"Исследование фенноменологии самости" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

иудео-христианской Церковью, у которой, согласно свидетельству Епифания, мы
находим идущее от эбионитов утверждение, что Бог имел двух сыновей:
старшего - Сатану, и младшего - Христа.53 Михей, один из участников диалога,
предполагает примерно то же самое, замечая, что, если добро и зло порождены
одним и тем же способом, они должны быть братьями.54

В средней части одного из апокалипсисов (иудео-христианского?),
носящего название "Вознесение Исайи", мы находим видение семи небес, через
которые Исайя был пронесен.55 Вначале он увидел Саммаила и его воинство,
против коего на небесной тверди велась "великая битва". Затем ангел повлек
его далее, на первое небо, и подвел его к трону. Справа от трона стояли
ангелы, более прекрасные, чем те ангелы, что стояли слева. Те, что стояли
справа, "все пели хвалу в один голос", те же, что слева, пели вслед за ними,
и пение их было отнюдь не таково, как пение первых. На втором небе все
ангелы были прекраснее, чем на первом, и дальше между ними не было
различия - что на втором небе, что на более высоком. Очевидно, влияние
Саммаила на первом небе все еще довольно велико, поскольку ангелы, стоящие
слева, там недостаточно прекрасны. К тому же, нижние небеса не так сияюще
великолепны, как верхние; каждое последующее превосходит предыдущее в
сиянии. Дьявол, подобно гностическим архонам, обитает на небесном своде и,
предположительно, он и его ангелы соответствуют астрологическим богам и
влияниям. Градация сияния на всем пути вплоть до самого верхнего неба
показывает взаимопроникновение сферы дьявола и божественной сферы Троицы,
свет которой, в свою очередь, проникает до самого нижнего неба. Таким
образом, обрисовывается картина взаимно дополнительных противоположностей,
уравновешивающих друг друга, подобно правой и левой руке. Весьма
знаменательно, что как "Климентовы проповеди", так и это видение принадлежит
до-манихейскому периоду (II в), когда христианству еще не было нужды
сражаться с конкурентами в лице манихеев. Видение вполне можно было бы
принять за доподлинное описание взаимосвязи "инь-ян", и представленная в нем
картина в действительности ближе к истине, чем privatio boni. Она, к тому
же, ничуть не вредит монотеизму, поскольку объединяет противоположности так
же, как ян и инь объединяются в Дао (последнее слово иезуиты вполне логично
перевели как "Бог"). Все выглядит так, будто бы манихейский дуализм впервые
заставил Отцов осознать тот факт, что прежде его появления они всегда неявно
верили в субстанциальность зла. Это внезапное осознание вполне могло
подвести их к опасному антропоморфному предположению, что того, чего не
может объединить человек, не сможет объединить и Бог. Ранние христиане,
благодаря более бессознательному характеру своих представлений, еще способны
были избежать подобной погрешности.

Вероятно, мы можем рискнуть и высказать догадку, что проблема
иеговистского образа Бога, сложившаяся в определенную ментальную
констелляцию еще со времен Книги Иова, продолжала обсуждаться в гностических
кругах и в синкретическом иудаизме, причем даже более энергично, поскольку
христианское решение проблемы -а именно, единодушное признание благости
Бога,56 - не удовлетворило консервативных иудеев. В этом плане важно, что
доктрина двух противоположных друг другу сыновей Бога возникла у
иудео-христиан, живших в Палестине. Внутри собственно христианства данная
доктрина впоследствии перешла к богомилам и катарам; в иудаизме она повлияла