8

Праздник гремел и искрился вокруг Джованны, но она все видела в черно-белом цвете. Франко не простит ее и не позволит всему этому продолжаться. Какая разница, что у нее полно других заявок. Какая теперь вообще разница, будет у нее свой бизнес или нет.

Ее тянули танцевать, ей говорили комплименты, но Джованна отвечала машинально, почти не слушая. Она была в отчаянии. Тоска навалилась на нее огромным серым камнем, душила и жгла глаза. Наконец Джо не выдержала и сбежала. По саду, мимо парочек, танцующих на дорожках, мимо загоревшейся, ко всеобщему восторгу, иллюминации. Мимо Доди, с интересом расспрашивающей Марию Баллиоли об очередных секретах итальянской кухни. Мимо графини Аверсано… То, что она мило беседовала с нечесаным рокером, видимо, галлюцинация. Вот кого надо выгнать в первую очередь!

Джованна пробежала по росистой траве, углубилась под сень деревьев и вскоре вышла на берег озера, тот самый, где совсем недавно была так счастлива.

Как странно устроена жизнь. Все по спирали. Десять лет назад именно на этом берегу Джованна Кроу выкрикнула то, что мучило ее все последующие годы.

Я ненавижу тебя, Франко Аверсано!

Был жаркий, душный вечер. Тетка Лу и Дердре играли в карты на веранде Пикколиньо. Обе вырядились в кружевные пеньюары, Лу курила тонкую сигаретку с длинным мундштуком, Доди распевала народные ирландские песенки весьма фривольного содержания.

Джованна изнывала от тоски в своей комнате. Виной всему была жара, да еще дурацкий журнал с довольно смелыми фотографиями. Его дала почитать Миранда, дочь кузнеца. Миранде было уже семнадцать, и она училась в Неаполе, в колледже. Миранда целовалась, наверное, тысячу раз, а еще Джованна знала страшную тайну. Миранда стала женщиной!

Она призналась в этом подруге под большим секретом, и теперь тайна жгла душу Джованны.

Девочка с тяжелым вздохом спрыгнула с постели и подошла к зеркалу. Золотые локоны непослушной гривой рассыпались по плечам, вздернутый нос усеян веснушками. Закушенные до крови губы припухли — так даже лучше смотрится. Колено, как всегда, содрано. Это все из-за Гвидо. Разумеется, она прыгнула на спор с тарзанки.

Джованна мрачно расстегнула блузку, сбросила ее на пол и с некоторым смущением уставилась в зеркало. Конечно, до грудастых и невыносимо прекрасных моделей ей далеко. Так далеко, что и не дойти никогда. У них гладкая кожа — у нее какие-то пупырышки и прыщики. У них ровный загар — у нее облезлые пятна на плечах и спине. У них тугие кольца ухоженных волос — у нее воронье гнездо золотистого цвета.

У них грудь, полная, женственная, красивая — у нее два жалких холмика, которым слишком просторно в кружевном лифчике самого маленького размера. Да она в одиннадцать лет была больше, эта самая грудь!

— Джо! Иди к нам! Ты что, заснула?

Джованна торопливо натянула первую попавшуюся футболку и кинулась вниз, не забыв сунуть неприличный журнал под матрас.

Доди и Лу налили ей вишневого ликера, подбивали сыграть с ними партию, но Джованна сослалась на духоту и сбежала от них в лес. Ноги сами несли ее туда, где она поклялась больше не появляться.

Три дня назад на Волшебной поляне она видела, как Франко целуется с Мариной Скакки, высокой и длинноногой студенткой из Милана. Марина была двадцатиюродной кузиной Франко и гостила в замке уже две недели. Джованна искренне желала ей смерти.

Теперь она ругала себя, но шла туда же.

Разговор она услышала издали, но ничего не поняла. Говорили двое, мужчина и женщина только очень приглушенными голосами.

— …Я никогда бы не смогла смотреть в глаза тете Марго…

— Марина, я не думал, что ты обиделась. Мне казалось…

— Что я доступна и не прочь потрахаться? Ты ошибся и в том, и в другом.

— Ради Бога, перестань. Вульгарность тебе не идет. Зачем тогда ты пошла сюда со мной?

— Дорогой мой, тебе двадцать шесть, а не пятнадцать. Можно разнообразить свою фантазию. Люди не всегда трахаются, иногда они просто разговаривают. Дружат. Делятся наболевшим?

— Марина… У тебя кто-то есть?

— Да. Ребенок. Будет в феврале. Он уже, вернее, есть.

