Погоня

Утром Валерия почувствовала себя гораздо лучше. Пока грелся чайник на плите, рассвело. За окном слышался топот — по деревянным тротуарам торопливо шли черные угрюмые зэки. На поселении было два построения — утренний развод на работы и вечерняя поверка, или перекличка. После построения они грузились на машины и уезжали на “биржи”.

Машина, которую Анатолию дали отвезти в Вижай Никиту с Валерией, оказалась лесовозом. Это был “Урал” без прицепа, с огромными железными рогами на открытой площадке вместо кузова. Просторной оказалась и кабина, куда все трое забрались после того, как поселок покинула последняя машина с “химиками”.

Проезжая мост через взбесившуюся Ушминку, Никита обратил внимание на острие обитого железом быка — серединной опоры моста, — он резал взбунтовавшуюся реку вдоль, а она все швыряла и швыряла на опору толстенные льдины, от которых мост сильно содрогался.

Дорога оказалась довольно скучной. Сразу после моста пошел тягун в гору, потом километров десять извивалась вокруг невысоких сопок и, неожиданно выскочив на широкую просеку, вытягивалась прямо посередине довольно далеко, почти к горизонту. Снега вокруг почти не было, зато вся дорога была в огромных и глубоких лужах кофейного цвета.

Анатолий монотонно отвечал на вопросы Никиты, которого вдруг заинтересовал образ жизни в зоне, что такое “биржи”, на которых работают зэки, и где они находятся, сколько длится их рабочий день и так далее. Никита особенно в душу не лез, спрашивал скорее из скуки, а Анатолий из вежливости отвечал. Потом оба замолчали, устав напрягать голос и слух из-за рева двигателя. Валерия дремала.

Часа через два с половиной дорога и жара в кабине начали выматывать Никиту с Валерией. Просека закончилась, дорога запетляла и вдруг выскочила на берег какой-то широченной реки и пошла параллельно ей. Необычным было то, что берега реки представляли собой высоченное нагромождение льдин. Это говорило о том, что где-то впереди то и дело случались заторы, вода поднималась, и, когда заторы рушились, на берегах оставались льдины.

— Это река Вижай, — видя, как повернули головы к реке его пассажиры, пояснил Анатолий. — Я ее такой еще не видел.

— Какой?! — с волнением спросила Валерия.

— Такой могучей, — в задумчивости проговорил Анатолий. Он был озабочен силой реки и масштабами ее разлива. Его волновал мост, за которым рукой подать и до поселка Вижай. Оставалось пройти плавный поворот, и все станет ясно. Вот и поворот...

Анатолий резко остановил машину.

— Что-то случилось? — почти в голос проговорили пассажиры и уставились на водителя. У Никиты защемило в груди. “Ну вот, начинается!..”

— Приехали.

— Как приехали? — Никита с Валерией, привстав со своих мест, глянули вперед. Там, за огромными ледяными глыбами, которые закрыли собой чуть не всю реку, едва виднелись перила моста.

— А где?.. А как?.. — начала было девушка, но замолчала.

Не говоря ни слова, все трое вылезли из кабины и, цепляясь за скользкие грани ледяных глыб, взобрались на самый верх “баррикады”. У Никиты мурашки пробежали по спине, когда он осмотрелся. Река была страшной. Мутная глинистая вода тащила огромные льдины играючи. Она походила на плоское чудовище, быстро и бесшумно скользящее куда-то вниз. Чудовище, играя могучими мускулами, жаждало смертельной схватки. Оно то и дело выбрасывало на берег очередную многотонную глыбу или, наоборот, стаскивало с берега и швыряло под уцелевшую часть моста. Последний оставшийся бык-опора то и дело вздрагивал от ударов. Вода подобралась к самому низу мостового пролета, отчего остаток моста напоминал длинный плот.

У моста стоял трелевочный трактор. Вокруг него возились люди в черных комбинезонах. Лиц не было видно. Они, судя по их действиям и звукам, чинили трактор.

— Это наши, из шестой бригады, — приглядевшись, узнал Анатолий, — за тормозухой гоняли к соседям.

— А как теперь обратно?! — Никита спросил не из любопытства, а от охватившего вдруг чувства безысходности, приближающейся беды. Будто не мост снесло, а захлопнулась ловушка, в которой, как и ожидалось, оказались они с Леркой.

— А что теперь, не по воздуху же!.. Пойдут в вижайскую зону, доложат, мост восстановят, вернутся, — ответил Анатолий и, внимательно приглядевшись, вяло добавил: — Еле на ногах стоят, а еще машину ремонтируют.

Неожиданно один из ремонтников отделился от толпы и, старательно вышагивая, то и дело опираясь на перила, пошел по мосту в их направлении. Анатолий продолжал курить, равнодушно поглядывая на приближающегося солагерника.

