"Цветок у трона" - читать интересную книгу автора (Калитина Ольга)

Глава 5. Горше полыни

До рассвета оставались считанные часы, но, несмотря на очередную бессонную ночь, мне так и не удалось уснуть. Как только я проваливалась в сон от усталости, холод тут же возвращал меня обратно. Я обхватила себя руками, но так и не смогла сдержать дрожь. Мокрая одежда почти просохла, но там где я оказалась, было намного холоднее, чем на побережье, словно из лета я перенеслась в зиму. Надо было что-то делать, иначе я заработаю воспаление легких. Я уже чувствовала подступающий жар, а в горло словно насыпали песка. Не было сил идти куда-то, но оставаться на месте было безумием. Мои потрескавшиеся, сухие губы повторяла как заклинание одно и тоже: она жива, она жива. И я верну нимфу, чего бы мне это не стоило. Камень, к которому меня телепортировало, лежал на обочине неширокой пыльной дороги. Я посчитала это несказанной удачей — где дорога, там и люди, а где люди, там огонь. А мне надо было согреться, потому что я уже не чувствовала ног, а кончики пальцев начало неприятно покалывать. Только в мизинце пульсировало приятное тепло, а от узоров словно шел поток силы, который и подпитывал мое тело, не давая упасть без сил.

Предрассветные сумерки застали меня все так же сидящей на камне. Ночь отступила и сняла с неба черную вуаль. Я смогла различить впереди высокие горные пики. Странное совпадение, что телепорт перенес меня к месту, где надо искать вторую печать. У меня не было ни капли сомнений, что это и есть Гранатовые горы — твердыня драконов. Но посмотрев на заснеженные вершины, упирающиеся в небо, я потеряла всякую надежду достать печать. Только безумец отправится в горы в моем полудохлом состоянии. Вот сейчас было самое время сесть на землю и зарыдать. Я уже приготовилась забиться в истерике, как в голове раздался знакомый голос:

— Все хорошо, моя красавица. Я помогу тебе. Скоро у нас будут все четыре печати. Слушай меня внимательно. Сейчас ты еще слишком слаба, чтобы использовать магию. Но с каждой сорванной печатью, ты будешь становиться сильнее. Как только ты соберешь все, то больше не будешь прятаться и убегать. Настанет их черед ползать у тебя в коленях и просить о милости.

— Мне надоели эти игры! Говори, кто ты, откуда ты взялся в моей голове? — после предательства Дэйна я перестала быть такой доверчивой.

— Я дух эфира, призванный помогать тебе.

— Бесплатный сыр только в мышеловке, и то для второй мыши. Кто тебя прислал, и что он хочет взамен?

— Я призван Тем, кто не имеет имени.

— И после таких слов, я резко должна начать тебе доверять?

— Только мне ты и можешь доверять, сияющая. Ты прикоснулась к Его сущности там, на берегу океана. И ты должна была понять, что это не одна из тщеславных Богинь и жаждущих власти принцев. Он выше, светлее и бесконечнее. Он не имеет имени, не имеет формы. Он везде и нигде. Он — создатель, творец.

Все сомнения ушли, когда я вспомнила свое падение в небо и присутствие Вечного.

— Я верю тебе. Но почему Тот у Кого Нет Имени решил помочь мне?

— Потому что ты этого достойна, — был лаконичный ответ.

— То есть, ты как бы мой ангел хранитель? — вспомнила я свои детские книжки из далекого, но все еще родного заиллюзорного мира.

— А что это такое? — с любопытством спросил голос.

— Не важно, как-нибудь потом расскажу. У тебя есть имя? Как-то же я должна тебя называть.

Голос на секунду задумался и ответил:

— Называй меня Эфир.

— Вот мы и познакомились, так бы сразу, а то держал интригу, — я мысленно улыбнулась.

— Ты слишком долго прожила в заиллюзорном мире, он тебя изменил, а этого не ожидал никто. Мир, в котором ты жила, один из самых интересных отражений Иллюзории. Многие маги исследовали его, отметив странную особенность. Он стал не просто отражением, постепенно приобретая индивидуальность. Некоторые даже выдвинули безумные предложения, что он может отделиться от Иллюзории и стать самостоятельным. Но это невозможно, существует только один истинный мир.

— Ты не прав, Эфир. Место, где я жила, особенное. Да, он похож на Иллюзорию, но только на первый взгляд. Люди там не верят в магию, не верят в Богинь. Для них существует только один Бог. Но ему они не приносят жертвоприношений, только возносят молитвы. Отголоски Иллюзории остались в прошлом, теперь это называют язычеством — чем-то первобытным и примитивным. Я не утверждаю, что мой старый мир совершенен. Там тоже много грязи и обмана. Там тоже есть жадные, жестокие создания. Но без магии они не смогут уничтожить то, что создали другие.

— Любой мир без магии убог. Ты оказалась именно там, потому что должна была быть ограждена от любого магического фона. Но теперь ты дома. В Иллюзории твое законное место.

— Вот только этот дом совсем не гостеприимный…

— Не грусти, моя красавица, скоро ты будешь хозяйкой, а не незваным гостем.

Вторая печать совсем близко, я даже чую ее запах. Запах силы и могущества.

— Мы должны ее уничтожить. Ты знаешь, как это сделать?

— Ты говоришь глупости, совершенная. Зачем уничтожать то, что даст тебе могущество и сделает хозяйкой этого мира.

— Я не хочу быть его хозяйкой! Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я уничтожу печати и буду не нужна принцам.

— Глупое дитя. Даже если ты каким-то чудом разрушишь все печати, неужели ты думаешь, что тебя оставят в покое? Хотя бы из примитивного чувства мести, принцы разорвут тебя на куски. Твоей единственный выход — самой получить силу, которую они жаждут, и уничтожить их.

— Но мне не нужна эта сила!

— Эта сила — твой шанс выжить. Единственный шанс.

А ведь Эфир прав, я раньше никогда не смотрела на ситуацию с такой точки зрения. Решила, что уничтожу печати и буду жить в какой-нибудь глухой деревушке. А смогу ли я так жить? Я чужая в этом незнакомом мире. И не хочу я здесь оставаться! Мой дом не здесь.

— Эфир, получив силу, я смогу вернуться в заиллюзорный мир?

— Нет, ну какая же ты все-таки глупая! Зачем тебе та дыра, где даже магии нет?

— Ответь на мой вопрос.

С минуту голос молчал. Потом неохотно ответил:

— С печатями ты будешь всемогущей. Ты сможешь даже создавать новые отражения, а вернуться в то захолустье будет элементарно.

Значит, планы меняются. Я заполучу все четыре печати и вернусь домой. Далась мне эта Иллюзория, уйду, и пусть принцы перегрызут друг-другу глотки за трон. Плевать на войну и сколько крови будет. Меня никто не спрашивал, хочу ли я спасать этот мир и стать красивым антиквариатом, пустым артефактом на полочке у нового правителя. Достали! Пропади оно все пропадом вместе с остальным миллионом заиллюзорных миров. Я хочу домой.

— Ты прав, Эфир. Я заполучу печати.

— Правильно, моя красавица, я знал, что ты мудра. Теперь иди прямо. Через пару часов ты выйдешь к маленькой деревушке. Она находится у подножия гор. Глухое, забытое место, люди там живут уединенно, но в помощи тебе не откажут. Тебе надо отдохнуть, потому что печать не сможет давать тебе силы вечно.

Благодарно улыбнувшись, я встала с камня и пошла по дороге. Небо вспыхнуло рассветным пожаром, как сухая листва. На траве блестел иней, а кое-где на деревьях даже лежал снег. Из лета в зиму. Я посмотрела на горы и поняла, почему их назвали Гранатовыми. Такого волшебства я еще никогда не видела. Горы были гранатово-красного цвета, словно высечены из драгоценных камней. Солнечные лучи как через призму проходили сквозь них, заставляя сверкать и переливаться огненными бликами. Рубиновые вершины были покрыты снегом. Мне сразу почему-то вспомнилось мое любимое мороженое с клубничным сиропом. В животе тут же обиженно заурчало. Холодно, голодно и одиноко. Жаль, луна уже растворилась в небе, а то я бы сейчас точно на нее завыла.

Каждый шаг давался с трудом, легкие словно намазали горчицей, а в голову напихали ваты. Не знаю, сколько я так тащилась по казавшейся бесконечной дороге, но, сделав еще один поворот, вышла к деревянной ограде. Никаких опознавательных знаков и табличек на ней не было. Но я не сомневалась, что это деревня, о которой мне говорил Эфир.

Ограда была мне по пояс и я, не стесняясь, перекинула через нее ногу и перелезла. Я оказалась на каком-то лугу, заросшем чахлой травкой. По нему я брела минут десять. На землю упал туман, и с каждым шагом он становился все плотнее — я не видела ничего дальше одного шага. Туман окружил меня плотной стеной, поэтому я не заметила грубо сколоченной деревянной калитки, почти уткнувшись в нее носом. Простояв в нерешительности пару минут, я постучала. Но мой стук никак не прореагировал. Перед глазами все поплыло и начало двоиться. Я потрогала свой лоб — он был очень горячий. Меня всю трусило, а в голову словно напихали ваты. Я начала молотить по калитке руками. С той стороны послышались шаркающие шаги и ворчание. Калитка приоткрылась и из нее высунулась бородатое лицо мужчины неопределенного возраста.

— У вас здесь всегда такой туман? — заплетающимся языком спросила я первое, что пришло в голову.

— Девочка, какой туман? Солнце же ярко светит! — удивленно ответил мужчина.

— Помогите… — из последних сил прошептала я, и туман накрыл меня с головой.


Я металась в агонии. Я была сухой веткой, которую кинули в костер. Я горела ярко и долго. Мелькали сотни образов, сотни лиц. А еще небо, глубокого синего цвета, но потом оно темнело, становясь грозовым с тяжелым серо-свинцовым оттенком. Их глаза преследовали меня. Я кричала, чьи-то руки меня держали, когда я начинала вырываться. Кто-то говорил со мной успокаивающим тихим голосом.

Вечность и миллион агоний спустя, я почувствовала долгожданную прохладу. Было сложно открыть глаза, их словно прижигали раскаленным железом. Сначала я смогла различить только неясные тени, но когда зрение пришло в норму, то разглядела старое морщинистое лицо незнакомой мне женщины.

— Где я? — голос был на октаву ниже и сильно хрипел.

