"Под покровом ночи" - читать интересную книгу автора (Стюарт Энн)

Глава 16

Над Северной Атлантикой в одном из моторов "боинга-737", в котором летела Кэссиди, возникли серьезные перебои. Но Кэссиди это не волновало. Сидя у иллюминатора, она невидящими глазами смотрела на угрожающе скучившиеся вокруг темные облака и, хотя самолет мотало и швыряло из стороны в сторону, лоб её даже не покрылся испариной. Кэссиди поняла: от страха перед полетами она избавилась навсегда.

Она сомневалась даже, что отныне будет вообще хоть чего-нибудь бояться. Кэссиди стала неуязвимой — ничто теперь не могло обидеть, напугать или унизить её. Она посмотрела в лицо любви, и повидала смерть и отчаяние, тяжкий недуг и предательство. Можно ли познать что-нибудь еще?

Втайне она была даже разочарована, когда "боинг" совершил посадку в аэропорту Кеннеди. Остальные пассажиры устроили пилотам бурную овацию, радовались и кричали как дети. Кэссиди же просто расстегнула привязной ремень и направилась к выходу.

Таможенный контроль она миновала без задержки — багажа при ней не было. Без помех взяла напрокат автомобиль, и в семь вечера уже катила по автостраде в Ист-Хэмптон, где у Шона была загородная вилла размером с небольшой дворец.

На дороге то и дело возникали пробки, однако Кэссиди стоически не замечала их. По радио передавали программу, посвященную излишне влюбчивым мужчинам, и Кэссиди невольно вспомнила Ричарда, которого, возможно, толкнула на убийство именно безумная влюбленность в Диану. Она отключила радио, поменяв трансляцию на мерное жужжание кондиционера.

Шон, как оказалось, закатил очередную вечеринку. Впрочем, Кэссиди не удивилась — Шон обожал шумные компании, да и Мабри на вечеринках чувствовала себя как рыба в воде. Кэссиди припарковала свой арендованный автомобиль в трех улицах от дома Шона, позади новехонького "ягуара", который в былые времена вызвал бы у неё острый приступ зависти. Войдя в дом, Кэссиди приостановилась, ослепленная яркими огнями и оглушенная шумом.

Шон был центром всеобщего притяжения, настоящей душой общества. Вокруг него собралась толпа закадычных друзей, приятелей, новых знакомых и просто каких-то халявщиков. Кэссиди он заметил сразу и, приветливо помахав, продолжил рассказывать какую-то веселую историю, то и дело вызывавшую в толпе взрыв хохота. Кэссиди некоторое время стояла, придирчиво разглядывая отца. Он казался бодрым, жизнерадостным и энергичным. Совершенно не похожим на умирающего, черт возьми! Шон всегда почитал себя неуязвимым и внушил свою уверенность дочери. Значит ему просто нужно было хоть какое-то время побыть вдали от Ричарда Тьернана. Как и ей самой.

Откуда ни возьмись, возникла Мабри.

— Как я рада, милая, что ты решила приехать, — проворковала она. — Я несколько раз звонила, надеясь тебя уговорить, но неизменно натыкалась на автоответчик. Даже, признаться, беспокоиться начала.

— Я навещала подругу на севере штата, — сболтнула Кэссиди первое, что пришло ей в голову. Она ещё до сих пор не приняла окончательного решения о том, что говорить Шону и Мабри. Не решила, стоит ли предупреждать их. А, может, вообще умолчать обо всем?

Если бы только Ричард мог остаться в Англии! Спрятаться с детьми в каком-нибудь укромном местечке. Чтобы она знала, что у него все в порядке, а дети обрели любящего отца. Ну какой смысл для него возвращаться в Штаты и добровольно идти на казнь? С другой стороны, ни в одном поступке Ричарда Кэссиди, как ни старалась, ни могла отыскать ни зернышка здравого смысла. Включая историю с её совращением.