— А я гляжу, Гегель, не Гегель с какой-то шпаной?! Оказывается, Гегель! Снимаю шляпу, Гегель! — дойдя до края оборванного пролета, прокричал изрядно выпивший и сильно перепачканный мазутом зэк.

— Привет, — коротко и совсем не дружелюбно ответил Анатолий.

— А что за голуби с тобой, Гегель?!

Анатолий не ответил.

— Нам на ту сторону надо! — неожиданно прокричал Никита.

— Щас он вас на руках перенесет, — с ухмылкой, не глядя на Никиту, проговорил Анатолий и стрельнул окурком в мутный поток.

— Литр, фраерок, и ты на том берегу. А? Голубь?

— Идет! — тотчас ответил Никита, понимая всю глупость соглашения.

— Гегель, ты свидетель.

— Добро, — глухо ответил Анатолий, пожал плечами и повернулся к Никите, — у тебя есть литр?

У Никиты с Валерией была семьсотграммовая фляжка чистейшего спирта. Его брали на всякий случай, в медицинских целях, в том числе и для разведения красок в мороз.

Неуверенно развернувшись, зэк отправился обратно к трелевочнику, на ходу что-то крича своим собратьям. Те заметно оживились, засуетились, чаще застучали железом.

— Ну, что, поехали обратно, — обреченно проговорил Анатолий и стал спускаться с ледяных круч. Повернули и Никита с Валерией. Но не успели они спуститься, как на той стороне грозно рявкнул трактор и, выпустив из высоченной трубы черное облако, медленно пополз по мосту. Весь трелевочник был облеплен черными телами; на крыше кабины, обхватив высоко выступающий воздушный фильтр, полулежало сразу два. Еще один человек сидел на топливном баке за кабиной, двое стояли на верхней части площадки, а сам водитель даже свесил локоток из дверки, как это делают пижоны на легковых автомобилях. Прокатившись несколько метров, трактор остановился, лязгнули шестеренки переключения скорости, и вдруг он сорвался с места и легко понесся по мосту навстречу своей гибели.

Валерия с Никитой, а тем более Анатолий смотрели на это “цирковое” представление с естественной в таком случае иронией. Все трое ни на мгновение не сомневались, что метров за десять или пять до обрыва машина встанет как вкопанная, с нее слезут черные люди, будут показывать на них пальцами и ржать от души, что так легко одурачили лохов, поверивших в невозможное.

Трелевочник несся на всех парах. Будь мост целым, явление было бы самым заурядным и натуральным, но трети моста не было. Был обрыв высотой метра в полтора-два, а внизу — лавина мутной, кипящей, жаждущей жертв воды, вперемешку с льдинами.

Несущийся по мосту трелевочник с облепившими его людьми не остановился, как от него ожидали, он упал с моста.

Валерия вскрикнула, а Анатолий сдвинул брови и потемнел лицом. На месте падения трактора вода взорвалась, взметнулась гигантским фонтаном, накрыв собой щедрый подарок судьбы. Однако когда она успокоилась, на ее поверхности возникла верхняя часть кабины, к которой, как черные пиявки, прилипли люди. Вертикально торчащая выхлопная труба выстрелила черным облаком, и трактор медленно пополз к берегу.

Это было невероятно! Тем временем трактор выползал из воды. Мутный поток слегка вспенивал воду под самым локтем водителя. Сидящие на моторе и топливном баке “пассажиры”, вытянув ноги вперед, отталкивали от себя наплывающие на них льдины, остальные равнодушно поглядывали на происходящее вокруг. Тем не менее, ревя, как раненый зверь, вгрызаясь в дно металлическими когтями-гусеницами, трактор выползал на мелководье. Из всех его щелей хлестали толстые струи воды. Уткнувшись в ледяное нагромождение, он точно озверел, начал в исступлении крутиться, крушить лед, пока не пробил себе путь и не выскочил по другую сторону баррикады.

— Быстро в машину и чтоб... как мышь!.. — бросив свирепый взгляд на Валерию, скомандовал Анатолий, когда трактор начал выбираться из воды. — А ты ни звука! — повернулся он к Никите.

— О-о, Гегель? — один за другим сползая с трелевочника, пьяно приветствовали Анатолия прибывшие зэки.

— Кого на ту сторону? — едва ворочая языком, проговорил водитель и выпал из кабины.

— Толян, гони литр! — требовал один. — А где эти твои? А? Одного вижу, а второй, — наседал здоровенный Фил, любитель мужчин. — Слышь, Гегель, ты куда его спрятал?! А? Гегель?

