"Дружба - Этико-психологический очерк" - читать интересную книгу автора (Кон Игорь Семенович)

5. ПСИХОЛОГИЯ ДРУЖБЫ

Что же такое дружба с точки зрения психологии? Все ее житейские определения суть метафоры, каждая из которых высвечивает какой-то один ракурс проблемы. "Друг — товарищ" подразумевает наличие совместной деятельности и общих интересов. "Друг — зеркало" подчеркивает функцию самопознания, а партнеру в этом случае отводится пассивная роль отражения; "Друг — сострадальник" олицетворяет эмоциональное сопереживание. "Друг собеседник" высвечивает коммуникативную сторону дружбы, самораскрытие и взаимопонимание. "Друг — "альтер эго" прдразумевает как ассимиляцию, уподобление другого себе, так и идентификацию, уподобление себя другому, саморастворение в другом.

Каждая из этих метафор по-своему правомерна. Но обозначают ли они разные типы дружбы, или разные ее компоненты, или разные стадии, развития одного и того же взаимоотношения? Реальный прогресс в изучении психологии дружбы начинается не с уточнения определений, а с дифференциации вопросов.

Возникшая в конце XIX в. психология дружбы, как, впрочем, и другие науки о человеке, первоначально (и вплоть до середины XX в.) ставила вопросы общего характера: каков источник дружбы, как соотносятся ее рациональные и эмоциональные компоненты и чем поддерживается однажды возникшее отношение? Исследователи этого периода собрали большой эмпирический материал о том, как разные люди — преимущественно дети и подростки понимают дружбу и выбирают друзей. Но интерпретация данных большей частью не выходила за рамки представлений обыденного сознания и не увязывалась с какими-либо специальными психологическими теориями.

Аналитический период психологии дружбы, начавшийся в конце 50-х годов, был связан с социально-психологическими исследованиями межличностной атракции. Слово "атракция" (attraction), как и древнегреческое "филия", обозначает буквально притяжение, влечение. В социальной психологии понятие "межличностной атракции" определяют как когнитивный (познавательный) компонент эмоционального отношения к другому человеку, или как некоторую социальную установку, или, наконец, как эмоциональный компонент межличностного восприятия (социальной перцепции).

Главный вопрос психологии атракции: "Что привлекает людей друг к другу?" — содержательно неоднозначен. Он охватывает и потребности субъекта, побуждающие его выбирать того или иного партнера; и свойства объекта (партнера), стимулирующие интерес или симпатию к нему; и особенности процесса взаимодействия, благоприятствующие возникновению и развитию диадических (парных) отношений; и объективные условия такого взаимодействия (например, принадлежность к общему кругу общения). Эта многозначность проблемы обусловила тематическую пестроту психологических исследований атракции. Из 403 эмпирических ее исследований, опубликованных в 1972–1976 гг. в американских научных журналах, 147,5 были посвящены формированию у людей впечатлений друг о друге, 128,5 — процессам словесного и поведенческого взаимодействия, встречам и контактам, лишь 127 более или менее длительным дружеским (33) или любовным (94) отношениям.

Столь же многообразными были и сами теории атракции. Одни из них описывали преимущественно ее интраиндивидуальные, внутренние предпосылки, другие — механизмы общения, третьи — стадии его развития, четвертые конечные результаты. В зависимости от исходных теоретико-методологических установок авторов дружба рассматривалась то как своеобразная форма обмена, то как удовлетворение эмоциональных потребностей, то как информационный процесс взаимного познания, то как социальное взаимодействие индивидов, то как уникальный и неповторимый диалог личностей.

Самая простая, поведенческая модель атракции, характерная для необихевиоризма (Д. Хоманс, Д. Тибо и Г. Келли), считает важнейшим условием всякого парного взаимодействия обмен вознаграждениями (положительное подкрепление) и издержками (отрицательное подкрепление). Чтобы личные отношения развивались и поддерживались, согласно теоретикам необихевиоризма, партнеры должны получать друг от друга и от самого процесса взаимодействия максимум поощрений и минимум издержек. Эксперименты, поставленные в соответствии с этой теоретической ориентацией, стараются взвесить прежде всего объективные следствия, "исходы" процесса дружеского взаимодействия: удается ли партнерам получить искомое "вознаграждение" в виде удовольствия, "уменьшения напряженности", практической пользы и т. п. Более сложные модели, например Дж. Клора и Д. Бирна, А. и Б. Лотт, анализируют не только "исходы", но и типы стимулов — соотношение таких факторов дружбы, как сходство личных черт, близость социальных установок и характер. эмоционального взаимодействия партнеров. Однако их общей методологической основой остается теория научения.

Для объяснения такого сложного явления, как дружба, этот подход нельзя признать удовлетворительным — он слишком элементарен. Его прообраз — деловое партнерство, в котором партнер выступает как средство удовлетворения эгоистических потребностей, субъекта и не предполагается ни глубины, ни интимности, ни моральных обязательств друг перед другом. Да и самый "обмен" рассматривается на уровне отдельных, изолированных потребностей и желаний индивида, без учета их места в жизненном мире целостной личности. Это своего рода психологический эквивалент старой философской теории "разумного эгоизма".

Хотя "обмен";-деятельностью, мотивами, ценностями и т. п. — объективно присутствует в любых межличностных отношениях, в более гибких теориях дружбы он фигурирует в качестве частного, подчиненного элемента.

Психодинамическая теория, представленная, в частности, психоанализом, усматривает истоки дружбы, как и всех прочих привязанностей, в неосознаваемых эмоциональных потребностях личности. Основоположник психоанализа З. Фрейд считал, что все человеческие влечения и привязанности, будь то дружба, родительская любовь или преданность идее, имеют в конечном счете инстинктивную природу, являясь формами полового влечения, либидо, которое он, впрочем, определял весьма расширительно.

Авторы более поздних психоаналитических теорий мотивации, сложившихся в рамках неофрейдистских концепций, признают наличие. у человека особых межличностных, коммуникативных потребностей. Например, американский психолог У. Шутц, автор модели "фундаментальной ориентации межличностных отношений", утверждает, что человек обладает, определенным соотношением трех межличностных потребностей: в принадлежности, (аффилиации), контроле и любви. Уровень каждой из этих потребностей закладывается в раннем детстве, предопределяя будущие коммуникативные свойства и реальное общение взрослого. Решающую роль "значимых, других" в формировании личности подчеркивает основатель "межличностной теории психиатрии" X. С. Салливэн.

В целом психодинамическая теория атракции лучше подходит для описания безотчетных и неподконтрольных разуму привязанностей, нежели для свободно создаваемых дружеских отношений. В психоаналитических концепциях другу чаще всего отводится роль зеркала, на которое субъект проецирует собственные неосознаваемые черты, или идеального образца для подражания, идентификации. Кроме того, эта концепция склонна абсолютизировать "травматические" последствия отрицательного детского опыта, оставляя в тени процессы и механизмы межличностных отношений взрослых.

