы, плевки — когда есть небо: для всех. То же — toutes proportions gardées [158] — я ощущала от стихов 18-летнего Эренбурга, за которые (присылку которых — присылал все книжки) — его даже не благодарила, ибо в каждом стихотворении — писсуары, весь Париж — сплошной писсуар: Париж набережных, каштанов, Римского Короля, одиночества, — Париж моего шестнадцатилетия. То же — toutes proportions encore mieux gardées [159] — ощущаю во всяком Союзе Поэтов, революционном или эмигрантском, где что ни стих — то нарыв, что ни четверостишие — то бочка с нечистотами: между нарывом и нужником. Эстетический подход? — ЭТИЧЕСКИЙ ОТСКОК. У женщины — творчество всегда нарушенная норма. — А у мужчин, очевидно, обычное состояние? Ж. Занд на Майорке, пиша свои многотомные — прекрасные — романы, учила детей, чинила и готовила. Шопен просто сходил с ума. Скифская страсть к бессмертью. (Мое — «отыграюсь!».) Сон про Ахматову. (Волосы — лес — раздорожье.) Сон про Блока. (Два шага по земле, третий — в воздух.) Люди не требовательны, но я — требовательна. Потому так пишу (из жил). Люди требовательны, но я — не требовательна. Потому так хожу (одеваюсь). Я сню свои сны (волевое). Снить, тьмить. Мра (смерть). Мне сон не снится, я его сню. Попытка главы десятой и последней — «Херувимская» (Дай Бог!) Рай проспишь Вставай, барыня! Рай проспишь! Линия: Слуга будит барыню. Перед рассветом: голоса, голос — над барыней и над барином (спят врозь). Барыне голос: не езди, не сдавайся и — чем больше голос убеждает — тем она (обратное). («Сыном поплатишься» (Проклятьице). — Трижды.) — Над барином: Спьяну хвастал. Брось дворянскую спесь. (Слово.) Слуга стучит к барыне: — Вставай, барыня, — Рай проспишь! Сначала к барину: — Обедню проспишь. Царство проспишь. Барин: — Не поеду. Барыня: — Не поеду. Слуга — лицемерно — потакает (что дворянское слово — ветер носит!). Линия голоса: не езди, не сдавайся, сыном ответишь, мужем ответишь. А уж коли — не гляди в левое окно, цельную обедню очи тупь. Дальше — не в моей власти. Был тебе верен. (Без местоимений, просто — голос. Не зовет никак.) А окликну — откажись: не я. (Не я, не я, — другому жена.) Над барином: — Не неволь жену, пять деньков еще lt;под строкой: всегоgt; до сроку… Попытка «Херувимской» (— Дай Бог!) Рассвет Сонных очей — мечтаньице Рассвет, рассвет! Что — сер? что — сед? Что цедят? Молоко, вино — сквозь зубы. И бражник не цедит И цыган не крáдет, И нищий не клянчит Харчевня, кабак, кабатчик, трактирщик, сбитенщик, кравчий, пивовар, постоялец, постоялый двор, целовальник, бражник, корчмарь, шильник, жид. Запись: — Тот кто обходится без людей — без того и люди обходятся. Так обходятся, напр., что дали Блоку умереть от голодной цинги. Окруженность в прямой зависимости от зазывания, привлечения. Что делают актеры? Выходят на улицу, сдирают с себя всё: — Вот я! И как хорош! (Бесстыдствуют.) Это делают и поэты, но действуя на более изысканное (глубокое, редкостное) чувство: слух — и душу (если есть!), зазывая к себе в духе, следовlt;ательноgt; уже менее окружены. (Есенин, зазывающий цилиндром либо онучами и Байрон — ручными леопардами — уже актеры: актеришки.) Но и здесь: желание или нежелание привлечь — всё. Даже при соизмеримом даровании, возьмите окруженность Белого и отчужденность Блока. — «Тебя рвут на части? Ты