— Господи! Прости, я вел себя как идиот.

— Не хуже и не лучше всех остальных.

— А…отец?

— Он старше меня на курс. Обычный парень. Хороший. Добрый.

— Вы расстались?

— Нет, просто я еще ничего не решила. Мне надо было посоветоваться. Хотела вот с тобой поговорить… Не надо, не провожай меня. Пока… Казакова!

Джованна, вся дрожа, осторожно вышла из кустов минут пять спустя. Франко Аверсано сидел, задумавшись, но при звуке треснувшей ветки поднял голову и мрачно улыбнулся.

— Солнышко? Ты еще не в постели?

— Я не ребенок.

— О да. Ты барышня.

— Тебе доставляет такое удовольствие смеяться надо мной?

— Ну что ты, Солнышко. Просто у меня выдался тяжелый день. И вечер тоже не задался. Посиди со мной.

Она села рядом, чувствуя, как каждый нерв в ее теле натянулся тетивой, как пульсирует в висках кипящая кровь, как болезненно напрягаются соски и поджимается живот… Джованна была возбуждена и зла до предела. Ей было страшно и сладко, отчаянно весело и до ужаса грустно. Вишневый ликер прогнал остатки робости, и она взяла Франко за руку. Тот вздохнул и молча обнял ее за плечи. Она прильнула к его плечу, жадно вдыхая его залах, особый аромат, который ей не суждено будет забыть никогда.

Низ живота свело сладкой судорогой, и Джованна молча обхватила шею Франко руками. Он не ожидал ее атаки, а потому потерял равновесие и повалился на нее сверху. Джованна обняла его что было сил, выгнулась дугой под его тяжестью, торопливо стала искать его губы и нашла, приникла к ним (целоваться она училась на чердаке Пикколиньо при помощи старого чайник с широким носиком. Один раз пробовала с Гвидо, но ей не понравилось).

На одну секунду Франко обнял ее в ответ, жесткие губы дрогнули, едва ли не целуя ее, но уже через мгновение он вскочил на ноги и рывком поднял ее с земли.

— Сдурела? Все шутки шутишь?

— Франко, я…

— Что ты? Джо, если не перестанешь быть таким ребенком, попадешь в беду. А если на моем месте был бы кто-нибудь другой?

— Какой еще другой! Франко, я… Я тебя хочу. Возьми меня. Пожалуйста…

Он ошеломленно смотрел на растрепанную, красную и несчастную девчонку с дерзким взглядом и разбитыми до мяса коленками. Темный, румянец заливал скулы молодого человека. Он не понимал, что происходит, и понятия не имел, что делать в этой ситуации.

— Ты совсем обалдела, Джо!

В этот момент до них донеслись крики и смех друзей Франко. Джованна подбоченилась и выкрикнула, стараясь не разрыдаться:

— Иди к ним, иди. Там все твои женщины, все готовы к твоим услугам. Подумаешь, красавчик граф! Да Марина тысячу раз права, что бросила тебя!

Глухой рев вырвался из груди Франко Аверсано. В следующий момент он перекинул Джованну через плечо и понес на свет костра. Она висела, беспомощная и злая, пыталась вырваться, стучала кулачками по широкой спине, но все напрасно. Юбка задралась, трусики были видны полностью, футболка, наоборот, съехала к самой шее. Полуголая Джованна визжала и завывала, а невозмутимый Франко демонстративно пронес ее мимо костра и хохочущих юношей и девушек.

— Несу укладывать ребенка. Лу ее заждалась. Полагаю, Джо, сегодня обойдемся без колыбельной?

Ответом был яростный визг.

Он так и принес ее к Пикколиньо, осторожно поставил на ступеньки и поспешно отскочил, но зря — Джованна пулей ринулась наверх. Ее душили стыд и перенесенное унижение.

Внизу рокотал голос Франко, щебетал звонкий голосок Лукреции, да еще Доди иногда вставляла язвительные замечания. Джованна рухнула на постель, закрыла голову подушкой, но голоса все равно доносились до ее слуха…

— …Она уже не ребенок, Лу. За ней нужно приглядывать. Ее могут обидеть.

— …Ну ты и зануда, мальчик. Вообще-то ты прав. Она выросла. Ты сам-то ее не обидел?

— Переживет. Франко все сделал правильно. Лу, это для ее же пользы. Девчонки в таком возрасте воображают, что любовь — это как в глянцевых журналах.

— Доди, Лу, я пойду. Надеюсь, она не сильно на меня разозлилась.

