"Символы и метаморфозы Либидо" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

отправился однажды ночью в церковь и вымолил себе знамение, которое
должно было свидетельствовать о помиловании Иуды. Тогда он почувствовал
небесное прикосновение к своему плечу. На другой день аббат сообщил
архиепископу о своем решении идти в мир, чтобы проповедывать Евангелие
бесконечного милосердия Божия. Здесь перед нами богато развитая система
фантазии. Дело идет о хитроумном и неразрешимом вопросе, проклята или
нет легендарная фигура Иуды. Эта легенда относится к тому мифическому
материалу, который касается коварной измены герою; вспомним Зигфрида и
Гагена, Бальдера и Локи; Зигфрид и Бальдер были убиты бесстыдными
изменниками в среде близких. Этот миф трогателен и трагичен именно тем,
что благородный падает не в честном бою, а от руки злого предателя;
такой исход часто встречается и в истории; стоит только вспомнить
Цезаря и Брута. Что миф о таком злодеянии бесконечно стар и что о
последнем все вновь и вновь повествуют, как о предмете назидательном,
это является выражением того психологического обстоятельства, что
зависть лишает человека сна и что все мы в тайнике нашего сердца храним
желание смерти героя. Это правильно повторяющееся наблюдение находит
свое приложение к мифической традиции; передаются из уст в уста не
всякие сообщения о старинных деяниях, а только то, в чем высказываются
всеобщие и неизменно обновляющиеся мысли человечества. Так, например,
жизнь и деяния основателей древних религий представляют собой чистейшее
сгущение типических мифов соответственных эпох; за этими сгущениями
совершенно исчезает индивидуальный образ 33.

С какой же стати мучает себя наш набожный аббат старинной легендой
об Иуде?

Аббат отправляется в мир, чтобы проповедовать евангелие
милосердия. Через некоторое время он выходит из католической церкви и
становится сведенборгианцем.

Теперь понимаем мы его фантазию об Иуде: он сам был Иудой, который
выдал своего Господа; поэтому ему необходимо было предварительно
убедиться в божественном милосердии и тогда уже спокойно остаться
Иудой.

Этот случай бросает свет на механизм фантазии вообще. Сознательная
фантазия может заключать в себе и мифический, и какой-либо другой
материал; ее не надо брать совершенно всерьез, ибо она не имеет
непосредственного значения. Если ее во что бы то ни стало принять за
нечто весьма важное и само по себе, то все дело становится непонятным и
приходится отчаиваться в целесообразности духа. Мы видели, однако, на
этом случае с аббатом, что его сомнения и надежды вращались не вокруг
исторической личности Иуды, а вокруг его собственной личности, которая
путем разрешения проблемы Иуды искала способ проложить себе путь к
свободе.

Сознательные фантазии рассказывают нам, стало быть, путем
изложения мифического или еще какого-либо материала о таких желаниях в
душе, в которых более не хотят признаться или пока еще не признались.