"Сказка о Георгии Храбром и о волке" - читать интересную книгу автора (Даль Владимир)

Серый оглянулся; косячок пасется за ним недалечко. Он подошел, да не
успел и заикнуться, не только скоромное слово вымолвить, как жеребец,
наострив уши, заржал, наскакал на него и, не выждав от серого ни
"здравствуй", ни "прощай", махнул по нем, здорово живешь, задними ногами; да
так, слышь, что кабы тот не успел присесть да увернуться, так, может быть,
не стал бы больше докучать Георгию своими зубами; еще, спасибо, не кован был
жеребец о ту пору, а то беда бы. Серый мой взвыл навзрыд, закричал благим
матом, подбежал тут же к Георгию Храброму и бил челом неотступно, чтобы сам
поглядел, как народ с ним, с серым, обходится, да сам бы уж и приказал туру
или гнедому, тарпану ли его накормить. "Видишь, - говорил он, - видишь, что
сделал со мной жеребец этот при тебе, в глазах твоих и при ясном лице твоем;
благо, что сам ты видел, а то бы, чай, опять не поверил!" Георгий осерчал на
серого, что больно докучает, не дает покою.
"Все люди как люди, - говорил он, - один ты шайтан; пристает, что с
ножом к горлу, подай да подай; поди, говорят тебе, да попроси из чести,
смирно, чинно; да не ходи эдаким сорванцом, забиякою; погляди-ка на себя, на
кого ты похож? Чего косишься исподлобья да свинкой в землю глядишь? Вишь,
тулуп взбит, колтуны с него висят, рыло подбито, сущий разбойник; не
мудрено, что тебя и честят по заслугам. Нешто люди эдак ходят? Поди к
архару, к дикому барану, да попроси честью, так он накормит тебя, да и
отвяжись от меня, не приставай, что больной к подлекарю".
Серый пошел, прежде всего скупался, постянул зубами с шубы своей сухари
да колышки, встряхнулся, прибрался, умылся, расчесался и отправился,
облизываясь уже наперед, к архару, к барану. Этот, поглядев на нашего щеголя
и наслушавшись сладких речей его, попросил стать над крутым оврагом, задом в
чистое поле. Волк стал, повесил хвост и голову, наострил ухо и распустил
губы; баран разогнался позадь его, ударил по нем костяным лбом, что тараном
в стену; волк наш полетел под гору в овраг и упал замертво, на дно глубокой
пропасти. У него в глазах засемерило, позеленело, заиграли мурашки, голова
пошла кругом, что жернов на поставе, в ушах зазвенело и на сердце что-то
налегло горой каменной: тяжело и душно. Он лежал тут до ночи, очнувшись
просидел да прокашлял до рассвета, а заутре во весь день еще шатался по
оврагу, словно не на своих ногах либо угорелый. Как он тужил, как он охал,
как бранился и плакал, и клял божий свет, и жалобно завывал, и глаза утирал,
как наконец вылез, отдохнул и опять-таки поплелся к отцу-командиру, к
храброму Георгию, - всего этого пересказывать не для чего, довольно того,
что Георгий послал его к кабану, да и тот добром не дался, а испортил серому
шубу и распорол клыком бок. Серый, как истый мученик первобытных и
первородных времен, когда не было еще ни настоящего устройства, ни порядка,
хоть были уже разные чиновники, сотские, тысяцкие и волостные, - серый со
смирением и кротостью коренных и первоначальных веков зализал кой-как рану
свою и пошел опять к Георгию, с тем однако же, чтобы съесть его и самого,
коли-де и теперь не учинит суда и расправы и не разрешит скоромного стола.
"Еще и грамоты не знают, - подумал серый про себя, - и переписка не
завелась, а какие крючки да проволочки по словесной расправе выкидывают! Ну,
а что бы еще было; кабы далося им это письмо?"
Серый пошел и попал в добрый час; Георгий Храбрый был и весел, и в
духе, и на безделье; он посмеялся, пошутил, потрепал старого по тулупу и
приказал ему идти к человеку. "Поди, - говорил он, - поди в соседний
пригород и попроси там у добрых людей насущного ломтя; проси честно, да