Да, да — именно совращением. Иначе все это назвать было нельзя. И именно Ричарду Тьернану это удалось. Он пробил её защитные оболочки и завоевал всю без остатка. Она отдала ему все, что владела — ум, тело и чувства. Интересно, сможет ли после этого она обрести себя снова?

Ну почему Ричард отказался сказать правду на суде? Ведь его обвинили в преднамеренном убийстве, и именно за это вынесли смертный приговор. Скажи он правду, что схватил нож в состоянии слепой ярости, узнав о том, что жена вынашивает ребенка другого мужчины, и приговор суда был бы несравненно мягче.

Нет, непонятно. Уму непостижимо. Оставалось надеяться лишь на то, что у него хватит ума, чтобы сбежать подальше вместе с детьми и затаиться в какой-нибудь глухомани.

Кэссиди покосилась на Мабри.

— А с Ричардом ты в последние дни беседовала? — спросила она как бы вскользь.

— Ричард — не тот человек, с кем можно так легко побеседовать, — сухо промолвила Мабри. — Должно быть, наслаждается сейчас одиночеством.

— Наверное.

— Кстати, мы припасли для тебя небольшой сюрприз, — сказала Мабри. Впрочем, даже не такой уж и небольшой, — добавила она с улыбкой после секундного размышления.

— Даже не знаю, в состоянии ли я сейчас радоваться сюрпризам, вздохнула Кэссиди.

— Ты ведь знаешь Шона — он обожает мешать все в одну кучу, — загадочно сказала Мабри, но вдаваться в объяснения не стала. — А почему ты все-таки решилась приехать? — спросила она, откидывая с прекрасного лба выбившуюся белокурую прядь. — Ты ведь никогда не питала особой любви к нашим празднествам.

Да, когда Кэссиди покидала Англию, все казалось яснее ясного. Она собиралась как можно быстрее разыскать Шона и открыть ему глаза на Ричарда.

Теперь же Кэссиди уже не была настолько уверена в собственной правоте.

— Я волновалась из-за Шона, — уклончиво ответила она. — К тому же питала иллюзии, что, поскольку ещё не сезон, гостей у вас не так много.

Мабри рассмеялась.

— Зная своего отца, ты должна была сообразить, что он не откажет себе в излюбленных развлечениях, — сказала она. — Переночуешь ты в своей старой спальне, но только боюсь, что ты будешь там не одна. На сей раз у нас весь дом битком набит.

— Кто здесь есть? — поинтересовалась Кэссиди.

— Стандартный набор, — отмахнулась Мабри. — Выбери самых невероятных гостей, умножь это количество на десять — и получишь как раз то, что мы имеем. За коктейлем сама увидишь.

И, лукаво подмигнув, Мабри уплыла прочь, грациозная и изящная, как всегда.

И в лучшие времена рядом с Мабри она чувствовала себя неповоротливой коровой. Теперь же, после перелета через всю Атлантику, утомительной дороги и недосыпа, Кэссиди мечтала только о том, чтобы удалиться в свою комнату, принять душ и выспаться всласть. Однако Мабри уже дала понять, что на это Кэссиди рассчитывать не придется.

Непонятно только, что ей вообще тут делать, если она не собирается рассказать Шону правду про Ричарда. Правильнее всего было бы вернуться в Балтимор. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не встречаться больше с Ричардом Тьернаном. Никогда не позволять ему прикасаться своими холодными и красивыми руками убийцы к её телу или целовать её своими ненасытными губами…

— О чем задумались?

Оборачиваться Кэссиди не хотелось. Она просто ушам своим не поверила. Но выхода не было. С трудом заставив себя нацепить дежурную улыбку, скрепя сердце все-таки повернулась.

— Генерал Скотт.

— Ваши родные уже начали из-за вас беспокоиться, — сказал генерал. Опасались, уж не случилось ли чего.