— Э, урки, — обратился ко всем сразу Анатолий, — в четвертой бригаде целое ведро нацедили, если успеете, на всех хватит.

— Фуфло гонишь, братан?

— Зуб даю!..

В мгновение нетвердо стоящие на ногах зэки были вновь на трелевочнике.

— Гегель, а ту попку я найду, ей деваться некуда, — огромный Фил, сидящий на топливном баке, хищно лыбился.

Водитель, которому помогли подняться и сесть за рычаги, рявкнул мощным двигателем, и машина, круто взяв с места, едва не сбросив с себя седоков, покатила в глубь леса.

Все это время Никита был как во сне. И только когда трактор нырнул в густоту леса, а из рукава Анатолия выскользнуло лезвие ножа, который он тут же спрятал во внутренний карман, Никита пришел в себя. До него стало доходить, что могло произойти, не будь Анатолия. Никитино сердце первый раз оглушительно бухнуло еще в тот момент, когда трактор прыгнул и завис над водой, теперь же продолжало лупить во всю силу. Оно словно отсчитывало время, оставшееся до настоящей беды, не сомневаясь, что самое страшное еще впереди.

Так по ужасной случайности, насмешке судьбы они с Леркой оказались отрезанными от “большой земли”, от власти, от цивилизации, наконец.

Через минуту Анатолий вовсю гнал свой лесовоз от этого страшного места, гнал назад под крыло ушминской власти.

Когда машина запрыгала на ухабах, напряжение немного спало. Однако самого Анатолия мучили две очень серьезные проблемы: хватит ли топлива, чтобы дотянуть до поселка, и не снесла ли мост Ушминка? Утром он прикинул, что до Вижая солярки вполне хватит. Теперь стрелка уровня топлива печально склонилась вправо, показывая, что еще столько же машина проехать не сможет — стрелка упадет, а вместе с ней заглохнет и двигатель. Он глянул на часы — ко всему, и светлого времени явно не хватит, чтобы добраться до поселка.

Анатолий заметно переменился, Валерия это сразу заметила. Ее поразили спокойствие, выдержка и решительность, с которыми тот вел переговоры с зэками. Она только сейчас поняла, в какую ситуацию они с Никитой вляпались и что было бы с ними, не будь рядом этого парня.

А тот продолжал спокойно и сосредоточенно вести машину. Его лицо хоть и было непроницаемым, однако Валерия поняла, что он волнуется за них, точнее, за нее.

— Анатолий, — Валерия кокетливо взглянула на парня и, стащив с головы шапку, рассыпала по плечам чудесные волосы, — а почему те мужчины на тракторе назвали вас Гегелем?!

— Что? А, Гегель! — Анатолий с трудом оторвался от тяжелых дум и подстроился к игривому тону девушки. — Это старая история. Еще на этапе откуда-то у меня появилась книжка немецкого философа Гегеля. А в те времена курящим полагалась махорка, — Анатолий криво улыбнулся, не отрывая взгляда от дороги, — вот ко мне полбарака и бегали за бумагой. Из одного листка на четыре самокрутки получалось. Книга была толстая, бумага газетная, долго мы ее курили. Тогда и дали мне кличку “Гегель”. А уже здесь, на зоне, выписал я себе труды Гегеля, почитал, и стало стыдно, что умные мысли тогда в дым превратили.

— Вы читали Гегеля?! — Валерию почему-то страшно удивило и даже чуточку задело, что какой-то зэк здесь на Севере читал по собственной инициативе или прихоти труды немецкого философа, а она так и не удосужилась даже открыть книгу, хотя в экзаменационной программе данный философ значился.

— Да, мне показалось очень интересно и поучительно то, что он говорит по поводу Абсолютной идеи...

— Да, да, — чтобы не выглядеть идиоткой, поддакнула Лера, не понимая, о чем, собственно, речь.

Небо потемнело и снизилось, полетели мохнатые снежинки. Дорога походила на качели — машина то ныряла в глубокие, доверху наполненные глинистой грязью ямы, то выбиралась из них.

В голове Никиты был полный сумбур. Главное, что никак не укладывалось, — почему и зачем даются ему эти испытания? Он художник, у него задача открывать и расширять границы прекрасного, создавать полотна с глубоким содержанием и неповторимыми образами. Почему свалилась на него эта серость, эта непролазная грязь, зона, зэки, дикая река, снесенный мост, тревога, ожидание беды. И что самое тошнотворное — беда обязательно будет, должна быть, хоть убей!

Первый раз он почувствовал беду, вернее, “увидел” ее, когда Стасик Пилипенко вернулся с коньяком для того жуткого Армянина. Вот тогда-то он и увидел лицо уже мертвого Стаса. Хоть он и был еще живой, но его лицо было другим — залитым бордовым... он это видел. И теперь он боится смотреть вокруг, смотреть на водилу Анатолия и Лерку, боится посмотреть на себя в зеркало!.. Боится, потому что может увидеть то, что ждет их впереди. Да! И это невыносимо!