— В доме старосты. Я его жена, Лирта. Наш односельчанин нашел тебя под своей калиткой полуживою и принес к нам. Ты была на один шаг от того света. Сильный жар, лихорадка, мы уже думали, у гробовщика будет, наконец, работенка, — мне не понравилась ее грубая шутка.

Я была слабее новорожденного котенка — сил хватало только на то, чтобы шевелить губами, поэтому не стоило ссориться и грубить людям, которые помогли мне. У меня было подозрение, что энергетический сгусток, который выпустил напоследок Шайтан, задел меня. Иначе я бы не была так близка к смерти. На минуту я представила, что было бы, если бы я не очнулась. Тогда я могла бы только позлорадствовать — все планы Шайтана полетели бы к чертям.

— Мне нечем вам отплатить за то, что спасли мне жизнь и выходили, — обратилась я к Лирте.

— В деревне не хватает свободных рук, будешь помогать, чем сможешь. Если тебе податься некуда, оставайся у нас, мы тебе избу выделим, их в последнее время слишком много освободилась, — в голосе старой женщины была горечь, — я лишилась своей помощницы, так что можешь на время занять ее место. Жаль, хорошая была девка, работы не чуралась.

— А что с ней случилось? — полюбопытствовала я.

— То же, что и с другими, чьи дома сейчас пустуют, — Лирта заговорила шепотом, — нелегкая тебя принесла, девочка. Тебе пока вставать нельзя, так что никуда тебе не деться. Но до полнолуния, думаю, ты оклемаешься, да и расплатиться успеешь. А потом, беги отсюда, беги как можно дальше!

— Почему до полнолуния? — тоже шепотом спросила я, чувствуя мурашки по всему телу.

— Потому что, когда луна поворачивается к нашей деревне лицом, приходит зверь.

— На вашу деревню нападает оборотень!? — нет, ну чему тут удивляться? Не могла я набрести на милую деревушку с цветочными горшками на окнах и гостеприимными румяными хозяевами, не знающими никаких забот, кроме как, взойдет ли пшеница на полях. Вот не могла и все. Не русалки так оборотни.

— Не знаю, как так ты его окрестила, оборотень не оборотень. Но тварь приходит в полнолуние и раздирает в клочья тех, у кого слишком непрочные двери и нет оружия.

— Сколько ночей осталось до полной луны? — обреченно спросила я.

— Четыре.

Я лихорадочно размышляла. Еще две ночи, и ко мне вернуться силы. Я уже решила, что отправлюсь в горы ночью на Крылатом, ему ничего не стоит перелететь горные хребты и доставить меня хоть на самую вершину. Но я же там просто окоченею от холода! В моей легкой рубашке и тонких штанах у меня снова начнется лихорадка, а вторую мой организм точно не переживет. Поэтому надо просить одежду у моих спасителей, но ее придется отработать. Может, за два дня справлюсь, и мое знакомство с местной зубастой достопримечательностью не состоится.

— Мне очень нужна какая-то теплая одежда, моя слишком легкая для вашей погоды.

— Откуда же ты такая взялась в наших местах? В Гранатовых горах всегда снег, а ты ходишь в летней одежонке. Не с неба же ты свалилась!

В точку.

— У меня есть для тебя кое-что. Ты конечно тощевата, моя помощница порумянее и округлее была, но лучше пусть висит, чем ты себе все отморозишь.

С этими словами она подошла к грубо сколоченному шкафу, и начала в нем рыться. Спустя пару минут, на свет были извлечены полушубок из слежавшегося облезлого меха, шерстяные штаны с протертыми коленками и плотная рубашка. Лирта встряхнула шубу, подняв облако пыли. Если бы я была молью, очень голодной молью, все равно побрезговала бы. Какая вы капризная и привередливая, графская дочка!

— Вот, я на стуле оставлю. Тебе еще рано вставать. Отдыхай пока, попозже отвар принесу, он хорошо жар снимает.

Я благодарно улыбнулась и прикрыла глаза. Усталость новой волной нахлынула на мое измученное лихорадкой тело. Веки отяжелели и закрылись, и мое сознание провалилось в глубокий сон.


За два дня не случилось ничего интересного, они прошли довольно однообразно. Следующее утро я еще провалялась в постели, попивая мерзкий горький отвар. Когда солнце оказалось на другой половине неба, я решила встать. Ноги немного дрожали, но чувствовала я себя неплохо. С отвращением взяв в руки старую одежду, я вздохнула. Да, все-таки разбалованная я, привыкла к шелкам и бархату. Одевшись, я вышла из комнаты. Дом был одноэтажным, но отсутствие верхних этажей возмещало большое количество комнат. Видно здесь предпочитали строить не в высь, а в ширину. Пройдя через длинный коридор, я вышла в просторную светлую комнату, совмещенную с кухней, из которой вышла хозяйка дома с охапкой одежды в руках.

— Вот, займешься починкой одежды. Ты хоть шить умеешь?

— Умею, — благо мое аристократическое воспитание не упустило этого пункта.

Оставшуюся часть дня, я работала иголкой. К вечеру мои глаза невыносимо болели, а спина не могла разогнуться.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего, кроме того, что меня нагрузили новой работой. Я помогала Лирте печь хлеб, что у меня получалось очень скверно, поэтому на меня накричали и выгнали на улицу. Пока выдалась свободная минутка, я решила побродить по деревне. Почти все строения были выложены из камня, но часто попадались и деревянные избы. Объединяло их только одно — крепкие дубовые двери со вбитыми в них острыми шипами. Хорошо придумано: зверь разорвет лапы в кровь, если попытается их выломать. Люди как-то странно на меня реагировали-смотрели с опаской, опускали глаза, когда я встречала их взгляды, и обходили меня стороной. Пройдя пару домов с разноцветными ставнями, я увидела знакомая бородатое лицо. Это был тот самый мужчина, к ногам которого я свалилась в беспамятстве. Он сидел на крыльце и что-то стругал из дерева.

— Здравствуйте, — подошла я поздороваться, — спасибо, что подобрали меня.

— Ну не оставлять же тебя было умирать под моей калиткой. Но мы тут чужаков не любим, многие в нашей деревне боятся тебя.

— Но почему? — удивилась я.

— Боятся, что тоже зверь. Но я тебя принес в дом старосты, потому что точно знал, что ты не оборотень.

Мне стало любопытно:

— Но вы же не могли знать наверняка, оборотня невозможно отличить от обычного человека днем.

— А я увидел твою руку, — и мужчина показал на мою правую руку. Я подняла ее к глазам, и мой длинный отлитый из серебра коготь засиял на солнце, вместе с узорами, обвивающими палец.

— Это чистейшее серебро, не знаю, кто его выжег на твоей коже, девочка, это уже не мое дело, но значит ты точно не зверь. А мне этого достаточно.

— Но почему другие бояться меня? Мало ли тут путников бродит, не все же должны быть оборотнями!

— Ах, милая, это длинная история, — глаза мужчины загорелись в предвкушении, и я поняла, что он принадлежит к тому нередкому типу людей, обожающих травить байки. Видно, мужичок совсем заскучал в этой глуши. Эта деревня мне напоминала стоячее озеро, готовое вот-вот превратиться в болото. И тут удача — новая чистая струйка свежей воды. Есть, кому рассказать о том, что наболело и вдоволь почесать языком. Но мне было скучно, а возвращаться к Лирте как-то не хотелось — она-то уже точно найдет мне работу. Усевшись на крыльцо, я блаженно вытянула ноги и приготовилась слушать.

— Проклятый зверь уже полгода убивает людей и разоряет деревню, уводя скот. Пятнадцать лет назад мы думали, что убили тварь, но она вернулась.

— Так он уже пятнадцать лет терроризирует вашу деревню? — перебила я.

Рассказчик недовольно поморщился:

— Не беги впереди телеги и не перебивай! Где твое воспитание и уважение к старшим, девочка? — а ну да, знакомая песня, лучше потупить глазки и сделать смущенный и раскаивающийся вид. После грандиозной сцены на площади, где во мне умерла великая актриса, это было пустяком.

— Все началось пятнадцать лет назад, зима была холодной и суровой. А той ночью погода разыгралась не на шутку, начался настоящий буран. Казалось, горы засыплет до самой верхушки. Мой дом стоит на окраине, поэтому все чужаки всегда стучать в мою калитку, — и он подмигнул мне, — и в тот раз именно я пошел открывать незнакомцу. В нашей деревне люди гостеприимные и никогда не откажут в крове путнику, особенно в такую непогоду. Мужчина с головой был укутан в серый плащ, он еле держался на ногах, и я поспешил его впустить. У нас так уж принято, что чужаков всегда приводят к старосте. Эх, девочка, тогда их семья была совсем другой, счастливой, дружной. На лице Лирты не было ни одной морщинки, а ее муж мог дать фору любому молодому парню, — я вспомнила мужа Лирты, сгорбившегося седого старика с мутным потухшим взглядом и мне трудно было поверить, что так можно измениться за десять лет.

— Вот я и привел чужака к ним в дом. Если бы только он переночевал у меня и ушел, когда буря утихла, все могло бы быть по-другому, — рассказчик вздохнул и надолго замолчал, размышляя о чем-то своем.

— Ну, вы привели его в дом старосты, а дальше то что? — нетерпеливо спросила я, устав ждать, когда он вернется к реальности.

— Привел я, значит, его, а нам навстречу сразу Милла и вышла. Незнакомец чуть о порог не споткнулся, когда ее увидел, хотя чему тут удивляться, красавица была, каких ни одна столица не видала.

— Кто такая Милла?

— Так, дык, дочка ихняя. Лирта в ней души не чаяла, ребенок то поздний был, нарадоваться не могла. Некапризная, работящая, добрая, а личико, как у нимфы лесной, — внутри больно кольнуло: Нии сейчас точно улыбнулась бы, услышав это, — все парни в деревне ей в след вздыхали. А только не мил ей был никто, на всех, как на пустое место смотрела. Бывало, придет ко мне, откроет калитку, чтобы дальние луга и поля видны были, сядет на крыльцо и смотрит вдаль, словно ждет чего-то. Вот и дождалась, пришел он через эту саму калитку…

Умел он рассказывать, я аж подобралась вся, как интересно было, что дальше случится.