этого хочешь». …und suchen schöne Bilder Und sind ihr ganzes Leben so allein…[160] Иуда разрываемый на части зрителями — вот божественность актера. Орфей разрываемый на части менадами — вот божественность поэта. Ибо — один против всех. Всякое иное разрывание на части — бесчестье. Люди ревнуют только к одному: одиночеству. Не прощают только одного: одиночества. Мстят только за одно: одиночество. К тому — того — за то, что смеешь быть один. Etre и avoir. [161] Avoir — не мешает. Etre — МЕШАЕТ. Еще: Твое avoir не мешает (не может помешать) другим être, хотя бы потому, что они твоим avoir — хотя бы с краю — пользуются, хочешь-не хочешь — присосеживаются. Твое être МЕШАЕТ, спать не дает другим, ибо явное имущество и явно недоступное. Явно-недоступное преимущество. Те кому твое être не МЕШАЕТ — сами сущие, т. е. имущие одного с тобой порядка: недоступного и неотъемлемого. А может быть (приписка 1932 г.) всё — наоборот, т. е. простая зависть к имущему и глубокое равнодушие к сущему: незамечание его. Мои завистники (естеству) что-то — как будто — из Царства Небесного! Ни одной вещи в жизни я не видела просто, мне — как восьми лет, в приготовительном классе при взгляде на восьмиклассниц — в каждой вещи и за каждой вещью мерещилась — тайна, т. е. ее, вещи, истинная суть. В восьмиклассницах тайны не оказалось, т. е. та простая видимость — бант, длинная юбка, усмешка — и оказалась их сутью — сути не оказалось! Но тогда я, восьмиклассница, перенесла взгляд на поэтов, героев, прочее, там полагая. И опять — врастя в круг поэтов, героев, пр., опять убедилась, что за стихами, подвигами и прочим — опять ничего, т. е. что стихи — всё, что они есть и могут, подвиги — всё, что они есть и могут, что поэт — в лучшем случае равен стихам, как восьмиклассница — банту, т. е. видимое — своей видимости, что это-то и есть то, для чего у меня — от бесконечного преклонения — никогда не было (и вопреки всему — не будет) — имени. (Говорю не совсем точно, ибо боюсь упустить.) Бант — знак, стихи — знак… Но — чего? Восемнадцатилетия (бант), но восемнадцатилетие — чего? И если даже найду, то то — чего — знак? Так я видела мир восьми лет, так буду видеть восьмидесяти, несмотря на то, что так никогда его не увидела (т. е. вещь неизменно оказывалась просто — собой). Ибо таков он есть. (Лето 1932 г. Меня не обманули только Б. П. и P. M. Рlt;илькеgt;. Меня (упорство моего неверия в видимость как в таковую) подтвердили только Б. П. и P. M. Р., которые оба мне были несуждены. И все поэты (которых не знала). И слово Гёте: Alles Vergängliche ist nur ein Gleichniss [162] которое я знала, которое я явила — отродясь. (Впервые услышала его 17 л. в Мусагете [163], от одного из местных гётеянцев, таких же безнадежных как пушкинианцы, как все анцы — если только не армяне.) Меня не обманули только все деревья, все повороты старых (исхоженных) улиц, все старые стены с молодым плющом, все — все — все — Меня обманули только — люди, которых я пыталась, все люди (мно — ого!) которых я пыталась любить, т. е. иносказать — в другой мир, откуда — мне казалось — они, как я, родом, все — родом (вспять-сказать!) и оказавшиеся как раз тем, чему я не верила, т. е. делец — делами, поэт — стихами, любовник — губами (если не руками!), восьмиклассница — бантом. Т. е. каждая вещь своим