"Тетрадь третья" - читать интересную книгу автора (Цветаева Марина)ВЫПИСКИ ИЗ БОЛЬШОЙ ЧЕРНОВОЙ СВЕТЛО-ЗЕЛЕНОЙ ТЕТРАДИ — С КРАСНЫМ КОРЕШКОМ —начатой 1-го февраля 1930 г., в день Муриного пятилетия, конченной (не совсем доконченной — есть пустые страницы) 6-го июня 1931 г. Мур — 4-го февраля 1930 г. — Мама! Снимите мне, пожалуйста, салфетку! — Ну, можешь и так посидеть. — Мама! ведь я тогда от волнения ее проглочу?! («Крокодил»[60]) — Ну, мама, теперь Вы мне должны сто книг прочитать? (Возмещение за мое получасовое писанье, т. е. его отсутствие из комнаты.) Меховые малахаи (Я. Сибирь) Вещь я вижу только когда я на нее смотрю. Никакого «бокового зрения» — полная слепость (на быт). Мур — 5-го февраля 1930 г. Волнение — это когда беспокоишься: когда не придет никто — или придет. Мур — 8-го февраля 1930 г.: — Ты же ничего не видишь! — Я — ушами вижу! (Отсюда мое, в поэме: — ушами — видь![61]) — Я спрошу в Бианкуре у трактора — он мне скажет где тот серый проклятик. («Limousine grise»,[62] увезшая lt;фраза не оконченаgt; — Мура, прекрати свои глупости с табуретом! — Это не глупость, это опасность. — Скорей! Скорей, Мур, а то солнце уйдет — и мы останемся! (Одевая, бормочу какие-то стихи) Мур: — Только не думайте, что Ваши стихи остановят солнце! (NB! Об Иисусе Навине — не знает.) Мур — 14-го февраля 1930 г.: — А я ведь подымаюсь, когда неподвижно стою. (Тихо, за супом) Два вида религиозности: Столпник — и хлыст. Столпниц — нет. Хлыстовки — все. (NB! не стихи! Нечаянно — в столбец.) (— Эта запись — явно по ассоциации с Муриным глубочайшим и нечаянным словом: — А я ведь подымаюсь — когда неподвижно стою. (1938 г.) Не нечаянным, а — физически-наблюдательным!) В ответ на приглашение в гости — нашего доктора — на день рождения его девочки — «и мальчики будут, и девочки…» — Спасибо! Я девок-то — не очень люблю! (Девок никогда не слышал, словоизобретение — из чистой ненависти, чтобы не сказать девочка (ласкательное).) — Я возьму сучок и буду сучком пилить по дереву. (Сучок — смычок. Представление о скрипке.) Письмо Мура Мёдон, 20-го февраля 1930 г. Милый папа! Я Вас очень люблю, поджидаю давно. Хорошо живу, целый день наигрываюсь, только простуженный. Я был у зубного врача в гостях, много там веселых гостей было, едемте, дети, туда поскорей, я ел и играл. Мне понравился один мальчик, одетый в белое — в черные штаны и в белую куртку, большой, у него в кармане был свисток, я посвистел немножко. Я с дядями разговаривал — о стихах, о машинах, о всем. Там скрипач был, играл на скрипке, а я не танцевал. Сейчас лежу я на Вашей кровати и играю, со мной на кровати Мамынта, Barnrn (Бараручка!) и Мумсик. Милый папа, спасибо за подарки. До свиданья, па — а — па! (громко, во весь голос, с оборотом на окно) Люблю Вас. Меня Мура зовут. — Я не люблю, вообще, колокола… — Почему? Что ты чувствуешь, когда слышишь? (Задумчиво) — Черти кажутся… (восторженно) — Чортовы кулички кажутся! — Ты рад, что мы весной пойдем в Зверинец? — Но мне ведь там исповедоваться нужно! — Кому? — Зверям-батюшкам — грехи говорить. (Конец февраля 1930 г.) |
|
|