— Что со мной может случиться? — с наигранной беззаботностью произнесла Кэссиди. — Должна признаться, генерал, я удивлена, встретив вас здесь. Во вражеском лагере, если можно так выразиться.

— О, я вовсе не считаю вашего отца своим врагом, — спокойно, почти благодушно заявил генерал. — Ни в коей мере. Возможно, он несколько дезориентирован и сбит с толку, но я даже в этом не уверен. Думаю, мы оба с ним хотим, чтобы Ричард получил по заслугам, хотя мотивы у нас и разные. Для вашего отца главное — успех его книги. Для меня же — отмщение.

Кэссиди посмотрела на него, пытаясь подавить зарождающийся в глубине подсознания страх. Генерал Эмберсон Скотт был одет в штатское, прекрасно сшитый, с иголочки костюм подчеркивал достоинства его статной фигуры. Загорелый и подтянутый, с отменной выправкой, генерал запросто дал бы сто очков вперед многим молодым парням. Кэссиди не сомневалась, что он от своего не отступится.

— А вдруг вы хотите покарать не того человека? — спросила она, напрочь позабыв все, что так недавно узнала.

Лицо генерала потемнело, он даже не пытался скрыть разочарования.

— Значит ему все-таки удалось провести вас? — спросил он насупившись. — Да, Ричард всегда был мастак по части обращения с женщинами. Великий мастер втираться в доверие. Убеждать в своей правоте. Моя бедная Диана оказалась лишь очередной жертвой из длинного списка. Что он вам про неё говорил? Что она была избалованная, капризная, недостойная доверия?

— Он сказал, что она свихнулась.

Посреди шума вечеринки слова эти прозвучали, казалось, особенно громко и отчетливо. Эмберсон Скотт даже глазом не моргнул, только весь подобрался и напрягся, как лев перед прыжком.

— Если это и так, — сказал он наконец, — то из-за него.

Он вдруг вытянул руку и с неожиданной мягкостью провел по волосам Кэссиди. Чисто отеческое прикосновение, приятное и успокаивающее. Кэссиди невольно захотелось прижаться к этой руке, её тянуло к родительской ласке, которую она так и не познала. — Только не позволяйте ему, Кэссиди, сделать то же самое и с вами, — произнес генерал. — Тьернан уже многих женщин сгубил. Нельзя, чтобы он погубил и вас.

— Эмберсон! — Рядом с ним нарисовалась бледная седовласая женщина — по фотографии Кэссиди узнала жену генерала Скотта. Мать Дианы. Странное создание, похожее скорее на бестелесный призрак; в ней не было ни хрупкой красоты покойной дочери, ни кипучей энергии мужа.

— Эсси, познакомься с Кэссиди Роурки, — сказал генерал. — Она — дочь нашего радушного хозяина. Кэссиди, позвольте представить вам мою жену Эстер.

Кэссиди вежливо улыбнулась. Ответной улыбки не последовало. Серые и невыразительные глаза Эсси Скотт безжизненно скользнули по ней, в то время как их владелица вяло пробурчала нечто нечленораздельное.

И вдруг Кэссиди отчаянно захотелось сбежать отсюда. Подальше от генерала, назойливого и угнетающего, но вместе с тем странно притягательного, и его серой и какой-то неживой супруги.

— Прошу прощения, но мне нужно увидеться с папой, — сказала она. — Вы уж извините.

— Ну разумеется, моя милая, — кивнул генерал. — Увидимся за завтраком.

— За завтраком? — в ужасе переспросила Кэссиди, не веря своим ушам.

— Вы ведь знаете своего отца, — улыбнулся генерал. — Он был настолько любезен, что пригласил нас с моей супругой на весь уик-энд. Как, кстати, и вашего приятеля, Марка Беллингема. Осталось теперь только выманить Ричарда Тьернана из его нью-йоркского гнездышка, и будет полный ассортимент! несмотря на полушутливый тон, глаза генерала не смеялись. — Он ведь по-прежнему в Нью-Йорке, не так ли?

