5

В пятницу с утра Джованна сидела и блаженно улыбалась, глядя на маленький рыжеволосый сгусток энергии, носившийся по кухне, блистающей никелем и белизной полотенец.

Дейрдре О'Райли родилась в Ирландии, получила образование во Франции и Италии, жила — жила везде. Художница и искусствовед, она то учила детишек правильно смешивать краски, то мчалась на раскопки куда-нибудь в Мексику, то понимала, что ей просто необходимо научиться расшивать кожаные кисеты бисером, для чего отправлялась в Северную Америку, одним словом, Дейрдре О'Райли никто и ни за что не дал бы ее шестидесяти пяти лет.

Семью Аверсано она знала достаточно хорошо и близко благодаря своей подруге Лукреции, но в данный момент являлась гостьей Джованны Кроу. Беспокойной и необыкновенно желанной гостьей.

— Доди, остановись хоть на мгновение, я не могу тебя рассмотреть.

— Котенок, я уже в том возрасте, когда рассматривать меня необязательно и даже вредно. В известный момент надо принимать ислам.

— Зачем?

— Они там носят чадру, очень гуманно по отношению к остальным.

— Перестань кокетничать. Ты осталась девчонкой.

— Что может быть хуже семидесятилетней девчонки? Только восьмидесятилетняя девчонка. Шучу. Почему у тебя глазки красные? Плакала?

— От радости, Доди. Я по тебе скучала.

— Я по тебе тоже. Зеркала, зеркала. Слишком много света. Значит, туры для начинающих художников и я в качестве рояля в кустах. «А вот совершенно случайно к нам приехала настоящая художница!» Что говорит его сиятельство?

— А почему Франко должен что-то говорить?

— Потому что это Франко.

— Он… ничего пока не знает.

Дейрдре затормозила и уставилась на Джованну с искренним восхищением,

— Ты ничего ему не сказала? Фантастика! И он не догадывается? Так ведь будет скандал. Может, пора?

— Думаешь, так легко все ему сказать…

— Конечно! Гораздо труднее все скрывать. Раз — и выложила все, как есть. Гора с плеч, камень с души.

— Это тебе. А я боюсь.

— Сейчас я заварю себе чай, ты сядешь рядом, все мне расскажешь, и мы вместе придумаем план действий. Из Лондона я привезла упоительный лимонный кекс.

Джованна вздохнула и начала рассказывать.

Дейрдре глубокомысленно кивала и отрезала от кекса все новые куски. Наконец она изрекла:

— Не вижу ничего пугающего в поведении юного Франко. Вы не заключали никакого соглашения, ты ничего не подписывала. Во всяком случае, никаких обязательств.

— Да, но я ознакомилась с обязательствами арендаторов. Там ясно указано, что никакой коммерческой деятельности на территории поместья вестись не должно.

— Ой, прям такая коммерция! Кстати, когда приезжают первые клиенты?

— Скоро. Меньше двух недель осталось. А тут еще новоселье…

— Детка, это же шикарно! Новоселье — это мой любимый праздник. Все радуются, подарки дарят… Вы что, поругались с мальчиком?

— Мальчику скоро сорок, и поругаться с ним осмелится только камикадзе. Нет, мы в хороших отношениях.

— Еще бы! Вы же старинные друзья.

— Да ну! Какая там дружба. Так…

— Не скромничай, малышка. Я-то помню, как Лу беспокоилась за тебя.

Джованна этого как раз не помнила. Вот смех тетки в ту проклятую ночь помнила. Лу прямо изнемогала от хохота и все повторяла: «Значит, перекинул через плечо и унес? Молодец!»

Сточки зрения Джованны, прошлой и нынешней, смешного в той истории не было ничего.

— Доди, это было десять лет назад. Все быльем поросло.

— Ничего себе былье. Он тебе отдал дом, да еще и отстроил его заново, а ты — быльем поросло. Нет, это неспроста, помяни мое слово. У ирландцев на такие вещи нюх.

— На какие «такие»?

— Ну… всякие. Кого это к нам несет? Первые клиенты?

И рыжая художница метнулась к дверям. Джованна последовала за ней с отчаянно бьющимся сердцем. Она почти наверняка знала, кто это пришел…

Дейрдре присела в шутовском реверансе и заверещала:.