атрибутом. Только.) Дальше — Херувимская: Нищие. — Как поминать-то? — Звать-то как? Чтить-то как? — Не знаю. — Не помню. — Легкое пересмеиванье (скрытое). Мlt;арусяgt; как причастница. Говор народа, все голову в ее сторону, шепот: откуда такая? чья такая? Зачарованность и легкая жуть. Мlt;арусяgt; потупив глаза (ни разу не вскидывает за службу, всё — внутри, слухом). Доходит только свое, ответные мысли и трижды голос: не гляди! Треск свечей. Гул народа, стук поклонов, ее свеча — гаснет. М. б. при входе — последний взгляд — на барина? «Ровно вижу тебя в последний раз» — или: «Ровно вижу тебя в первый раз» (или оба?). — Шутливо-ласковый ответ барина: «…моя немолéнная…» Шепот барина: — Молись, Моя немолéнная! Певчие. Один голос пуще всех ликует, или: голос знаком. (Спор в ней двух голосов, оба — его.) А м. б. много: певчие, нищие, он, ее мысли, les fidèles?? [164] Да еще слова службы. М. б. певчих — похерить? И — перед Херувимской — третье: не гляди! — и — Глянула. Из службы только то, что ей важно и иначе чем сказано (видоизменить, сохраня). Не забыть сына и (последний взгляд на) барина. — Тако зеницу ока, Свят, сохрани мя! …Сбудутся сроки, Вспомнится имя… Тако зеницу ока, Свят, сохрани мя! (Красные — щеки! Красное — имя!) Необходимо ввести: народ (хотя бы слуховым, всё кроме зрения: шепот, стук поклонов, жар свеч и т. д.). Бормотанье часов. Народ: чья такая? Вводить это между строками часов. Необходимо: Барин слева (перекличка с: Месяц слева), ребенок у сердца, их несуществование для нее. Линия Мóлодца (двойная) — не гляди, не взгляни. Дальше отдельные (дребезг стёкол) возгласы службы, ектении, оглашенные изыдите (сильный дребезг стёкол). Усилить: не гляди! Тихо в храме — Бормотание Часов. Круче сына К груди. — Не гляди! Из письма [165]: — «Почему — мне?» Руку на сердце положа — случайность. Я как луч и как нищий стучусь во все окна. Или: я как луч и как вор вхожу во все окна. Дорога луча. Луч идет пока его не примет взгляд. Луч шел. Ваше дело — остановить. Тогда окажется: луч шел к Вам. Будьте — тем. И вот, первая обида уже сменяется в Вас чем-то вроде жалости, не торопитесь: луч и без взгляда и после взгляда. Луч — сам взгляд! Я не ищу людей, но я не хочу этого упрека Богу из собственных уст: — Зачем ты послал меня на землю жить раз среди живущих я не встретила ни одного живого. — Поэтому и пытаюсь. И встречала: больше собеседников, чем друзей, больше лбов, чем сущностей. (И меньше всего — душ.) Есть еще то хорошее в Вас для меня (во мне для Вас — всё!) — Вы не притча во языцех, имя меня отталкивает (в жизни), так я из ложной гордости и заранее-безнадежности пропускала главные человеческие события в моей жизни — и буду пропускать отыгрываясь на не-именах, которые — не случайно не став именами, ибо имя — не выслуга, а заслуга и ничем не покупается, кроме истинной ценности: не покупается, а рождается — итак: отыгрываясь на не-именах, которые большей частью оказывались ничем. Пропуская (упуская) больших, останавливала — мелочь, так: Иксу отдавала то, что отродясь принадлежало Блоку. Или — Богу. Есть еще то хорошее в Вас для меня (хорошо — первое хорошее!) — Вы, если не ошибаюсь, из мира музыки, мира высшего моего: то, чем я кончаю — с этого у вас начинают, есть надежда быть понятым. 