— Наверное, — пожала плечами она. — Где ему ещё быть?

Но генерал был не из тех людей, кого легко провести.

— Где ему ещё быть? — эхом откликнулся он. — В самом деле. А вам, милая, не мешало бы поспать. У вас такой вид, словно вы ещё не акклиматизировались после смены часовых поясов.

Но Кэссиди даже бровью не повела.

— О какой можно говорить акклиматизации после поездки в Коннектикут?

— Мне казалось, вы говорили, что навещали подругу на севере Нью-Йорка, — напомнил генерал.

— У меня много подруг, — процедила Кэссиди, уже начиная раздражаться.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал генерал Скотт. — И я уверен, что вы способны за себя постоять. Вы никому не позволите на себе ездить. И уж тем более — обижать себя. Не так ли, Кэссиди?

— Может хватит, Сонни? — прошипела забытая всеми седовласая серая мышка. И потянула его за рукав. Но генерал не обратил на неё ни малейшего внимания.

— На мою долю в жизни выпало немало сложностей, генерал, — с достоинством ответила Кэссиди. — Меня голыми руками не возьмешь.

— Рад это слышать. К сожалению, нередко случается, что удар в спину наносит именно тот человек, которому больше всего доверяешь. Запомните это, дитя мое.

Кэссиди, вымахавшая под пять футов девять дюймов[1] ростом и весившая сто тридцать пять фунтов[2], уже давно не ощущала себя ребенком. Однако было в облике и поведении генерала что-то, заставлявшее её чувствовать себя слабой, беззащитной и вдобавок — женщиной до мозга костей. И Кэссиди вовсе не была уверена, что ощущение это ей нравится.

— Я это запомню, — холодно проронила она, торопясь покончить с затянувшимся разговором.

Она уже повернулась было, чтобы идти, но генерал вдруг схватил её за руку, которую тут же начал медленно поглаживать. И вновь это вышло у него совершенно естественно и по-отечески, однако Кэссиди вдруг обуяло страстное желание выхватить руку и бежать со всех ног.

— Если хотите поговорить со мной, — тихо, чтобы не услышала жена, промолвил он, — то найдете меня здесь.

Кэссиди посмотрела на него, уже не в силах скрыть испуга. Что-то было в нем от обольстителя, хотя Кэссиди наверняка знала, что обольщать её Эмберсон Скотт не собирается. Должно быть, сочетание властности и природного обаяния делало его столь неотразимым. Кэссиди этот мужчина притягивал и отталкивал одновременно.

— Вы очень добры, генерал, — ответила она, потупившись.

— Скажите мне, милая, где он? — вдруг прошептал он, наклоняясь к Кэссиди почти вплотную.

Кэссиди прекрасно поняла, что он имеет в виду. Этот человек лишился любимой дочери, которая пала от руки убийцы, да и вдобавок был уверен, что и обоих внучат нет в живых. Не удивительно поэтому, что он так мечтал об отмщении, не удивительно, что в одиночку организовал крестовый поход против убийцы.

Может быть, узнай он, что внук с внучкой вовсе не погибли, а живы и здравствуют, и тогда отказался бы от планов мщения? Может, он согласится в обмен на возвращение детишек в лоно семьи отказаться от преследования Ричарда?

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Кэссиди, и она уже открыла рот, чтобы поведать ему правду, как вдруг между ними вклинился и повис у неё на руках настоящий смерч из плоти и крови.

— Франческа! — не веря своим глазам вскричала Кэссиди, заключая в объятия младшую сестру, которую так давно не видела. — Когда ты приехала?

— Несколько дней назад. Мы хотели сделать тебе сюрприз, но я уже не вытерпела, — весело прощебетала девочка. — Франческе О'Рурк было всего тринадцать, но выглядела она гораздо старше, унаследовав от Шона неуемную живость, а матери, графини Альба-Финаньери О'Рурк — поразительную красоту. — Мабри сказала, что Шон нездоров, и я решила его проведать. К тому же мама снова собралась замуж, а ты сама знаешь, какими скучными становятся люди, когда влюбляются.