— Ваше сиятельство! Простите меня, дурочку деревенскую. Не нанесла вам первый визит, забылась. Если только вы будете великодушны, синьор граф…

Франко ухмыльнулся и подхватил маленькую художницу на руки. Крутанул по прихожей и крепко расцеловал в обе смуглые обветренные щеки.

— Я тебя уже предупреждал, Доди, здесь над всеми издеваюсь только я. Право феодала, знаешь ли. Ты приехала! И я очень этому рад.

— Дай посмотреть на тебя, конкистадор! Смотрите-ка, джинсы и футболка, кроссовки, видавшие виды, а ручонки шершавые, словно у кузнеца. Графы так не выглядят, или я безнадежно устарела?

— Просто ты романтик, Доди. В наши дни графы не чураются любой работы. В частности, я сейчас копался в моторе трактора.

Джованна откашлялась. Доди ангел, но язык у нее без костей. Сейчас она брякнет про туристов, и разразится скандал…

Франко Аверсано выглядел расслабленным и добродушным, но Джованна видела, как холодны его серые глаза. Он не спускал взгляда с Дейрдре.

— Так ты приехала, Доди, Что привело тебя в наши края?

Джованна вскинулась. Она ведь говорила ему, зачем он ее проверяет? Но Доди на мякине не проведешь. Зеленые нахальные глаза уставились на молодого графа едва ли не с презрением, дескать, с кем связался, мальчишка!

— Дела, мой маленький, дела. Преподавательская стезя терниста и извилиста, знаешь ли.

— А поподробнее? Новый проект?

— Да. Но больше не услышишь ни слова. Бумаги еще не подписаны, все может сорваться в один миг. Ты же знаешь, ирландцы суеверны.

— Знаю. Бог с ним. Я рад, что преподавательская стезя привела тебя в наши края.

— Как мама, малыш?

— Ничего. Пытается справиться с тоской.

— Ты, наверное, тоже?

— Потеря была тяжкой, Доди. Отец… и Лукреция. Джованна потеряла тетю, я отца и друга семьи.

Говоря это, Франко взглянул на Джованну, и девушка благодарно и грустно улыбнулась ему в ответ. Она знала, что Франко говорит не из простой вежливости.

Тетя Лу… Ведь именно благодаря ей Джованна живет теперь в Италии. Этот дом пронизан воспоминаниями о ней, и Франко прав: дело не в цвете стен и не в кружевных занавесках. Память о тетке Лукреции сильнее и ярче любой пещи. И тетка Лукреция не умерла, покуда эта память жива…

Джованна задумчиво взглянула на Дейрдре. Да, если она проговорится, будет кошмар. В документе ясно указано: никакой коммерческой деятельности. Будь Джованна одна, еще можно было бы придумать что-нибудь правдоподобное, но если Дейрдре останется в Пикколиньо надолго…

— Франко, ты пришел по делу?

— Джо, неужели для визита обязательно нужен серьезный повод? Мы же соседи.

— А я и не против, только интересуюсь…

Доди вклинилась между ними.

— Все, все, хватит. Старушке требуется отдых, ваше сиятельство, так что извольте перестать ссориться.

— Слушаюсь, хотя на самом деле мы еще и не начали. А что это у тебя, Доди? Неужели подрамник и кисти?

— А что тебя так удивляет, юный Аверсано? Я все-таки художница! И не хватай кисти за щетину, это очень ценные экземпляры.

— А почему вы не угощаете меня кексом?

— О, конечно, Франко, угощайся…

— Еще чего! Итальянцы ничего не понимают в кексах! Франко, неужели в таком поместье у тебя нет дел? Отправляйся и займись ими.

Франко расхохотался, запрокинув голову, а потом заявил:

— Я уйду только при одном условии. Вы обе придете ко мне на обед. Доди, в основном это приглашение касается тебя, но тебе поручается привести с собой твою очаровательную хозяйку У меня сегодня гостит синьор Бареджо, магистр искусств из Сиены, думаю, вам с ним будет о чем поболтать, пока мы с Джованной поскучаем в обществе друг друга. Кстати, Доди… Я знаю, какая ты революционерка, поэтому предупреждаю: у меня в поместье действуют довольно жесткие правила для арендаторов, так что я надеюсь, ты не станешь подбивать Джо нарушать их.