— Милла со всеми приветлива была, улыбнулась гостю и руки протянула, чтобы мокрый плащ взять. А он как капюшон откинул, она и побледнела, только глаза ярко-ярко загорелись. Я себя неуютно почувствовал. Они просто стояли и друг на друга смотрели. Чужак, шельма, красавец оказался. Лицо волевое, сразу видно благородное, не то, что наши парни с простоватым деревенским видом. Милла взяла у него плащ, а тут родители ее выходят. Пригласили гостя как положено. Под плащом одежда у него из хорошей дорогой ткани, а на поясе большой рубин сверкает. Да и разворот головы, осанка — по всему было видно, что не пройдоха и не вор какой-то. Ну, я поглазел на него немного, да и домой ушел. Я то сразу смекнул, что не видать больше Милле покоя, влюбилась девка с первого взгляда.

Буря еще с неделю не утихала, и незнакомцу пришлось остаться. Потом мести перестало, снег начал потихоньку таять. А чужак все не уходил. Часто я видел, как они с Миллой гуляют то тут, то там. За ручку ее держал, улыбался. А она, вся прям сияла, никогда еще такой счастливой ее не видел. Лирта нарадоваться не могла, такой жених знатный, да и дочка любит, что еще надо? Только у меня на сердце неспокойно было, чуяло оно несчастье какое-то. На следующий день подхожу я к дому, а на крыльце сидит Милла и рыдает. Тут провидцем быть не надо, чтобы понять, что случилось. Обнял ее и начал, как ребенка маленького укачивать. " Что, бросил тебя сокол твой? Ну, ничего, девочка, поплачь, оно и к лучшему, не пара он тебе, слишком вы разные. Ты хоть и красавица, умница, а девка простая, деревенская, а он из благородных!" Тут она вскочила, как ошпаренная. Глаза горят, как у сумасшедшей, и такая решительность и отчаяние во взгляде, что мне не по себе стало. " Слишком разные говоришь?! — и засмеялась безумным смехом, от которого меня ах пороз пробрал, — наплевать! Все равно с ним буду! Никуда его не отпущу, с ним уйду!" — и убежала. Я долго думал, сходить ли к старосте, рассказать ему, что дочка может глупость совершить, да так и не пошел. У самого забот по горло хватало — волк завелся, овец раздирать стал. И тут смотрю, староста идет, какой-то весь осунувшийся, постаревший. Подходит и говорит: " Если увидишь того чужака, не впускай в дом, я уже всех предупредил"- я удивился, неужто из-за дочки все, обидел он Миллу чем-то, что староста его из деревни выгнал. " А что случилось?" — спрашиваю я. " Это не волк овец раздирает. Чужак, которого ты впустил — оборотень. Ночью не выходи из дома"- и больше ничего не сказав, развернулся и ушел. Я только головой покачал — ну и ну. Эх, жалко девку, ну ничего, поплачет и успокоится. В ту ночь долго заснуть не мог, не спокойно на душе было. Как проснулся сразу к дому старосты пошел, проведать как там Милла. Подхожу, смотрю, а дверь на одной петле висит и вся исполосана, словно по ней когтями скребли. Захожу, а на полу сидит Лирта с растрепанными волосами и рыдает, обхватив голову руками. Я подбежал, поднял ее, спросил, что случилось. А она как начнет в истерике биться и кричать: " Он забрал мою девочку! Да будь он проклят! Забрал, забрал мою Миллу, мою красавицу. Ворвался в дом, набросился на нее, она убежать пыталась, в сторону леса кинулась. Мы за ней, и не успели! — слова заглушил поток рыданий, — она закричала, до сих пор ее крик в ушах звенит, а потом тихо стало. "Доченька моя, не уберегла я тебя, впустила зверя в дом. Прости меня!" — я ее ели в руках удержал, она как начала бешено вырываться и волосы на себе рвать. Потом староста зашел, бледный весь, на висках седина, взгляд мертвый. Мы вместе Лирту успокоили и я домой пошел. После этого в их доме уже никто никогда не смеялся, а на столе теперь всегда ножичек серебряный лежит, уж не знаю где они его и зачем взяли. И вот опять зверь вернулся, опять покоя не будет.

Мужчина горестно вздохнул и замолчал. Мне тоже ничего не хотелось говорить. Да и что тут скажешь. Одним судьба сладка как мед, другим горше полыни. Я попрощалась и направилась к дому старосты. Жалко бедных стариков, теперь понятно, почему Лирта почти всегда молчит, а ее муж ходит по дому как тень. В ту ночь я не могла уснуть. В голове снова и снова прокручивалась история несчастной девушки. Проворочавшись полночи, я, наконец, поняла, что меня мучает. Что-то в этой истории было не так, что-то не сходилось. Девушка погибла не в первое полнолуние, они были вместе несколько месяцев, почему он до этого ее не трогал? Да и людей тоже других не убивал, только овец уводил. И тут вдруг ворвался именно в дом старосты. Чтобы отомстить? За что? Милла его любила, и по ее последней фразе и слезам, можно было догадаться, кто кого бросил. Что же все-таки случилось на самом деле? Промучившись всю ночь, и так и не сумев найти ответы на мучавшие меня вопросы, я заснула.


Я наотрез отказывалась просыпаться, окончательно решив, что без боя не сдамся и просплю до обеда. Но когда я открыла глаза, за окном еще было темно, хотя подол неба уже начал выцветать по краям. Минуту я пролежала в недоумении. Что могло меня разбудить до рассвета? А потом раздался глухой стук откуда-то снизу. Ничего не понимая, я прислушалась, Стук повторился. Проклиная все на свете, я вылезла из-под теплого одеяла и, закутавшись в плед, осторожно повернула ручку двери. Звук шел снизу, а так как дом одноэтажный, то, скорее всего тут был подвал. С минуту я стояла в нерешительности. Это могут быть обычные крысы, да и не имею я права обшаривать чужой дом, где я всего лишь гость. С другой стороны, от обычных крыс я бы не проснулась на рассвете, там точно что-то было. Когда пальцы ног начали коченеть в остывшем за ночь доме, я приняла решение. Любопытство победило лень, и я отправилась на поиски подвала. Еще вчера я заметила лестницу, ведущую вниз, поэтому направилась именно к ней. Странно, но, когда я спускалась, ни одна ступенька не скрипнула. Даже как-то странно, что я ничего не уронила и не разбудила хозяев, с моей-то удачей…

Лестница была длинной и темной, поэтому приходилось идти на ощупь. Но когда моя нога опустилась на последнюю ступеньку, в глаза ударил тусклый свет, лившийся из-за угла. Двигаясь на свет, я отметила, что это был не подвал, а скорее погреб. В углу были свалены какие-то мешки, а рядом стояли толстопузые бочки. Выйдя, наконец, к источнику света, я оказалась еще в одном маленьком помещении. В углу стоял старый пыльный стол с зажженными керосиновыми лампами. В стене была дверь, железная и очень массивная. Именно из-за нее и раздавались странные шорохи. Я подошла к ней и осторожно постучала:

— Эй, там кто-нибудь есть? — полушепотом спросила я.

В ответ раздался очередной шорок, а потом все стихло.

Я закусила губу и задумалась, что же делать. На двери весел большой замок, ключа от которого у меня естественно не было. И почему я лезу не в свое дело? Не зря же на этой двери замок, с той стороны может быть что-то опасное. Разумнее всего сейчас вернуться в комнату и попытаться заснуть. Все мои проблемы от недостатка здравого смысла и переизбытка глупости. Я поскребла ногтем серебреные узоры, оплетавшие мой мизинец.

— Эфир! Ты мне нужен, — позвала я своего хранителя. Тишина, — Эфир, ну где же ты, отзовись, пожалуйста, — даже у меня в голове мой собственный голос звучал очень жалобно.

— Да, моя драгоценная, ты меня звала? — наконец откликнулся он.

— Силы печати хватит, чтобы открыть этот замок?

— Силы одной печати хватило бы на один маленький ураган и еще пару бурь. Зачем тебе открывать эту дверь, там нет ничего интересного. Ты вмешиваешься не в свое дело. Мой совет — не лезь туда.

— Но я чувствую, что должна туда попасть, для меня это важно.

Эфир что-то раздраженно пробурчал, но все-таки ответил:

— Ну, если ты хочешь лишних проблем и забот, твое дело, лично мне тот, кто находится по ту сторону двери, безразличен. Просто всунь серебряный коготь в замочную скважину и проверни, — и Эфир замолчал.

Я сделала, как он велел, и замок, жалобно щелкнув, открылся. Нерешительно толкнув дверь, я с опаской протиснулась в щель. То, где я оказалась, нельзя было даже назвать комнатой, только комнаткой, такой маленькой она была. Даже тюремные камеры казались бальными залами по сравнению с ней. Внутри было полутемно и сыро. Потолок, однако, был высокий, и под ним в стены были вделаны железные стержни, на которых в подставках горели керосиновые лампы. Вернее лампа, всего одна. Она то и давала скудное освещение. Узкая спартанская кровать и маленький сгнивший столик с почти развалившимся стулом — вот и все убранство комнатки. Поначалу она показалась мне пустой, я еще удивилась — зачем тогда был нужен замок? Но снова раздался подозрительный шорох, и где-то лязгнуло железо. Боковым зрением я заметила, как в углу что-то пошевелилось.

— Кто здесь? — решилась спросить я.

— Зачем ты пришла сюда? — прохрипел кто-то мне в ответ.

— Я услышала шум и спустилась, — неуверенно ответила я.

— Уходи. Ты чужая, у тебя чужой, незнакомый мне запах.

Ничего не понимая, но почему-то не испытывая страха, я приблизилась к говорившему. В темноте я смогла различить только его скрюченную в углу фигуру. Серебряные руны первой печати на моей коже издавали слабое свечение, его вполне хватало, чтобы разглядеть незнакомца. Подойдя ближе, я вскрикнула.

Это был мальчик, совсем еще ребенок, не больше десяти — одиннадцати лет. На его тощем теле грубая одежда висела как на вешалке. Лицо он отвернул к стене, но я бы все равно не смогла его рассмотреть — длинные грязные волосы доходили почти до плеч. Но не это заставило меня вскрикнуть от ужаса. Мальчик был прикован к стене двумя толстыми цепями. Тяжелые обручи сковал его правую лодыжку и кисти рук. Цепи были очень короткими, меньше метра.

— Кто надел на тебя кандалы?

— Ты хочешь сказать, посадил на цепь, как дворняжку? — грубо спросил мальчик. Голос у него был совсем не детский, — тебе-то какое дело, чужачка? Убирайся, тут тебе не цирк, фокусов показывать не умею.

