"Дар Крома" - читать интересную книгу автора (Хок Блэйд, Чертознай)Глава XIУже пошли пятые сутки с тех пор как немедийский палач пересек границу Немедии и Пограничья. Дорога была совершенно убитая и местами даже превращалась просто в широкую тропу. Пару раз пришлось преодолевать мелкие речушки вброд, так как мосты были разрушены, причем явно уже не первый десяток лет, Нет в стране сильной власти, потому такое и творится. Несколько раз встречались поля на месте вырубок леса, но видимо что-то заставило хозяев бросить свои наделы и убраться. Только сорняки теперь вольготно располагались на возделанной когда-то земле. Близость зимы сказалась на оживленности дороги, а точнее на ее полном отсутствии. Хотя здесь и летом сложно встретить попутчика. «Это еще я еду по более-менее людным местам. Дальше на сервер и дорог нет. А поспеть к Бен Моргу нужно точно в срок». Путник подмигнул мордочке нахального хорька, который, ничуть не боясь, вылез из дупла сосны посмотреть на проезжающего путника. «Вот кому в жизни мало надо, только теплую шубу, пару мышей, да логово где-нибудь в дупле или норе…» До вечера было еще далеко, но сегодня немедиец решил разбить лагерь пораньше и всласть наконец выспаться. Ночевать возле дороги было верхом глупости и потому палач найдя подходящую тропинку повернул лошадь в чащобу. Через сотню ярдов немедиец остановился. «Вон под той сосной и заночую». Нинус занялся привычной рутиной: наломал веток, разжег костер и занялся приготовлением жратвы. Внезапно под раскидистой сосной обьявилась довольно симпатичная женщина. Лет двадцати пяти — тридцати, черные волосы, обычная охотничья одежда из кожи и замши, фигурой не обделена, красивое личико и огромные синие глаза. На поясе легкий, короткий меч. Впрочем, в такой чащобе длинный и ни к чему. — Заблудился, путник? Палач ухмыльнулся: — Да не сказал бы. Незнакомка подошла к костру и протянула к пламени руки. Нинус протянул ей фляжку с вином. Женщина сделала несколько хороших глотков, и вернула сосуд. — Ночевать здесь собрался? — Да, была такая мысль. Угощайся, — палач кивнул на разложенную еду. — Я — Релмина, — представилась незнакомка. — Нинус, — представился немедиец. Синеглазая кивнула и ухватила здоровый кусок вяленого мяса, с которым расправилась буквально за пару минут. — Спасибо, путник. Теперь моя очередь проявить гостеприимство, мой дом тут неподалеку. Или предпочитаешь спать на холоде в компании своего топора? Релмина посмотрела на палача через ресницы. Нинус ненадолго задумался, и пристально посмотрел на синеглазую. «Не хватает видно ей мужского общества в этой глухомани. Хотя с другой стороны поспать в тепле совсем бы не помешало. Надоело все время на земле, да на снегу дрыхнуть. Но вообще не мешало бы держать ухо востро». — Ладно. Ну, показывай дорогу. Немедиец свернул лагерь, и повел лошадь следом за синеглазой, которая решительно зашагала вглубь заснеженного леса. Они прошли примерно милю, деревья неожиданно расступились и на небольшой проплешине, свободной от деревьев Нинус узрел остатки большого деревянного дома, огороженного полуразвалившимся частоколом. Вот такие здесь «дома» разочарованно подумал Нинус. Впрочем, было бы странно ожидать здесь что-то подобное Бельверусской Цитадели. Подъехав ближе, он убедился в своих худших предположениях. Крыши почти нет, стены из толстых бревен носят следы огня, прямо возле входа красуется выбеленный солнцем череп человека… Нинус осторожно провел лошадь к какому-никакому укрытию, образованному упавшими