— Простит. Ты же ее кумир, Ох, ужас. Кумир — и кверху задницей через весь лес! Ну, Франко!

И тогда Джованна вскочила, распахнула окно и завопила на весь мир:

— Я тебя ненавижу, Франко Аверсано!!!

Джованна очнулась, досадливо покачала головой. Теперь она все понимала, не то что тогда. Франко был влюблен в Марину, она отвергла его, и тут появилась шмакодявка, готовая отдаться ему прямо на траве. Франко был для этого слишком порядочен. Он спас ее от нее самой. Не позволил совершить самую, быть может, большую глупость в жизни.

Джованна задумчиво раздвинула ветви орешника, готовясь вступить на свою заветную поляну… и замерла, не веря ушам и глазам.

Поляна была вытоптана так, словно по ней прошло стадо слонов. В свете неряшливого кострища было видно, как жестоко ободраны все окрестные кусты. На земле валялись окурки, сигаретные пачки, пустая бутылка из-под дешевого виски и пластиковые стаканы. В воздухе плыл сладковатый и неприятный запах.

На измятой траве возились два полуголых существа. Джованна опознала их по немытым волосам. Существа стонали и кряхтели, елозили по земле, извивались и монотонно твердили непристойности.

Молодожены из Кентукки занимались любовью.

Джованна повернулась и на цыпочках пошла обратно…

Она проскользнула в заднюю дверь и поднялась наверх. Проходя мимо комнаты йога из Англии, она услышала мелодичное треньканье ситара и почувствовала пряный запах какой-то травы…

В следующий момент внутренний голос довольно ехидно протянул у нее в голове: «Ну почему же какой-то… Самой обыкновенной. Называется конопля. Она же марихуана. Она же гашиш. Легкий наркотик. Легонький такой».

Джованна постояла у двери йога, а потом на цыпочках вернулась вниз в кухню. Налила себе полный бокал красного вина и выпила залпом. Впервые за все время пребывания в Италии ей пришла в голову крамольная мысль.

Что, если Франко прав? Может, не стоило приглашать сюда совершенно незнакомых людей?

В следующий момент Джованна сердито тряхнула головой. Ты слишком привыкла слушаться Франко, дорогая. Они обычные люди. Обычные туристы, которым не по карману дорогие отели, но хочется посмотреть Италию. Пройдет несколько дней, вы привыкнете друг к другу, увидишь, ты еще будешь вспоминать все это со смехом…

Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Франко ушел.

Джованна подхватила упаковку с пивом, выбежала в сад, к своим гостям.

Высокий мужчина в джинсах и черной рубашке смеялся, размахивая подносом над жаровней с углями. Белые зубы сверкали на смуглом лице. В серых глазах плясали искорки. Рядом хохотал Гвидо, чуть поодаль сердито что-то выкрикивала Доди, а графиня Аверсано с улыбкой следила за всеми участниками этой шутливой перебранки. Франко увидел Джованну и приветливо замахал подносом.

— Иди сюда, хозяйка! Мясо скоро будет готово, а ты еще не пробовала молодое вино это го года.

Она подошла на ватных ногах, машинально улыбаясь окружающим, отдала Гвидо пиво, даже не заметив этого. Она смотрела на Франко, а он — на нее.

— Ты… все-таки остался?

— Я феодал, но не зверь. Терпеть не могу портить праздник. Особенно чужой.

— Но завтра…

— Не начинай. Завтра будет завтра. Сегодня я твой гость — и главный по барбекю.

Дейрдре немедленно растолкала их и обиженно заявила:

— Он сам так решил и прогнал меня от огня. А лучше меня никто не готовит мясо на углях! Скажи ему!

— Доди, я…

— Молчите обе, женщины. Мясо должен готовить только мужчина. Здесь нужна некоторая небрежность и близость к природе.

— Ну да, конечно, подумаешь — Тарзан.

— Джо, не хочешь стать моей Джейн?

Доди фыркнула, неожиданно приходя в хорошее настроение.

— Это он так вежливо намекает, что я гожусь только на роль Читы. Юный нахал, вот что я тебе скажу… Марго, ты не обижаешься?

— Доди, дорогая, на тебя невозможно обижаться. Острый язык и золотое сердце — так тебя звал мой Альдо…

Маргарита улыбалась, и в ее глазах не было слез.

Потом Франко уступил место у жаровни Гвидо и увел Джованну к одному из столиков, за которым царствовал седой невысокий человек с длинными висячими усами.