Если поведенческий подход фиксирует "молекулярные" процессы межличностного взаимодействия, а психодинамический — внутри-личностные потребности, то когнитивная психология анализирует информационную и процессуальную сторону общения, пытаясь ответить на вопрос, как именно происходит межличностная коммуникация. Представители этого направления (Ф. Хайдер, Т. Ньюком, Э. Уолстер, З. Рубин и др.) исследуют прежде всего познавательные и символические моменты человеческих взаимоотношений: социальные установки, ценностные ориентации, знаки, значения и т. д.

В отличие от "наивной" психологии, которая пыталась выводить атракцию, тягу тех или иных людей друг к другу непосредственно из их объективных сходств или различий, когнитивная психология подчеркивает значение процессов атрибуции (приписывания).

По мнению ее теоретиков, в дружбе важно не столько фактическое совпадение или несовпадение индивидуальных черт, сколько их восприятие, то, какие качества друзья приписывают один другому и какова тенденция такой атрибуции (в друзьях мы склонны видеть только хорошее, а во врагах только плохое). "Обмен подкреплениями", который необихевиористы трактуют наивно-механистически, в свете когнитивной "теории справедливости" предстает более сложным психологическим процессом: желание получить от общения максимум удовлетворения индивид обычно соизмеряет со своими представлениями о справедливом обмене, и это побуждает его заботиться не только о собственной выгоде, но и об интересах партнера.

Когнитивная психология положила начало систематическому изучению "языка дружбы" — терминов, в которых люди осмысливают и описывают свои взаимоотношения и представления друг о друге, а также "личностных конструктов" (Д. Келли, С. Дак и др.) — специфических оппозиций, противоположных понятий, используемых субъектом для категоризации себя или других людей. Из этих понятий складывается его имплицитная (молчаливо подразумеваемая) теория личности. Например, категоризация окружающих по оси "люди цели" — "люди эмоций" отражает представление индивида об антагонизме, целенаправленности и эмоциональности и определяется, по-видимому, спецификой его личного жизненного опыта. Знание "репертуарных позиций" индивида, структуры значимых для него социальных ролей и их субъективного смысла позволяет психологу заглянуть в его внутренний мир и его интимное окружение. Важное значение для психологии дружбы имеет также межличностная компетенция — освоение индивидом необходимых навыков общения, умение завязывать знакомство, раскрываться и понимать других.

Символический интеракционизм (Д. Мид, Д. Мак-Колл и др.) выдвигает на первый план социально-структурные (ролевые) и культурно-символические (значение) аспекты личных отношений в связи с развитием самосознания. Поскольку личность формируется и осознает себя только во взаимодействии с другими людьми, приверженцы этого направления видят цель изучения дружбы в расшифровке психологического содержания этого процесса — уяснении, почему данное Я привязывается к данному Другому. Межличностная атракция, по определению Мак-Колла, отличается от формальных или деловых взаимоотношений тем, что в ней присутствует Я, желающее на "основе своей положительной привязанности к Другому установления личных взаимно активных отношений с ним.

Интеракционисты оперируют такими категориями, как. принятие роли другого, ролевое поведение, определение ситуации и Я. Принятие роли предполагает способность поставить себя на место другого лица, представив себе требования его социальной позиции, испытываемые им чувства и смысл, который имеет для него данная роль и поведение. Исполнение роли подразумевает овладение системой правил, от соблюдения которых зависят эффективность и уместность соответствующих поступков, жестов и т. п., а определение ситуации — координацию собственных намерений и целей с намерениями и целями остальных участников взаимодействия. Это возможно лишь при наличии устойчивой системы самооценок и одновременно способности взглянуть на себя глазами других. Подобный подход имеет смысл применительно к описанию таких явлений, как развитие межличностной компетенции, зависимость личных отношений индивида от его положения и популярности в группе, связь дружбы с уровнем развития самосознания.

Хотя по своим исходным посылкам все перечисленные подходы к осмыслению психологических аспектов межличностного взаимодействия различны, а кое в чем даже противоположны, вместе с тем они взаимодополнительны, каждый из них имеет определенное рациональное зерно. Любой отдельно взятый акт межличностного взаимодействия и весь этот процесс в целом можно рассматривать и как поведенческий процесс сближения и соотнесения двух независимых друг от друга субъектов, и как познание одного субъекта другим, и как удовлетворение какой-то внутренней эмоциональной потребности субъекта, и как процесс символического взаимодействия, в ходе которого индивиды не просто обмениваются информацией, а усваивают точки зрения и жизненные перспективы друг друга, расширяя тем самым границы собственных Я.

При этом более сложная теоретическая модель потенциально включает в себя элементарные как свои аспекты или частные случаи. Так, модель общения как взаимодействия самосознательных Я и Ты включает процессы их взаимного познания (поскольку самосознание предполагает самопознание, а усвоение жизненной перспективы другого невозможно без уяснения его роли и позиции) и удовлетворения эмоциональных потребностей (поскольку "образ Я" охватывает и эмоционально-оценочные компоненты). Когнитивистская модель, в свою очередь, предполагает наличие элементарных процессов обмена и подкрепления, описываемых бихевиористской схемой, и т. д.

Однако, несмотря на интересные частные результаты, самым важным и неожиданным выводом психологии атракции оказалось доказательство отсутствия факторов, жестко детерминирующих уровень атракции. Ее причины действенны лишь в определенном диапазоне условий и в сочетании с другими переменными. Будучи объективно обусловленным, человеческое общение, в том числе и такая его форма, как дружба, определяется в то же время и волей его участников, их желанием, тем, какой стиль поведения они выберут, и другими непредсказуемыми, зависящими только от них особенностями.

В начале 80-х годов психологам стало ясно, что исследование отдельных установок, потребностей мешает разглядеть целостность жизненного мира личности, а сведение личных отношений к серии "взаимодействий" затемняет их глубинный личностный смысл. Лабораторные методы больше подходят для анализа статичных, неразвивающихся однократных встреч посторонних людей, чем естественных, жизненных отношений. В лабораторных исследованиях практически невозможно учесть развитие личных отношений во времени, а также активные усилия и потребности их участников. Дружеские отношения и их "уровни" мыслились не как живые, динамические, изменчивые, имеющие субъективный смысл процессы, а как стабильные "состояния".

Новая научно-теоретическая парадигма, пришедшая на смену теории межличностной атракции, рассматривает дружбу как особый вид личных отношений. В чем ее особенности?

1. Круг явлений, охватываемых понятием "личные отношения", гораздо уже и определеннее феноменов "межличностной атракции". Речь идет не о случайных краткосрочных контактах, а только об относительно устойчивых, развивающихся взаимоотношениях.

2. В отличие от функционально-ролевых отношений, личные отношения индивидуальны, персонализированы, в ходе их становления и развития образуется новый субъективный, личностный смысл, обогащающий обоих участников, чего не происходит при простом информационном или поведенческом обмене.

3. Личные отношения необходимо изучать в естественной среде с учетом фактора времени, причем не только в восходящей (знакомство, углубление, поддержание), но и в нисходящей (ухудшение, ослабление, разрыв отношений) стадиях развития.