балками крыши и относительно целой стеной. Накрыл лошадь попоной, и насыпал ей овса. — Теперь куда? — Давай за мной. Релмина подошла к провалу в земле и спустилась по лестнице вниз. «Футов двадцать не меньше» отметил про себя немедиец. Снял шлем и, наклонившись, нащупал ногой первую перекладину, и с опаской перенес на эту ногу свой вес. «Вроде держит…» и стал не спеша спускаться. Не успел он поставить ногу на предпоследнюю ступеньку, как на его затылок обрушился удар и, он провалился в беспамятство. Очнулся он на полу, покрытом вонючей и подгнившей от сырости соломой. Руки были связаны. В затылке будто устроился небольшой цех медников, боль начинала пульсировать именно оттуда, волнами охватывая все тело. «Вот так и снимай шлем…» Возня Нинуса не осталась незамеченной. — Релмина, он очнулся! Нинус не спеша осматривался: несомненно, он был все еще на дне подвала разрушенного свинарника, который почему-то местные именуют «домом». Сами местные здесь же рядом — дюжина женщин, с возрастом от двадцати до сорока лет. Почти все как на подбор крепкие и жилистые, не обремененные лишними доспехами, да и моралью тоже, как впрочем, и надлежит быть разбойницам. — Вот уже в который раз удивляюсь, сколько мужиков лезет в капкан, стоит только похлопать ресницами с загадочным видом — глаза Релмины довольно сверкали. Нинус наконец пришел в себя с интересом огляделся, из одежды ему оставили штаны и сапоги, уже неплохо. Руки заведены за спину и связаны за столбом. Что там дальше? Сырые стены, кое-где висят шкуры, в дальнем конце угадывалась значительная гора награбленного. Правда, как и подобает женщинам, угадывался порядок, ткани лежали к тканям, меха к мехам. У другого края виднелась лестница с валявшейся неподалеку оглоблей, виновницей его беспамятства. Неподалеку от лестницы сложен очаг, чтобы дым вытягивало как раз через лаз в потолке. Возле яркого рыжего пламени и расположились остальные разбойницы. «Вот тебе и согрелся…» — зло подумал Нинус. — Эх, развлечений никаких у нас давно не было, — вздохнула Релмина. Хотя… тащите сюда Эольва! С хохотом и усмешками разбойницы притянули за связанные руки изможденного человека. Весь в синяках настолько, что его можно принять за кушита, Эольв занял место возле другого столба, причем, если бы не путы он бы давно уже упал. Релмина подошла к изможденному с какой-то здоровой бабищей, шести с половиной футов ростом и плечами, которые больше впору кузнецу, да тощей девчонкой с жиденькими волосами и безумным блеском глаз. Предводительница кивнула на бабищу: — Это, Герт, и она ужасно не любит мужиков. В бытность ее рабыней хозяин отрезал ей язык. Бритунийка открыла рот и продемонстрировала за рядом гнилых зубов жалкие остатки языка. — А это ее дочь, Нати, — кивок на девчонку, — она просто всех ненавидит, кроме своих подруг, разумеется. Ну, как Герт, чем ты сегодня нас развеселишь? Бритунийка покопалась в сундуке рядом со столбом и повернулась к Эольву. В могучей волосатой лапе был зажат обычный крестьянский нож, каких будет дюжина на три крестьянских дома. Грубо кованое лезвие, рукоять, обмотанная кожей — обычное орудие обычного крестьянина. Таким и веток нарубить можно, и рыбу почистить, да и чего уж там, в пьяной драке и внутренности выпустить случайному собутыльнику. Держа за шею Эольва, толстуха сделала ножом четыре разреза и поддев за край сорвала внушительный лоскут кожи с его груди. Тот зашелся в крике и спустя миг потерял сознание. — Эй! — раздался повелительный возглас Релмины. — Не