"Роковые шпильки" - читать интересную книгу автора (Андерсон Шерил)Глава 8Обычно никто не знает заранее, что утром будет себя ненавидеть. Под влиянием сильных страстей, вспышек гнева, различного рода информации или эмоций вы очертя голову бросаетесь напролом, сначала действуете, потом думаете, а впоследствии, когда к вам возвращаются здравый смысл и способность рассуждать, начинаете себя ненавидеть. Но время от времени случается так, что вы делаете что–то, отлично сознавая, что на следующее утро – и еще много дней подряд – будете себя за это ненавидеть. Но все равно вы это делаете. Что это, храбрость или малодушие? Дерзость или убежденность? Или просто упрямство и тупость? Оставив болельщиков «Янки» в закутке, который считается моей гостиной, я прошла в спальню, якобы за коробкой с вещами Тедди. На самом деле мне нужно было срочно спрятать подальше ключ и фотографию Тедди с Ивонн. Я не собиралась отдавать снимок Эдвардсу, по крайней мере до тех пор, пока не пойму, какое отношение карточка имеет к Хелен и ее чувству вины. Интуиция подсказывала мне, что ключ тоже играет не менее важную роль. И несмотря на малую вероятность того, что один из мужчин все–таки по той или иной причине окажется в моей спальне, мне хотелось убрать ключ и фото с глаз долой. Я сняла коробку со стула, куда водрузила ее, когда вернулась домой после работы. Оставалось только торжественно вынести ее в гостиную, вручить Эдвардсу и попросить их обоих уйти. Это был бы прямой и целесообразный план действий. Но послушайте, в самом деле! Если бы мы всегда выбирали прямые и разумные пути, жизнь была бы совсем не такой интересной и уж я–то наверняка осталась без работы. Я подняла крышку и еще раз взглянула на остатки имущества Тедди. От презервативов я уже избавилась. Вложила их в большой конверт, запечатала и отправила в Центр планирования семьи Манхэттена в надежде, что совершаю доброе дело. Конечно, кондомы уже приносили некоторую пользу, препятствуя появлению на свет новых маленьких Тедди, но я имела в виду доброе дело в более широком смысле. Я даже подумывала о том, не отправить ли их в Архиепископство Манхэттенское, но пришла к выводу, что таким путем только создам новые проблемы вместо того, чтобы их решать. В последний раз перебрав содержимое коробки, я не нашла ничего, что могло бы огорчить Хелен, или скомпрометировать Тедди, или подставить меня под удар. Плюс, чем дольше я задерживаюсь, тем больше подозрений это вызовет у Эдвардса. Или, еще того хуже, тем откровеннее он будет с Питером. Поэтому я сделала глубокий вдох и понесла коробку в гостиную. Я бы не удивилась, если бы застала их лениво цапающимися и цедящими пиво. Тем более что я всегда держу пиво в холодильнике, даже двух сортов: китайское «Сингтао», потому что не будешь же запивать вином китайскую еду, и мексиканское «Досиквис», потому что мексиканские блюда остывают так быстро, что не успеваешь приготовить «Маргариту». К моему облегчению, мужчины не ссорились и не пили. Они вели преувеличенно серьезную беседу о том, можно ли сравнивать современных игроков в бейсбол, никто из которых не может сделать больше шести подач за одну игру, со «старыми добрыми временами», когда спортсмены из любви к игре готовы были душу заложить дьяволу. Хорошо хоть Питер не выспрашивал у Эдвардса подробностей о деле. Впрочем, может быть, он просто дожидался меня, чтобы продемонстрировать свое журналистское искусство на глазах у изумленной публики. Потому что, не успела я поставить коробку на кофейный столик, как Питер замолчал и уставился на нее с видом мальчишки, которому пообещали показать дохлую кошку. Желательно такую, которая уже начала разлагаться. То есть и страшно, и невозможно удержаться. Не знаю, вырастают ли мужчины когда–нибудь из этой фазы. Скорее всего – нет, просто с годами они могут научиться лучше прятать свое любопытство. – Имущество Тедди, да? – Всякая ерунда из стола, – успокоила я его. – Все, что после нас остается, – продолжал Питер, придвигаясь к коробке с явным намерением в нее заглянуть. С деланным смехом воскликнув «Кыш! Кыш отсюда!» и