4. Поскольку речь идет о субъектно-субъектных отношениях, их развитие складывается не автоматически, в соответствии с универсальными нормами, а в зависимости от сознательных усилий и коммуникативной стратегии партнеров.

5. За иллюзией стабильного состояния и плавного- перехода из одной стадии отношений в другую скрывается драматический процесс изменений, неопределенности, переговоров, атрибуций и т. п.

6. Значение и смысл этих процессов сплошь и рядом не осознаются, а их последствия по-разному интерпретируются участниками отношения. Поэтому важно различать их объективную детерминацию, субъективную мотивацию и ретроспективную легитимацию (объяснение и оправдание).

Психология личных отношений как особое направление научных исследований впервые получила конкретное оформление и закрепление в одноименном пятитомном труде, созданном при участии советских психологов и вышедшем под редакцией С. Дака и Р. Гилмура. Кроме того, с 1984 г. выходит специальный междисциплинарный журнал "Journal of Social and Personal Relationships" под редакцией того же Дака, а в 1985 г. организовано Международное общество для изучения личных отношений.

В философско-методологическом плане подходы этого направления близки, с одной стороны, к идеям получившей развитие на Западе "гуманистической психологии", а с другой — "диалогическому" пониманию общения, развиваемому на базе идей М. М. Бахтина, Л. С. Выготского и А. А. Ухтомского советскими философами В. С. Библером и М. С. Каганом, психологами А. Н. Леонтьевым, А. В. и В. А. Петровскими, культурологами Л. М. Баткиным, Ю. М. Лотманом и др. Можно ли, однако, перевести столь сложную проблематику в русло эмпирических научных исследований и что нам фактически известно об объективных предпосылках дружбы, ее подразумеваемых правилах, стадиях развития и психологических механизмах?

Что касается объективных предпосылок, то, как и все прочие личные отношения, дружба во многом зависит от системы социальных связей, круга непосредственного общения личности, обусловленных территориальной близостью, социально-групповой принадлежностью — и совместной деятельностью. Однако психологическая значимость этих факторов неодинакова.

Американский социальный психолог Т. Ньюком в порядке эксперимента расселял студентов-первокурсников Мичиганского университета по комнатам в разных сочетаниях по принципу сходства или несходства установок, а затем изучал динамику их взаимоотношений. Оказалось, что на ранних стадиях знакомства атракция больше зависит от пространственной близости, чем от сходства установок, однако в дальнейшем положение меняется и сходство установок перевешивает влияние соседства.

Влияние пространственной близости на личные отношения в большинстве случаев опосредствуется и дополняется другими названными факторами групповой принадлежностью и совместной деятельностью, связанной с определенным разделением функций, кооперацией и взаимопомощью. Как и обыденное сознание, научная психология различает деловые, функциональные отношения и личные, индивидуальные привязанности, а также обусловленное принадлежностью к одному и тому же коллективу товарищество и основанную на индивидуальном выборе и личной симпатии дружбу.

Деловые отношения, или, как называют их вслед за А. С. Макаренко некоторые советские ученые, отношения ответственной зависимости, подчинены достижению какой-то вне-индивидуальной цели — производственной, учебной и т. д. Они всегда специализированы, и личность участвует в них как исполнитель определенной социальной функции, роли. Принадлежность к данному коллективу и вытекающее из нее чувство солидарности с другими его членами (товарищество) не обязательно предполагают личную симпатию к каждому из них в отдельности, без чего немыслима дружба. "Вопрос отношения товарища к товарищу, — писал Макаренко, — это не вопрос дружбы, не вопрос любви, не вопрос соседства, а это вопрос ответственной зависимости".

Однако различие дружбы и товарищества относительно. Тесная кооперация и взаимопомощь в совместной деятельности легко и незаметно перерастают во взаимную симпатию. Коллектив сплачивается не только общей заинтересованностью его членов в результатах их совместной деятельности, но и чувством групповой солидарности, сопричастности к целому. Степень эмоциональной идентификации индивидов с группой — один из главных показателей сплоченности коллектива. А идентификация с коллективом невозможна без взаимной поддержки и заботы об отдельных товарищах. "Чувство локтя" важнейший общий компонент товарищества и дружбы. Поэтому товарищеские отношения не просто фон, а живая питательная среда для возникновения и развития индивидуализированной дружбы.

Недаром большую часть своих друзей люди приобретают именно в процессе совместной деятельности, в своих производственных или учебных коллективах, причем значение этого вида общности значительно перевешивает роль территориально-бытовых факторов. Об этом свидетельствуют, в частности, данные уже упоминавшихся исследований Л. А. Гордона и Э. В. Клопова.

Важное значение совместной деятельности и коллективной принадлежности для возникновения дружбы доказывается и социально-психологическими экспериментами. Известен, например, эксперимент американского социального психолога М. Шерифа.

Группа мальчиков 11-12-летнего возраста, взятых из разных школ и ранее никогда не встречавшихся друг с другом, была вывезена в загородный лагерь. В течение трех дней подростки имели возможность совершенно свободно общаться друг с другом, у них складывались какие-то привязанности, возникали группировки, игровые компании и т. д. После того как между ребятами установились определенные личные взаимоотношения, был проведен социометрический тест, в ходе которого каждый назвал своих лучших друзей. Затем ребята были разделены на две команды таким образом, чтобы две трети лучших друзей каждого оказались в противоположной команде. Каждая команда получила собственное задание, общение между членами разных команд было сведено к минимуму, а сами команды поставлены в отношения соревнования и соперничества. Через несколько дней мальчиков снова просили назвать своих лучших друзей, подчеркнув, что они могут выбирать но только из собственной команды, но и из другой. На сей раз выбор оказался совершенно другим. Членство в команде решительно перевесило первоначальные личные симпатии: число "лучших друзей" из собственной команды составило в одном случае 95 %, в другом — 88 %.

Эксперимент свидетельствует, что индивидуальное предпочтение полностью определяет выбор друзей там, где отсутствуют сложившиеся коллективы и — группы. Но если индивид ужо находится в составе какой-то группы, имеющей собственные цели, определенное распределение ролей и т. д., это накладывает отпечаток и на его личные предпочтения. Как правило, он выбирает друзей из числа тех людей, с которыми чаще общается в повседневной деятельности и с которыми его связывает чувство групповой солидарности.

Разумеется, реальная жизнь сложнее экспериментальной ситуации. Каждый человек одновременно принадлежит не к одному, а к нескольким разным коллективам (производственным, общественно-политическим, семейно-бытовым) и имеет целый ряд референтных групп, с которыми он сообразует свое поведение. Между тем количество близких друзей ограничено. Отсюда — проблема индивидуального выбора, с которого, собственно и начинается психология дружбы, в отличие от психологии коллективной деятельности или психологии общения.

Как и все прочно человеческие отношения, дружба регулируется определенной системой правил. Кодекс древней институционализированной дружбы был, как мы видели, достаточно четко выраженным. Сегодня правила дружбы большей частью молчаливо подразумеваются. Тем не менее их соблюдение очень важно для поддержания и оценки глубины дружеских отношений. Каковы же эти правила?

