"Девять опусов о зоне" - читать интересную книгу автора (Круковер Владимир)

живота мешала опорожнить мочевой пузырь. Профессор с трудом домучился до
подъема и пошел в больницу.
Если человеку долго не везет, надо радоваться - полоса везенья уже
рядом. На великое счастье профессора в тюремной санчасти дежурил
единственный порядочный человек среди стаи врачей-охранников, недоучек и
палачей в белых халатах, некто Волков В.В., зубной врач и хронический
алкоголик.
Не стоит описывать путь Вильяма Волкова, все пути честных людей
России ведут либо в тюрьму, либо к алкоголизму.
Виля Волков все время находился в состоянии среднего поддатия. Он
сравнивал себя с автомобилем, которому для активной жизни постоянно нужно
подзаряжаться бензином. Вдобавок, Бог наградил Вильяма железным желудком,
позволяющим ему пить что угодно: от чистого спирта до политуры и
стеклоочистителя. Когда его руки не тряслись утренней дрожью,
свидетельствующей об отсутствии топлива, активирующего жизненные процессы,
эти руки обладали умелостью и нежностью, столь не типичной для образа
советского зубодера. Волков и врачем был одаренным и чутким, пациенты в его
кресле забывали все кошмары, связанные с лечением зубов. Волков не различал
и не разделял больных на "чистых" и "нечистых". Для него весь мир делился на
больных и здоровых людей. Больных обычно было больше.
Осмотрев Дормидона Исааковича, Волков сделал определенные выводы,
которые при озвучивание могли бы произвести шокирующее впечатление на
руководство лагеря. Но тюремный доктор давно уже научился не выражать свои
мысли звуками. Он и от природы был молчаливым, тюремное окружение научило
его быть молчаливым вдвойне. Доктор
Волков положил осужденного в стационар, сделал ему различные уколы,
включая сильные анальгетики и снотворное. Потом он уселся сочинять историю
болезни. Не имея возможности написать в этой истории правду о множественных
насильственных повреждениях кишечно-брюшной полости, об известных ему следах
на запястьях и о многом другом, не имея такой возможности не столько из-за
беспокойства о себе, сколько из-за осознания суровых последствий этой правды
для судьбы пострадавшего осужденного, который во всех случаях окажется
крайним, доктор написал, что у больного Бармалеенко Г.Г. туберкулез правого
легкого и обострение колита при повышенной кислотности. Для правдоподобия он
вложил в больничное дело нового пациента старую флюорограмму какого-то
туберкулезника. Поместив больного в карантинную палату, он со спокойной
совестью достал из шкафа мензурку с неким прозрачным напитком, перелил эту
жидкость в стакан и выпил.
Проснувшись в больничной палате, профессор несколько недоуменно
осмотрел непривычную обстановку. Нельзя сказать, что в этой палате было
очень чисто или комфортно, но по сравнению с вонючим бараком эта палата была
верхом профессорских мечтаний. Даже в лучшем отеле для русских в Болгарии
профессор не так радовался, как в этой серенькой, застиранной комнате. И,
главное, он был в ней один.
Радостные событие всегда соседствуют с неприятными.
Посибарит-ствовал Дормидон Исаакович в гордом одиночестве, подлечился
немного, сунулся, было, на выход, в родной барак - ан нет. Путь твой,
голуба, лежит в тюрьму, в тюремную больницу: туберкулез - дело не шуточное,
заразное.
Подогнали черный ворон грузовой с такими, своеобразными, отсеками