Выпустив этот последний снаряд, Франко Аверсано удалился, оставив женщин в задумчивости. При этом Доди выглядела восхищенной, а Джованна испуганной.

— Нет, каков мальчик, а? Орел! Сокол! Кондотьер! Только посмотрел и сразу все понял. Джои, детка, все расскажи, не тяни. Обиды такие, как он, не прощают. Сразу сбрасывают в ров, к тиграм.

— Тут нет рва, я смотрела.

— Неважно. Все равно скажи. Надеюсь, он хорошо готовит?

— У него есть шеф-повар.

— Джои, я тобой горжусь. Другая бы умерла или описалась от страха, а ты — холод и спокойствие, выдержка… Неужели ты не волнуешься?

— Волнуюсь — это не то слово.

— Из-за этих правил?

— Ой, Господи, да правила здесь ни при чем. Я не знаю, что мне делать.

— Как что? Соблюдать их.

— Мне не нравится то, что происходит между мной и Франко…

Доди посмотрела на Джованну и абсолютно спокойно спросила:

— Вы с ним уже спите?

— Что-о?! С чего ты взяла?

— Значит, еще нет. Что ж, это вопрос времени.

— Доди, я не собираюсь этого делать!

— Не поверишь, Ева тоже не собиралась. А чем кончилось? Дети и труд в поте лица. Хорошее дело браком не назовут.

— Доди, я не это имела в виду!

— Дорогая моя, я не вызываю тебя на откровенность и ни на чем не настаиваю. Просто мы с твоей теткой… для своего времени мы были весьма распущенны, да и для нынешнего времени… скажем, могли бы выбиться в эксперты по половому вопросу. То, как мальчик на тебя смотрит, как ты на него смотришь, как произносишь его имя… Это еще не любовь, но и просто соседскими отношениями уже не назовешь.

— Доди… я тебя убью.

— Вот именно поэтому я ни на чем и не настаиваю. Хочешь валять дурака и пудрить самой себе мозги, пожалуйста. И удачи тебе, крошка. Потому что, зная Франко, удача тебе понадобится. В гигантских масштабах. Нет, ну каков мальчик! Орел!

Франко прислал, за ними лимузин. Настоящий, сверкающий, как солнце, длинный, как крокодил, и шикарный, как неизвестно что. Загадкой осталось то, как он ухитрился подъехать к Пикколиньо, да еще и развернуться на узкой дороге. Доди взвыла при виде машины и обернулась к нервничавшей Джованне.

— Ты потрясена? Я — до глубины души.

После этого маленькая художница плюхнулась на свое место и с восхищением уставилась на невозмутимого шофера. Белокурый красавец напоминал римского легионера, а то и консула.

Джованне было не до того. Ее терзали самые различные сомнения. Правильно ли она сделала, что согласилась? Не глупо ли на ней смотрится платье от кутюр? Что подумает Франко? Выйдет ли графиня к гостям?

Кстати, о платье. Оказывается, носить шикарные платья приятно. Если она заработает много денег, начнет практиковать выход в свет. По крайней мере, купит себе еще парочку платьев.

— Малышка, ты в порядке? Не жалеешь, что согласилась?

— Пока нет, там посмотрим.

Франко ждал их на ступенях мраморной лестницы, и Джованна была близка к тому, чтобы завизжать от восторга при виде радушного хозяина, а Дейрдре… Дейрдре никогда не сдерживала эмоций.

Он и в самом деле заслуживал восхищения, бронзоволицый красавец Франко Аверсано. Ради сегодняшнего вечера он надел светлый костюм и теперь казался еще выше ростом и шире в плечах.

— Добро пожаловать в «Роза ди Казерта». Дейрдре? Джованна? Я рад, что вы здесь не по делу, а с дружеским визитом.

Джованна смело вложила дрожащие пальчики в широкую и теплую ладонь и посмотрела Франко прямо в глаза.

— Я рада, что приехала. Я всегда любила этот замок.

— Тогда тебя ждет сюрприз. Сегодня вечером ты увидишь его во всей красе. Я провел освещение к каждому кусту роз, к каждому фонтану и каждой клумбе. Должно выглядеть потрясающе. Доди, я знаю, ты не любишь ландшафтный дизайн, но магистр не даст тебе скучать.