закрывайте обзор немедийцу, пусть все видит! Как успел заметить Нинус, в глазах толстухи уже зажегся демонический огонек. Облив купца водой грабительницы привели его в чувство. Тут же Нати притащила раскаленный кинжал, который лежал в очаге и приложила его к щеке Эольва. Тот снова душераздирающе заорал и вырубился. Герт схватив его за волосы, посмотрела пристально в лицо и покачала недовольного головой. Видимо уже полагая, что следующей пытки Эольв не переживет. Релмина недовольно скривилась: — Ладно, кончайте его. Бритунийка вооружившись громадной пилой, с помощью худосочной дочурки принялась пилить ногу Эольву. Ржавые зубья вгрызались в плоть поразительно быстро. Кровью было забрызгана и одежда «пытальщиц» и пол возле столба. Сумасшедшие бритунийки не успокоились, пока на месте купца не осталось просто шесть кусков кровоточащего мяса. Синеглазая предводительница подошла к связанному палачу. — А куда это ты, Нинус, ехал? Я так чувствую, здесь пахнет какой-то тайной. Наверно хочешь рассказать? А иначе, зачем тебя оставлять в живых? Сокровищ у тебя в мешке нет, не считать же сокровищем тот стеклянный булыжник из халцедона, что лежал у тебя в боковом кармане. — Это мой талисман. — Сильно он помог тебе. Да не дергайся, он так в кармане и лежит, ни одна уважающая себя женщина на себя такой камень не нацепит, безвкусица еще та, ни формы, ни огранки. Зато глядишь, да и повезет тебе со мной договориться. Палач промолчал. — Молчишь? Не будешь отвечать на вопросы, у тебя будет шанс, близко познакомится с Герт, — Отвали к Нергалу, тварь, и шлюх своих тоже прихвати, — произнес Нинус. Бритунийка коротко без замаха двинула левой ручищей Нинусу прямо с живот. Тот несколько секунда беспомощно ловил ртом воздух. Лишь через несколько минут он полностью пришел в себя. «Проклятая толстуха бьет не слабее, чем лось копытом» — Давай еще раз, Герт, — приказала Релмина. В этот раз мужеподобная бабища отвесила еще один удар, но в этот раз Нинус успел напрячь мышцы и погасить часть удара. — Места тут гиблые, — продолжила Релмина, — тебя здесь никто даже искать не станет. Поговаривают, недавно исчезло несколько селений возле Киммерийских гор. Так до сих пор ни одного человека не нашли. Хотя нет, одного нашли, но он совершенно спятил, рассказывал такие вещи, что и вообразить трудно, даже с похмела. Нес какой-то бред о каком-то племени в Киммерийских горх, якобы они там все поголовно чуть ли не на одной человечине и живут, а уж кому моляться и подумать то страшно. Ну да ладно, так вот несговорчивый ты наш, это Герт пока с тобой развлекается. Это ты ее в ярости не видел… «Ну, ее и несет!», — подумал Нинус. — «Триста слов в минуту и все про разное… Ладно, пора сделать вид что я осознал весь ужас положения». — К князю Клотиру, — выдавил из себя палач. — Да его прирезали три месяца назад! — Нергал! — весьма правдоподобно выругался немедиец. — Что за дела у тебя с Клотиром? — Мне мой мозг говорит, что для такого дела у тебя и твоих сошек кишка тонковата будет — Да неужели? А у тебя есть выбор? Мы все еще можем прийти к соглашению. — Рудник, — буркнул нехотя Нинус. — Какой рудник? Немедиец что-то неразборчиво пробурчал. — Чего ты там шепчешь? Заинтересованная Релмина придвинулась к палачу ближе. «Не умеете людей вязать, никак не умеете. Таким канатам место на корабле…». От веревок палач избавился через десять минут, после того как пришел в себя и лишь выжидал удобного момента. Едва синеглазая наклонилась палач ухватил ее одной рукой за горло, другой — выхватил из ножен на поясе Релмины нож, который тут же уперся ей в шею. Релмина было дернулась, но острый укол остановил ее сразу. Теплая струйка крови поползла вниз. Разбойницы тут же заподозрили неладное, но было уже поздно. — Так, все легли на пол, кроме Герт. Понадобилось еще раз чувствительно кольнуть предводительницу, чтобы вся шайка подчинилась. — Герт, будь так добра, отвяжи моток веревки от моего мешка и принимайся вязать руки своим подругам. Под чутким руководством Нинуса толстуха надежно спеленала всех разбойниц. — Теперь ты Релмина, свяжешь Герт. Через минуту толстуха оказалась возле того самого столба, где стоял совсем недавно сам Нинус. — И что дальше? — зашипела синеглазая предводительница. Вместо ответа палач саданул ей по затылку локтем и потерявшая сознание Релмина свалилась на пол. Нинус довольно осмотрел результат своих дел — вся шайка было надежно спелената и упакована. Дожидаясь пока Релмина придет в себя, он посмотрел, что из награбленного может пригодиться. Ткани, меха, зерно, кувшины с вином, по всей вероятности Релмина не шутила, когда говорила, что они тут уже давно орудуют. Палач проверил карман, камень на самом деле оказался на месте. Наконец раздался стон приходящей в себя синеглазой предводительницы разбойниц. Нинус присел над Релминой, в одной руке держа кувшин с вином, в другой хороший кусок сыра. — Привет крошка, соскучилась? — с набитым ртом поприветствовал немедиец Релмину. Синие глаза яростно засверкали. — Ах, ты скотина, да только освободи мне руки, и я тебя всего на куски изрублю… — Теперь моя очередь, сладкая, — и ухмыльнулся самой мерзкой из улыбок и заткнул ей рот грязной тряпкой, подобранной здесь же. — Меня все внимательно слушают? А ты? Нинус повернулся к привязанной к столбу Герт, уже лишенной одежды. Впрочем, ее нагота немедийца ничуть не возбуждала, скорее даже, наоборот — от такой бесформенной туши мог возбудиться наверно только каторжник не видевший женщин лет пятьдесят… — Наверно полагаешь себя очень опытной в деле палачества? Я тебе покажу как надо! Погоди-ка, по-моему, еще не все очнулись. Нинус закатил мощную оплеуху Нати, приводя ее в чувство. — Очнись мразь, ты мне в сознании нужна. Девчонка клацнула зубами, пытаясь достать до горла немедийца. Тот легко уклонился и, засмеявшись, отвесил вторую оплеуху: — Эх ты, жаба страхолюдная, даже этого не можешь, смотри, как пытать надо! Нинус ухватил раскаленный уголек из костра щипцами, и засунул его в ухо Нати. Та заверещала совсем так, как недавно Эольв. — Что не по нраву? А вот так? Палач выхватил ветку из костра и подпалил спутанные волосы девчонки. Лохмы мигом сгорели, и в воздухе повис противный горелый запах. — Ладно, оклемаешься, я продолжу. Эй, жирная! Как там тебя, ээ… Герт! Я вот думаю, ты просто позоришь это искусство! Ну, кто так кожу снимает? Человеческая кожа требует особого подхода, это ж тебе не баран. Вот смотри… И Нинус принялся со всем тщанием надрезать кожу в нужных местах, толстуха лишь громко мычала. — Вот как надо, тут, тут и тут. Снять кожу с груди сможет и деревенский дурачок на подхвате у скорняка. А вот это я называю искусством! И подцепив надрезанный край на животе, принялся с натугой сдирать кожу с толстухи. Со стороны Нати и связанных разбойниц раздался крик ужаса. Палач встряхнул снятую кожу. — Кому там не нравится? Сейчас новую сделаю, материала тут у вас хоть отбавляй, можно нехило приодеться, ну там камзол или колет сварганить… Хотя по-моему безрукавка очень неплохая