Кэссиди почувствовала, что краснеет. Франческа, правда, ничего не заметила, но вот генерал — Кэссиди была в этом уверена — оказался более наблюдательным. И, конечно, догадался о причине её смущения.

— Не говори — ужасные зануды, — поспешно закивала она. — Ну, а как ты нашла Шона?

— О, по-моему, он свеж как огурчик, — хихикнула Франческа. — Немного устал, быть может, но это вполне объяснимо — в его то возрасте.

— Между прочим, милочка, он моложе меня, — прогудел генерал с напускной укоризной, смешанной с кокетством.

Франческа обернулась и, радостно взвизгнув, взяла генерала под руку. Одарив его восхищенным взглядом, она добавила:

— У папочки все равно нет для меня времени. И никогда не было. Кэсси вам подтвердит. Может, дядя Эмберсон, вы меня удочерите? Вам хоть со мной интересно.

Дядя Эмберсон! Это словосочетание резануло Кэссиди ухо, но генерал, к её изумлению, расцвел и одарил её непоседливую сестренку нежнейшей улыбкой. Эсси Скотт стояла чуть поодаль, бледно-серая, с ничего не выражающим лицом.

— Надеюсь, моя соседка по комнате это ты? — спросила Кэссиди, с трудом преодолевая желание схватить сестренку за руку и утащить отсюда, подальше от генерала. — Пойдем туда — поможешь мне устроиться. Заодно расскажешь мне про школу, про маму и все остальное.

— Мама — зануда, школа меня вконец затрахала, а в остальном все полная мура, — заявила Франческа с озорной улыбкой. — Я с тобой, конечно, пойду, но ты расскажешь мне про свои амурные похождения. Лады?

И снова Кэссиди покраснела до корней волос. И снова это не ускользнуло от внимания генерала.

Черт бы его побрал, в отчаянии подумала Кэссиди. Если бы только не эти бессонная ночь и утомительный перелет! Сейчас же она мечтала лишь об одном: броситься ничком на кровать и выплакаться всласть.

— Никаких амурных похождений у меня не было, — отрезала она. — Все никак с подходящим кадром не познакомлюсь.

Франческа сочувственно кивнула и направилась к дверям. Она была в коротеньких шортиках, из-под которых торчали бесконечные мосластые ноги, и в коротенькой маечке, открывавшей худенькие загорелые плечики. Совсем ещё цыпленок, невольно подумала Кэссиди.

— Тогда я тебе о своих расскажу, — весело пообещала Франческа. — Чао! — попрощалась она с генералом.

— Чао, дитя мое! — ответил тот.

Кэссиди, выходя, всей спиной ощущала на себе его жгучий взгляд.

— Так расскажи мне про этого Ричарда Тьернана! — беззаботно прощебетала Франческа, не удосужившись даже закрыть дверь их спальни. По счастью Кэссиди в этот миг стояла, повернувшись к сестренке спиной, и лишь благодаря этому сумела скрыть свои чувства. К тому времени, как Кэссиди, закрыв дверь, уселась на кровать, она уже полностью держала себя в руках.

— А что тебе до Ричарда Тьернана? — небрежным тоном осведомилась она.

— Он и правда такое чудовище? Так утверждает ваша пресса, да и дядя Эмберсон говорит то же самое. Шон в ответ на мои расспросы велел потерпеть, пока выйдет его книга, а Мабри посоветовала обратиться к тебе.

— А почему тебя это так интересует?

— Да, похоже, все в нашей непростой семейке сейчас вокруг него крутится. Именно из-за него, между прочим, маманя не хотела меня сюда пускать, но потом, когда перед ней замаячила перспектива, отправив меня в лапы детоубийцы, самой остаться наедине с её малолетним любовником, угадай — что она выбрала?

