"Кошки в доме" - читать интересную книгу автора (Дорин Тови)

кошачьего мира (массивные темные плечи, грозная клинообразная голова), -
Саджи помимо того выпивала столько кофе, сколько никак не могло уместиться в
кошке, и по непостижимой причине пристрастилась жевать бумагу - привычка,
которая оказалась особенно вредной в тот день, когда она съела телеграмму
тетушки Этель, тетки Чарльза.
Когда тетушка Этель решала погостить у кого-нибудь из родных, она
всегда извещала о своем прибытии телеграммой, не давая им таким способом
увернуться. А поскольку мы, как она не уставала нам повторять, жили в дикой
глуши, в телеграмме указывалось, каким поездом она приедет, дабы Чарльз
знал, когда поехать на станцию встретить ее.
А потому мы поняли, что погибли, когда в холодный дождливый вечер она
эффектно возникла на пороге, мрачно взглянула на нас над залитым дождем
пенсне и объявила, что не только Тщетно Целый Час Ждала на станции, но,
сверх того, такси, которое она Вынуждена Была Взять, сломалось у поворота на
нашу дорогу. (Оно всегда ломалось, когда им пользовались приезжие: Фред
Ферри предпочитал по мере возможности не рисковать своими рессорами на наших
колдобинах.)
Тетушка Этель отказывалась верить, что мы никакой телеграммы не
получали. Она Ее Отправила - и все. Ситуация отнюдь не улучшилась, когда
Чарльз позвонил на почту и спросил - гневно, чтобы умиротворить тетушку
Этель, - что, черт дери, они сделали с телеграммой. Почтмейстер, человек
отнюдь не слабодушный, спросил в свою очередь: а что, по-нашему, с ней
сделали? Да он самолично подсунул ее нам под дверь, когда вышел прогуляться,
и ему в руку вцепилась чертова кошка. Почему, хотел бы он знать, у нас нет
почтового ящика, как у всех нормальных людей?
А почтовый ящик у нас был - висел на двери кухни, как отлично знал
почтальон. Чарльз убрал его с парадной двери после того, как Блонден в один
прекрасный день чуть не обезглавил себя, засунув из любознательности голову
в щель, где она и застряла. Если, сообщил Чарльз изумленному почтмейстеру,
телеграмму подсунули под парадную дверь, пропасть она могла только одним
способом. Наша кошка ее съела.
И съела-таки. Пока Саджи следила за нами, стратегически заняв пост на
верхней площадке лестницы, а тетушка Этель в расстроенных чувствах ждала
объяснений у нижней ступеньки, мы обнаружили неопровержимую улику -
изжеванный мокрый уголок конверта - под стулом в прихожей.
А потом произошло прямо-таки чудо. Тетушка Этель уже вознамерилась
удалиться в благородном негодовании (она недолюбливала наших животных с того
дня, как Блонден беспечно пустил ей за шиворот теплую струйку, пока она
дремала в кресле, и это, сообщила она нам ледяным голосом, было Последней
Каплей), когда Саджи встала и медленно, тяжело спустилась по ступенькам.
Ее фигура уже приобрела грушевидную форму, хотя пока никаких неудобств
от этого она не испытывала. Еще и недели не миновало, как она погналась за
птичкой через сад с такой энергией, что ободрала нос о штакетник. Не очень
серьезно, а ровно настолько, чтобы на пару дней стать еще более косоглазой,
стараясь рассмотреть царапину. И она все еще вихрем взлетала по древесным
стволам без видимых дурных последствий. Если, конечно, отбросить Чарльза,
который стонал и сжимал виски в ладонях всякий раз, когда она задевала ветку
своим - мы надеялись - ценным грузом котят.
И вот теперь, к нашему вящему изумлению, она спустилась слабеющей
походкой, точно каждый шаг давался ей с неимоверным трудом, жалобно