Английские психологи М. Лргапл и М. Хендерсон путем серии опросов установили, какие из 43 предполагаемых общих правил поведения считаются наиболее важными для дружбы среди англичан, итальянцев, японцев и жителей Гонконга (мужчин и женщин в возрасте от 18 до 25 и от 30 до 60 лет). Затем по критериям соблюдения или нарушения этих правил ученью сравнили успешные, продолжающиеся отношения дружбы с распавшимися, а также дружеские отношения, высоко или низко оцениваемые их участниками. И наконец, проверили, нарушение каких правил чаще всего приводит к разрыву дружбы или воспринимается как причина ее прекращения.

При этом исследователи исходили из следующих гипотез.

Как и все прочие отношения, дружба предполагает набор неформальных правил. Эти правила позволяют друзьям. поддерживать определенный уровень того или иного положительного подкрепления, а также избегать ревности к третьим лицам.

Существуют правила, обеспечивающие сохранение тайны и уважение к индивидуальности другого.

При всех межкультурных различиях разные культуры имеют сходный неформальный кодекс дружбы.

Правила взаимного вознаграждения позволяют различать тесную интимную дружбу от менее интимной.

Правила женской дружбы придают большее значение самораскрытию и эмоциональной поддержке, чем аналогичные правила мужской дружбы.

В дружбе молодых людей помощь и совместное времяпрепровождение имеют большее значение, чем в дружбе лиц старшего возраста.

При разрыве дружеских отношений люди чаще приписывают нарушение правил другим, чем себе.

При разрыве дружбы нарушение правил, обеспечивающих положительное подкрепление, упоминается реже, чем нарушение правил, регулирующих конфликтные ситуации, например обман доверия или вторжение в личные сферы.

Нарушение некоторых правил воспринимается как естественная причина прекращения дружбы; например, несоблюдение норм доверия и взаимного уважения ведет к ухудшению отношений, а нарушение правил, предотвращающих конфликты, вроде запрета вторгаться во внутренний мир партнера, — к разрыву.

В общем и целом гипотезы подтвердились. Из 27 общих правил дружбы, сформулированных на основе первого этапа исследования, наиболее важными оказались 13, которые были распределены на четыре группы: обмен, интимность, отношение к третьим лицам, взаимная координация.

Неписаные правила дружбы:

Обмен

Делиться новостями о своих успехах

Выказывать эмоциональную поддержку

Добровольно помогать в случае нужды

Стараться, чтобы другу было приятно в твоем обществе

Возвращать долги и оказанные услуги

Интимность

Уверенность в другом и доверие к нему

Отношение к третьим лицам

Защищать друга в его отсутствие

Быть терпимым к остальным его друзьям *

Не критиковать друга публично **

Сохранять доверенные тайны **

Не ревновать и не критиковать прочие личные отношения другого **

Координация

Не быть назойливым, не поучать *

Уважать внутренний мир и автономию друга **

Самыми важными представляются шесть правил, не отмеченных звездочками, так как они отвечают всем четырем критериям: единодушно признаются важными для дружбы; отличают продолжающуюся дружбу от распавшейся и высоко оцениваемые отношения от низко оцениваемых; несоблюдение этих правил считается вероятной и уважительной причиной прекращения дружбы.

Правила, отмеченные одной звездочкой, отвечают трем критериям, но не позволяют отличить близких друзей от менее интимных. Иными словами, они важны для обычных уровней дружбы, но при особенно тесных отношениях могут быть нарушены: близкие друзья не считаются одолжениями, прощают нетерпимость к общим знакомым и даже некоторую назойливость.

Правила, отмеченные двумя звездочками, отвечают двум критериям: они считаются важными и их нарушение может способствовать прекращению дружбы, однако оценка глубины дружеских отношений от них не зависит. Эти правила — избегать публичной критики, хранить доверенную тайну, не ревновать к третьим лицам и уважать личный мир другого — неспецифичны для дружбы, они действуют во многих других личных отношениях и ситуациях.

Изучение неписаного кодекса дружбы имеет важное теоретическое и практическое значение. Очевидно, что дружба предполагает соблюдение всех основных правил человеческого общежития, действующих и в менее тесных общинных, коллективных и личных отношениях. Однако соотношение, значимость и иерархия этих правил неодинаковы. По мере углубления и индивидуализации дружеских отношений элементарные общие нормы "обмена" утрачивают часть своего значения, уступая место более сложным и тонким правилам интимности.

При всем отличии современных дружеских отношений от древней институционализированной дружбы понятию дружбы внутренне присуща идея исключительности, экстраординарности, допускающая возможность нарушения и превышения некоторых более элементарных, общепринятых норм и правил.

Друзьям позволено многое такое, что неминуемо осложнило и даже испортило бы отношения с менее близкими людьми — соседями, товарищами по работе и т. д. Но за счет ослабления требований к внешним нормам поведения и к эквивалентности "обмена" резко повышается уровень нравственно-психологических требований. И поскольку важнейшие специфические правила дружбы — делиться своими переживаниями, оказывать моральную поддержку, добровольно помогать в случае нужды, заботиться о друге, доверять ему и быть уверенным в нем, защищать друга в его отсутствие — являются альтруистическими, их принятие и соблюдение предполагает достаточно высокий уровень нравственного сознания личности, а также зрелость самого дружеского отношения. Можно сказать иначе: социальная психология подтверждает, что дружба есть нравственное отношение и иной быть не может.

Но как практически происходит выбор друзей?

Еще Платон и Аристотель задавались вопросом: что делает одного человека привлекательным для другого и, в частности, ищет ли он в друге собственное подобие или, напротив, дополнение? Экспериментальные психологические исследования дружбы (конец XIX-начало XX в.) также долгое время концентрировались вокруг этой проблемы. С точки зрения житейского здравого смысла оба мнения одинаково правдоподобны. Понимание друга как "другого Я" молчаливо предполагает принцип сходства: люди, расходящиеся между собой в существенных характеристиках, вряд ли могут быть особенно близки. Однако alter ego не просто второе, а именно другое Я; друзья призваны не дублировать, а взаимно обогащать один другого.

А коль скоро это так, прежде чем обсуждать вопрос о сходстве или несходстве друзей, нужно уточнить целый ряд вопросов.

Во-первых, класс подразумеваемых сходств. Идет ли речь об общности пола, возраста, социального положения, профессии, образования и других объективных, непсихологических признаков? Или об общности ценностных ориентации, взглядов, интересов? Или о сходстве характеров, темперамента, личностных черт и т. п.? Это ведь совершенно разные вещи.

Во-вторых, степень предполагаемого сходства. Имеется ли в виду полное совпадение качеств или какое-то более ограниченное сходство?

В-третьих, значение и смысл данного сходства для самой личности. Чем важнее данное качество для личности, тем выше требования, которые она, вероятно, предъявляет в этом отношении к своим друзьям. Человек, живущий напряженной эстетической жизнью, вряд ли сможет дружить с тем, кто не выносит искусства. Л для того, кто видит в искусстве только развлечение, эстетические вкусы его друзей, пожалуй, несущественны.

