"Человек в поисках смысла" - читать интересную книгу автора (Франкл Виктор)

психофизической фактичности и духовной экзистенции в человеческом бытии,
оказывается, что четкое разделение духовного и психофизического может быть
лишь эвристическим! Оно не может не иметь чисто эвристического характера уже
потому, что духовное не является субстанцией в традиционном смысле этого
слова. Оно скорее представляет собой онтологическую бытийность, к которой
неприложимо то, что говорится об ***оптической реальности. Именно поэтому мы
всегда говорим о "духовном" только в этих псевдосубстантивистских
выражениях, используя субстантивированное прилагательное вместо
существительного "дух", которого мы избегаем: ведь настоящим существительным
может обозначаться только субстанция.

И все-таки четкое размежевание духовного и психофизического необходимо, хотя
бы просто потому, что само духовное по своей сущности является
отграничивающим себя, выделяющим себя. Оно отделяется как существование от
фактичности и как личность от характера примерно так же, как фигура
отделяется от фона.

Понятно, что в зависимости от точки зрения, с которой мы будем рассматривать
человеческую сущность, в наше поле зрения преимущественно попадет либо ее
единство и целостность, либо ее деление на духовное и противоположное ему
психофизическое. Соответственно нам будет казаться, что в исследованиях в
русле "бытийного анализа" больше подчеркивается момент единства, а наш
экзистенциально-аналитический подход больше акцентирует множественность. Но
ведь очевидно, что для целей анализа (бытийного или экзистенциального) важно
раскрытие единства человеческого бытия, а для целей психо- (или лого-)
терапии важна его множественность!

Ведь одно дело - понять болезнь, и совсем другое - вылечить больного. Чтобы
вылечиться, больной должен как-то внутренне отмежеваться от своей болезни,
от своего "сумасшествия". Если же, однако, я с самого начала буду
рассматривать болезнь как нечто, что полностью овладевает человеком и
преобразует его как целое, как бы диффузно проникая в него, то я никогда не
смогу понять и постичь самого больного, стоящую за и над любым (в том числе
психическим) заболеванием духовную личность. Тогда передо мной лишь болезнь,
и ничего помимо нее, что я мог бы противопоставить болезни, противопоставить
фатальной необходимости "быть-в-мире-так" (с меланхолией, с манией, с
шизофренией и т. д.) "и-не-иначе".

Разве я могу в этом случае способствовать возникновению той полезной
дистанции, которая позволяет больному как духовной личности в силу
факультативного ноопсихического антагонизма занять позицию по отношению к
психофизическому заболеванию, позицию, которая крайне важна в
терапевтическом отношении! Ведь эта внутренняя дистанция, занимаемая
духовным по отношению к психофизическому, на которой базируется
ноопсихический антагонизм, в терапевтическом отношении представляется нам
чрезвычайно результативной. Любая психотерапия должна в конечном счете
строиться на ноопсихическом антагонизме.

Нам постоянно приходится слышать, как наши пациенты ссылаются на свой
характер, который у них становится козлом отпущения: в тот момент, когда я