— С малолетним любовником? — изумилась Кэссиди.

— Ну, если честно, то её хахалю Карло на деле лет двадцать пять, но он так юно выглядит и такой прехорошенький, что запросто сошел бы за её сына. Но ты мне зубы не заговаривай — мы, между прочим, не про мою мамочку беседуем, а про Ричарда Тьернана. Ну так он их все-таки ухлопал, да?

— Франческа! — укоризненно воскликнула Кэссиди.

— Да ладно тебе, Кэсси. Ты ведь никогда мне не врала. Кто, кроме тебя, скажет мне правду? Не говоря уж о том, что Мабри, упоминая тебя, отводила глаза, а я уже достаточно тертый калач, чтобы не понимать, что это значит.

— Франческа, тебе ведь ещё только тринадцать! — не удержалась Кэссиди.

— В Италии женщины взрослеют рано, — торжественно изрекла Франческа, бросаясь на широкую кровать рядом с Кэссиди и вытягиваясь во весь рост. Признайся честно, Кэсси, ты втюрилась в детоубийцу, да? Дядя Эмберсон уверен, что это так.

— Он тебе не дядя! — огрызнулась Кэссиди. — А тебе отвечу: нет, я не втюрилась в детоубийцу.

Франческа покосилась на неё хитрющим глазом.

— Хорошо, я задам вопрос немного иначе. Ты влюбилась в Ричарда Тьернана?

Глядя в темные живые глаза настырной сестренки, Кэссиди поняла, что слишком устала, душевно и физически, чтобы попробовать запудрить ей мозги. Вдобавок — и Франческа была абсолютно права — Кэссиди никогда не врала ей, единственный оплот правды во всей семье. И начинать врать сейчас ей вовсе не улыбалось.

— Если я и влюбилась, — решилась она, — то это очень большая ошибка.

Франческа проглотила её слова, согласно кивая.

— По-моему, Кэсси, это самое обычное дело, — задумчиво промолвила она. — Насколько я могу судить, любая влюбленность — ошибка. Достаточно мою мать вспомнить. Страшно даже представить, как она всякий раз влипала. Кстати, ты знаешь — дядя Эмберсон всерьез опасается, что Ричард тебя убьет.

Кэсси закусила губу.

— Генерал очень озлоблен.

— А можно ли его за это винить? Бедняга ведь потерял дочь и внучат естественно, что он жаждет мести. Нам, итальянцам, это понятно как никому.

— Ты вообще-то наполовину американка, — напомнила Кэссиди.

— А вот Шон так вовсе не считает, — возразила Франческа. — По его мнению, я — наполовину итальянка и наполовину ирландка. Гремучая смесь.

— Господи, мне и подумать страшно, что ты уже вступаешь в период половой зрелости, — вздохнула Кэссиди.

— Слава Богу, ещё только через пару лет, — засмеялась девочка. — Мы, Финаньери да Римини, расцветаем поздно. — Она немного помолчала. — Кстати, что ты все-таки собираешься предпринять по поводу этого Ричарда Тьернана?

— Ничего? — пожала плечами Кэссиди.

— Но как ты считаешь — он их убил?

Перед мысленным взором Кэссиди всплыли поразительные глаза Ричарда, его удивительно красивые руки, пальцы, сжимающие стакан виски. Словно наяву она слышала его чуть охрипший голос, вспоминала страшные слова.

— Не знаю, — промолвила она, но тут же подумала, что обманывает себя. Увы, Ричард сам сказал ей правду.

Франческа кивнула.

— Да, грустная история, — сказала она. — Я уж просто из кожи вон лезу, чтобы хоть как-то приободрить дядюшку Эмберсона. Со мной он хотя бы смеется. Говорит, что я ему почти заменяю дочь.