Выворачивая на широченную и длинную просеку, Анатолий сбросил газ и тихо выругался. Метрах в ста пятидесяти от них стояла оранжевая “вахтовка” — такой же “Урал”, только с будкой для перевозки людей. А на обочине вокруг дымного костерка плечом к плечу жалась многочисленная толпа зэков. Это было неожиданно даже для Анатолия. Увидев приближающийся лесовоз, зэки бросили свой костер и в ожидании машины сгрудились на дороге, перекрыв движение.

— Кто это? — вскрикнула Валерия и вцепилась в рукав Анатолия.

— Все нормально, это девятая бригада, у них с машиной что-то. Никита, держи дверь и ни в коем случае не открывай, — внешне спокойно проговорил Анатолий, но в кабине повисло звенящее напряжение.

Едва машина остановилась, как на подножки сразу с обеих сторон вскочили два зэка, остальные тянули шеи и даже подпрыгивали, стараясь заглянуть в кабину. Валерия вжалась в спинку сиденья, забыв натянуть на себя шапку.

— А, Гегель!.. Щас кардан подтянем... У тебя есть местечко?.. Ты это с кем? — посыпались вопросы.

И как громом ударило:

— Баба?!

Это был выстрел стартового пистолета. С гиканьем и воплями толпа зэков вороньей стаей накрыла машину. В окна лезли небритые, черные от копоти и мазута рожи с гнилозубыми ртами. Они вопили, орали, скребли стекло грязными ногтями, дергали ручки дверей... В кабине стало темно.

У Валерии остановилось сердце. Она медленно сползла с сиденья и отключилась. Девушка не услышала и не почувствовала, как взревел мотор и машина прыжком рванула с места. Она не видела, как семечками посыпались с нее зэки с оскалившимися ртами, как разбилось наконец стекло водительской дверцы, как кто-то схватил за волосы Анатолия, а он все давил и давил на газ. Лера не могла видеть, как Никита со всей силы ударил монтировкой того, кто держал Анатолия. Многого не видела Валерия, и хорошо, что не видела...

Она пришла в себя, когда Никита заботливо поднимал и усаживал ее на прежнее место. Лера обратила внимание, как лихо работают “дворники. Да и машина шла быстрее, чем раньше. Теперь Анатолий бросал ее в очередную лужу, не сбавляя скорости.

Стрелка прибора мелко дергалась, это означало, что топливо заканчивается. Сколько они еще протянут — одному Богу известно. Стало смеркаться. Заканчивалась просека. Всмотревшись в очередной раз в зеркало, Анатолий заскрипел зубами — преследование началось: вахтовка с разъяренными зэками бросилась за ними в погоню.

Когда перед ними выросла оранжевая будка на колесах и толпа зэков у костра, Никита словно очнулся. Сначала он по инерции искал среди черной толпы людей в зеленых бушлатах и с автоматами, но, не найдя, понял, как все сложно и серьезно. Сработало чувство самосохранения. И в то же время поразительным образом растворилась тревога, которая давила его все последнее время. На войне так и происходит, когда впереди враг и ты один на один с ним. В такие моменты твоя собственная жизнь будто вышла за дверь и ждет, позовут ее или нет...

Еще утром, садясь в машину, Никита обратил внимание, что из-под резинового коврика торчит монтировка. Сейчас он нащупал ее ногой, медленно наклонился, достал и спрятал между колен. Никита точно знал, что он будет бить, пока будет в сознании, бить, рвать руками и зубами!..

И когда машина рванула, а кто-то из зэков, выбив стекло, схватил водителя за волосы, Никита был готов, он повернулся, замахнулся монтировкой и... замер от неожиданности — в волосы Анатолия вцепился... Армянин! Никита, не задумываясь, обрушил железо на ненавистного преследователя. И только потом, когда им удалось оторваться, к нему пришел страх и так заколотил, что выбил из головы все мысли и ощущения. Никиту бросало то в жар, то в холод, он боялся взглянуть на Лерку, Анатолия, боялся о чем-либо думать, его тошнило.

Как только вахтовка тронулась за ними в погоню, Анатолий вновь взглянул на часы — семнадцать минут форы. “Эх, мало! Было бы с полчаса!.. — лихорадочно обдумывал он безвыходное положение. — Хотя что толку, если, — он опять взглянул на дергающуюся точно в конвульсиях стрелку, — сколько там?! Ну, до Мышиной сопки, может, и хватит, а за ней еще километров десять!.. Нет, не успеть...”