1. Ровно отравы опилась 2. Ровно пламя опилась 3. Ровно жара опилась 4. Ровно крови опилась 5. Ровно серы опилась 6. Ровно яду опилась 7. Ровно пены опилась (?) 8. Ровно смоли опилась (NB! надо бы — смолы) 9. Ровно зелья опилась 10. Ровно вару опилась (NB! варить смолу) Запись: Заражаемость, но не подражаемость. Но: зараженная fièvre pourpre [166] болею ею как крапивной лихорадкой (справляюсь!). И: зараженная — только всего крапивной лихорадкой — нет, ибо не заразна! — краснухой, болею ею как fièvre pourpre. Бледная немочь и fièvre pourpre (Св. Августин). — Выразительность иных слов. Женщина во мне спит глубóко — всегда — годами, пока ее — самыми простыми средствами — не раздразнят. Самыми простыми средствами, дающими такие самые непростые — ум-за-разумные — последствия. Очарование: отдельная область, как ум, как дар, как красота — и не состоящая ни в том, ни в другом, ни в третьем. Не состоящее, как они несоставное, неразложимое, неделимое. И нравление (слово) — как ладонь На взлобье. (Рифма — надгробье, беззлобен) Чудное слово: взлобье. Взлобье горы. (Гёте) […] Ложь — и ничего не сложится! […] — в покой мой божеский, Творческий, в мой день седьмой […] Не твои ли, […] […] В очесах, дыханье сузивших — Крупная игра притворств, Мутная вода союзничеств… Брось! Всё знаю! Каждый ход Знаю: от аза до ижицы. Знаю что меня сведет В ад: очарованье низости! Отведи глаза, вдвойне Близкие и ненавистные! Ибо срочное и не Доблестное в них написано. Не щеми меня зрачком Ибо взгляд от взгляду множатся Где-то под седьмым замком Дремлющие ненадежности. Взором, спокойно готовым На величайшую низость (он) Взором, спокойно готовым На величайшую нежность (она, я) — Проскомидия. — Часы. Сохрани мя, Господи, тако зеницу ока, в крове крылý Твоею покрыеши мя. От лица нечестивых острастших мя: врази мою душу одержаша… Объяша мя, тако лев готов на лов и тако скимен обитаяй в тайнах. …Окропи мя иссопом — и очищусь, умыеши мя — и паче снега убелюся… Яко чуждии воссташа на мя, и крепцыи взыскаша душу мою… Вонми, Боже, молитву мою и не презри моления моего. Вонми ми и услыши мя: возскорбех печалию моею и о стужения грешнича. Сердце мое смятеся во мне и боязнь смерти нападе на мя. Страх и трепет прийде на мя и покры мя тьма… (И рек) кто даст ми криле, тако голубике, и полещу и почию… …Уста их мягче масла, словеса их паче елея — и тя суть стрелы (но они суть обнаженные мечи). Мужие кровей и льсти не преполовят дний своих. Последняя строка Мóлодца: До — мой: В огнь синь звучит как непроизнесенное: аминь: да будет так (с кем — произнести боюсь, но думаю о Борисе). Синь да сгинь Край села… и: Домой: В огнь синь т.е., первая строка и последняя строка, первое слово и последнее слово, — об этом не думала — САМО. Самозамыкание круга. Из сини Руси — домой: в огнь синь. Мóлодец кончен 24-го декабря 1922 г., в Сочельник. С аспидом — аспид, С ястребом — ястреб Ястреб — истребитель. Для «Семейной Хроники» (мечтаю написать) Семейную Хронику [167] я читала впервые двадцати девяти лет от роду, т. е. ровно на двадцать лет позже чем она обычно читается, т. е. в возрасте Софьи Николаевны (матери), а не Сережи, Багрова-внука. Попутная мысль: почему маленьким детям дают взрослые книги («классиков», — точно они от слова холодней и безвредней. И — понятней!). Ведь не для 9-ти л. и не 9-ти л. от роду