— Он уже здесь? О, это замечательно. Чему ты улыбаешься, глупая девчонка! Ты знаешь, кто такой профессор Бареджо? Если он чего-то не знает о фресках Джотто, значит, этих фресок просто нет. Он исследовал этрусков, его допускали в Тадж-Махал, он своими руками зарисовывал золотые украшения скифов! О, Франко, меня можно даже не кормить! Я уже абсолютно счастлива.

Доди умчалась вперед, а Франко и Джованна с улыбкой последовали за ней.

— Она прелесть. Настоящий фонтан энергии. Франко, а… мама выйдет к нам?

— Не могу сказать точно, Джо. Я очень надеялся, что известие о твоем приезде ее взбодрит, что она захочет тебя увидеть, но пока рано говорить. Я не хочу настаивать. Она сама примет решение.

— Если бы я могла помочь!

— Мы еще поговорим об этом, Джо, обещаю.

Оказалось, что Доди уже вцепилась в профессора Бареджо и оба абсолютно счастливы. Они трещали без умолку, что-то рисовали на салфетках, то и дело взрывались от смеха и напоминали двух маленьких инопланетян, случайно встретившихся на нейтральной территории и углубившихся в воспоминания о далекой родине.

Потом они соизволили обратить внимание на хозяина дома, и профессор Бареджо виновато улыбнулся.

— Мы психи, дорогой Франко, форменные, психи. Но синьора О'Райли, встреча с ней — это такое счастье! Понимаете, мы знакомы заочно, по статьям в журналах и через общих знакомых; а теперь я имею возможность… Ох, опять я о своем! У вас прекрасный замок, Франко. И вы первый на моей памяти владелец родового гнезда, который не развесил портреты предков в этой чудесной стрельчатой анфиладе. Вы не поверите, сколько раз я видел абсолютно загубленные замки! Это же неоготика, а портреты прямоугольные. Пространство гасится… Э, что говорить. Вы молодец!

— Я отправил предков в отдельный зал, чтобы они могли общаться в тишине. Доди, ты там уже была, проводи профессора. Из тебя все равно получится лучший экскурсовод, чем из меня. Кстати, там рядом неплохая коллекция современных полотен. Потом выскажете мне свое мнение.

Провожая Доди и профессора взглядом, Джованна заметила:

— Как хорошо, что ты пригласил этого симпатичного профессора. Доди счастлива.

— Я люблю сводить людей. А ты красавица, Солнышко. Я рад, что ты надела платье.

— На это было не так уж трудно решиться. Оно очень красивое.

Джованна таяла, как лед в лучах весеннего солнца. Франко, его голос, его запах сводили с ума, заставляли колени подгибаться, а кровь закипать в жилах. Она почти боялась самой себя и своей бурной реакции на этого мужчину. Что происходит?!

— Что ж, наконец-то ты большая и тебе можно предложить фирменный коктейль замка «Роза ди Казерта».

— Персиковый сок с шампанским? Я помню. Ты мне его однажды налил. Нос щекотало.

— Помнишь? Я думал, забыла. Прошу. Теперь можешь пить, сколько хочешь. Выросло Солнышко… Оказывается, чертовски приятно за тобой ухаживать, Джо. Я не знал. Странное чувство. Вроде бы та же белобрысая девчонка — и вместе с тем незнакомая красавица.

— Граф, вы меня засмущали. Сейчас начну делать глупости. Я всегда делаю их от смущения.

— Прежняя дерзкая Джо. Во всем прежняя.

— Тебе это не нравится?

— Пожалуй, наоборот. Очень нравится.

Это был опасный разговор, пряный и терпкий, как молодое вино, скользкий, как лед на реке, лукавый, как сам Отец Лукавства, соблазнительный и грешный. Глаза Франко мерцали в полумраке, Джованна почти физически ощущала, как он ласкает ее взглядом, и теплеют руки, плечи, грудь… Она вдруг ощутила такую бурную и жаркую волну желания, что едва не задохнулась от ужаса и блаженства. Взять его за руку, сказать все, что хочется, отвести в одну из тысячи спален этого замка и любить его до потер пульса, до одури, до исступления, потому что это единственное, чего она хочет, всегда хотела, с самого первого раза, когда он был уже взрослым, а она еще девчонкой… Тогда она не знала, как это называется, теперь знает. Она его хочет.