помахав рукой перед его носом, я вынудила его вернуться на свое место на диване, хотя на самом деле мне хотелось как следует дать ему по рукам. Причем не потому, что я защищала свою статью или расследование Эдвардса. Просто вдруг возник такой импульс, может быть, в какой–то прежней жизни я была стражником храма где–нибудь в Древнем Египте, охранявшим останки человеческих жизней от жадных чужих рук. Эдвардс смотрел не на коробку, а на меня. Я постаралась встретить его взгляд с самым нейтральным – насколько позволяли его синие глаза – выражением лица, усилием воли отгоняя мысли о ключе и фотографии. Правда, если он не смог прочитать мои мысли в ресторане, то вряд ли сделает это сейчас. – Это все? – спросил Эдвардс. – За исключением нескольких картин, которые остались висеть на стенах, – подтвердила я. – Все остальное – папки, документы, которыми займется Гретхен, его секретарь. И Брейди, его заместитель. Но то, что теперь принадлежит Хелен… – я пожала плечами. – Благодарю вас. – Эдвардс не стал вставать. Это хорошо. Он явно не торопится уходить. К несчастью, Питер тоже расположился с таким видом, будто собирается провести здесь зиму. Это уже хуже. Мной постепенно овладевала усталость, и уже не оставалось сил разыгрывать гостеприимную хозяйку перед двумя конкурентами. Ужасно хотелось, чтобы Питер поскорее ушел. – Мне ужасно жаль, что все так получилось, Питер, – начала я. – Постараюсь в ближайшем будущем компенсировать тебе испорченный вечер. – Испорченный вечер? Но еще совсем рано, – запротестовал он, поглядев на часы. Действительно, было еще только 9:30. Вполне можно сходить пообедать и тем самым еще больше все запутать, но для меня вечер уже был испорчен. Мне никуда не хотелось идти, хотелось только, чтобы Питер ушел. – За последние двадцать четыре часа слишком много всего произошло. Боюсь, что я устала гораздо сильнее, чем думала, – я посмотрела на Эдвардса – он разглядывал Питера и вновь не откликнулся на мой мысленный призыв. – Тебе нужно поесть. Мы сейчас закажем, – Питер, не глядя, протянул руку и снял со столика телефонную трубку. Демонстрировал Эдвардсу, что чувствует себя в моей квартире как дома. – Чего бы тебе хотелось? Китайской еды, итальянской, тайской? – Нет, я просто… – Пиццы? Обычно я готова есть пиццу в любое время дня и ночи – горячую и холодную, тонкую и толстую, с хрустящей корочкой или без – да простит меня дух покойного доктора Аткинса. Но в данный момент, стоило мне представить капельки жира, сворачивающиеся белыми комочками на остывающей пицце, как тут же возникала другая картина – свернувшаяся кровь вокруг тела Тедди – и меня начинало тошнить. Я с ужасом замотала головой. Питер почесал затылок телефонной антенной: – Может быть, мексиканская? – Она не голодна, – Эдвардс произнес это тихо, но с такой властностью, которую мы с Питером не могли не оценить. Питер переводил взгляд с меня на Эдвардса и обратно, пытаясь понять, существует ли между нами какая–то связь и насколько она глубока. Я внимательно наблюдала за выражением его лица – мнение третьей стороны как раз сейчас было бы очень кстати. Эдвардс поднял на меня глаза, и Питер проследил за его взглядом. – Да, я не голодна, – на этом мне следовало остановиться, но сидящая где–то глубоко внутри Марта Стюарт[67] вдруг выпрыгнула наружу, прежде чем я успела ее остановить. – Но если вы двое хотите есть… – Нет, спасибо, – спокойно ответил Эдвардс. Он кивнул на трубку в руках Питера, и тот послушно потянулся, чтобы поставить ее на место, но промахнулся, и ему пришлось повернуться, чтобы установить ее в гнездо. Я зачарованно наблюдала за поворотом событий. Эдвардс не то что бы запугал Питера, но как–то незаметно взял ситуацию под контроль. Должно быть, он неподражаем в комнате для допросов! Как и во многих других комнатах. Питер опустился обратно на диван, продолжая наблюдать за Эдвардсом. Эдвардс встал, и Питер встал вслед за ним. Эдвардс протянул руку, и Питер пожал ее с официальной сдержанностью. Но потом Эдвардс удивил и меня, и Питера улыбкой: – Может быть, это я теперь должен вам обед. Извините, что