писался Багров-внук (себя — внука писал — дед!), не для 14-ти лет — обычный гимназический возраст — Рудин, и пр. Что думают учителя, давая 14-тилетнему (-ней!) в руки Евгения Онегина, где для 14-тилетнего (-ней!) — только письмо. Зачем так огорчать (от: горечь), омрачать девочку, так разжигать — мальчика? — Именно давая, ибо если ребенок сам берет! страстно! из рук рвет! — то мы уже имеем дело не с ребенком (возрастом), а с сущностью (вне), с особой особью любве- или стихолюбов, с Байроном в возможности или в будущем, т. е. с существом всё равно обреченным, с тем которого — спасти — нельзя. Но как могут учителя, давая Евгения Онегина в руки среднему 14-летнему, ждать в ответ 1) хорошего сочинения 2) разумного поведения. Давать ребенку поэта (верней — поэму) то же самое, что прививать тифозному — чуму. Двойное безумие: исконное и навязанное. Но дети мудрее, разумнее — безнадежнее — чем я о них думаю: Онегин — в парту, «Лизочкино счастье» Чарской — на стол. Не Пушкина, не Чарскую давать (дарить!) — Лескова (Соборяне), С. Лагерлёф (не Гёсту Берлинга!), очень, очень, очень Диккенса, так же — Андерсена, и больше чем можно, т. е. всего Alexandre Dumas, т. е. сплошное благородство и действие, — и В. Скотта, конечно (потом не захочется) — всё только не любовь в голом виде, или, как в Еlt;вгенииgt; Оlt;негинеgt; если не в голом виде то силой дара покрывающей и быт и рассуждения и природу. И никогда не — Семейную Хронику, т. е. живую душу несчастной, страстной, прекрасной женщины, живое мясо ее души. Книги где конфликт не внутренний, так, образно: Геракла (Авгиевы конюшни), а не Тезея (лабиринт, т. е. клубок, т. е. любовь, т. е. Наксос) — никаких лабиринтов, никаких тайников души (и тела!) — сами! — рано! — Никаких Неточек Незвановых и Бедных Людей, ибо Неточка — уже Соня Мармеладова, княжна Катя — уже Аглая. Подвиги, путешествия, зверей, зверей, зверей. Джунгли Киплинга, Марка Твэна, всё что на белом свете дня или при достоверной луне (в достоверной тьме) ночи — под таким и таким-то градусом. Тогда будут — здоровые дети, здоровые провинности, здоровые (свои) болезни, — здоровые люди. Те же кому суждено быть поэтами — эти запретные книги, ни одной не читав, сами, из себя, на углу стола, под ор своих счастливых товарищей — напишут. Европейский кинематограф как совращение малолетних. Сlt;офьяgt; Нlt;иколаевнаgt;. Горячечная гордячка. Горячка гордости. Стихия ревности. Страсть к сыну. Попытка любви к мужу (роман в одиночку, диалог в одиночку). Дочь: «ребенок меня не любит». Страсть к сыну — как ответная страсть. (Вспомнить жену Захер-Мазоха, мать того нелюбимого «schwarze lt;сверху: noiraudgt; Kind» [168], из-за любви его, т. е. любви к нему — выбросившуюся из окна, и слова Р. Ролlt;лgt;ана о материнстве: l’amour maternel qui dans l’ombre les couve toutes (passions) [169].) Роман с душой старого самодура. (Ее пара. Разрозненная пара.) Обольщение. Тайный союз. (После смерти, в его столе — ее письмо, бережно сохраненное и глубоко-запрятанное: не читанное своим!) Гордость падающая при зачарованности (стариком). Сlt;офьяgt; Нlt;иколаеgt;вна — и природа. Разгадка: природа как быт. Душа XVIII в. — вне природы, вся в человеческом: Lespinasse, Казанова, обратный край — Вольтер: либо страстная, либо мозговая, всегда сухая. Парижанка XVIII в. в Уфимской губlt;ернииgt; XVIII в. Парижанка XVIII в. за уфимским помещичьим сыном XVIII в. Парижанка — душой и телом, умом и телом. Редкая разновидность: героиня, не любящая природы, данная в природе, любовная героиня — без героя: одна любовь. 