В-четвертых, объем, широта диапазона сходств. Сходство друзей может ограничиваться одной какой-либо сферой, а может охватывать сразу несколько черт — и социальные характеристики, и ценностные ориентации, и личностные черты.

Кроме того, необходимо уточнить, идет ли речь об установках и о том, какими люди представляют самих себя и своих друзей, или об их реальных качествах.

Разные люди видят себя в дружбе, как и в других отношениях, по-разному. Напомним, что для юного Ф. Шиллера дружба — это "созерцание себя в зеркале другой души". Р. Роллан, напротив, отрицал стремление к подобию: "Пусть другие, подобно Нарциссу, любуются своим отражением в зеркале! Я же ищу глаза, которые мне говорят: "Я — не ты!" Тогда стоит войти! И если подобное желание является обоюдным, две скрещенные шпаги приводят к наивысшему слиянию двух человеческих существ".

Но самовосприятие не всегда достоверно. Многочисленные социально-психологические исследования показывают, что в установках людей, в тех требованиях, которые они предъявляют к своим друзьям, ориентация на сходство (любовь к подобию, гемофилия) решительно преобладает над ориентацией на дополнение (любовь к различиям, гетерофилия). Подавляющее большинство людей предпочитает дружить с людьми своего возраста, пола, социального положения, образования и т. д. Почти столь же желательно совпадение или по крайней мере сходство основных ценностных ориентации, интересов и черт характера. Но как проявляется эта установка в реальном поведении? Действительно ли друзья больше похожи друг на друга, чем на окружающих, или им это только кажется? В том, что касается объективных характеристик (пол, возраст, социальное положение, образовательный уровень), однородность действительно преобладает. Люди в большинстве случаев дружат с представителями собственного "круга" — возрастного, социального, культурного. Несколько меньшая, но все-таки значительная степень сходства наблюдается также в социальных установках и ценностных ориентациях друзей. Хотя здесь нет полного совпадения, друзья, как правило, придерживаются более или менее общих взглядов по наиболее важным для них вопросам.

Это имеет не только и, вероятно, даже не столько субъективно-установочные, психологические, сколько социальные причины.

Большинство личных отношений складывается в процессе длительного взаимодействия, организованного вокруг каких-то центров, очагов совместной деятельности, причем круг вовлеченных в эту деятельность людей во многих отношениях однороден. Чем однороднее круг общения, тем вероятнее, что формирующиеся в нем дружеские пары и триады окажутся во многом сходными. Например, возрастная однородность детской дружбы вытекает не только и даже не столько из желания непременно дружить со сверстниками, сколько из объективных условий выбора, из преобладания в данном центре деятельности (например, в школьном классе) детей одного и того же возраста.

Однако относительная однородность круга общения, из которого подбираются друзья, не снимает проблемы их индивидуально-психологического сходства и вопроса: является ли это сходство результатом изначального выбора похожих на себя партнеров или их взаимной адаптации, приспособления друг к другу?

Хотя личностные особенности многообразны и не всегда поддаются строгому обозначению, при сравнении психологических черт тридцати дружеских пар американских старшеклассников и студентов с чертами случайно выбранных тридцати пар друзья оказались значительно более похожими, чем случайные пары. При сравнении уровней межличностного понимания и самосознания нескольких групп детей (с восьми с половиной до тринадцати с половиной лет) с аналогичными показателями их сверстников, которых испытуемые назвали своими друзьями, причем этот выбор был в одних случаях взаимным, а в других — односторонним, и детей, которые не фигурировали в числе их друзей, "взаимные друзья" оказались более похожими друг на друга, чем "односторонние друзья" и "не-друзья"; особенно велики такие различия у детей более старшего возраста.

В самом крупном исследовании этого рода сопоставлялись сходства и различия дружеских пар 1800 американских старшеклассников. Их просили назвать своего лучшего друга, а затем рассказать о своих домашних условиях, отношениях с родителями, учебных интересах, способах проведения досуга, социальных установках и психологических состояниях. Сравнение ответов друзей показало, что они очень похожи друг на друга по своим социально-демографическим свойствам (социальное происхождение, пол, раса и возраст). Значительное сходство наблюдается также в некоторых аспектах поведения, особенно если оно отклоняется от социальной нормы и нарушает какие-то запреты (например, курение), в учебных интересах и степени участия в групповой жизни сверстников. Что же касается психологических черт (оценка своих личных качеств и отношений с родителями), то здесь сходство между друзьями значительно меньше.

Следует учитывать, что наши представления о степени своего сходства или различия с другими людьми далеко не всегда достоверны. Те, кого мы предпочитаем, кажутся нам, как правило, более похожими на нас самих, чем те, кого мы отвергаем. Социометрические исследования показывают, что при попытке предсказать, кто из знакомых или товарищей окажет им предпочтение, а кто отвергнет их, люди обычно (около 70 % испытуемых) бессознательно предполагают взаимность выбора. Оказывая предпочтение другому лицу, выбирая его в качестве партнера по игре, спутника по путешествию и т. д., мы невольно ожидаем, что он в свою очередь выберет нас. От антипатичного человека, напротив, мы ждем неприятия, отвержения.

Фактически такая взаимность встречается реже, чем мы предполагаем. Особенно легко ошибиться в атрибуции сложных личностных качеств. Нередко двое влюбленных кажутся себе весьма похожими друг на друга, однако каждый приписывает другому свои собственные качества, то есть оба считают себя похожими, по суть сходства трактуют по-разному. Друзья же часто преувеличивают степень своего взаимного самораскрытия и т. д.

"Взаимопроникновение" или "пересечение" личных свойств друзей тесно связано с длительностью и глубиной их взаимоотношений. Стадии или ступени диадического взаимодействия Я и Другого наглядно передает схема американского психолога Дж. Левинджера.

На начальной, нулевой стадии межличностных контактов Другой психологически еще не существует для Я, не представляет для него интереса. Затем возникает односторонняя атракция, познавательный интерес или эмоциональное влечение, расположение к другому. Атракция стимулирует поверхностный поведенческий контакт, взаимодействие субъектов, остающихся тем не менее чужими друг для друга. Но общность деятельности, интересов и установок постепенно порождает реальное взаимопересечение личностей, от частного, незначительного до весьма широкого, когда два Я до некоторой степени сливаются в неделимое Мы.

Развивая эти идеи, Левинджер предложил формальную модель цикла личного отношения, состоящего из пяти фаз:

1. Атракция, предшествующая зарождению отношения.

2. Период формирования отношения.

3. Продолжение отношения, означающее либо:

а) его рост и укрепление,

б) поддержание достигнутого уровня,

в) снижение уровня и устойчивости.

4. Ослабление или ухудшение отношения.

5. Прекращение отношения в результате смерти одного из партнеров или разрыва.