вышла, ни одного шва! Только продубить надо. Я обычно советую на десять фунтов кожи три фунта дубовой коры, это в первые две седмицы, а потом как обычно… После полной выделки можно носить хоть по праздникам, хоть по будням. Но наверно в Храм Митры в такой одежде наверно лучше не ходить, неправильно поймут, или коситься будут. Так вот, толстая, если хочешь доставить боль нуж… — Остановись негодяй сколько можно! — раздался яростный крик Релмины, выплюнувшей кляп. Забирай свое барахло и проваливай отсюда! — Ну, зачем же проваливай, мне у вас дико понравилось. Давно такого гостеприимства не встречал. А теперь помолчи, и до тебя разговор дойдет. — Толстая, ты меня еще слышишь? Так вот для боли достаточно теперь тебя посыпать солью. Вот так. Хотя лучший результат дают муравьи. Ну да я думаю, ты привередничать не станешь. Рука Нинуса нырнула мешочек с солью, найденный среди кучи награбленного и обильно обсыпала Герт. Ее глаза вылезли из орбит, она завопила. Рот без языка открывался как у рыбы, выброшенной на берег. — Вот что такое боль. Ладно. Кто там следующий? Связанные грабительницы, всего час назад потешавшиеся над изуродованным трупом купца в страхе старались забиться как можно дальше. Глаза Нинуса радостно сверкнули. — Сэт и его змееныши! Я про свой топор забыл! Обрадованный Нинус оглядел подвал в поисках колоды или пня, наконец, искомое было найдено, причем в характерных бурых разводах от неоднозначного употребления. Заломив руки Нати, палач поволок ее к пню, придавил ее ногой и сноровисто махнул топором. Худосочные ноги обезглавленного тела судорожно застучали по полу. Немедиец ногой отодвинул дергающееся тело и, взяв голову за ухо, положил ее прямо возле ног предводительницы. Нинус работал как механизм, четко и без спешки, через двадцать минут возле пня громоздилась небольшая горка обезглавленных трупов, а вокруг Релмины были выложены полукругом головы ее товарок. — Печень Нергала, аж вспотел! Ах да, чуть не забыл, Герт. Толстуха так и стояла вытаращив глаза и оскалив гнилые зубы. Нинус ухватил ее за волосы, запрокидывая голову и рубанул топором. — Вот теперь вся шайка в сборе! И положил рядом с Релминой отрубленную голову бритунийки. — Что ты собираешься сделать со мной? Произнесла безжизненно Релмина. Изнасилуешь, а потом снимешь кожу? Нинус зашелся от хохота: — Нет, крошка, пожалуй, наоборот. Синие глазищи и так казавшиеся огромными стали еще больше. — И не надейся, это слишком легкая смерть. Я тебя оставлю тут. На лице Релмины забрезжила надежда, и она, поколебавшись, спросила: — Рудник на самом деле был? Палач жизнерадостно засмеялся и прошелся по подвалу, поливая маслом и поджигая все мало-мальски ценное. Под конец собрал в кучу у лестницы: остатки гнилой мебели, шелка, меха, кувшины, бочки, сверху всего этого он разлил масло для факелов. Затем нацепил свой доспех, забрал мешок с пожитками, сундучок и вылез по лестнице наружу. Лошадь стояла там, где он оставил, и была в полном порядке. С помощью трута и кремня он разжег огонь и бросил промасленную ткань вниз. Яркое пламя принялось пожирать наваленную кучу барахла, постепенно ползя вверх по лестнице… Немедиец дождался, пока лестница обрушилась, и перекрыл лаз несколькими обломками бревен. «Ну и дура же Релмина. Нашла чему радоваться. Лестницы нет, еды тоже. Через пару дней будет, есть лягушек, а через неделю так, пожалуй, и своих прокисших подружек будет грызть с голодухи. Хотя возможно еще раньше сойдет с ума. Сэт с ней, надо выбираться на дорогу». |
|
|