"Катастрофы сознания" - читать интересную книгу автора (Ревяко Татьяна Ивановна, Трус Николай...)

одиночества". "Ад одиночества... внезапно появляется среди пиков гор, на
широких полях, в просторе небес, в тени деревьев - всюду. Словно видимый мир
сразу так, как он есть, являет мучение ада. И вот уже два-три года, как я
низринут в этот ад... Я вижу - и все время мечусь из одного мира в другой.
Но, конечно, из ада мне все же не уйти" ("Ад одиночества").
Акутагава не смог уйти из своего ада, не смог вырваться из-под власти
своего дьявола - того "демона конца века", о котором с почти суеверным
ужасом он пишет в "Жизни идиота". Он подлинно зашел в тупик.
Тогда Акутагава оглянулся на свою жизнь, на свое искусство и стал
судить себя суровым судом. Таково содержание написанных им в последние
месяцы жизни и опубликованных только посмертно вещей: "Зубчатые колеса",
"Диалог во тьме" и "Жизнь идиота". Нельзя не почувствовать в этих
предсмертных вещах еще и пронизывающего их страдания. "Зубчатые колеса" -
это поистине крик боли. "Жить в таком душевном состоянии - невыразимая мука!
Неужели не найдется никого, кто бы потихоньку задушил меня, пока я сплю".
Страх перед наследственным безумием, конечно, сыграл свою роль в
тяжелом душевном состоянии Акутагава. В новелле "Зубчатые колеса", в которой
появляются признаки начинающейся психической болезни автора, он в то же
время предстает во всеоружии своих творческих сил и мысли. Именно здесь он
дает беспощадную оценку своему искусству, сравнивая его с бесполезным
уменьем одного юноши сдирать шкуру с дракона, о чем говорится в
рассказе-притче древнего китайского философа и поэта Чжуан-цзы, и вспоминая
о проклятье, висевшем над апологетом верховенства искусства над жизнью,
художником Хсихидэ ("Муки ада"). Здесь пишет он о своей мечте: наполнить
свое искусства общественно значимым содержанием, написать роман. "Героем его
должен был быть народ во все периоды своей истории. Народу посвятил он
последние три записки в своих лирико-философских раздумьях "Слова пигмея",
законченных в декабре 1926 г. (и тоже опубликованных посмертно). Придя к
мысли, что "избранное меньшинство - это другое название для идиотов и
негодяев" ("Диалог во тьме"), он понял, что творцом самого для него
дорогого - искусства - является народ. Первая запись под названием "Народ":
"Шекспир, Гете, Ли Тай-бо, Тикамацу Мондзаэмон погибнут. Но искусство
оставит имена в народе". В "Диалоге во тьме" Акутагава уточняет слова,
углубляет мысль: "Шекспир, Гете, Тикамацу Мондзаэмон когда-нибудь погибнут.
Но породившее их лоно - великий народ - не погибнет. Всякое искусство, как
бы ни менялась форма, родится из его недр". Вторая запись: "О том же.
Слушайте ритм ударов молота! Доколе существует этот ритм, искусство не
погибнет". Третья запись: "О том же. Разумеется, я потерпел неудачу. Но то,
что создало меня, создаст еще кого-нибудь. Гибель одного дерева не более чем
частное явление. Пока существует несущая в себе бесчисленные семена великая
земля". В "Диалоге во тьме" Акутагава изменяет выражение этой мысли, снимая
даже столь дорогое интеллигенту представление о неповторимости своей
личности: "Голос. Ты, пожалуй, погибнешь. Я. Но то, что меня создало,
создаст второго меня".
Еще ранее (в "Зубчатых колесах") Акутагава писал: "Такой, каким я был
теперь, я в глазах всех, несомненно, был юношей из Шоулин". Акутагава имеет
в виду одну из притч Чжуан-цзы. Некий юноша из города Шоулин хотел дойти до
города блаженных. С этой цел ю он стал учиться ходить так, как ходят там, но
научиться не смог. Все-таки он отправился в город блаженных, но с полпути
ползком вернулся обратно, поскольку разучился ходить даже так, как ходят в