Я проигнорировала оскорбительный тон.

— Меня зовут Тиа. Я случайно оказалась в этой деревне и меня приютили в доме старосты. А как зовут тебя? — дружелюбно спросила я, решив начать с малого.

— У меня много имен, кому как нравится, каждый называет по-разному. Можно ублюдок, можно мерзкая тварь. Лично мое любимое — звереныш. Выбирай любое, — каждое слово было пропитано ядом.

— Может, хватит грубить? — спокойно сказала я, — не я тебя приковала к стене и оскорбляла, а если ты и дальше будешь продолжать скалить зубы, я просто развернусь закрою дверь и пойду спать. А утром решу, что мне все приснилось и уйду из этой деревни своей дорогой.

Повисло молчание. Я решила, что не уйду отсюда, пока не выясню, почему этот внушающей мне симпатию, хотя и невоспитанный грубый мальчишка, прикован к стене.

— Вот и вали отсюда! — прорычал парень, — советую тебе убраться до следующей ночи.

— Ты когда-нибудь был в Нефритовом лесу? Это самое волшебное место во всей Иллюзории.

Мальчик упрямо молчал.

— Такого зеленого цвета как там, нет нигде. Если уронить горстку изумрудов на траву, ты их никогда в жизни не соберешь. Когда я там жила у меня была накидка ярко-красного цвета, хотя дриада предупреждала меня что это глупая затея, я даже не поняла сначала почему. Да и упрямая была, жуть, — я, конечно, слукавила, употребив глагол в прошедшем времени, — начали мы дурачиться с нимфами, катались по траве, измазались все как черти. Я потом до ночи сидела у ручья, пытаясь выстирать зеленые пятна с моей новенькой накидки. А негодяйки нимфы порхали вокруг меня и дразнили. Но они недолго веселились, когда я их столкнула в воду, веселье закончилось. Моя подруга Нии еще долго на меня злилась. Вот с тех пор ничего кроме зеленого я никогда не носила, хотя меня уже начало тошнить от этого цвета.

Мальчик упрямо молчал, хотя я чувствовала, что он умирает от желания засыпать меня вопросами. Детской любопытство такая же сильная вещь, как и мое упрямство.

— А у меня глаза зеленые, — не выдержал вдруг он.

— Да врешь ты все, — улыбнувшись про себя, ответила я.

— Нет, не вру! — возмущенно вскрикнул мальчик.

— Ну, я твоих глаз не видела, — протянула я, — так что… — мальчишка попался на мою хитрость и неохотно повернул лицо.

Оно было очень худым, кожа туго обтягивала скулы. Гладкие, без малейшего намека на щетину щеки были очень бледными. И только огромные ярко-зеленые глаза ярко блестели на осунувшемся лице. В них был вызов.

— И правда зеленые, тебе можно верить, — похвалила я, — а знаешь, даже зеленее, чем волосы у нимф, — авторитетно заметила я.

— Правда? — зеленые глаза загорелись, — а ты действительно видела нимф? — голос звенел от переполнявшего его любопытство.

— Шутишь? Я среди них детство провела, — ну это же можно считать детством, ведь правда? — моя лучшая подруга — нимфа, — внутри больно кольнуло, но я не подала виду.

— А у меня нет друзей, — угрюмо сказал мальчик и снова отвернулся. Я почувствовала, что он снова закрылся от меня.

— Ну, чтобы у тебя появился друг, надо сначала познакомиться с тем, кому ты нравишься, потом он должен понравиться тебе, и фундамент будущей дружбы заложен. Первый шаг ты уже сделал, — я лукаво улыбнулась.

Мальчик снова повернулся ко мне, и я увидела, что на его щеках появился легкий румянец.

— Я что, правда тебе нравлюсь? — смущенно и, запинаясь, спросил он.

— Если бы нет, я бы наверно давно пошла спать, вместо того чтобы сидеть на холодном полу и разговаривать с невоспитанным мальчишкой.

— Почему это я невоспитанный! — возмущенно взъерошился парень

— Потому что грубишь старшим! — важно, строгим тоном сказала я, но все испортила, скорчив смешную рожицу.

Мальчик не удержался и прыснул.

— Ты не старше меня, а ростом точно ниже.

— И сколько тебе лет?

— Тринадцать! — гордо ответил мальчик. Я с сомнением посмотрела на него, от чего он сразу сник, — ну, будет. Пока двенадцать.

— Ну, так что, будем переходить ко второму пункту плана завязания дружбы? Или я тебе не нравлюсь, — кокетливо улыбнувшись, я захлопала ресница, от чего парень снова не удержался от смеха.

— Нравишься, ты смешная, — ответил мальчик, — а твоя подруга не будет против того, что я с тобой дружу?

— Она сама будет рада с тобой подружиться. Я тебя с ней обязательно познакомлю, наконец-то не только мне буду читать нравоучения и отчитывать, — я подмигнула.

— А где она?

— Она сейчас не со мной, нас разлучили, и я по ней очень скучаю, потому что люблю.

— Я тоже скучаю по тем, кого люблю, — из глубины зеленых глаз как из омута всплыла такая невыносимая боль, что я непроизвольно протянула руку и сжала холодную ладонь мальчика.

— Так не честно, ты мое имя знаешь, а я твое нет, для полноценной дружбы одного моего имени мало, — я решила отвлечь его от горьких мыслей.

— Меня зовут Эльдар, — неохотно признался мой новый знакомый.

— Можно я буду называть тебя Эль? Не люблю длинные имена, слишком официально.

— Это смахивает на имя напитка.

— Ну, я его никогда не пробовала, но теперь точно закажу, как только попаду в таверну. И тебя угощу, ну только годика через три, когда подрастешь, — я улыбнулась, услышав возмущенное сопение.

— Только сначала надо отсюда выбраться. Кто тебя приковал? — осторожно спросила я, боясь, что Эль снова замкнется в себе.

— Тот, кто живет в этом доме, — зеленый глаза потухли, но он не отвернулся.

Зачем старосте и его жене приковывать ребенка к стене? Что здесь вообще происходит?

— Но почему они это сделали? — ничего не понимая, спросила я.

Эль ничего не ответил, но его взгляд стал отрешенным и каким-то пустым.

— Есть одна причиной, по этой же самой причине мы с тобой никогда не будем друзьями.

Повисла напряженная пауза.

— Я зверь. И скоро полнолуние.

Я все поняла, но от шока ничего не смогла сказать. Но он не может быть тем самым оборотнем! Тогда их два? Все недостающие части картинки встали на свои места. Ну, почти все. Этот мальчик сын того самого оборотня, и его отец нападает на деревню, потому что у него забрали сына. Он просто хочет его вернуться. Но зачем староста посадил своего собственного внука на цепь?

— Убирайся, — Эль снова стал грубым и замкнутым. Я поняла, что сейчас лучше уйти.

— Я вернусь, — пообещала я, и, уже закрывая дверь, услышала тихое:

— Врунья…


Поднимаясь по лестнице, я столкнулась с Лиртой. Никогда я еще не видела в ее спокойных пустых глазах такой ярости и ненависти.

— Зачем ты спускалась в подвал, почему не спишь?

Я попыталась, чтобы мой голос звучал сонно и спокойно. Она ничего не может доказать, замок остался висеть на двери.

— Я услышала какие-то шорохи, они то меня и разбудили, — я зевнула, — пошла проверить, оказалось, крысы. Зря только вылезла с теплой постели.

Лирта продолжала смотреть на меня подозрительно.

— Не позже вечера ты должна собрать свои вещи и уйти. Этой ночью полнолуние, тебе здесь больше нечего делать.

Ну да, можно подумать, она заботиться о моем благополучии. Выгоняет меня, чтобы я тут не лазила и не совала нос не в свое дело.

— Хорошо, вечером меня уже тут не будет, — пообещала я.

Еще один подозрительный взгляд, и Лирта ушла. А я с тоской посмотрела на окно. Рассвет уже был в самом разгаре, прогнав ночь. Да ну их всех! Леший с ними и их оборотнями, просплю до самого вечера!


Я проснулась с последними лучами солнца. В комнату вошла Лирта и окинула меня раздраженным взглядом:

— Я пыталась тебя разбудить, но ты не реагировала. Солнце уже почти зашло, поэтому советую тебе поторопиться. Я собрала вещи, которые понадобятся тебе в дороге. Работала ты честно сказать не очень усердно, но не выгонять же тебя голой на улицу.

Не знаю почему, но мне даже не было стыдно от ее слов. Я по крайне мерее не приковываю детей к стенам, будь они хоть три раза оборотни.

— Через десять минут меня тут не будет. Спасибо, что приютили меня и спасли жизнь.

— Счастливого пути, богини тебе в помощь, девочка, — попрощавшись, Лирта положила сумку мне на кровать и вышла.

Быстро одевшись, я повесила сумку на плечо и закрыла за собой дверь. Деревня опустела, будто вымерла. На улице не было ни одного человека, а все двери были плотно закрыты. Солнце уже пересекло горизонт и на землю черной узорчатой шалью упали сумерки. Было жутковато идти по пустым улицам, но после всего пережитого, мои нервы стали намного крепче.

Обогнув последний дом, я вышла к самой кромке леса. Время у меня еще есть: на небе уже зажглась Си'эрр, но луна не спешила явить свой светлый лик.

— Эфир, ты мне сейчас очень нужен, отзовись!

— Да, моя красавица, что ты хочешь?

— Как мне поймать оборотня? — мой хранитель ничего не ответил, но я терпеливо ждала.

— Тебе что, заняться нечем? — прошипел он, наконец, каким-то злобным голосом, — ты растеряла последние мозги? — я еле могла разобрать слова, словно это шипела змея, — мы должны найти вторую печать, а ты творишь черти что! То тебе надо было спуститься к этому зверенышу, то теперь ты хочешь восстановить справедливость! Сейчас ты должна вызвать Крылатого и лететь в горы на печатью, глупая девчонка!

Я почувствовала, как во мне просыпается злость, яростная вспышка Эфира неприятно поразила меня.

— Я сама буду решать, что мне делать! У тебя же я прошу всего лишь совета, по-моему, мы договорились, что ты будешь мне помогать, но с такими темпами я уже начинаю сомневаться, а нужен ли ты мне вообще!