— Знакомься. Это главный человек в округе. Карло Маринелли, лучший винодел Кампании, да и всей Италии тоже. Карло, это Джованна.

— Я ее помню. Только тогда вы были совсем девочкой, а сейчас передо мной настоящая красавица.

— Карло, я хочу научить ее пробовать вино. Налей нам… ты знаешь какого.

Седой винодел улыбнулся и налил в два бокала золотистое искрящееся вино. Джованна приняла бокал и потянула его к губам, но Франко остановил ее.

— Погоди. Это тоже наука, и в ней ты новичок. Если позволишь, я стану твоим учителем.

Джованна распрямила плечи. Медленно откинула на спину золотую гриву волос. Посмотрела Франко прямо в глаза. Тихо произнесла с очень странной интонацией:

— Учи меня. Всему, что умеешь сам…

Он слегка вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Итак. Для начала осторожно понюхай самый краешек бокала. Что ты чувствуешь?

— Пахнет вином.

— И это говорит наполовину итальянка! Так, теперь возьми в рот вина. Совсем немного. Покатай его по языку, погрей во рту и медленно проглоти, так, чтобы оно успело омыть все горло… Что ты теперь чувствуешь?

— Очень вкусно.

— Лучше, но не то. Еще один глоток, тоже сразу не глотай, теперь одновременно понюхай вино, но уже не с краю, а от души, наклонившись над бокалом.

Джованна несколько смущенно повторяла все, что говорил Франко, и тут заметила, что Карло одобрительно кивает. Значит, это не шутка? Не розыгрыш?

— Я чувствую… Белый виноград, такой длинненький, мясистый, потом… персик, да? И еще что-то… Пыль на солнце!

Франко в восхищении салютовал ей бокалом, а Карло одобрительно кашлянул.

— Из нее выйдет толк, синьор Франко.

— Я уверен в этом, Карло. Она с детства подавала большие надежды. Потанцуем, принцесса?

— Потанцуем?

— Да. Это просто. Я тебя обниму, и мы будем ритмично двигаться под музыку…

Она засмеялась и протянула ему обе руки.

Щеки девушки горели от вина и еще — от казавшихся двусмысленными слов Франко. Абсолютно каждая его фраза несла скрытый смысл, и Джованна тщетно пыталась не думать о нем.

Теперь тело Франко было совсем близко, его руки уверенно и властно контролировали каждое их движение. Танцевать Джованна умела и любила, но сейчас это не было просто танцем. Их тела разговаривали на одном, только им понятном языке. Кровь звала кровь, кожа прикипала к коже, и в воздухе повисло напряжение, словно предчувствие молнии, словно эхо далекого, но приближающегося смерча…

Джованна плыла в объятиях Франко, почти оторвавшись от земли. Она не слышала музыки — ритм задавала кровь, толчками бьющаяся в висках. Франко не сводил с нее странно блестящих глаз. В них горел призыв, кипело желание, и не было ни насмешки, ни самоуверенности. Теперь они были на равных, мужчина и женщина…

— …Нет, приятно, конечно, что женщина впадает в транс в моих объятиях, но разговор это затрудняет. Ты хоть слышишь меня, Солнышко?

— А? Разве ты спрашивал о чем-то?

— Нет. Я рассказывал. Потом перестал. Ты не реагировала. О чем ты думала?

Я тебе не скажу. Это слишком неприлично. Кроме того, сказав об этом, я захочу этого еще сильнее. А у меня гости.

Вот что могла бы сказать Джованна Кроу, если бы язык ей повиновался, но вместо этого она просто покачала головой.

— Ни о чем. Мне просто было хорошо.

— Тогда почему ты стонала?

Она вспыхнула бы, если бы лицо и так не горело огнем. Молодое вино оказалось забористой штукой.

— Я не стонала.

— Стонала. И закусывала губы. Я испугался, что тебе больно.

— Франко, мне нужно с тобой посоветоваться. Насчет гостей.

— Я же сказал, не сегодня. Все дела завтра. Ну, пожалуйста, Джо! Не хочу сегодня быть графом и вершителем судеб. Кстати, ничего, что мы все танцуем, а музыка кончилась минут пять назад.

Она охнула, вокруг засмеялись. Франко тоже смеялся, и в серых глазах блестели золотые искорки. Как же он хорош, как красив и высок, этот граф Аверсано! И что же с тобой будет, бедная Джованна Кроу, когда всему этому придет конец?