21 декабря 2-го новlt;огоgt; января 1923 г. — благословясь — — Продолжение Егорушки — Написано: 1. Младенчество 2. Пастушество 3. Купечество Должно быть написано: 4. Серафим-Град 5. Река 6. Елисавея 7. Престол-Гора 8. Орел-Златоперый 9. Три плача Необходимо вести повествование круче, сокращать описания: этапами, не час за часом — иначе никогда не кончу. Меньше юмора — просторнее — NB! не забывать волка. (Отрывки — как будто бы — никуда не вписанные) Глядит Егор: в лицо заря Разит: пожар малиновый! Обетованная земля — Слободка соколиная. Глядит Егор на дело рук Людских: пожар соломенный! На тысячу земель округ — Рдянь | из печи из доменной. Огнь | А что за люд Таков смугловит? Мечи куют Для будущих битв — — Ножи вострят Для будущих сеч Точильщики божески! Точить ножи-ножницы! Как мы ножинками теми — Парши-шёлуды — да с темем! Как мы недругам | христовым — ворогам | Башки-головы — да с корнем! Богонравы… Добродеи… Костоправы, Брадобреи. Жилочки горячи! Запишите в ковачи! Иди с миром: Твой путь — мимо! Кровь твоя весела Просится в сокола А что за гром Таков серебрян? — Кресты куем Для праведных ран Миновали ковачей — Шаг от шагу горячей — клубом — варом: Винокуры, Пивовары. А что за кипь- Така-за крепь? — Нутро крепить: Солдат греть. — А что за квас Таков за — Чтоб зноб не тряс (трёс) Чтоб тряс | не брал страх | — Кваснички-пузыри Запишите в — Иди, братче! Твой квас — хватче! А что за тес Таков за сруб? — Кто тяжко нес — Чтоб спал без смут Что за кровать Така — тесна? — Солдатику: Чтоб спал без сна. — А что за тес таков за свеж? А что за лес таков за част? — Бескрёстному сугробу — крест, Гол в землю лез — Господь подаст | Бог тесу даст | Бог гроб подаст | Плотнички-столяры, Разрешите до поры В те гробочки-в кипарисы… — Рано, рано, потрудися! Скоро невеста Сокола словит: Будет и крестик, Будет и гробик Попытка беловика (тогдашняя) Царство черных рук: Рая | первый круг Града | Глядит Егор: в лицо заря Разит — пожар малиновый! Обетованная земля, — Слободка соколиная. Глядит Егор на дело рук Людских: пожар соломенный! На тридевять земель округ Рдянь | из печи из доменной. Огнь | — А что за люд Таков смугловит? — Мечи куют Для будущих битв. — А что за гром Таков серебрян? — Кресты куем Для праведных ран. — Жилочки горячи! Запишите в ковачи! — Отстань, юнец: Сердцам — кузнец! (Взрастай, юнец, Сердцам — кузнец!) Иди с миром, Твой путь — мимо (Иди мимо, — Твой путь — иный!) Уж ты диво-городьба Соколина слобода Мозоль-удаль-чернобыль Труженицка рудожиль! Пильщики, Плотнички — Божьи работнички: — А что за лес таков за част? А что за тёс таков за свеж? — Безвестному кургану — страж, Бескрёстному сугробу — крест… Как станет пó полю мести Шрапнель, свинцовая пурга: Донскому воинству кресты, Донскому воинству гроба. Плотнички-крестари, Разрешите до поры В тот домочек в | кипарисов Под кресточек | — Рано, рано, потрудися! Скоро невеста Сокола словит: Будет и крестик, Будет и гробик. Бредут. Что пасти львиные На них — печищи доменны. Один пожар — малиновый, Другой пожар — соломенный. Полымь