Успокойся. Это просто игра. Он граф и миллионер, ты хозяйка крошечного турбюро. Вы с ним из разных миров. Да, он помнит тебя в детстве, да, он шутит и смеется, он даже готов помочь тебе обустроить дом и покатать на лошади, но вы с ним из разных миров. У вас нет ничего общего, разве только воспоминания. Как только ты совершишь ошибку и станешь его женщиной — можешь быть спокойна, всего на одну ночь, ну на две — его отношение к тебе изменится.

Джованна торопливо припала к спасительному коктейлю, совершенно некстати вспомнив самые разные печатные издания, в колонке сплетен в которых почти постоянно фигурировал молодой граф Аверсано. Иногда имелся в виду, младший брат Франко, Джакомо, но чаще всего встречалась именно фотография Франко.

Ну да, да, она следила за его жизнью. И фотографии вырезала из журналов, а вот заметки рвала. В заметках фигурировали женщины Франко, а о них ей знать не хотелось.

— Джо, почему ты так серьезна?

— Так… Тебе неинтересно.

— Нет, интересно.

— А я все равно не скажу.

— А я налью тебе еще бокальчик, и ты все расскажешь…

Бокальчик произвел убийственное воздействие. Глаза у Джованны разгорелись алчным блеском, и мечтала она только об одном: чтобы Франко бросил прикидываться радушным хозяином, перекинул ее по обыкновению через могучее плечо и унес бы куда-нибудь, где темно, тихо и есть кровать. Можно даже в подземелье замка… Он свяжет ее шелковыми веревками и будет держать там всю жизнь… Только для себя… А она будет счастлива…

— Ты что, стихи сочиняешь? У тебя лицо такое… потустороннее.

— Кушать подано, господин граф.

— Спасибо, Джузеппе. Синьорина Кроу, позвольте, предложить вам руку…

Вот это и оказалось роковым. Джованна была возбуждена до предела, до того, что едва не теряла сознание. Прикосновение Франко вызвало дрожь, и он с тревогой посмотрел ей в глаза.

— Ты в порядке?

— Д-да… Замерзла немного.

— Смотри, мы будем сидеть на открытой террасе.

— Ничего, сейчас пройдет. Уже прошло.

Ничего не прошло. Она едва могла идти. Низ живота сдавило судорогой. Может, он ее приворотным зельем напоил?

— Оттуда видно всю мою электрификацию и иллюминацию. Закрой глаза. Раз… два… три… Открывай!

— Ох!

— Красиво?

— Нет. Это потрясающе! Волшебно! Невероятно! Как будто звезды на небе, но поменялись, местами с землей…

— Ты все-таки сочиняешь стихи, Джованна Кроу.

— Отстань! Тебе лишь бы смеяться.

— Я не смеюсь. Я очень серьезен. Почему ты кусаешь губы?

— Я думаю, как жаль, что такую красоту видят немногие. Ведь это могли бы увидеть тысячи…

— Началось. Джованна, это будет конец всего, понимаешь? Конец красоте, конец сказке. По спальне моей прабабушки будут водить экскурсии. С розового куста, который посадил отец на пятую годовщину их с мамой свадьбы, будут красть розы…

— Франко, перестань. К вам могли бы ездить люди, а не обезьяны.

— Обезьяны не курят, не сквернословят и не портят лес. Обезьяны не способны произвести те разрушения, которые человек с легкостью сеет вокруг себя. Знаешь, почему синьор Мантеньо аптекарь, как его отец, дед, прадед и прапрадед? Потому что мы сюда никогда никого не пускали.

— Жизнь изменилась,

— Да, но в моих силах сделать так, чтобы эти изменения не стали катастрофой. Несколько лет назад у отца было довольно трудно с деньгами. Очередной кризис подкосил. Тогда власти предложили ему продать участок земли, тот самый, где Пикколиньо, оливковая роща и виноградник дона Сантуццо.

— И что?