— Прости, моя красавица, — голос снова зазвучал ласково и спокойно, каким я привыкла его всегда слышать, — я немного погорячился, но я же забочусь о тебе! Я хочу, чтобы ты поскорее оказалась в безопасности, а это возможно только со всеми четырьмя печатями. А если ты будешь отвлекаться на посторонние вещи, Шайтан быстро найдет тебя и поверь, он никогда не повторяет своих ошибок — больше тебе сбежать не удастся.

Я тоже уже успокоилась, но решила настоять на своем.

— Пока я не помогу Элю, я не уйду. Я должна вернуть его отцу, но не думаю, что оборотень признает во мне союзника. Поэтому мне надо его поймать, чтобы он на меня не набросился, пока я все не объясню. Как это сделать?

Похоже, Эфир сдался. После недовольного молчания, он нехотя ответил:

— С ним будет много хлопот, потом не говори, что я тебя не предупреждал! Проще было бы убить оборотня, один взмах рукой и сила печати прижжет его сердце раскаленным серебром.

— Я не хочу его убивать! Мне надо его обездвижить. Мне придется ждать рассвета или он себя контролирует и понимает человеческую речь?

— Смотря, какой это оборотень, — скучающим тоном ответил Эфир, — если обращенный, то он живет только звериными инстинктами и с трудом контролирует себя, хотя помнит свой человеческий образ. А вот с истинным не должно быть никаких проблем, это просто человек в звериной шкуре.

— И чем же отличается истинный от обращенного?

— Если человек становится оборотнем, получив царапину или попробовав крови другого оборотня, то он называется обращенным. А чистокровный это тот, чье проклятие передалось по рождению, когда либо мать, либо отец были оборотнями. Он истинный и может полностью себя контролировать во время обращения.

У меня не было полной уверенности, что отец Эля чистокровный, поэтому стоило перестраховаться.

— Делает ставку на то, что он обращенный, что мне делать?

— Просто протяни руку с печатью и направь ее на зверя. Потом представь, как выплетаются серебряные звенья цепи и набрось их на шею оборотня. Так ты его свяжешь, и он будет неопасен. Главное сконцентрируйся, сотри границы между реальностью и иллюзией. Тебе дана поразительная сила, все, что твориться в твоем воображении отпечатывается на реальность. Пока в твоем распоряжении всего одна печать, поэтому сила ограничена, но, чтобы поймать зверя этого вполне достаточно. А вот когда у нас будут все четыре печати… — голос Эфира стал мечтательным и каким-то далеким, но вот он снова заговорил по делу, — ах да, запомни самое главное: ни в коем случаи не смотри в глаза зверю!

— Почему? — я была заинтригована.

— Все тебе надо объяснять! Без "почему" ты просто не можешь! — какой-то он сегодня разраженный, — глаза оборотня — это его человеческая душу, они как окна, через которые человек в шкуре зверя смотрит на мир. Она обладают мощнейшим магическим зарядом, и просто засосет тебя, ты будешь полностью парализована, твое сознание буде блуждать в самых мучительных и ярких воспоминаниях оборотня, от чего ты запросто сможешь сойти сума, просто потеряться в коридорах памяти, забыв свою собственное "я" которое сольется с естеством зверя. Но даже если ты окажешься сильнее и вернешься в свое тело, все равно умрешь: за пару секунд ты проживешь чью-то жизнь, но этих секунд зверю хватит, чтобы разорвать тебя. Так что, когда будешь колдовать, лучше закрой глаза.

Приняв к сведению новую информацию, я поплотнее запахнула шубку и приготовилась ждать.

Мне не нравились эти места, я была южной барышней, поэтому здешние холода и морозы вводили меня в состояние постоянной депрессии. Больше всего было холодно носу, но спустя минут двадцать эта проблема решилась — я его уже больше не чувствовала. Луна уже появилась и была такой же холодной, как и все вокруг. Может, я не выгляжу достаточно аппетитно для оборотня? Конечно, шкура да кости, но под массивной меховой шубой должно выглядеть не так жалко и костляво. Я еще раз прокрутила план действий в голове. Должно получиться, с силой печати я буду почти в безопасности, тем более, я учла все.

Все кроме одного.

Зубы застучали, но уже не от холода. По всему телу прошла волна неконтролируемого ужаса. Тихое угрожающее рычание у меня за спиной заставило мой план полететь к черту. Я не учла, что зверь может появиться с другой стороны, не обязательно со стороны леса.

— Прекрати панику! Резко развернись и вытяни руку, только не смей открывать глаза! — прокричал у меня в голове Эль.

Резко развернуться не получилось, потому что коленки предательски тряслись. Крепко зажмурив глаза, я вытянула руку в сторону, откуда доносилось утробное рычание. Сосредоточиться, сосредоточиться. Вот расплавленное серебро застывает в форме звений, кольца соединяются между собой, образуя цепь, прочную и надежную. Осталось набросить ее на шею оборотня. Рычание стало еще более угрожающим и приблизилось. Моя шкала страха зашкаливала. Я ничего не могла с собой поделать, но ресницы задрожали, и я открыла глаза.

— Идиотка! — где-то на другом краю сознания закричал переполненный злобой голос. Но он был очень далек и мне безразличен.

Я не видела зверя, не смогла бы его описать, спроси меня потом, как он выглядит. Для меня существовали только его глаза. Это было похоже на свободно парение. Навстречу мне неслись яркие огни чужих воспоминаний, которые растворялись во мне и совсем скоро мою голову начало разрывать от боли, слишком много всего было в ней. Надо от чего-то избавиться, и я начала отсеивать образы и воспоминания, как золотоискатель, сгорбившийся над своим ситом, пытаясь разглядеть на его дне драгоценный металл. Только одна мысль как рыба, выброшенная на сушу, била своим хвостом в моем раздавленном чужими образами мозгу: надо же, так вот от кого у Эльдара такие красивые темно-зеленые глаза…


Калитка скрипнула несмазанными петлями и открылась. Я села на крыльцо и, опустив голову на сцепленные руки, невидящим взглядом уставилась вдаль. Всю жизнь я мечтала отрастить крылья, чтобы улететь через эту калитку навстречу первым лучам солнца. Но кому-то суждено жить в небе, а кому-то в болоте. День за днем эта трясина засасывала меня все глубже и глубже. Глухая, забытая даже Богинями деревушка с примитивными, глупыми людьми, стоящими на пороге мракобесия. Разве здесь мне место? Как несправедливо Богини выбрали мне судьбу. Выйти замуж за работящего парня, нарожать ему детей, а потом досиживать свои последние рассветы у этой калитки. Нет, не верю! Я буду ждать. Оно произойдет, это нечто чудесное, нечто особенное. Я видела это в своих снах, это не могли быть просто глупые грезы. Я дождусь своего чуда, и войдет оно ко мне в гости через эту старую калитку…


Буря разыгралась не на шутку, ветер свирепо бил по окнам и выл, как голодный пес. Я сидела, закутавшись в старую мамину шубу, и перелистовала страницы какой-то скучной книги. Мех постоянно щекотал мне нос, и я расчихалась не на шутку. Сквозь завывание ветра было трудно что-то расслышать, но я была уверена, что в дверь кто-то постучал. Сердце подпрыгнуло от странного предчувствия. Кого это нелегкая принесла в такую непогоду? Скинув на печь шубу, чтобы она не растеряла тепло, я пошла отодвигать засов. Руки почему-то дрожали, и только спустя минуту удалось открыть дверь. В комнату ворвался ветер и взметнул пожелтевшие страницы книги, которую я оставила на столе. Этот шелест бумаги еще долго звучал у меня в ушах, когда незнакомец расстегивал плащ. Страница за страницей, так же в эти секунды перелистывалась моя жизнь, такая же скучная и пустая как брошенная мною на столе книга. И вот, наконец, началась новая глава. Я бережно взяла протянутый мне плащ и повесила его просушиться, с трудом удержавшись, чтобы не прижаться лицом к внутренней подкладке, которая хранила запах этого долгожданного гостя. Смешно конечно, но я сразу поняла, что это он, с его красивым волевым лицом и прямым взглядом, который не отрывался от меня не на секунду. Родители зашли в комнату поприветствовать гостя, он им почтительно поклонился и попросил приютить, пока не пройдет буран. Голос у него был низкий, глубокий, а говор не простолюдина, а образованного знатного человека. Каждый раз его взгляд возвращался ко мне. На дне этих темных глаз я видела восхищение и нежность. Это было мучительно сладко. Это было нечто чудесное.


Все мои силы уходили на то, чтобы не заплакать. Никогда не думала, что можно так сильно любить. Любить каждый вдох, каждую морщинку человека. Никогда не думала, что от чьей-то улыбки кровь может бежать по жилам быстрее. Никогда не думала, что от чьих-то пустых холодных глаз сердце может остановиться.

— Пожалуйста, не уходи! — с отчаянием в голосе прошептала я, — возьми меня с собой! Мне все равно куда, лишь бы с тобой.

— Я должен уйти один, у меня своя жизнь, у тебя своя. Девочка моя, ты скоро меня забудешь, тебя здесь любят, у тебя еще вся жизнь впереди, прощай, — он закинул сумку на плечо и посмотрел в сторону леса.

Я хотела кинуться за ним, но отец строго настрого запретил меня пересекать границу леса. Вот уже месяц как там появился волк, который утаскивал наших овец. Но мне было все равно, пусть лучше волк разорвет меня, чем я вернусь в тот кошмар, в котором жила раньше.

Он наклонился надо мной и поцеловал мои глаза, так нежно, что я не выдержала. Ресницы намокли, и я упала на колени.

— Ты не любишь меня, зачем тогда было издеваться все это время? Зачем была вся эта комедия? Ты говоришь, что у меня вся жизнь впереди, ха, да что ты знаешь о моей жизни?! Ее больше нет! Ты ее сейчас забираешься с собой, оставив мне лишь ее тень. Уходи! Ну же, проваливай! Только, когда услышишь, как на дне твоей проклятой сумки что-то звенит, не удивляйся. Я ссыпала туда осколки своего разбитого сердца, на память о деревенской дурочке, которая осмелилась полюбить благородного! — больше я ничего не смогла сказать, потому что слова заглушили рыдания.

Так я и сидела на холодной земле, размазывая по щекам слезы. Долго сидела, не поднимая головы, переполненная болью и жалостью к самой себе. Я не слышала его удаляющихся шагов, ведь он всегда умел появляться и исчезать бесшумно. Я вытерла последнюю соленую куплю с лица, когда мужские руки крепко обняли меня и прижали к груди.