шелковый, Пузырящийся, Плещущий — Колокольщики, Плавильщики, Литейщики. Распрям злым Царство предано. Глас творим: Звон серебряный. После зим — Пашни зелены! Звон творим: Радость велию! — Колокольщички щедры: Запишите в звонари! — Звоним — с крыши, Твой звон — выше. Закипела кровь: — Не звонарь — так в чан! Уж с жерлом ровь в ровь … — ан: И сгинуло! Морским морска Пресиняя Лазорь-река. Лазорь-река NB! Кто перевозчик? М. б. — закрытая женщина, неуспокоенная: муж без вести пропал, вот она его и ждет — перевозит. (Не ты? Не ты?) Или же: ждет мстителя за всех убиенных. — Или же: Богоматерь: ждет мстителя за Сына. Для Лебединой Слободки: Игорь с дружиной. Лазорь-Река: испей, испей! Отмсти! Отмсти! Перевозчица: хлебнешь той воды — навек ожжет тебя женская слеза, через нее погибнешь. Жалоба реки: плач матери — жены — дочери (?). Перечисления. Егорий — конечно — пьет. Ветлы плакучие, Вёслы плескучие… Синь-ты-излучина, , Вёсла плескучие Лодочка легкая… Вёсла в уключины Что — За перевозчица: Лик занавешенный… Синь-ты-излучина, Хлынь быстролётная! Вёсла плескучие, Лодочка легкая… Плещут, полощатся, , проносятся За перевозчика — цах | Баба на вёсельках. | Синь-моя-ладаны Ширь моя синяя, Ширь неоглядная, Синь нерушимая Неспешная — без óдыши, Степенная — без óгляди. Сидит Егорий в лодочке, Под ним — шелка лазоревы Что ладаны — расстелены, Что лебеди — полощатся. Ладья — одновесельная И баба перевозчицей Соколье Подворье, Прощай, страна! Уносит Егорья Синя-волна. Уж ты синь речкá да с просинями! Кто на синь твою положится? Плывет лодка одновёсельная, Вместо лодочника — лодочница: Жена мужняя ль, вдовица ли? Молода ль утешная? Аль от слез глаза повыцвели? Не видать — лицо завешено. Платье — покроя: Ровно бы струи. Лик под фатою: Правит вслепую. Волна струечкой расколется, Струя лебедью полощется. Таковы слова соколику Говорила перевозчица: — Не зови слезы — да жемчугом, Не зови морской — да пресною, Эти волны — слезы женские, Эти всплески — слезы сестрины Слеза вдовичья, Кровяная: материнская. Что пропал румян И не шлет вестей. Солона — из ран… Той воды не пей! Что шумит камыш Из его кости. Той не слышь, Той не льсти И — что кровь в пески: — Испей, испей! Отмсти, отмсти! И — что Отмсти! Отмсти! Восстань! Восстань! И дружно: — К оружью! Раскатом: — Поратуй! За мужа! За мужа! За брата! За брата! — Жжет язва! — За князя, за князя! За сына, за сына! Погиб! Исчез! И всхлип И всплеск Не ест! Не пьет! И всплеск, И всплёск… Жжет язва! За князя, за князя! За сына! — Не выне- — За сына, за сына, За сына! — Не выне- сло сердце, всей горстью в зыбь Егор. Испил молодец кровяной слезы, Отведал женского плачу. Не вынес — львиная Душа! И хлынула В уста Егорьевы — Река лазорева. Не вынес — львиная Душа и хлынула В уста малиновы — Струя полынная Ровно бы — Между В уста Егорьевы — Река лазорева И струя — струе как птицы: — Спите! Спите! Мститель! Мститель! И волна волне — как сосны: — Славьте, славьте! Послан, послан! И в лоб и в тыл, И всплёск и всхлип: — Испил! Испил! Отмстит! Отмстит! На седьмые небеса — С лица дивного фата! … Голубины воркота Вешние, Вербные, Щедрые, Чистые… — Мать Милосердная! Дева Пре… — Тише, таи! Слышу… Навек… Трепет фаты, Лепет ладьи О брег… (Конец второй черной тетради с Мóлодцем и попытки беловика Лазорь-Реки.) |
|
|