Но от чего зависят разные траектории развития дружбы? Добрых пол-столетия в психологии господствовало представление, что характер дружбы целиком определяется индивидуальными чертами партнеров и пропорцией, в которой они "смешиваются". Однако, как справедливо замечают английские психологи С. Дак и Г. Сэнтс, эта модель слишком проста даже для химии. Смешение эссенции серной кислоты с водой всегда дает раствор серной кислоты. Но порядок и способ смешения элементов при этом далеко не безразличны: при добавлении воды в кислоту температура жидкости резко повышается, происходит всплеск, тогда как при добавлении эссенции в воду происходит только незначительное нагревание. В человеческих отношениях способ и последовательность соединения индивидов не менее существенны, чем сложившиеся до взаимодействия их личные качества.

С углублением личных отношений качественно меняется не только тип психологических "фильтров", сквозь которые осуществляется "отсев" друзей, но и сами критерии личной совместимости, субъективная значимость отдельных, воображаемых или реальных, психологических сходств и различий. В исследовании С. Дака и Г. Крейга 40 английских студентов-первокурсников (20 мужчин и 20 женщин), которые раньше не были знакомы друг с другом, трижды заполняли социометрическую матрицу (выбор друзей) и одновременно три личностных теста, причем данные социометрического выбора каждый раз сопоставлялись с результатами тестирования. В первой серии опыта (через месяц после поступления в вуз) никакой зависимости между выбором друзей и сходством их тестовых показателей с показателями самих испытуемых не обнаружилось. Во второй серии (через три месяца после поступления) выявилось сходство ценностных ориентации друзей: студенты выбирают тех, чьи ценностные ориентации близки к их собственным. На третьей фазе опыта (через восемь месяцев) значение таких сходств уменьшилось, зато выявилось сходство более глубоких "личностных конструктов".

Таким образом, традиционный вопрос, является ли сходство друзей предпосылкой дружбы или результатом их взаимной адаптации, упрощенно ставит проблему. На разных стадиях знакомства люди располагают неодинаковым объемом информации друг о друге. И разница эта не только количественная, но и качественная. Психологические фильтры, через которые "просеиваются" кандидаты в друзья, также многоуровневы: в начале знакомства при выборе друзей имеют значение сравнительно поверхностные их свойства (например, внешность, манера держаться), тогда как в дальнейшем перевес оказывается на стороне менее явных, но более глубоких личностных качеств. Иначе говоря, на ранних стадиях развития дружеских отношений индивид озабочен тем, как он выглядит в сравнении с другим, и спрашивает себя, хотел ли бы он походить на этого другого. Позже встает вопрос о характере отмеченного сходства и его достаточности для поддержания длительных дружеских отношений.

Сами "уровни" и "стадии" развития дружбы тоже не универсальны. Устойчивость (длительность) взаимоотношения, частота встреч и контактов и их психологическая глубина (интимность) — качественно разные параметры, которые могут изменяться в разных направлениях. Это ясно видно при изучении вариантов и причин расстройства или прекращения дружбы. Иногда это бурный разрыв, иногда — постепенное уменьшение интенсивности (частоты) общения, иногда — снижение уровня его интимности при сохранении внешней формы и частоты встреч. Причем в одних случаях неудача выглядит заранее предопределенной "несовместимостью" партнеров, которые плохо знали друг друга, в других случаях объясняется допущенными ошибками, случайной ссорой и т. п., в третьих — приписывается внутренним психологическим изменениям (ослабление взаимного интереса, появление новых, более сильных привязанностей), в четвертых — ссылаются на непредсказуемые внешние события, вроде смены местожительства.

Из этих, казалось бы, тривиальных соображений вытекают важные теоретические и практические выводы. Реальные дружеские отношения не развиваются автоматически, по одной и той же траектории, отвечающей нашим моральным представлениям: чем устойчивее дружба, тем она интимнее, вернее, исключительнее и т. д. Дружба — психологически чрезвычайно тонкое, сложное, текучее отношение, которое невозможно свести ни к какой отдельно взятой системе внешних, социально-средовых или внутренних, индивидуально-психологических детерминант. А это значит, что о сохранении дружбы нужно заботиться.

Динамика дружбы во многом зависит от сознательной установки партнеров: как они определяют природу своих отношений (видят ли в них дружбу, любовь или простое знакомство), какие цели преследуют, как направляют настоящее и будущее дружеских отношений — стараются поддерживать, углублять их или пускают на самотек. Дружеские, как и все личные, отношения слагаются из множества мелких, повседневных решений и действий, о значении которых люди не задумываются и последствия которых осознают только задним числом, ретроспективно, в "спрямленной" и зачастую иллюзорной форме.

Английские студенты, обследованные С. Даком и Д. Миллом, ежедневно в течение двадцати недель записывали в дневнике свои чувства и переживания, связанные с реальными дружескими отношениями. Оказалось, что, хотя оба партнера часто испытывали неуверенность в том, как к ним относится другой, изменения в состоянии дружеских отношений они связывали исключительно с колебаниями чувств и настроений друга. Значение собственных действий и реакций, как правило, недооценивается и не осознается. В ретроспективных же отчетах о развитии дружеских отношений подобные сомнения и колебания полностью исчезают. "Отредактированные" воспоминания рисуют последовательную картину "положительного развития" или "ухудшения" отношений так, как они воспринимаются субъектом в данный момент.

Изучение дружбы не как стабильного состояния, а как процесса тесно связано с психологией таких явлений, как самораскрытие и понимание другого.

Самораскрытие — сознательное и добровольное открытие другому собственного Я, своих субъективных состояний, тайн и намерений — одна из фундаментальных психологических потребностей личности, удовлетворение которой издавна ассоциировалось с дружбой. Но предметом интенсивных экспериментальных исследований эта проблема стала только в середине 60-х годов XX столетия. Вначале (например, в трудах американского психолога С. Джурарда) она изучалась главным образом под углом зрения количественных параметров, исходя из предположения, что высокое самораскрытие играет в жизни человека, как правило, положительную, а низкое — отрицательную роль, обрекая личность на одиночество и другие неприятности.

Позднее более глубокое изучение показало, что самораскрытие многомерно. Его можно оценивать, как минимум, по пяти самостоятельным параметрам:

1) объем (широта) сообщаемой личной информации;

2) степень ее интимности для субъекта;

3) продолжительность, темп и скорость самораскрытия;

4) его эмоциональная тональность (хвастовство, бравада или, наоборот, смущение, стыд);

5) гибкость самораскрытия, способность личности регулировать свою откровенность в зависимости от реакции собеседника и ситуации общения.

Самораскрытие зависит от целого ряда моментов: кто, кому, что именно, насколько полно, когда, при каких обстоятельствах и для чего открывает. Степень самораскрытия в общении с посторонним человеком, отцом, матерью, близким другом, лицом своего или противоположного пола будет неизбежно раз ной. Неодинаковыми будут и привилегированные темы, сюжеты самораскрытия.

Согласно теории американского исследователя И. Альтмана, существует определенная связь между широтой и глубиной (интимностью) самораскрытия и типом партнера по общению: чем исключительное личное отношение, тем полнее раскрываются в нем наиболее интимные, чувствительные, скрытые от посторонних аспекты Я за счет сокращения обмена поинтимней, эмоционально менее значимой информацией.