Об этом не хотелось думать, но судьба опять выкинула ему неудачный расклад. Не его праздник нынче, хотя, как назло, именно завтра будет тридцать три года, как он родился. Анатолий никогда не праздновал свой день рождения, он запирался, если была возможность, и, вспоминая родителей, напивался до полного отрубона.

“Бросить машину и бежать в лес глупо, — ломал он голову. — Направо река, налево выруба, их территория, эти шакалы здесь каждый кустик знают, пойдут по следу не хуже “легавых”... Подписался ты, Толян! Сорок один день до воли, а ты подписался! — зло посмеивался над собой Анатолий. — Не получилось пожить, так хоть помру как... помру вот за эту... королевну”.

Еще у вахтовки Анатолий решил не отдавать им Валерию, он не допустит, чтобы этот “волшебный цветок” опоганили три десятка уродов! Он незаметно ударит ее в самое сердце... Валерия не успеет почувствовать боли, она не успеет даже испугаться и умрет сразу. Анатолий сморщился, в носу защипало, он посмотрел в зеркало. Огни приближались. Вот и Мышиная сопка. Еще пять поворотов, потом крутой подъем на Кривую гриву и долгий спуск прямо к Ушме. Эх, если бы до гривы добраться, а там...

Валерия первый раз в жизни чувствовала абсолютную слабость и беззащитность. Когда страшные рожи облепили окна машины, она вдруг почувствовала себя голой. В следующее мгновение она увидела себя в гуще самцов, дерущихся между собой, разрывающих ее тело на части. Очнулась, когда Никита поднимал и усаживал ее на сиденье.

Когда совсем стемнело, машина стала подниматься в гору. Это была Кривая грива. Мокрый от пота, в сильном волнении Анатолий смотрел на давно застывшую стрелку прибора, не понимая, почему мотор до сих пор работает?! Каждую секунду он ждал, что машина вот-вот встанет, но она шла и шла вверх. Правда, и погоня настолько сократила расстояние, что если бы лесовоз вдруг все-таки заглох, то минуты через три-четыре их бы уже терзали зэки.

И все-таки “Урал” достиг верхней точки гривы. Сноп света фар уперся в противоположный берег реки Ушминки... Моста не было!..

От злости и отчаяния Анатолий замычал в наступившей вдруг тишине. Перевалив водораздел, мотор фыркнул пару раз и, судорожно дернувшись, заглох. Мотор заглох, а машина продолжала катиться под гору. Анатолий свернул вправо к пологому берегу, где стоял балок для хранения лесопильного инвентаря от топоров до бензопил. Он решил докатиться до воды и перебраться на тот берег вплавь. Пока суд да дело, они будут уже на середине реки, лишь бы все умели плавать.

— Валерия, — дрогнувшим голосом проговорил Анатолий. — Вы плавать умеете?

— Умеет, — твердо и жестко отчеканил за девушку Никита.

— Ну и отлично. Вещи не берите, только документы и деньги.

Лесовоз продолжал катиться, а Анатолий внимательно осматривал все, что творится вокруг. Он отметил, что далеко не все машины успели перебраться на ту сторону, а стало быть, их водилы находятся где-то здесь — в балке или на берегу. А до воды хорошо бы добраться незаметно. Шагов за сто машина неожиданно наткнулась на одно из бревен, разбросанных в беспорядке, и окончательно затихла.

— Так! Быстро за мной! Никита, прикрываешь сзади! — тихо проговорил Анатолий и, схватив Валерию за руку, потащил ее в сторону реки. Никита, мало что понимая, послушно засеменил за парочкой, крепко сжимая в руке монтировку. Моментально стало холодно. Сзади нарастал гул машины. Свет ее фар прыгал по всему берегу, ясно высвечивая трех человек, бегущих к реке. На шум приближающейся машины из балка вышли двое и, увидев троицу, тут же окликнули:

— Э-э, стоять! А ну стоять! Стоять, стреляю на поражение... — за спиной послышались шлепки ног по жирной грязи. — Фазан, достань их! — неслось от балка.

Никита видел, как тормозит Лерка. Если бы не Анатолий, она вообще не смогла бы бежать по такой грязи, бревнам, да еще почти в полной темноте. Ее ноги разъезжались, и она то и дело повисала на руке водителя.

Фазан догонял. Никита слышал его шаги и видел собственную тень впереди. “Значит, — думал он, — если оглянуться, то свет фар может ослепить!” Когда его затылка коснулось чужое дыхание, Никита быстро присел и с разворота почти наугад махнул монтировкой. К удивлению — попал. Раздался дикий вопль. Никита понесся дальше, а из балка один за другим появлялись зэки и, жутко матерясь, бежали на вопли.