— Дурочка, как ты могла подумать, что я не люблю тебя? — самый нежный самый родной голос ласково шептал мне на ухо, — я слишком сильно люблю тебя, именно поэтому должен уйти. Вот только, наверное, я оказался чересчур слаб, чтобы уйти. У меня все внутри разрывается, когда вижу твои слезы. Я был слишком эгоистичен, наслаждаясь твоей любовью, не хотел смотреть в будущее, которого у нас нет. Тсс, дай мне закончить. Ты имеешь право знать правду. Я так боялся этого, и ушел, чтобы не увидеть в твоих глазах ненависть и отвращение, — он отстранился от меня. Он здесь, он рядом — билась шальная мысль, он вернулся, чтобы обнять меня! О нет, пусть он замолчит, ничего не хочу знать, кроме его губ и рук.

— Я не человек. Я зверь. Несколько ночей в месяц луна отпечатывает свой лик на мне, это как раскаленное клеймо, оно заставляет меня…меняться. Я — оборотень, Милла, — и он опустил голову. Я сидела тихо, не зная, что говорить. Смешно, но я чувствовала облегчение. Для меня пусть лучше он будет оборотнем, чем не любит и бросит меня. Я запустила пальцы в его волосы:

— Теперь, когда я знаю твою тайну, ты должен или убить меня или похитить, что до второго, то скажу по секрету — я не против, — самая счастливая улыбка — это улыбка сквозь слезы. Мой любимый резко поднял голову, и столько недоверия и безумной надежды плескалась на дне его черных зрачков.

— Почему ты не закричала в ужасе, не отшатнулась в отвращении?

— Потому что я люблю тебя.

Он крепко сжал меня и начал как безумный целовать еще не высохшее от слез лицо.

— Мы уедем, я попрошу у твоих родителей благословение и увезу. Я покажу тебе весь мир! Покажу Жемчужные острова с розовым песком и лагунами цвета твоих глаз. Ты увидишь Небесный город с его хрустальными фонтанами и Рассветные земли, залитые расплавленным солнцем, — бормотал он сквозь поцелуи, — но прежде, я хочу хоть как-то отблагодарить твоих родителей и деревню. Завтра полнолуние, я избавлю вас от волка. Я его видел, если его не убить, он перейдет с овец на людей.

— Не надо, давай просто уйдем! — нехорошее предчувствие сдавило грудь. Я так боялась за него.

— Не волнуйся, со мной ничего не случится. Я истинный оборотень и могу контролировать себя во время обращения. Как только я убью зверя, то уйду в лес дождаться рассвета. Я не буду показываться людям на глаза.

Я неуверенно кивнула. Все будет хорошо, по-другому и быть не может.


Я уколола палец иголкой от неожиданности, когда входная дверь резко распахнулась, и зашел разъяренный отец. Внутри все похолодело, но я заставила себя успокоиться — мало ли что случилось. Папа подошел ко мне, и только тут я заметила, какой он был бледный.

— Ты не выйдешь из дома, пока я не разрешу. И больше никогда не увидишь этого ублюдка.

— Папа, что случилось? — я уронила вышивание на пол.

— Это не волк крадет наших овец. Этой ночью я специально спрятался недалеко от загона перед закатом, чтобы поймать зверя. Потом увидел твоего жениха. Я решил, что он тоже хочет поймать волка, и уже хотел выйти на встречу. Но из-за облака вышла луна, и он превратился в чудовище! Хвала Богиням, что я узнал раньше, чем случилась беда. Теперь ты и близко к нему не подойдешь!

— Нет, папа, ты ничего не понял, произошла ошибка! — в отчаянии закричала я. За долю секунды разрушился мой волшебный замок, растаяли вдали Жемчужные острова и хрустальные фонтаны Небесного города.

— Ничего не хочу слушать! Хвала Богиням, — начал причитать отец, — духу его больше в моем доме не будет!

Нет, нет, нет! Я вскочила и побежала в сторону двери.

— Вернись сейчас же! — полетел мне в след гневный окрик отца. Но я уже выбежала на улицу. Я все равно буду с ним!


— Твоя семья теперь все знает. Они и близко не подпустят меня к тебе, и будут абсолютно правы, — с горечью в голосе сказал мой любимый.

— Мне все равно, давай убежим! — упрямо ответила я.

— Нет, твоя семья никогда не примет меня. Ты достойна лучшего, чем быть женой зверя.

Какие все-таки эти мужчины идиоты. Просто обожают принимать решения за нас глупых и беспомощных женщин.

— Я сама решу, чего я достойна, а именно тебя.

— Я уже все решил, Милла. Я ухожу, и ты никак не сможешь повлиять на мое решение, — лицо у него было упрямое и решительное.

В голове взорвался огненный шар злости. Как же это несправедливо, ведь счастье было совсем рядом! Ну уж нет, я своего добьюсь!

Я кинулась к нему на грудь и обняла. Резко притянув его голову, я нашла его губы. Потом прокусила их и почувствовала соленый вкус чужой крови. Ну вот и все, теперь мы связаны навеки. Он в ужас оттолкнул меня.

— Что ты наделала!? Ты же разделила мое проклятье, ты обрекла себя на судьбу зверя!

— Значит, теперь мне нельзя оставаться с родными, я обязательно должна уйти. С тобой, — я полностью осознавала, что наделала, но ни капельки не жалела.

— Дурочка моя, что же мне с тобой делать, — обреченно вдохнув, он протянул ко мне руки и обнял. Уткнувшись в плечо и вдыхая его запах, я улыбнулась. Вот теперь я была счастлива.


Наш план был прост. Но очень бесчеловечен и аморален. Но у меня не было другого выхода. Как бы я не любила своих родителей, его я любила больше. Если я просто сбегу, они не успокоятся пока не найдут меня. Но если они подумают, что я погибла…. Да, сначала им будет больно, но со временем боль притупиться, и может быть, когда-нибудь я вернусь, чтобы все объяснить им, извиниться и показать, насколько я счастлива.

— Ты ворвешься в дом и сделаешь вид, что собираешься наброситься на меня. Я закричу и выбегу из дома. Беги за мной, в сторону леса. Ты уверен, что в это полнолуние я не обращусь?

— Нет, луна должна снова стать молодой, только тогда в тебе родиться зверь, — он еще чувствовал свою вину и говорил с неохотой, — Милла, ты уверена, что мы поступаем правильно? Это будет большим горем для твоих родителей.

— По-другому они меня не отпустят. Мы вернемся к ним, они поймут, что были не правы, когда увидят, какой счастливой ты меня сделал.

Он молча прижал меня к себе. Завтра ночью.


Я ничего не могла поделать, но он пугал меня. Когда огромный зверь ворвался к нам в дом, мне даже не надо было притворяться напуганной, а крик получился очень натуральным — пронзительным и полным ужаса. Только глаза не давали мне впасть в панику и помогли сохранить здравый смысл — все те же, любимые темные глаза. Все кончилось очень быстро. Вот я вижу перекошенные ужасом лица родителей, и вот меня уже обнимают его руки с первыми лучами рассвета. Небо вспыхнуло и над моей жизнью зажглось новое солнце.


С тех пор прошли сотни таких рассветов. Время летело быстрокрылой птицей, которую невозможно было поймать и посадить в клетку, чтобы она остановила свой стремительный полет. Моя жизнь была сказочной, волшебной. Она напоминала мне красиво расшитую золотыми нитями подушку — переворачивая, всегда находишь новый узор и любуешься им. Но где-то в середине, в мягкой тягучей вате затаилась иголка, которую невозможно было вытащить. Она колола мне сердце и прошивала душу. Я не смогла забыть наполненные ужасом и болью глаза родителей. Мысли о том, как они страдали после моего побега, прожигали меня насквозь, клубком ядовитых змей ворочались у меня внутри, не давай забыться ни на секунду. Мое счастье не могло быть полным, пока я не получу прощение и благословение родных. Скоро у меня должен был родиться ребенок, наш ребенок, и я хотела показать его своим родителям. Пора было блудной дочери вернуться домой.


Он крепко сжимал мою вспотевшую от страха руку. Я никак не решалась постучать в до-боли знакомую дверь. В этот час мама обычно бралась за вязание, а отец отдыхал в любимом кресле. Глубоко вздохнув и кивнув на ободряющую улыбку мужа, я постучала. Спустя минуту дверь неспешно открылась, и я увидела свою маму. О, Богини! Сердце сжалось, когда передо мной появилось это постаревшее на несколько жизней лицо. Лицо, похожее на треснувшую яичную скорлупу, в тонкой сети морщин. Глаза были всего лишь двумя круглыми зеркальцами, потому что за ними ничего не осталось, они могли только отражать внешнее.

— Мама… — самое родное слово прозвучало хрипло и по-чужому.

На секунду в ее зрачках что-то вспыхнуло матовым бликом. Посторонившись, она пропустила нас в дом.

Увидев нас, отец вскочил со своего кресла. Я никогда еще не видела у него такого бледного лица.

Мама улыбнулась спокойной, отрешенной улыбкой.

— Наша дочь пришла. Значит и нам теперь пора на поклон к Пятой Богине.

— Мама! Мамочка! — я не выдержала и кинулась к ней. Как же мне не хватало ее натруженных сухих рук, которые по вечерам расчесывали мои волосы и заплетали их в косы, — я жива, я вернулась, мамочка! — в ее глазах начало появляться осмысленное выражение.

— Милла? — женщина словно пробуждалась от долгого сна, — доченька, это правда ты? — я радостно закивала, и прижалась к ней, как часто любила делать в детстве.

Папа, пошатываясь, подошел к нам и трясущимися руками провел по моим волосам. Я отстранилась, чтобы все объяснить.

— Мне столько всего нужно сказать, но начну я с самого главного, — я положила руку на живот. Мое лицо осветилось счастливой улыбкой, — у меня скоро будет ребенок. А это мой… — мой любимый тактично ждал на крыльце, пока страсти улягутся. Услышав мои слова, он переступил порог.

