"Дьявольское кольцо" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

воля! Не найдете - из гроба прокляну!
И тогда офицер разлепил губы. Странно звучала у него русская речь, но
было все-таки понятно.
- Мы с красными войюем... Фас не фытатут... Нам фас это... смерти не
нато...
Было три часа семь минут, двадцать пятого... нет, уже стояла ночь
двадцать шестого июля 1929 года от Воплощения Христова.


ГЛАВА 2

На осколках Российской империи

Если бы дед Яниса Кальнинша услышал бредни латышских националистов
времен "перестройки" или нынешней Латвии, он бы их просто не понял. Старик
очень гордился, что его внук - не латыш.
- Это я еще латыш, - говаривал он, втыкая лопату в унавоженную мокрую
землю, - сын у меня извозчик в городе. А внук так вообще русский профессор.
Внук честно пытался разъяснить старику принципы латышского национализма
и что он латышский профессор, но дед ему все-таки не верил и продолжал
рассказывать, что внук у него - русский профессор, учившийся в самом
Петербурге.
Василий Игнатьевич Курбатов любил сидеть в кабинете Кальнинша, слушать
неторопливые истории про то, как он учился у Игнатия Николаевича, про старый
Петербург начала века.
- Мы оба - осколки Империи, - говорил Янис, и заглавная буква в слове
"Империя" звучала особенно сильно.
В кабинете Яниса отдыхала душа, погружаясь в милое, навеки потерянное
прошлое, - настольная лампа, коричнево-золотые корешки книг, душевный
разговор в кожаных креслах, и не только разговор-воспоминание. С Кальниншем
говорили об экспедициях, о геологии. Мысль уходила в беспредельность времен,
когда не было на Земле человека, когда сама Земля была иной. И душа
отрешалась от настоящего - нерадостного, неуютного.
- Тебе пора не валят турака, идит работать к нам совсем, - говорил
Кальнинш, и в этом тоже был соблазн - преподавать студентам, постоянно жить
в этом мире - мире отвлеченных сущностей, истории Земли, странных тварей,
населявших Землю до человека. Уйти от крови и грязи в это милое, родное,
почти семейное. Он непременно так и поступил бы, не будь его собственная
жизнь выкуплена жизнью матери и сестры. А жизнь всех таких, как он,
бежавших - жизнью всех оставшихся, истекавшей кровью страны.
Об этом можно не думать? Ну конечно же! Не думает же братец Николаша.
Дослужился до бухгалтера, выучил язык, принял гражданство, женился...
Благодать! Только бывать у него скучно. Скучно и страшно - потому что надо
видеть глаза Николаши при попытке говорить о чем-то кроме жратвы, тряпок или
карьеры: глаза великомученика, черт побери. Ну зачем злой брат Васька
бередит его раны?! Все равно плетью обуха не перешибешь, что было, то было,
и зачем думать об этом?! Зато вот сейчас как хорошо: борщ, жаркое, настоечка
сливовая!
Владимира Константиновича понять проще - он жадно кинулся учиться,
наверстывать почти совсем упущенное. Но и для него Латвия, вообще все