Кэссиди внимательно посмотрела на сестренку. Худенькая, угловатая, совсем, казалось бы, ребенок, но не по-детски умна и наблюдательна. Внезапно её охватило совершенно необъяснимое беспокойство. Как ни старалась Кэссиди, она так и не поняла его причину. Впрочем, успокаивала она себя, события последних дней и не могли пройти бесследно.

— Ты знаешь, что Шон серьезно болен? — спросила она, чтобы сменить тему.

— Да, — ответила Франческа. — Именно поэтому я и настояла на своем приезде сюда. В противном случае я бы наверняка задержалась в Милане, чтобы хоть немного насолить мамочке и Карло. При мне ей уже не так просто строить глазки своим молокососам.

— Франческа, ты просто чудовище! — смеясь, всплеснула руками Кэссиди.

— Вот и мамочка так говорит. Скажи, Кэсс, он умирает? — вопрос был задан столь внезапно, что Кэссиди не успела соврать,

— Видимо, да, — сказала она.

— И — скоро?

— Наверное.

В комнате воцарилось молчание. Когда наконец Франческа подняла голову, в глазах её стояли слезы.

— Но ведь он так хорошо выглядит! — воскликнула она.

— Да, милая, — со вздохом ответила Кэссиди. — И хоть за это мы должны быть благодарны Господу. Кто знает, а вдруг врачи ошибаются? Они ведь нередко ставят неверный диагноз. Хотя Мабри в это не верит.

— Дядя Эмберсон говорит, что это Ричард Тьернан сводит папу в могилу. И что смерть Шона будет на его совести, как и убийства других людей.

— О нет! — с жаром воскликнула Кэссиди. — Как раз Ричард папу вдохновляет! Придает ему сил и воли к жизни. Возможно, ты и не знаешь, Франческа, но Шон стал совершенно одержимый — он живет только своей книгой. Не знаю, что бы сейчас было с ним, если бы не Ричард и не работа. Для него ведь именно это главное на свете — успех и работа.

— Ну да, а на родных детей ему наплевать, — со вздохом закончила Франческа. — Хотя мы ведь с тобой все равно его любим. Правда, Кэсс?

— Ну конечно, милая, — улыбнулась Кэссиди. — Как, кстати, и он — нас, хотя и в меру своих возможностей.

Франческа снова вздохнула.

— До чего жаль, что у меня не такой папа, как дядя Эмберсон, — с чувством промолвила она. — Заботливый, внимательный к моим нуждам, готовый ради того, чтобы отомстить за меня, преследовать врагов до последнего вздоха.

— А вот мне вовсе не кажется, что тебе будет приятно очутиться в положении после которого кому-то понадобилось бы за тебя мстить, — сухо промолвила Кэссиди. — Разве тебе самой хотелось бы оказаться изувеченной или — не дай Бог! — убитой? — Она пыталась хоть таким образом повернуть их беседу в разумное русло.

— Да я толком и не знаю, — призналась девочка. — Мне всего тринадцать, и голова моя полна романтических бредней. Не говоря уж о том, что в моих жилах течет половина итальянской крови, а половина — ирландской.

— Американской, — снова поправила Кэссиди.

— В том смысле, что мне вовсе не улыбается перспектива оказаться в больнице с переломанными костями или тем более — сыграть в ящик. А вот мысль о некотором… хм, сексуальном насилии приятно будоражит кровь, призналась Франческа с неподражаемым простодушием.

— Боюсь, что, привыкнув к самостоятельности и независимости, ты найдешь генеральскую любовь довольно навязчивой, — заметила Кэссиди.

— Увы, это вполне возможно, — вздохнула Франческа. — Эх, как мне хочется, когда я вырасту, быть похожей на тебя, а не на мою мамашу!

— Мы с твоей мамой совершаем совершенно одинаковые и дурацкие ошибки, — призналась Кэссиди.

— Не совсем. Мамочка выбирает мужчин, которые без конца ей льстят и всячески тешат её самолюбие; с ними она чувствует себя моложе и красивее. Но на риск она никогда не пойдет, даже ради меня.

