"Человек в поисках смысла" - читать интересную книгу автора (Франкл Виктор)

В конечном итоге человек не подвластен условиям, с которыми он сталкивается;
скорее эти условия подвластны его решению. Сознательно или бессознательно он
решает, будет ли он противостоять или сдастся, позволит ли он себе быть
определяемым условиями. Конечно, можно возразить, что такие решения сами
детерминированы. Но очевидно, что это приводит к regressus in infinitum.
Утверждение Магды Б. Арнольд резюмирует это положение дел и может служить
итогом нашего обсуждения: "Каждый выбор имеет причину, но он имеет причину в
выбирающем" Междисциплинарные исследования затрагивают более чем одно
сечение. Это предохраняет от односторонности. В отношении проблемы
свободного выбора это предохраняет от отрицания, с одной стороны,
детерминистических, механистических аспектов человеческой реальности, а с
другой-человеческой свободы в их преодолении. Эта свобода отрицается не
детерминизмом, а тем, что я скорее назвал бы пандетерминизмом. Иными
словами, реально противостоят друг другу пандетерминизм и детерминизм, а не
детерминизм и индетерминизм. Что касается Фрейда, то он отстаивал
пандетерминизм только в теории. На практике же он менее всего отрицал
вариабельность человеческой свободы, например, однажды он определил цель
психоанализа как предоставление возможности "эго пациента выбирать тот или
иной путь" {3].

Человеческая свобода подразумевает способность человека отделяться от самого
себя. Я часто иллюстрирую эту способность следующей историей. Во время
первой мировой войны военный врач, еврей, сидел в окопе со своим
приятелем-неевреем, полковником-аристократом, когда начался сильный обстрел.
Полковник поддразнил приятеля, сказав: "Боитесь ведь, а? Еще одно
доказательство превосходства арийской расы над семитской". "Конечно,
боюсь, - ответил врач, - но что касается превосходства, то если бы вы, мой
дорогой полковник, боялись так, как я, вы бы давно уже удрали". Значимы не
наши страхи и не наша тревожность, а то, как мы к ним относимся.

Свобода выбора отношений к нашим психологическим состояниям распространяется
даже на патологические аспекты этих состояний. Мы, психиатры, постоянно
сталкиваемся с пациентами, которые реагируют на собственные иллюзорные
представления совершенно непатологическим образом. Я видел параноиков,
которые из своих иллюзорных идей преследования убивали своих мнимых врагов;
но я встречал также параноиков, которые прощали своих предполагаемых
противников. Эти параноики действовали, исходя не из своего психического
расстройства, а скорее реагировали на это расстройство, исходя из своей
человечности. Если говорить о суициде, а не об убийстве других, есть случаи
депрессии, которые приводят к самоубийству, а в других случаях люди
оказываются способными преодолеть суицидальный импульс ради чего-то или ради
кого-то. Они слишком, так сказать, увлечены, чтобы быть вовлеченными в
самоубийство.

Я, например, убежден, что такие психозы, как паранойя или эндогенная
депрессия, - соматогенны. Еще точнее, их этиология является биохимической,
хотя чаще всего природа их еще не определена (см. примечание 1 на с. 88). Но
это не оправдывает фаталистических выводов; они неоправданны даже в тех
случаях, когда биохимические процессы определяются наследственностью. В
отношении последнего я не устаю цитировать Йоханесса Ланге, который