"Катастрофы сознания" - читать интересную книгу автора (Ревяко Татьяна Ивановна, Трус Николай...)

его родном городе. Акутагава не захотел оставаться в воем Шоулине, но,
почувствовав себя не в силах идти вперед, не захотел и возвращаться. Оценив
свое бессилие как поражение, казня себя за него как за вину, в июле
1927 г. он покончил с собой, приняв смертельную дозу веронала.
В "Жизни идиота" с лаконичностью, характерной для японской поэзии, в
удивительно емких, выразительных образах Акутагава запечатлел трагедию своей
жизни, своих исканий, трагедию интеллигента, не сумевшего встать вровень со
своим временем, слиться с живыми силами действительности, "евнуха жизни"
("Жизнь идиота").
Психологический анализ самоубийства Акутагава делает Дзюнъитиро
Танидзаки в эссе "Понемногу о многом" (кн. "Мать Сигэмото". М., 1984).
Сейчас уже прошло десять с лишним лет с тех пор, как г-н Акутагава
сказал следующие слова: "Бывало ли у вас когда-нибудь, что в процессе
создания какой-нибудь вещи вам невольно приходило в голову: а стоит ли она
таких мучений? И для чего вы вообще делаете эту работу? Сенкевич как-то
заметил, что, когда вас "посещает подобное настроение, считайте, что это
проделки дьявола".
Не помню, что я ответил тогда, но нельзя сказать, что я не испытал
подобного состояния. Во всяком случае, я ответил в том духе, что настроение,
которое возникает в тот момент, когда слабеет творческий пыл, безусловно
крайне опасное время для художника, и о нем помнит каждый, кто хоть однажды
испытал его.
Может быть, г-н Акутагава как раз попал в ловушку "дьявола", о котором
говорил Сенкевич. Но мне все кажется, что человек не может уйти их жизни
только потому, что у него угас творческий пыл. Г-н Акутагава говорит в своих
записках, что у него пропали аппетит и чувственное влечение. Что же стало с
его любовью к чтению, которым он был буквально одержим? Неужели даже любимые
книги стали ему неинтересны? Или, может быть, этого недостаточно, чтобы
привязать человека к жизни?
Не знаю, послужили ли толчком к самоубийству исключительно философские
раздумья г-на Акутагава; во всяком случае, читая его записки, к такому
выводу прийти трудно. Пишет ли г-н Акутагава о нервном истощении, вызвавшем
у него смертельный холод, или о мутно тревоге, он просто говорит о своем
самочувствии. Конечно, покойный Акутагава, оставляя эти записки, не ставил
перед собой задачи сообщить людям о своем намерении, да и вряд ли такая
необходимость была, поэтому не будем делать поспешных выводов, основываясь
лишь на той или иной записи. И все же вызывает недоумение, почему г-ну
Акутагава с его тонким умом не удалось более определенно объяснить, что
означает эта смутная тревога. И сам собой напрашивается вопрос: а
действительно ли покойный хотел сообщить людям правду?
"Не приставайте ко мне с мелочами. Молчите, дайте человеку спокойно
умереть". - Возможно, сейчас под землей он говорит нечто подобное.
Уход г-на Акутагава из жизни мне представляется прозой, лишенной
сюжета. Нельзя сказать, что большинству писателей в работе постоянно
сопутствует творческое горение. Скорее оно лишь периодически появляется, да
и то прерывисто. В наш век журнализма профессиональные писатели в
большинстве своем пишут не потому, что они действительно не могут не писать,
а потому, что их подхлестывают издатели газет и журналов, и все-таки даже
при такого рода опеке если пишущий не испытывает творческого горения, то,
как он ни старается, он не в состоянии выжать из себя ни строчки. Я не имею