— Мама и Лукреция вызвали меня из Нью-Йорка, но отец и сам не стал бы этого делать. А наш сосед согласился. Теперь на месте его виноградников скоростная автотрасса и сеть бензозаправок. Ты этого хочешь? Нет уж, Джо, я сохраню этот уголок Италии нетронутым, таинственным и прекрасным, я не позволю разрушить его очарование, даже если мне придется сторожить свои границы с ружьем в руках.

— Ого! Я думала, это твой дом, а это твоя крепость.

— Шути, шути. Дошутишься. Ладно, пошли за стол.

Доди и профессор Бареджо присоединились к ним, и вскоре все уже наслаждались превосходными яствами синьоры Баллиоли и шеф-повара замка. Достойная домоправительница специализировалась на традиционной кухне, а мэтр отдавал предпочтение общеевропейским стандартам. Все было превосходно приготовлено, а собственное молодое вино обогащало вкус всех блюд.

Доди метнула на девушку острый взгляд и страшным шепотом вопросила:

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Ничего. Все нормально.

— Бабушке своей расскажи! Я же вижу.

— Ничего не случилось. Он никого сюда не пустит. Я не знаю, что делать.

Доди откашлялась и невинным голоском пропела:

— Как же у вас красиво, Франко, мой мальчик. Только очень пустынно.

Франко с усмешкой посмотрел на художницу, потом перевел взгляд на Джованну.

— Да. Особенно в это время суток. Чужие здесь не ходят

Профессор Бареджо оторвался от созерцания серебряной соусницы семнадцатого века и благодушно подлил масла в огонь, не подозревая об этом.

— Да, да, очень хорошо, тихо, никого народу… Только вам, мой друг, должно быть, здесь, одиноко? Вы привыкли к блестящей светской жизни, к событиям, а здесь тишина… Боже милосердный, какая здесь тишина.

Доди с неудовольствием покосилась на профессора и демонстративно прижала пальцы к вискам.

— О да, тихо — аж в ушах звенит. И голова кружится.

Франко засмеялся и поцеловал старой разбойнице руку, а потом обернулся к Бареджо.

— Я вовсе не одинок здесь, профессор. Здесь живут замечательные люди. Кроме того, у меня появилась прелестная соседка.

С этими словами он поймал руку Джованны, и та немедленно вспыхнула от смущения. Франко не обратил, казалось, никакого внимания на ее румянец, а руку выпустить позабыл. Профессор продолжал безмятежным голосом:

— С точки зрения искусствоведа, публика всегда вредна. С другой стороны, дом без обитателей ветшает гораздо быстрее, чем с ними. Да и вашим людям надобно где-то работать. Ведь пока, надо полагать, им платите вы?

— Разумеется. Тем, кто работает в поместье. Многие ездят работать в город. Кто-то открывает магазинчики и лавки. Одним словом, в «Роза ди Казерта» жизнь не стоит на месте.

— Я верю, верю, мой друг. Считается, что туризм кормит туземцев, но ведь он же и развращает их, верно? Куда проще продать дешевую открытку втридорога или спихнуть залежалый товар заезжим гостям, чем заняться истинным трудом.

— Совершенно с вами согласен, профессор! А ты, Доди? Что скажешь ты, моя ниспровергательница?

— Скажу, что вы оба говорите глупости. В Равенне за день проходят тысячи туристов, Рим вообще сплошной музей, и в нем живут миллионы.

— Ну да, и фонтан Треви может развалиться с минуты на минуту!

— Франко, ты, извини меня, дурачок, вот и все. Никто не строил все эти термы, акведуки и фонтаны для красоты, они строились И ДЛЯ КРАСОТЫ, И ДЛЯ ПОЛЬЗЫ! Из фонтана брали воду, в термах мылись. В замках и дворцах жили, Франко. А ты? Огромный замок-сказка пустует, в нем живете только вы с матерь. Джакомо ведь совсем не приезжает, не так ли? А мог бы привезти семью. Этому замку не хватает детских голосов, вот что я скажу!

Рука Франко чуть сильнее стиснула пальцы Джованны — или ей показалось?

— А что ты примолкла, Солнышко? Ты ведь как раз собираешься работать в Пикколиньо! Расскажи нам, что ты решила сделать из маленького домика твоей тетки?

Он все знает, верещало подсознание. Он всё знает и нарочно тебя провоцирует. Скажи ему правду, попроси прощения и больше так не делай!