Все произошло очень быстро, но для меня каждое движение, каждый звук растянулся на долгие годы. Мама закричала как безумная. Глаза ее дико вспыхнули, и вот у нее в руках уже что-то блеснуло серебром. Застигнутый врасплох, он даже не сумел среагировать и закрыть сердце рукой. Ведь, попади серебряный нож не в сердце, он бы выжил, обязательно выжил… А мои руки не были бы липкими от горячей крови. Ее было слишком много, в человеческом теле просто не может быть столько крови! Милый мой, ну очнись же, или разбуди меня. Ведь это всего лишь плохой сон, и ты сейчас обнимешь меня и будешь шептать на ушко милые глупости. Как же ты можешь умереть? Ведь ты же еще не показал мне Жемчужных островов и лазурных пляжей. Я не видела этих чертовых лагун с розовым песком, ты же обещал мне, слышишь, обещал! — я прижалась к нему, чтобы отдать свое тепло, ведь он становился таким холодным, — нет!! — завыла я раненой волчицей. Его глаза были мертвые.

Не верьте тем, кто пишет красивые стишки про утерянную любовь и страдания души. Они лицемеры. Актеры дешевого театра, жадные до восхищения случайных зрителей. Они никогда не скребли ногтями мокрую от дождя землю, сдирая в кровь пальцы об мелкие острые камушки. Жалкие комедианты! Им ли знать, какого это — собственными руками рыть могилу для любимого мужчины. Какого это, уснуть на сырой земле, зная, что под слоем грязи и глины лежит отец твоего еще не родившегося ребенка?! Обманщица, лживая, двуличная судьба, ты принесла мне в подоле красивые спелые плоды, такие сладкие на вид. Вот только на вкус они оказались горше полыни…


Я никак не могла отделаться от назойливого голоса. Он звал меня, все настойчивее и настойчивее. "Аштиатан! Аштиатан, вернись! Быстрее, зверь рядом, Аштиатан!" Нет, звали не меня, а кого-то другого этим странным именем. Меня зовут не так, я Милла. "Аштиатан!" Милла…Аштиатан…Милла…Аштиатан…

Ощущение было, как будто я вынырнула с глубины и начала жадно глотать воздух. Я не успела даже сориентироваться, как голову буквально разорвало от истошного крика Эфира.

" Быстрее плети заклинание! Он сейчас прыгнет и разорвет тебя!!"

Инстинктивно я выбросила вперед руку и представила серебряную цепь. Но, похоже, от страха я перестаралась, потому что оборотень вдруг завыл от боли.

" Успокойся, ослабь хватку, ты так его задушишь".

Я открыла глаза и увидела мечущегося зверя. Он яростно выл и пытался зубами порвать связывающую его цепь. Но видимо, серебро жгло ему небо, от чего он рычал еще отчаяннее. Спустя пару мгновений он оставил эти бесполезные попытки и перевел горящей злобой взгляд на меня. Я невольно сглотнула и попятилась.

" Он сейчас броситься на тебя! Оглуши его, быстро!"

Но мысли мои начали путаться, а руки трястись. Цепи опутали тело оборотня, но расстояние между нами слишком сократилось, и ему хватит одного прыжка. Оборотень присел на задние лапы, готовый к рывку. Вытянув вперед руку, я из последних сил послала в него мысленный поток силы. Отдача была настолько сильной, что я отлетела на пару метров. Падая, я ударилась головой о камень, и мое сознание потухло, как догоревшая свечка.


Тонкие лучи рассветного солнца пробивались сквозь мои ресницы. Я открыла глаза и застонала от боли в ушибленной голове. Потом меня оглушили воспоминания недавних событий. В страхе я ощупала себя и с облегчением поняла, что все части тела на месте. Фуф, все-таки успела дать по зубам прожорливому зверю. Кстати, о прожорливых зверях…

В метре от меня лежала мохнатая туша оглушенного оборотня. И как-то уж совсем неподвижно лежала. Я его случайно не пришибла со страху?

Но вот солнце набросило на густую шерсть свою золотую сеть. И на моих глазах звериное тело начало обретать человеческие формы. Через пару секунд на земле уже лежала обнаженная женщина с длинными запутавшимися волосами. Как только солнце накрыло ее своим светом целиком, она зашевелилась и подняла голову.

Сняв свою старенькую шубку, я накинула ее на голые плечи.

— Здравствуй, Милла.

Женщина молча встала. Зеленые глаза смотрели настороженно и недоверчиво.

— Твой запах чужой, мне незнакомый. Кто ты и зачем пришла? — голос у нее был грубый, рычащий, словно она еще не отошла от своей второй ипостати.

— Я видела твоего сына, Эльдара, — на имя сына Милла отреагировала затравленным взглядом, — я помогу тебе его вернуть. Я жила у старосты и они не откажут мне второй раз в гостеприимстве, если… я принесу им доказательства, что встречалась с оборотнем и почти его убила. Только тогда под обещание избавить деревню от зверя, они впустят меня в дом. А ночью, я выведу Эльдара из подвала, и вы убежите, — я четко и ясно изложила свой план. Но Милла смотрела на меня все так же настороженно, и, видимо, мой план ее совсем не вдохновил.

— Почему я должна доверять тебе, чужачка? Я тебя в первый раз вижу и ты меня, в самом деле, чуть не убила, вдруг это всего лишь ловушка и ты на самом деле охотишься на оборотня?

— Ты сама ответила на свой вопрос. Я тебя чуть не убила. Если бы хотела, ты бы уже давно пошла на воротник или меховую шапку. Я же предлагаю тебе помощь, без меня ты не вернешь сына. В ипостати оборотня ты не сможешь проникнуть в дом, а человеком тебя тем более никто не впустит.

Милла знала, что я права, потому что в ином случаи, она бы уже давно вернула сына. У нее также не было особо веских причин доверять мне. Но другого выбора тоже не было.

— Хорошо, через две ночи, когда родится молодая луна, в час пополуночи я буду ждать тебя на этом же месте. Но не обольщайся, я все еще тебе не доверяю, поэтому спиной поворачиваться не буду.

— Нужна мне твоя спина, — устало ответила я, выгибая свою собственную, которая ныла после ночи на холодной земле, — и постарайся держаться эти две ночи подальше от деревни, чтобы моя легенда выглядела правдоподобна. Будто я тебя ранила, но прикончить не успела, и ты ухромала в лес зализывать раны.

— Ты будешь не так далека от истины, — раздраженно сказала Милла. Было видно, что она немного расслабилась, и ее поза уже не напоминала натянутую тетиву лука, — я из-за тебя сломала клык, пытаясь освободиться от серебряных цепей.

Милла подобрала что-то с земли и протянула мне.

— На, предъявишь это как доказательства своего геройства, а иначе эти тупые деревенщины тебе не поверят.

Я брезгливо взяла двумя пальцами окровавленный, заляпанный серым от грязи снегом клык. И тихо порадовалась, что это лезвие длиной в три моих ладони до меня не дотянулось.

— Тогда до встречи. Этой ночью я навещу Эльдара и попытаюсь подбодрить его, а то он совсем скис.

Милла жалко улыбнулась, пытаясь скрыть боль и беспокойство за сына. Стянув с себя мою шубку, она протянула ее мне:

— Возьми, а то замерзнешь. У меня здоровье звериное, так что мне простуда не страшна, да и вон за тем камнем я припрятала одежду на такой случай.

Закутавшись в снова обретенную шубу, я махнула рукой на прощание.

— Постой, — остановила меня Милла, — всего один вопрос. Зачем ты нам помогаешь?

Я отвела глаза, чтобы женщина не увидела в них острую боль от старой, незажившей раны. Это слишком личное, слишком потайное. Уже уходя, я, не оборачиваясь, ответила:

— У каждого ребенка должна быть мать.


Все прошла на удивление гладко. Я даже стала местной героиней. Но надо было видеть лицо Лирты, когда она открыла дверь и увидела ту, от которой она с таким трудом избавилась. Но после моего рассказа и предъявленного доказательства, я снова стала желанной гостьей. Весь остаток дня я просидела в своей комнате, размышляя об открывшихся мне тайнах. Ну вот, теперь картина предельно ясна. Только интересно, знает ли Лирта, что оборотень — ее единственная дочь? Должна знать, ведь она же похитила у нее сына. Кстати, своего внука. Единственным логическим объяснением поведение старой женщины было то, что она просто сошла сума. Что вполне возможно, после той драмы, которая произошла пятнадцать лет назад. Наверное, в душе надо было ее пожалеть, потому что она останется и без дочери и без внука. Но не получалось. После того как я разделила душу Миллы, какая-то ее часть осталась со мной, впиталась в меня. И эта часть совершенно определенно ненавидела свою мать за убийство любимого мужа. Но еще больше за похищенного сына.

Я дождалась момента, когда дом опустеет: старосты не будет до вечера, а Лирта уйдет к соседке. Солнце уже клонилось к горизонту, но время пока еще было. Надо успеть до того, как мальчик обратиться.

Привычно преодолев препятствие в виде замка своим серебряным когтем, я осторожно приоткрыла дверь и протиснулась в образовавшуюся щелку.

— Мама! — вдруг воскликнула Эльдар, — мамочка, это ты! — я услышала, как звякнули цепи, когда он радостно рванулся в мою сторону.

— Нет, Эль, это я.

— Тиа? — недоуменно спросил он, — но… я же чувствовал, что это моя мама, ты пахнешь совсем как она, — мне стало грустно от разочарования, пропитавшего его голос.

— Может, потому что я с ней сегодня разговаривала.

— Ты видела маму?! — снова оживился мальчик, — но, как…,- тут видно в его голове начали рождаться страшные фантазии, и он в ужасе прошептал:

— Что ты с ней сделала!?

— Расслабься, я не желаю зла ни тебе, ни ей. Я же сказала что помогу. Мы с ней вытащим тебя отсюда. Будь готов к первой ночи новой луны.

— Но я ничего не понимаю, почему ты пахнешь как она! — видимо Элю не давал покоя этот вопрос.

Может, потому что какое-то время я была в теле его матери, была ею? Но не хотелось говорить Эльдару, что я видела самое личные, самые сокровенные вещи, поэтому я лишь пожала плечами.

— Если тебя это смущает, не нюхай. Мне пора идти, солнце скоро сядет. Не вешай нос, Эль, мы тебя вытащим.

Уже у самой двери меня настиг вопрос, заданный робким, надломленным голосом:

— Тиа, почему ты вернулась?

Да, не много у этого мальчика и его матери было причин в жизни для доверия людям. Прежде чем плотно прикрыть дверь, я успела ответить:

— Ты что забыл? Мы же с тобой друзья.