Дружба считается наиболее глубоким, интимным отношением. Недаром в ее определениях постоянно подчеркивается момент доверия: друг — человек, которому можно сказать все. Но хотя экспериментальные исследования подтверждают, что максимум самораскрытия достигается именно в общении с друзьями, здесь также имеются свои пределы. Прежде всего, друзья нередко преувеличивают степень взаимного самораскрытия, интимности и знания друг друга. Кроме того, они часто воспринимают свои отношения асимметрично. Описывая распавшиеся дружеские связи, люди склонны приписывать себе более активную роль в оказании эмоциональной поддержки и добровольной помощи бывшему другу, а ему — большую степень самораскрытия, потребности делиться своими успехами и совместно проводить время. Это придает ретроспективным описаниям дружбы эгоцентрический оттенок. Да и не только ретроспективным. В проведенном автором этих строк совместно с В. А. "Поселковым исследовании юношеской дружбы испытуемые дописывали несколько неоконченных предложений типа "Друг — это тот, кто…". Содержание ответов было разным, но форма в подавляющем большинстве случаев была эгоцентрической: испытуемые делали акцент на том, что друг делает или должен сделать для них ("кто меня любит", "на кого можно во всем положиться" и т. д.), и гораздо реже перечисляли то, что они сами делают для друга ("кого я люблю", "кто может на меня положиться" и т. п.).

Содержание и уровень взаимного самораскрытия во многом зависят от ситуации общения. Теплая, уютная комната благоприятствует интимности, тогда как формальная, холодная обстановка ее парализует. Положительную роль играет наличие прямого визуального контакта (взгляд в глаза) и телесной близости (прикосновение) с собеседником, внешняя его привлекательность, внимание с его стороны и его социальный статус. Младшие легче и охотнее исповедуются старшим, дружественное внимание которых представляется лестным, а признание собственной слабости перед старшим меньше бьет по самолюбию, чем в общении с равными по возрасту или рангу.

Очень сложен вопрос о взаимности самораскрытия. Общее правило взаимности гласит, что откровенность и доверие большей частью вызывают ответный отклик, тем самым повышая общий уровень интимности коммуникации. Но почему? И всегда ли это бывает так? Одни психологи (С. Джурард) объясняли это тем, что доверие, будучи лестным, вызывает симпатию, расположение к тому, кто его оказал, а знаком симпатии служит взаимная откровенность. Другие (А. Чайкин и В. Дерлега) объясняют его в духе теории справедливости: поскольку всякая откровенность считается ценной, человек, выслушав чужую исповедь, чувствует себя обязанным отплатить той же монетой, независимо от степени своей симпатии к собеседнику. Некоторые психологи связывают взаимность самораскрытия главным образом с механизмами подражания и подкрепления: откровенность служит положительным стимулом, на который индивид реагирует взаимным самораскрытием, что в свою очередь стимулирует первого субъекта на продолжение интимной беседы. Имеющиеся эмпирические данные в наибольшей мере подтверждают второе объяснение.

Однако самораскрытие также может иметь разный психологический смысл. Как показали исследования В. Дерлеги и Я. Гжелака (ПНР), оно может быть средством: спонтанной эмоциональной разрядки и катарсиса; самопознания прояснения своих чувств и позиций; получения социального одобрения, подкрепления со стороны другого; развития и укрепления личных отношений; социального влияния и воздействия на других ^(вызвать жалость ради получения каких-то выгод).

Немаловажен и момент своевременности самораскрытия. В большинстве случаев откровенность воспринимается положительно. Но слишком полное или чересчур поспешное самораскрытие, не соответствующее стадии развития личных взаимоотношений или не учитывающее состояния собеседника приемлемого для него уровня диалога, воспринимается как нарушение границ интимности, бесстыдство или попытка вторжения во внутренний мир другого, что побуждает его замкнуться или даже прервать контакт. Иными словами, в дружеском общении всегда необходим такт. Человек, навязывающий другому непрошеную интимность, легко может натолкнуться на отпор:

Культ полной душевной открытости, при всей ее привлекательности, столь же односторонен и чреват психологическими трудностями, как викторианский культ эмоциональной сдержанности и замкнутости. Оптимальным с точки зрения душевного здоровья личности является состояние, когда индивид способен быть полностью искренним с немногими близкими людьми и поддерживает средний уровень самораскрытия в отношениях с остальными. Замкнутость, когда во внутренний мир не впускается никто, или слишком высокий уровень самораскрытия, когда, как говорится, "душа нараспашку" и у личности не остается ничего потаенного, как правило, свидетельствует о каких-то психологических затруднениях.

Не менее сложна, чем самораскрытие, и проблема понимания другого. Ученые подходили к ее осмыслению с разных сторон. В начале 60-х годов американский психолог Г. Олпорт предложил список черт, облегчающих, по его мнению, личности адекватное восприятие и оценку других людей:

1. Жизненный опыт, общая зрелость. Взрослый человек может понять подростка, обратное же невозможно.

2. Сходство между оценивающим и оцениваемым субъектами.

3. Интеллект. Люди с более высоким умственным развитием способны лучше понять и оценить партнера, чем менее развитые.

4. Сложность собственных мыслительных процессов облегчает понимание чужого опыта.

5. Знание самого себя, что в какой-то степени предохраняет против стереотипных и формальных суждений о других.

6. Социальная приспособленность?та. эмоциональная устойчивость. Люди тревожные, с неустойчивой психикой склонны проецировать на других собственные качества.

7. Созерцательность характера позволяет воспринимать других дружественно, но "со стороны", более или менее беспристрастно.

8. Эстетическая ориентация, в отличие от практически-действенной, побуждающей человека стремиться не столько к пониманию другого, сколько к воздействию на него.

9. Интрацептивность, то есть впечатлительность, повышенная чувствительность к внутреннему миру, своему собственному и чужому. Поскольку это качество развито у женщин больше, чем у мужчин, некоторые считают, что женщины интуитивно точнее воспринимают и оценивают людей, чем мужчины.

Позднейшие исследования (в том числе осуществленные в нашей стране А. А. Бодалевым и др.). внесли существенные поправки в данную схему. Выяснилось, например, что интрацептивность и эстетическая ориентация нередко находятся в противоречии с интеллектуальными показателями. Ленинградский психолог В. С. Магун предложил группе студентов оценить в терминах "больше", "меньше" или "одинаково", насколько им самим и их однокурсникам свойственны такие черты, как интеллект и экстрапунитивность (склонность обвинять в своих трудностях и неудачах других, в отличие от интрапунитивности-самообвинительности), и затем сравнил высказанные суждения с объективными тестовыми показателями испытуемых. Результат оказался парадоксальным: студенты с меньшей интеллектуальной продуктивностью оценивают себя и других более адекватно, чем те, у кого уровень интеллекта выше.

Может быть, это объясняется разной направленностью интересов, тем, что люди, более внимательные к своим и чужим переживаниям, меньше включены в предметную деятельность, а это снижает их интеллектуальные показатели? Или познание человека в большей мере зависит от эмоциональных свойств личности, нежели от формальных качеств интеллекта? Современная психология, не рискуя делать смелые обобщения, подобные олпортовским, не дает однозначного ответа на эти вопросы.