Они отошли к скамье, и Джованна собралась было угоститься собственным мороженым, пока оно не кончилось, но в этот момент из толпы вынырнули трое. Весьма странная компания. Графиня Аверсано, раскрасневшаяся и немного смущенная. Дейрдре О'Райли, целеустремленная и нетерпеливая. И, наконец, Джек, стареющий рокер из Чикаго. Его пышная седеющая грива была прихвачена в хвост, а расшитая металлическими бляхами куртка-косуха красовалась на плечах Доди. Что интересно, пахло от рокера дымом, персиками и очень приятным одеколоном. Спиртного или сигарет Джованна не учуяла, хотя очень старалась. Если уж молодожены и йог такое вытворяют, то чем должен заниматься рокер из Чикаго…

Графиня обняла девушку и расцеловала ее в обе щеки.

— Дорогая, прекрасный праздник! Все такие довольные и счастливые, даже детей не отправляют спать.

Франко заботливо склонился над матерью.

— Не хочешь посидеть, мама? Ты, должно быть, устала…

— Как ни странно, Франко, наоборот. Я чувствую себя бодрой и очень молодой. Видимо, Доди колдует. Вот о чем я хотела посоветоваться…

Доди поплотнее закуталась в косуху, стрельнула на Джека томным взглядом и немедленно напустилась на Маргариту.

— Нечего спрашивать их разрешения! Ты уже взрослая, Марго. Просто поставь парня перед фактом. Новое дело — отпрашиваться у собственного сына…

Франко ошеломленно переводил взгляд то на мать, то на Доди, то на невозмутимого Джека.

— Я что-то не вполне понимаю…

— Франко, дорогой, мы тут забрели в рощу, туда, где маленький водопад и обрыв над долиной. Доди предлагает поснимать там сегодня ночью с особыми фильтрами, и рассвет тоже. Джек вызвался нам помогать, а я не знаю, как мне быть…

— Поснимать? Фильтры? Я сейчас сойду с ума…

Джованна неожиданно спокойно взяла его под руку.

— Это замечательно, синьора Маргарита. Рассветы здесь великолепны, а Доди… у нее отвратительный характер и несдержанный язык, но она отлично фотографирует.

— Нахальная девчонка, которой я отдала… ну могла бы отдать свои лучшие годы. И хорошо, что не отдала. Никакого уважения к старшим.

— Вы уверены, что вам не будет страшно ночью в лесу?

Графиня и Доди в один голос изумленно спросили:

— С Джеком?

И тут же подхватили рокера под руки. Тот улыбнулся и заговорил — неожиданно приятным хрипловатым баритоном.

— Франко, вам не о чем волноваться. Вы живете в замечательном месте, вас окружают замечательные люди, у вас замечательная мать… а у нее замечательная подруга. Мисс Кроу, я не успел сказать вам это днем, говорю сейчас: я страшно признателен вам за теплый и замечательный прием. Одну песню я обещал посвятить Доди, другую — Маргарите, но третья будет об этих местах, Пикколиньо? Уверен, это будут мои лучшие баллады.

Джек отвесил церемонный поклон, предложил своим дамам руки, и вся троица направилась к дому, чтобы забрать оборудование. Джованна с неподдельным удовольствием наблюдала за Франко. Не каждый день встретишь графа с таким ошарашенным лицом. Франко Аверсано только что рот не разинул.

— Джо… Я сейчас умру. Он зовет маму МаргаРитой…

— А Доди — Доди.

— Доди все зовут Доди, даже ее студенты. Но мама…

— А что мама? Мама молодая женщина, Франко. Достаточно молодая.

— Но этот Джек…

— Этот Джек не намного моложе их, если вообще моложе. По-моему, ты зря волнуешься.

— Я не волнуюсь, черт меня задери! Но как, скажи на милость, выгонять из дома человека, который всю ночь охранял и сопровождал на прогулке твою мать?

— Франко, об этом я и хотела поговорить…

— Нет!!! Слово феодала! Завтра, Джо. Все завтра. Начинаю думать, что был не совсем прав…

— Я тоже! Франко, я…

В этот момент Маргарита Аверсано опять неслышно возникла между ними.

— Джованна. дорогая, вопрос жизни и смерти. Я не смогу пойти на прогулку, если не решу его. Ты помнишь мой сад?

— Да, конечно,

— Я каждый вечер и каждое утро спускаюсь и поливаю каждый куст специальным витаминным раствором. За день земля сохнет. Мне никогда никто не помогал, но сегодня такой день… Одним словом, поручить мои цветы я могу только тебе. Не согласишься ли ты переночевать в замке? Твоя комната тебя ждет, а здесь все будет в порядке. Франко мог бы отвезти тебя, вернее, дойти пешком, да, сын, не хмурься, я видела, как ты пил вино. Так что, Джо?