испортил вам свидание. С того места, где я стояла, было видно, что улыбка подействовала на Питера так же обезоруживающе, как она подействовала бы на меня. Еще бы, улыбка на тысячу мегаватт, после того, как он столько времени оставался серьезным. Питер невольно улыбнулся в ответ: – Я все понял, официальное расследование. Никаких проблем, все нормально. – Вас подвезти? – поинтересовался Эдвардс, и от разочарования я даже прикусила себе щеку. Питер наконец собрался уходить, но и Эдвардс тоже! – Нет, спасибо. Возьму такси, – Питер прозевал момент, когда добровольно согласился уйти. Он посмотрел на меня, и я тут же изобразила зевок, что, правда, не потребовало особых усилий. – Ты в порядке? – Все нормально, – заверила я. Некоторое время мы стояли в молчании, выжидая, кто же сделает первый шаг. Наконец я двинулась в сторону двери, Эдвардс подхватил коробку и пошел за мной, а Питер плелся в хвосте, пока наша процессия пересекала гостиную. Мне оставалось только открыть для них дверь и на прощание подставить каждому щеку для поцелуя. И тогда Дорис Дэй[68] может мной гордиться. С Эдвардсом я распрощалась без поцелуев. – Спасибо, мисс Форрестер. Я с вами свяжусь, – он вышел в холл и уставился себе под ноги – дескать, не хочет подсматривать, как Питер будет целовать меня на прощание. Но Питер все еще находился под таким впечатлением от суровой властности детектива, что, наверно, скорее поцеловал бы меня в присутствии моего отца, чем Эдвардса. Я постаралась не показывать своего изумления и не воспользовалась его смущением. – Еще раз извини. Созвонимся. – Непременно. Спокойной ночи. Питер вышел в холл и направился к лифту. Эдвардс сделал три шага вслед за ним, но потом остановился и обернулся ко мне: – Мисс Форрестер, есть еще одна вещь. – Да? – отозвалась я, всячески стараясь скрыть ликующие нотки. Питер тоже остановился и с любопытством смотрел на нас. Эдвардс быстро взглянул на него и сказал: – Еще раз спасибо. Приятно было познакомиться. Немного помедлив, Питер предпочел уйти достойно. Сделав прощальный жест, он сказал: «Мне тоже», и с бодрым видом нажал на кнопку вызова лифта. Я зашла обратно в квартиру, предоставив Эдвардсу следовать за мной. Закрыв за ним дверь, я остановилась – не время выказывать чересчур большой энтузиазм. – Так что, детектив? Еще один вопрос? Он не стал проходить в комнату, а просто прислонился к стене поблизости от меня. В очень соблазнительной близости. – Насколько вы серьезны? – Насчет невиновности Хелен? – Насчет этого капитана университетской команды. – Он так и не стал капитаном, и это до сих пор его гложет. – Ответьте на мой вопрос. – Почему я должна отвечать? – Потому что у меня такая работа – я привык, что люди отвечают на мои вопросы. – А вы не привыкли к тому, что люди вас обманывают, обзывают всякими словами и угрожают? – Давайте отложим это на то время, когда мы познакомимся поближе. – А мы собираемся знакомиться ближе? – Зависит от того, насколько серьезно вы относитесь к Мальчику из Команды. – А почему мы все время к нему возвращаемся? – Он неплохой парень, а я, что бы там ни говорили, не с волками вырос. – Он выпрямился, отстраняясь. Ничего не выйдет. Теперь я подалась к нему. – Ничего серьезного. Если честно, балансируем на грани разрыва. Эдвардс улыбнулся: – Спасибо за разъяснение. Он наклонился, чтобы поставить коробку на пол, но я его остановила: – Вы сказали, что у вас один вопрос. – Не сомневаюсь, что найдутся и другие. – Я тоже не сомневаюсь, но, несмотря на то, что Мальчика из Команды нельзя считать любовью моей жизни, я знаю его достаточно хорошо, чтобы быть уверенной – он сидит внизу в холле, чтобы засечь, через сколько времени вы выйдете. И, хотя, конечно, было бы очень соблазнительно испытать его терпение, я не настолько жестока. К чести Эдвардса, он только еще шире улыбнулся. – Совершенно с вами согласен. Спокойной ночи, мисс Форрестер. – Спокойной ночи, детектив Эдвардс. Я распахнула дверь, он сунул коробку под мышку и, взяв меня за подбородок свободной рукой, поцеловал. Коротко, но крепко. По–настоящему многообещающе. |
||
|