— Я ничего особенного делать не собираюсь.? Вся моя работа заключается в звонках по телефону, только и всего…

— Бедная Доди! Тебе придется нелегко. Ведь Джованна будет все время работать, так что ты станешь скучать. Если она тебя выгонит, погости у меня.

Дейрдре возмущенно фыркнула и тут же схватилась за голову.

— Ох! Мое давление!

Франко с сомнением посмотрел на художницу.

— Доди, с каких это пор ты жалуешься на давление?

— С тех самых, как оно начало прыгать. Нет, нет, не беспокойтесь за меня. Я поеду в Пикколиньо и выпью волшебные таблеточки. Профессор Бареджо меня завезет, ведь ему все равно в город.

— С удовольствием, моя прекрасная синьора О'Райли!

Джованна в панике вскочила со стула.

— Я… я тоже поеду… уже поздно и вообще…

Стальная рука ухватила ее за локоть. Стальные глаза заглянули прямо в душу.

— Нет. Пожалуйста, останься, Джо. Вдруг мама соберется выйти. Если никого не будет…

— О Господи, конечно. Прости. Если есть хоть один шанс, то я всегда готова помочь…

Она беспомощно замерла около Франко, а он стоял, вцепившись обеими руками в перила террасы, и смотрел во тьму. Внизу размахивали руками и прощались профессор и Доди, но граф Аверсано вряд ли слышал их. Он был весь погружен в невеселые раздумья. Джованна осмелилась и осторожно погладила окаменевший кулак Франко.

— Это были нелегкие месяцы, Франко. Страшная потеря, да еще и хозяйственные заботы. Я все никак не найду времени сказать — поместье преобразилось под твоей рукой. Граф Альдо был замечательный, но хозяйство его никогда не привлекало.

— Это точно

— Тебе приходится разрываться между домом и бизнесом, да?

— Это все ерунда, Джо. Бизнес всегда бизнес, я привык к напряженному графику. А вот смерть папы… и Лу… проклятая авария! Все произошло так быстро и так… невероятно, что я до сих пор не могу в это поверить. Знаешь, когда умирает человек, вместе с ним немножко умирают и те, кто его любил. Я благодарю Бога только за одно: я успел при жизни сказать отцу, как люблю его и горжусь им.

Он замолчал, явно пытаясь бороться с нахлынувшим горем. Джованна тихо шепнула:

— Если хочешь выговориться — я рядом…

— Это не вернет отца, Джо. Я его очень любил.

— Я знаю. И он знал. Шок слишком силен, Франко, но время поможет пережить часть боли.

— А мама? Я умираю от жалости, когда смотрю на нее. Она словно засыпает вечным сном, Джо. Она здесь — и не здесь. Я боюсь за ее рассудок.

— Все изменится, Франко. Все может измениться.

— Как, девочка? Если бы я знал, как вернут ее к жизни.

— У нее появится интерес, и она оживет. Я не знаю, что это будет, но это обязательно случится. Она так любит тебя и Джакомо… Почему он не живет с вами?

— У него жена француженка. Они живут в Бордо. Джако стал настоящим виноделом и не сильно рвется в свет. Он жил здесь после похорон несколько недель, но потом уехал. Для него «Роза ди Казерта» больше не родной дом.

Они еще помолчали, а потом, когда машина профессора скрылась за поворотом, вернулись к столу. Джованна была под впечатлением их недолгого, но эмоционального разговора. Она вновь чувствовала какую-то детскую гордость и восторженную радость. Франко допустил ее в свои истинные чувства, доверил ей раны своей души, поделился сокровенным! Джованна была готова в эту минуту пожертвовать для него всем самым дорогим, что у нее есть, отдать все силы, лишь бы помочь графине Аверсано прийти в себя, вернуть маму Франко к жизни…

Восторженность поутихла, когда Джованна поняла, что за столом царит тишина, а Франко смотрит на нее с очень неприятным выражением в глазах. Наверное, приблизительно так смотрят следователи на допросе.

Он подлил ей вина, и Джованна вцепилась в хрупкий бокал, как в спасательный круг. Она боялась этих серых глаз. Слишком много тайн она скрывала в последнее время от Франко Аверсано.

— Ну, Солнышко, а ты сама не хочешь поговорить со мной? Ни о чем?