Кэссиди натянуто улыбнулась.

— Тогда как я стараюсь избегать мужчин, а не выбирать их — да?

— Нет, ты просто не умеешь выбирать правильно. — Франческа лукаво заулыбалась. — Господи, до чего же мне не терпится познакомиться с Ричардом Тьернаном! Я просто сгораю от нетерпения.

В это мгновение в дверь их комнаты забарабанили, так громко и нетерпеливо, что сердце Кэссиди тревожно екнуло, предчувствуя беду. Франческа уже шагнула, чтобы открыть, но не успела — дверь распахнулась, и они увидели Мабри. Лицо её было белым, как полотно, по щекам катились слезы.

— С вашим отцом совсем плохо, — давясь от слез, выдавила она. Вызвали "скорую", но, боюсь… уже поздно.

Сидя в самолете, Ричард закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла. Все кончено, он сжег за собой все мосты. Общаясь с детьми, он так беззаботно играл с ними, что ни девочка, ни мальчик даже не заподозрили, что сердце его разрывается от горя.

Детишки спрашивали про Кэсси, и ему пришлось обмануть их. А куда было деваться? Детям было с ней хорошо, и она могла бы их спасти, но, увы сбежала. Не выдержала последнего испытания.

Не мог Ричард, да и не должен был винить её за это, но у него это не получалось. В его жизни не оставалось места для сострадания и прощения. Ради детей он готов был пойти на любые жертвы, а Кэссиди в конце концов сделала свой выбор сама.

Он попытался представить себе, что его может ждать по возвращении в Штаты. Обратилась ли Кэсси в полицию? Встретят ли его вооруженные до зубов полицейские?

Однако почему-то Ричарду так не казалось. Как не верил он и в то, что Кэссиди расскажет Шону то, что сама считает правдой. Конечно, она сейчас у Шона. Больше ей не к кому податься. Кэссиди загнана, растеряна, запугана до предела. И все-таки не настолько, чтобы предать его.

Но как он мог быть с ней настолько неосторожен? Затаившись в своей темной пещере, Ричард настолько привык считать себя неуязвимым, что даже сам не заметил, как Кэссиди начала потихоньку подтачивать его броню.

Да, этой женщине удалось подкопаться под неприступную твердыню его затворничества, заполнить пустоту, зиявшую на месте его сердца. Но ничего, к тому времени, когда они встретятся вновь — если им суждено встретиться, он уже снова будет во всеоружии.

Черт бы побрал Кэссиди Роурки! Черт бы побрал его самого! И черт бы побрал всех остальных, алчных, глупых, мелких и подлых, которые настолько исковеркали его жизнь! И все же каким-то непостижимым образом ему удалось хоть ненадолго выбраться из этой сечи и спасти своих детей…

Вот что в конечном итоге самое главное, а на все остальное можно и наплевать. Он сумеет найти другую женщину, которой доверит судьбу детей, и которую для этого не придется соблазнять и подчинять своей воле. Он положит ей щедрое жалованье, убедится, что дети в безопасности, а потом одним махом покончит со всей этой дребеденью.

Возможно, прихватит с собой и Кэссиди Роурки.

Ричард и сам не подозревал, что зашел так далеко. Настолько погрузился в пучину подсознательного безумия, что способен хотя бы помышлять об убийстве и самоубийстве.

Да, единственное, ради чего он ещё продолжал жить, была забота о детях. А Кэссиди Роурки — так, случайный эпизод, мимолетное увлечение. Ничего, он быстро выкинет её из головы. Пусть якшается с себе подобными. С Марком Беллингемом, например.

Может, потом, уже после казни, он будет являться ей в кошмарных снах. И тогда, с кем бы она ни жила, в постели их всегда будет трое. И никогда, даже лежа в объятиях другого мужчины, Кэссиди не сможет забыть его.

Что ж, он довольствуется и этим.