Два дня пролетели почти незаметно, наверное, от полного безделья. Я обнаглела в конец, заявив, что мне надо беречь силы для схватки с оборотнем, поэтому все остальные физические нагрузки в виде копания огорода, мытья полов и штопанья, мне категорически противопоказаны. Это не пошло на пользу налаживанию отношений с Лиртой. И к концу второго дня она меня тихо возненавидела.

Тонкий серп луны повис на небе, зацепившись за него острым краем. Встретившись с Миллой в назначенный час, мы незаметно прокрались в деревню. Подойдя к дому старосты, я остановилась:

— Жди здесь, я сейчас приведу его.

— Нет, я пойду с тобой. Я превосходно вижу в темноте и могу идти абсолютно бесшумно.

— Ты не сможешь освободить его от наручником, и увидев тебя, он может не сдержать эмоций и выдаст нас. Потерпи десять минут, и я верну тебе сына.

Милла неохотно, но согласилась.

Беспрепятственно преодолев лестницу и железную дверь, я снова оказалась в месте заточения Эля. Было видно, что мальчик меня ждал и весь извелся от этого ожидания.

— Тиа, ну наконец-то! Где мама?

— Тссс, говори тише и не надо метаться из угла в угол, от этого цепи звенят.

Подойдя к мальчику, я потянулась силой к сковывающим его стальным наручникам. Когда я просто обхватила руками кольца, он нахмурился и уже хотел спросить, что я собираюсь делать. Но я шикнула на него, чтобы не мешал.

Закрыв глаза, я представила, как из моего мизинца выходит сила, как она вливается в замочную скважину, обретая ее форму, застывая готовым ключом. Еще одно мысленное усилие и замок щелкнув, открылся.

— Ты что, ведьма? — Эль явно был под впечатлением. Я различила в его голосе восхищение

— Да, ведьма, и люблю варить суп из таких болтливых вредных мальчишек как ты. Так что, если не хочешь стать моим потенциальным обедом, помолчи!

Эль не оценил шутку, и надулся. Взяв его за руку, я поспешила покинуть эту тесную грязную комнатку. Мы уже были на середине лестницы, когда сверху раздался грохот. Женский крик, звук разбившейся посуды и в завершении чье-то рычание. Так, дело плохо, пора сматывать удочки, пока кто-то кому-то не свернул шею.

Уже не заботясь о конспирации, я побежала наверх. Эльдар не отставал от меня ни на шаг. Как выяснилось, беда настигла наш план на кухне. Дура, все-таки не вытерпела и зашла в дом! Не могла подождать пару минут. Я же ее предупреждала! И угораздило Лирту именно сейчас сходить на кухню попить воды.

Я ворвалась на кухню, чуть не выбив дверь из косяка, и застала немую сцену.

Перевернутый стол, ощетинившаяся Милла и ее мать с серебряным ножом в руке, тем самым, которым убила ее мужа. Дэжавю, вдруг подумалось мне. Мерзавка судьба опять решила поиграть со своими беспомощными игрушками и навеселиться всласть.

— Лирта, опусти нож, — я старалась говорить мягко и спокойно. А в голове уже плелась серебряная сеть заклинания, готовая накрыть безумную женщину.

— Я убью зверя! — все, у бедной женщины точно посыпалась штукатурка, а скоро поедет и крыша.

— Лирта, это твоя дочь! — пыталась я вразумить ее.

— Нет! Это больше не моя дочь, в ее теле поселился зверь. Это исчадие зла проглотило ее душу, но, убив оборотня, я освобожу мою девочку!

Нет, тут бесполезно разговаривать, но мне надо было время, чтобы доплести заклинание.

— Зачем ты забрала моего сына? — зло прокричала Милла, то ли прочитав мои мысли, то ли решив понять мотивы матери. Как я и подозревала, ответ был очевиден. Ответ сошедшего с ума человека.

— Я хотела спасти мальчика! Это единственное, что осталось от моей бедной дочери. Я изгоню из него зверя! Его душа будет свободной! Только через боль он сможет стать нормальным! А если и это не спасет его, я не позволю зверю забрать его тело, я убью тварь!

Ко мне в голову закрались нехорошие подозрения. Видимо, такие же мысли посетили и Миллу.

— Ты что, избивала его?! — это уже было самое настоящее рычание, и я поняла, что Милла сейчас броситься на мать. Эльдар тоже это почувствовал и кинулся между ними.

— Мама!

Мне стало жутко. Все повторялось. Движение в движение. Будто и не было этих пятнадцати лет. Я, наконец, выпустила заклинание, но с отчаянием поняла, что опоздала. Лирта схватила за руку Эля и занесла над ним нож. Милла завыла раненым зверем и бросилась на мать. Раздался крик, и я больше не могла медлить. Взмах рукой — и Лирта отлетела к стене. Тонкий серп луны скудно освещал комнату, поэтому я не сразу поняла, что случилось. А когда поняла, в ужасе закрыла рот ладонью, чтобы не закричать.

Милла лежала на полу, а Эльдар похоже впал в истерику. И было от чего. Из груди женщины торчал тот самый нож, на котором уже была кровь ее мужа. Драма повторилась, только главные герои поменялись местами. Я подбежала к раненой и попыталась вытащить нож.

— Не надо, — прохрипела Милла, — как только ты вытащишь его, я умру от потери крови.

— Но… что же делать? — в отчаянии спросила я.

— Пообещай мне одно. Забери отсюда моего сына и позаботься о нем. Прошу тебя, ты моя последняя надежда. Не знаю почему, но я уверена, ты не обидишь его и защитишь, — Милла закашляла и прикрыла глаза, — поклянись Пятой Богиней, она всегда заставляет выполнять клятвы.

— Пятой Богиней?

— Той, которая уже ждет меня у старой калитки с лилией в руках. Она протягивает мне свой белый цветок. Пора перешагнуть порог…

— Клянусь Смертью, — прошептала я.

Лицо Миллы исказилось в гримасе боли, а потом разгладилось. Прощай, волчица. Я позабочусь о твоем волчонке.

Эль обнял бездыханное тело матери и не реагировал на мои настойчивые просьбы уходить.

В этот момент очнулась Лирта и, поднявшись, выбежала на улицу с безумным гримасой на лице. Снаружи раздались истошные крики:

— Зверь! Зверь в деревне! Чужачка оказалась ведьмой, она привела оборотня к нам! Просыпайтесь, надо схватить ее!

Плохи дела, надо быстро уходить. Я резко дернула Эльдара за руку, заставив подняться. Богини, как же я устала видеть наполненные до краев болью и отчаянием глаза. Надо привести парня в чувства. Размахнувшись, я со всей силы ударила его по щеке. Эльдар не ожидал такой подлости с моей стороны и обижено вскрикнул.

— Эльдар, твою маму не вернуть. Но если ты сейчас не возьмешь себя в руки, ее смерть будет напрасной. Я обещала ей тебя защитить. Через пару минут проснется вся деревня и нас либо сожгут на костре, либо просто разорвут на части. Ты мне хвастался, что ты уже взрослый. Значит, и веди себя достойно, как мужчина!

Похоже, моя строгая речь возымела действие. Наверное, он ждал от меня утешительных, сочувственных слов. Но сейчас для них не время. Сейчас нужно спасать свои жизни. Эльдар сжал зубы и молча кивнул.

Крепко ухватив его за руку, я распахнула дверь и выбежала на улицу.

Да, оперативно они справились. На ногах уже была вся деревня. Но мало того, кто-то уже успел натаскать дров и сухих веток. И было у меня подозрение, что праздничный костер затевался в мою честь.

— Ведьма! Ведьма! Сжечь ее вместе со зверенышем! — кричали взбесившиеся крестьяне, обступив нас и отрезав путь к спасению.

— Мы пропали… — обреченно сказал Эль.

— Фу, не люблю костры. Потом волосы вонять будут, лучше бы уже топить собрались.

— Как ты можешь шутить?! — ужаснулся Эльдар, — нас же сейчас живьем сожгут на костре!

Я улыбнулась, а мальчик, скорее всего, решил, что я свихнулась, как его бабушка.

"Крылатый…"- позвала я своего Лунного коня.

Легкой серебряной дымкой возникла передо мной его душа, постепенно обретая формы. Рядом восхищенно ахнул Эльдар. Да, мой конь был настоящий красавец. Нервно перебирая копытами и стряхивая на землю звездную пыль, он покорно застыл около меня.

Злые крики затихли. Крестьяне в немом оцепенении уставились на коня. Воспользовавшись этой заминкой, я запрыгнула на спину Крылатому и протянула руку Элю. Мальчик робко ухватился за нее и через секунду оказался у меня за спиной. Крепко обняв меня за талию, он отчаянно пытался не показывать, как ему страшно. Но дрожащие руки выдавали его с головой.

— Они не пропустят нас даже под страхом оказаться под копытами коня. Нам конец, Тиа. Скорее твой конь полетит, чем мы выберемся отсюда живыми, — обреченно сказал мальчик.

— Заметь, ты сам это сказал, — засмеялась я, и дала Крылатому шенкеля. Тряхнув своей белой гривой, он оторвал копыта от земли и взлетел.

Эльдар что-то потрясенно пискнул и так сдавил мои ребра, что я забеспокоилась об их целостности.

Деревушка осталась где-то внизу, с перекошенными от страха и ужаса лицами крестьян.

— Теперь они точно думаю, что ты ведьма, — похоже, Эль начал потихоньку приходить в себя.

— А кто утверждал обратное? — я лукаво улыбнулась, — разве что вместо метлы конь.

— Куда мы летим? — решил поинтересоваться мальчик. Крылатый набирал скорость, и совсем скоро нас окружили горные пики. Холодный ветер неприятно бил по лицу. Только Си'эрр приветливо подмигивала впереди. Эль прижался ко мне и зарылся лицом в густой мех, чтобы хоть как-то согреться. Зато у него не слезились глаза от ветра, как у меня. Я опустила поводья, чтобы дать Крылатому свободу. Почему-то я знала, что он сам привезет нас в нужное место. И его и меня притягивало как магнитом к далекому горному пику впереди. Он слабо светился, но находился слишком далеко, чтобы рассмотреть источник света. Эх, жаль я не умею спать в седле, как опытные наездники. Хороший сон мне бы сейчас не помешал. Только когда меня больно дернули за волосы, я услышала вопрос Эльдара. Из-за свиста в ушах трудно было разговаривать. Пытаясь перекричать ветер, я ответила:

— К драконам!

За спиной раздался жалобный, горестный стон.