— Я? А о чем? Нет, в принципе тем много…

— Джои! В глаза мне посмотри, пожалуйста! Вот так. А теперь спокойно и без прикрас поведай мне, что ты все-таки собираешься сделать из Пикколиньо и зачем прилетела на метле Доди О'Райли.

— Она приехала преподавать…

— Джо, я просил без прикрас. Дейрдре О'Райли слишком известная персона в мире искусства. Да, она взбалмошна, но не настолько, чтобы бросить кафедру изобразительного искусства в Эдинбурге — что таращишь глазки, девочка? — и притащиться в нашу глушь для обучения двух с половиной детей основам графики. Тут требуется причина посерьезнее.

— Франко, я понятия не имею…

— Джо, ты очень хорошо скандалишь. Ярко и живо описываешь качества того, кто тебе не очень нравится. Замечательно смеешься и прелестно улыбаешься, умеешь носить платья и каблуки, танцуешь, знаешь бухучет… но вот врешь ты отвратительно. Скучно, неубедительно и неизобретательно. Чтобы облегчить тебе задачу, я скажу, что известно мне. Дейрдре О'Райли бросила кафедру и прилетела в Италию. Никаких учеников она не набирала, зато тема ее диссертации — «Взаимодействие культурных и исторических памятников с инфраструктурой современного туристического бизнеса». Социологией он увлеклась в последний год, так что сидела в своем Эдинбурге безвылазно. Проследить ее было нетрудно.

— Ты выслеживал Доди?

— Не совеем. Я выслеживал тебя.

— Знаешь что, Франко Аверсано…

— Очень хочу узнать. Джованна, я вовсе не идиот и не способен согласиться на любое предложение смазливой девчонки в мини-юбке. Пикколиньо принадлежит мне, мы с тобой оба это знаем. С моими правами на него и моими деньгами я бы выиграл любой судебный процесс и даже не заметил бы этого. Ты получила бы компенсацию и заткнулась бы в тряпочку…

— Ах, ты, бездушный…

— Вот именно, если бы я был бездушный и такой, каким ты меня сейчас хочешь обозвать. Но я не стал всего этого делать. Я пошел тебе навстречу. Я разрешил тебе жить в доме твоей тетки.

— Спасибо, ваше сиятельство!

— На здоровье. Я ни слова не сказал про пожар, хотя младенцу ясно, что он произошел по твоей вине.

— Я…

— Помолчи. Я прислал рабочих, я купил материалы, я оплатил все расходы по дому. Возможно, это просто блажь миллионера. Возможно, ты восприняла это как заботу о моем же собственном имуществе. Возможно, именно так и поступали все, кто встречался на твоем жизненном пути, но я все же рассчитываю на некоторую благодарность.

— Знаю я, на что ты рассчитываешь!

— Нет. Судя по всему, не знаешь. А рассчитываю я только на одно — искренность. Я думал и надеюсь до сих пор, что ты не будешь мне врать. Ну что? Разочаруешь?

— Я не собиралась тебе врать. И не хочу этого делать впредь. Я не делаю в Пикколиньо ничего, что могло бы тебя расстроить…

— Я не девица нежного возраста и не упаду в обморок. Хочешь конкретнее — пожалуйста. Ты читала устав арендаторов? Там ясно сказано: никакой коммерческой деятельности. Так вот, для полной ясности сообщаю: я запрещаю тебе заниматься бизнесом на моей земле, конкретно — в Пикколиньо.

— ЗАПРЕЩАЕШЬ?

— Ты меня слышала. Я согласился на твой переезд, но толпы диких туристов сюда не войдут.

— Какие толпы! Я добилась успеха в своем деле, Франко Аверсано, и никто никогда не делал мне замечаний!

— Я тебе их тоже не делаю! Просто запрещаю.

— А я плевать на твои запрещения хотела.

— Все. Еще немного — и я готов.

— Не волнует… Ай!

Ее стиснули такие железные объятия, стало больно дышать. Серые глаза потемнели? на самом дне их загорелся кровавый огонь. Дыхание мужчины участилось и стало хриплым. Побелевшие от ярости губы были близко, слишком близко, и Джованна поступила так, как не поступило бы в минуту смертельной опасности ни одно живое существо.

Она сама обвила шею Франко руками и припала к его губам.