Вот и река. Покачивая отблески поселковых огней, она точно ждала разгоряченных бегом и отчаянием людей, она манила и пугала своей черной блестящей плотью. Анатолий уже прикидывал, как бы не потерять на воде Валерию, оградить от льдин, которые, как привидения, бледно светясь, бесшумно двигались по течению, как вдруг из темноты материализовалась длинная черная лодка с тремя силуэтами. Она то ли приставала к берегу, то ли собиралась отчалить. Один человек стоял на берегу и держал конец веревки, другой — на корме с шестом, а третий, важно развалившись, сидел посередине лодки.

От увиденного у Анатолия перехватило дух. Это был фантастический шанс!..

Вахтовка остановилась у самого балка, продолжая пялиться горящими фарами в темноту берега.

— Э-э, че там за базар?! — послышалось из лодки. Анатолий сразу узнал голос. “Вот те на, Миша Резаный, откуда он здесь!” Анатолий точно запнулся на бегу. Это был один из “тяжеловесов”, авторитет ушминской и вижайской зон. С ним не хотели связываться даже власти. Жестокий, неуравновешенный, любитель всевозможных разборок с поножовщиной, имеющий на теле множество шрамов (откуда и соответствующее погоняло), Миша был самым неудачным препятствием на пути Анатолия. Если с ним заговорить, напирающая сзади толпа накроет и в секунды порвет, да и сам Миша не откажется от молоденького женского тела, короче, ситуация — между молотом и наковальней. Надо было действовать, и действовать молча, молниеносно и хитро.

Никита был сзади и не сразу сообразил, что там впереди, а вот Валерия поняла. Она, как и Анатолий, увидев лодку, и обрадовалась, и еще больше испугалась, поскольку в лодке были те же самые враги, что гнались за ними. Поэтому когда Анатолий отпустил ее руку и, забредя в воду, приблизился к сидящему в лодке человеку, Валерия поняла, что должно произойти, и отвернулась. Она слышала глухой удар, короткий вскрик и шум воды, принимающей тело. Тот, что стоял на корме с шестом, не дожидаясь участи авторитета, сам прыгнул в воду, а второй отскочил от Никиты, который безумно размахивал монтировкой.

Валерия из последних сил заставила себя перевалиться через борт, после чего силы ее покинули. Она не видела, как отошла от берега лодка, как некоторые отчаянные головы ломанулись за ней в ледяную воду, пытаясь схватиться за борт, но течение быстро подхватило деревянную посудину и увлекло в темноту.

Лежа на топчане, закутавшись во все теплое, Валерия с удивлением и новым непонятным чувством смотрела на хозяина пристроя. “Этот парень из-за меня убил человека. Он зарезал его ножом, этими, синими от наколок, руками, — она перевела взгляд на пальцы, цепко держащие стакан с чифиром. — Лишил человека жизни и теперь спокойно сидит и пьет свою мерзкую заварку? Нет, видимо, я ничего не понимаю! — Валерия покрутила головой, удобно лежащей на подушке. — Ничего не понимаю в этой жизни. А где совесть, его совесть и моя?! Почему я не мучаюсь? Выходит, чтобы сохранить жизнь одному, надо лишить жизни другого?”

Она все смотрела на своего спасителя. Сейчас ей нравилось почти все в этом парне. Она не понимала лишь наколок, а в остальном — одень цивильно, побрей, причеши... Она вдруг представила его в хорошем костюме, с гладким лицом, без синевы на руках и сама себе улыбнулась... Продолжая игру воображения, Валерия представила себя рядом с ним и вновь улыбнулась — вроде неплохая пара. Он стройный, молчаливый и загадочный, правда, приблатненный, но это придает ему некий шарм. Она же, наоборот, — чувственная, гибкая, открытая... Тут есть над чем подумать. И руки, его сильные руки, хоть и кажутся спокойными, на самом деле должны быть жадными до нежности, ласки, жадными и бесстыдными... Именно то, что любит каждая женщина... Валерии вдруг стало жарко, она представила, как эти руки ласкают, касаются ее, уверенно, настойчиво скользят, ныряют в самые сокровенные места ее тела... И то, что эти руки спасли ее, вырвали из пасти самой смерти, убив при этом врага, будило в Валерии острое желание почувствовать их прикосновение в реальности. Стало и страшно, и томительно сладко в груди, жар стал опускаться ниже, потом сиропом потек еще ниже, разливаясь в самом низу живота...

“Интересно, — продолжала томно изнывать Валерия, — мальчишки точно пошли бы в него, были бы такими же сильными, молчаливыми и надежными! А девочки в меня!.. О, Боже! О чем это я, что со мной?!”

