"Кошки в доме" - читать интересную книгу автора (Дорин Тови)

трех с половиной месяцев он единственный из четверки еще иногда питался
материнским молоком), а когда наконец прекратил поиски, то забрался ко мне,
испустил тихое печальное "ву-у-у" и сказал, что раз Саджи он больше не
нужен, так его мамочкой теперь буду я.
Как ни трогательно было такое доверие, звание мамочки Соломона сулило
не одни лишь розы. Оно, в частности, требовало, чтобы я спала щека к щеке с
ним, когда ему и его сестрице удавалось увернуться от того, чтобы оказаться
на ночь под замком в свободной комнате - то ли заблаговременно укрывшись под
кроватью, то ли напустив на себя душещипательно скорбный вид. Шеба после
краткой попытки притулиться под боком у Чарльза, завела манеру спать в
гардеробе. "Там никто не ворочается", - сказала она.
Но Соломон ее благому примеру не последовал. И как бы я ни ворочалась,
стоило мне ночью приоткрыть глаза, и я видела на своей подушке темную
голову: огромные уши чуть шевелились, пока он спал, примостившись как мог
ближе к моему уху. Соломон любил свою покойную мамочку, и я ее любила, а
потому чувствовала, что обязана его утешать. Однако иногда я проявляла
железную твердость. Если Соломон ужинал чесночной колбасой или рыбой, он
спал в соседней комнате, несмотря на все горестные стенания, что он - Сирота
и с ним обязаны обходиться Ласково.
Поскольку я стала его мамочкой, Соломон не откликался ни на чей зов,
кроме моего (впрочем, это компенсировалось тем, что Шеба считалась только с
Чарльзом), а кроме того, я была обязана выручать его из всех бед, что
требовало массы времени, так как Соломон по-прежнему неутомимо навлекал их
на себя.
Едва освободившись от строгого, хотя и не постоянного надзора Саджи, он
объявил войну собакам. С этих пор, заявил он, ни единый пес не посмеет даже
глянуть в калитку. А не то, свидетель Небо, он увидит такое, что хвост
подожмет от ужаса, - Соломона, который сам на него посмотрит.
Собственно говоря, свирепый вид умела принимать Шеба, когда
сердилась, - уши загибала и прижимала ко лбу так, что они смахивали на
козырек кепки, а если еще и глаза скашивала, то впечатление действительно
было жутким. Соломон же в результате всех своих усилий выглядел всего лишь
встревоженным. Тем не менее своего он добивался. Супруга священника и ее
пекинес трепетали перед ним - при виде их он проползал под калиткой и шел за
ними по дороге бочком, точно краб, выгнув спину и грозя вот-вот перейти в
нападение. Он одержал блистательную победу над далматином по кличке Саймон,
который, как мне рассказал его хозяин, смертельно боялся кошек, потому что
одна сильно его поцарапала, когда он был щенком. Саймон томно обнюхивал
кустик борщевника у нашей калитки и чуть не хлопнулся в обморок, обнаружив,
что из-за его собственной задней ноги на него близоруко щурится Соломон. Пес
ошарашенно тявкнул и пустился наутек вверх по склону холма, словно за ним
гнался сам дьявол. После этого Соломон столько хвастливо нам рассказывал,
как Все Собаки Его Боятся, Даже Величиной со Слона, что Шебе это надоело и
она уселась на верху двери гостиной, чтобы поставить его на место.
Да, кстати, теперь мы должны были помнить еще одно - обязательно
посмотреть на верх двери, прежде чем закрыть ее. А вдруг там сидит Шеба,
чтобы позлить Соломона? Всякий раз, когда ей приедалось его бахвальство или
раздражало, как он ее опрокидывает, демонстрируя, насколько он ее больше,
она просто легким прыжком забиралась на верх ближайшей двери и выразительно
оттуда на него поглядывала.