Кроме того, умение разбираться в людях, основанное на отчужденно-исследовательском к ним отношении, пожалуй, нужнее судье или психиатру, чем другу. Объективности мы ждем от посторонних, с которыми нас связывают преимущественно деловые отношения. Для дружбы этого мало. Тут нужно сочувствующее понимание, готовность принять другого целиком, даже с его недостатками.

Дружеская коммуникация, по образному определению немецкого философа-экзистенциалиста К. Ясперса, — это "битва за безграничную искренность", в ходе которой личность открывается другому и одновременно самой себе. Для посторонних же это отношение закрыто.

Как писал М. М. Пришвин, "гигиена любви состоит в том, чтобы не смотреть на друга никогда со стороны и никогда не судить о нем вместе с кем-то другим". Это — прямая противоположность принципу объективного познания, предполагающего отстранение и анализ.

Каковы психологические основы императива исключительности друга и дружбы? Субъективная реальность человеческого Я не может быть полностью объективирована в предметной деятельности. Она обязательно предполагает общение с каким-то реальным или воображаемым Ты. Чем сложнее и многограннее личность, тем сильнее ее потребность в такой встрече и тем специфичнее средства этой коммуникации. Человек не может ни осмыслить, ни даже прочувствовать свою внутреннюю жизнь иначе как через других, близких ему людей, общение с которыми или страх утраты которых открывает ему смысл и ценность собственного бытия.

Психологи давно уже заметили, что в своей повседневной жизни люди применяют своеобразный "двойной стандарт". Поведение чужих, посторонних ("они") обычно объясняется "объективно" — логикой внешних обстоятельств, социальными факторами (роль, общественное положение), общими законами психологии или качествами характера этих людей. Напротив, говоря о самих себе или о своих близких, мы чаще апеллируем к внутренним, субъективным состояниям и мотивам, логика которых может быть понята только "изнутри". Выражение "Поймите меня" означает: "Станьте на мою точку зрения, посмотрите на вещи моими глазами".

Проблема соотношения объективирующего объяснения и субъективирующего понимания занимает важное место в философии и науках о человеке. "Объясняя" человека, сводят его индивидуальность к каким-то физиологическим или социальным предпосылкам или подводят ее под некоторую общую норму. "Понимание", напротив, признает внутренний мир автономной реальностью, выводя из него поступки и свойства личности.

Несколько огрубляя вопрос, можно сказать, что прообразом объяснения служит отношение "Я — вещь" или "Я — другой", в котором другой человек берется не в качестве лица, а в качестве объекта, тогда как прообразом понимания является отношение "Я — Ты", участники которого ведут между собой диалог. Понимание другого здесь совпадает с самопознанием и предполагает симпатию.

Переживаемая реальность внутреннего мира личности, раскрывающаяся в общении с другим лицом, не может быть адекватно выражена в понятиях. Смысл всегда богаче своей материализации в словах. Недаром говорится, что "мысль изреченная есть ложь". Чем интимнее отношение, тем больше в нем значит эмоциональный контакт.

В любом развитом языке имеется ряд понятий, обозначающих различные оттенки душевной близости, общности, совместности переживаний и чувств: сопереживание, сочувствие, сострадание. Все они описывают процесс, когда один человек не просто "расшифровывает" эмоциональное состояние другого, но как бы сам настраивается на чужую волну, растворяется в другом и воспроизводит его переживания в себе. В этом процессе очень много нюансов и оттенков. Так, немецкий философ М. Шелер в книге "Сущность и формы симпатии" различал: "совместное чувствование", обусловленное общностью переживаний; — эмоциональное заражение (например, в возбужденной толпе); идиопатическую идентификацию, уподобление другого себе, психологическое растворение его в собственном Я; гетеропатическую идентификацию, саморастворение Я в другом, стремление жить отраженной жизнью другого; взаимное слияние, когда границы между двумя Я стираются и люди чувствуют себя в буквальном смысле слова единым существом (например, в момент любовного экстаза). Собственно симпатия, по Шелеру, состояние эмоциональной близости к другому при сохранении чувства психологической дистанции: симпатизируя другому, человек вместе с тем сознает различие своей и его индивидуальности.

Объективно в эксперименте расчленить столь тонкие нюансы эмоциональных переживаний невозможно. Однако психологи интенсивно изучают явление эмпатии (вчувствования). Первоначально термин "эмпатия" обозначал момент эстетического восприятия, когда субъект настолько поглощен созерцанием прекрасного, что как бы сливается с произведением искусства, теряя ощущение своей отдельности. После того как это явление стало предметом специальных исследований, термин получил многозначное толкование. Одни авторы называют эмпатией непосредственный эмоциональный отклик индивида на переживания или экспрессивные знаки другого лица, возникающий независимо и до осознания источника и смысла таких переживаний. Например, вид плачущего человека обычно вызывает непроизвольное сочувствие или, во всяком случае, эмоциональный дискомфорт, даже если мы ничего не знаем о причине слез. Другие психологи сближают эмпатию с "пониманием" или трактуют ее как эмоциональный аспект последнего.

Дело, конечно, не в определениях, а в том, что психология вплотную подошла к изучению самых тонких и сложных процессов межличностного общения, которые раньше были исключительным достоянием искусства. При этом общий пафос существующих подходов состоит в том, что личность и ее отношения несводимы к элементарным психическим процессам; они имеют свой субъективный, личностный смысл. Говоря философским языком, человеческую "субъективность можно разглядеть только под ее же углом зрения, приобщившись к ней как к аналогу, подобию собственного способа деятельности". Специфика диалогического понимания в том, что "вопрос задается здесь познающим не себе самому и не третьему в присутствии мертвой вещи, а самому познаваемому. Критерий здесь не точность, а глубина проникновения". Поэтому здесь нет и не может быть однозначных, окончательных ответов.

Дело не только в том, что экспериментальная психология дружбы делает лишь первые шаги. Эмпирическая наука имеет дело с "данностями", которые могут быть взвешены, измерены, разложены на элементы… Мир человеческих чувств и отношений плохо поддается таким операциям. Как писал, анализируя творческий метод Ф. М. Достоевского, М. М. Бахтин, "человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А. По художественной мысли Достоевского, подлинная жизнь личности совершается как бы в точке этого несовпадения человека с самим собою, в точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли, "заочно". Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя". Дружба и есть такой диалог, столь же неповторимый и единственный, как участвующие в нем лица.

"Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков, — сказал Лис. — И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…"

Утверждение единственности, несравненности друга равносильно признанию его абсолютной ценности. И в этом одновременно — нравственный императив и психологическая сущность дружбы.

"Быть мудрым — это значит прежде всего быть внимательным к душе близкого человека, — писал М. Пришвин. — На вопрос же: кто этот близкий, — ответ такой: в каждом человеке родственное внимание стремится открыть близкого, — кого оно откроет, тот и есть близкий".