Неожиданно на крыльце заскрипели половицы, послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге возник капитан Шевчук, начальник лагеря.

— Можно? Прошу прощения, что без стука, — увидев лежащую Валерию, тут же извинился начальник. — Ну, как устроились, как настроение? А вы что, простыли? — обратился он вновь к Валерии.

— Нет, все хорошо, все в порядке, — за всех ответил Никита, почувствовав, что поздний визита не случаен. Не о здоровье же, в самом деле, зашел начальник справиться среди ночи.

— Я вот что хочу сказать, дорогие мои, — сев на стул и продолжая глядеть на Валерию, точно она была старшей, продолжил капитан, — второй домик от моста — хата Горелого. Он вольный. Живет со своей старушкой. До этого половину жизни здесь отсидел. Мужик надежный и абсолютно безопасный. Знает и тайгу, и все реки, как свою ладонь. Так вот он один только и сможет доставить вас до Вижая. У него добрая лодка и новый мотор.

— Это что, по реке, что ли? — удивился Никита. — Так там же ледоход!

— Ясное дело, по воде, а как же иначе, мосты отремонтируют не раньше чем через месяц, а то и долше. За ночь основная масса льда пройдет, но страшен не он, а бревна, ну да Горелый отлично знает и реку, и как с ней обращаться. Так вот я предлагаю с самого утра его навестить и договориться. Он не фраер, — капитан немного сконфузился от жаргонного словечка и тут же поправился: — То есть не жадный, много не запросит. — И, повернувшись к Анатолию, тихо предложил: — Пойдем покурим.

Анатолий молча кивнул и поднялся.

— Ну, — капитан встал, поправил шинель, портупею, — желаю удачи! Ни о чем не беспокойтесь, у дверей я двух часовых поставил, так что отдыхайте, набирайтесь сил, плыть долго и утомительно. Всего доброго! Пошли, Гоман, — и, пропустив вперед Анатолия, вышел следом.

— Гоман? — тихо проговорила со своего ложа Валерия. — Значит, его фамилия Гоман, Анатолий Гоман, — будто на зуб проверила она фамилию и посмотрела на дверь. — Слышь, Ник, а его не арестуют за того, ну что в лодке сидел?

— Так он вроде и так сидит. Хотя не знаю я этих законов. По шагам, вроде на крыльце остановились.

Выйдя на крыльцо, капитан с Анатолием закурили. Они стояли и дымили, отвернувшись друг от друга, словно и не были знакомы. Докурив, капитан Шевчук бросил окурок себе под ноги, долго в задумчивости смотрел на его бледное мерцание, сплюнул, равнодушно наступил и растер, как что-то гадкое.

— Да-а, фасонная бабенка! — проговорил он наконец и теперь уже по-блатному цыкнул сквозь зубы. — Я б за такую не только Мишу Резаного, я бы весь лагерь раком поставил!

— Я б тоже... — сказал в темноту Анатолий.

— Ты правильный, Гоман, правильный и цельный. Тебя бы любой суд оправдал. Резаный в авторитете, “смотрящий”!.. Урки на уши встали, — капитан повернулся к Анатолию, — тут никакая охрана не поможет. Мне тебя в натуре жаль! Сорок дней до “звонка”... такого здесь еще не было. Уйдешь в тайгу — найдем. Пятерик накинут. Выходит, как ни крути... Так что извини, Гоман, — он хлопнул Анатолия по плечу, — не очко тебя сгубило, а к одиннадцати туз!..

Анатолий вернулся немного грустным и, как показалось Никите, уставшим, точно они с капитаном целый час пилили дрова.

— Ну, и что он говорит?! — нетерпеливо спросил Никита. Он хотел убедиться, что Анатолию ничто не угрожает.

— Да так, говорил, как лучше до Вижая добраться. А еще — Валерии хорошо бы пацаном прикинуться до самого Ивделя. Говорил, чтобы вы не волновались за Горелого. Он, конечно, как и все мы, с причудами, но причуды скорее забавные, чем опасные. Любит выпить. Так что готовьте свою фляжку. Только сразу не давайте. Напьется, а дорога длинная и опасная, более девяноста километров плыть.

Пока Анатолий говорил, доливал воду в чайник, ставил на плиту, ворошил в печке угли, Никите все больше и больше казалось: что-то вокруг меняется, что-то происходит. Он вслушивался в себя, но тревоги, какая была в машине, у него не было... Валерия, свернувшись калачиком, с улыбкой наблюдала за мужчинами. Никому не хотелось спать.

Когда Анатолий присел возле печки, Никите стало не по себе. “Откуда, — подумал Никита, — у него вдруг бордовый свитер?! Он же был серым! Почему и руки, и лицо!” У Никиты вновь появилось страшное предчувствие...

— Ну что, Никита, давай последний раз покурим, чифирнем и на боковую, а?! — весело и непринужденно проговорил Анатолий и направился к двери. Но вдруг остановился. — Лер, — проговорил он тихо и, как показалось Никите, печально, — знаешь, в тайге без ножа... короче, я хотел бы подарить тебе свой. — И, сделав шаг к топчану, протянул Валерии свою финку. — Не понадобится, выкинь. Ну, так что, — он повернулся к Никите. — Пошли?

— Пошли, — машинально ответил тот и поднялся со своего места. Однако Никита задержался. Когда за Анатолием закрылась дверь, Никита повернулся к Валерии:

— Слушай, Лер, ты ничего не заметила?! — спросил он взволнованно. — Ты не заметила, что цвет изменился?!.. — Никита хотел добавить — изменился, как далекая гора Отортен или палатка в ту ночь, но, вспомнив, что никому этого не говорил, повторил: — Ты ничего не заметила?

— А что случилось? — держа в руках нож, только что подаренный Анатолием, Валерия приподнялась с топчана. Ее пугали всевозможные неадекватности Никиты. Вот и сейчас, раз Никита что-то почувствовал, это может быть небеспричинно, возможно, опять что-то грядет...

— Мне показалось... — начал было Никита, но в этот момент на крыльце послышался топот, возня, опять топоток и все стихло. Никита распахнул дверь. Со света он не сразу увидел вытянутые поперек крыльца ноги и запнулся о них. Тяжело дыша и держась за бок обеими руками, Анатолий сидел, опершись на дощатую стенку.

— Что с тобой? Эй! Кто-нибудь!!! — увидев расползающуюся по полу черную лужицу, закричал Никита.

— Не ори ты так, — еле слышно проговорил Анатолий, сжимая бок. Сквозь пальцы живым ручейком из него вытекала... жизнь, поблескивая от далекого фонаря и источая легкий парок, как при дыхании. У Никиты подогнулись колени. На тряпичных ногах он спустился с крыльца, обозревая черноту вокруг, потом сорвался с места и побежал в сторону штаба, громко зовя на помощь.

— Толя?! — на крыльцо выскочила Валерия. Ее волосы были всклокочены, глаза расширены, как у безумной. — Толечка, что, что с тобой, что с тобой, миленький?! — дрожа всем телом, она встала перед ним на колени. — Щас, щас милый! — она вновь вскочила и, как в бреду, заметалась. Бросилась в пристрой, схватила простыню, снова встала перед Анатолием на колени. — Давай, мой хороший, давай я завяжу рану...

— Что ты, — прошептали его губы, — это печень... это все...

— Нет! Да помогите же! Ой, Господи! А-а!!! — Валерия сначала закричала, запричитала, а потом завыла, стоя перед умирающим на коленях. Зажав виски руками, она раскачивалась из стороны в сторону, продолжая выть тонко, по-бабьи, как всегда бывает при самом страшном горе...

— Укрой меня, холодно — опять еле слышно проговорил Анатолий. У него мерзли ноги, спина, лицо, туманился взгляд, он напрягался, смотрел, вглядывался в ревущую Валерию.

— Мама?! — вдруг отчетливо произнес он.

Валерия замерла.

— Да, — проглотив колючий горький ком, прошептала она, — я... мой мальчик, я, родной.

— Мама! — снова повторил Анатолий и закрыл глаза. — Я знал, что ты придешь... — добавил он совсем тихо, и его голова стала клониться.

— Я здесь! Спи, мой хороший! — уже тверже повторила Валерия и прижала его голову к своей груди. — Все хорошо, я с тобой!..

Когда вокруг крылечка собрались часовые, сонные прапорщики, офицеры, они увидели странную картину: молоденькая девушка, раздетая, разутая, стоя на коленях, прижимает к себе зэка Гомана по кличке Гегель и, медленно покачивая, что-то тихо ему напевает.

— Лер? — Никита хотел сказать девушке, что уже все, что Анатолий мертв, но она, повернув к нему мокрое лицо, едва слышно произнесла:

— Тише! Он уснул...

До самого Свердловска Валерия молчала. Она выглядела настолько усталой, что даже соседи по купе говорили шепотом, стараясь подольше находиться в коридоре. Прибыв на станцию и купив билет на ближайший проходящий поезд до Москвы, они вышли на перрон и все так же молча простояли до самой посадки.

— Прощай, Гердов! — были первые ее слова за последние трое суток. — Спасибо тебе и прости!

— И ты меня прости! — ответил Никита. Он еще долго стоял, пока последний вагон Леркиного поезда не вильнул на стрелке и не скрылся за старинным зданием военного вокзала.