— Господи, да, разумеется, я согласна! И не волнуйтесь, я умею обращаться с цветами.

— Не сомневаюсь. Ведь ты росла в доме Лукреции. У нее зацвел бы и веник — так про нее говорили в деревне. Подкормка стоит рядом со шлангом, Франко тебе покажет. Все, дорогие мои, до скорого.

Франко долго смотрел вслед матери, а затем тихо произнес:

— Спасибо за маму, Джо. Ты за несколько дней сделала то, чего не могли добиться психологи за полгода. Она снова жива, она улыбается, ей интересно встречаться с людьми, фотографировать рассветы, беседовать с рокерами… Потрясающе! Не ожидал этого. Кстати, а что это Доди так раскраснелась? Неужели… да нет, не может быть!

Джованна поманила его пальцем и тихо шепнула на ухо:

— Ненавижу сплетничать, но в данном случае это не злословие, а восхищение. Последний любовник Доди был младше ее на двадцать пять лет, а когда она дала ему от ворот поворот, он стоял у нее под окном целые сутки и плакал. Она же ирландка!

— Ну и что?

— Значит, ведьма. Да и на свои годы ни она, ни Маргарита не выглядят.

— Мама поседела совсем…

— Франко, боль все равно останется. Они с Альдо слишком любили друг друга. Но никто не может плакать вечно. И не должен. Ради него, ради его памяти Маргарита должна вернуться к жизни. Как странно…

— Что именно?

— Джек. Я считала его самым неблагонадежным из гостей…

— У него речь образованного человека. Впрочем, рокер вовсе не обязан быть похожим на обезьяну. Интересно будет послушать его песни.

— Франко! Ты же собирался его выгнать?

— Завтра, женщина. Все завтра. Сегодня нас ждут мамины цветочки. Кстати, не передумала посмотреть мои подземелья?

Джованну неожиданно обдало горячей волной желания, страха и смущения. Она едет с Франко в абсолютно пустой — Мария Баллиоли и Джузеппе Торнаторе во главе своих подчиненных отплясывают тарантеллу на лужайке перед Пикколиньо — замок «Роза ди Казерта». Она проведет с ним ночь наедине.

В отдельной комнате, пискнул внутренний голос. Да, как же, отозвалось второе «я».

— Франко, а ведь мне незачем ночевать в замке.

— Ну как сказать…

— Я могу полить розы и вернуться, а завтра утром прийти опять…

— А подземелья?

— Ну… посмотрю и вернусь. Мы же не на всю ночь туда пойдем.

— Как скажешь, Солнышко. Можем и на всю.

Его рука медленно скользнула по ее плечам и спине, обвила бедро… Джованна торопливо поднесла к губам бокал с вином. Не слишком ли много она сегодня выпила?

— Кроме того, там мы и могли бы поговорить.

— Сам сказал, завтра.

— Завтра наступит через двадцать минут. Пока цветочки, пока в подземелье, пока то да се — так и до послезавтра дотянем. Шучу. Просто в замке тихо и никого нет.

— Мне еще надо убраться…

— Синьора Баллиоли знает в этом толк. К тому же вся ее армия здесь. В два счета уберутся. Под утро. Все отговорки кончились?

— Франко, я…

Он привлек ее к себе, так быстро и так крепко обняв, что у девушки перехватило дыхание. Голос его был тих и чуть подрагивал от сдерживаемых эмоций.

— Хочешь начистоту? Правильно, Солнышко. Нам уже незачем притворяться. Я хочу тебя. Я хочу обнимать тебя, целовать, хочу пить твое дыхание, хочу измучить тебя своими ласками и умереть от счастья в твоих объятиях. Я хочу спать с тобой, Солнышко, спать в одной постели, НАШЕЙ с тобой постели, и хочу просыпаться рядом с тобой. Достаточно? Или мне надо сделать это на глазах у всех?

Она не успела ответить. Граф Аверсано молча потащил ее за собой, и через секунду они были уже далеко от Пикколиньо, на тропинке, ведущей к самому замку.

Ни Джованна, ни Франко не видели, как синьора Баллиоли перекрестила их спины и вытерла слезы, улыбаясь.

Ни Франко, ни Джованна не слышали, как синьор Мантенья провозгласил, что лучшей молодой графини синьору Франко не найти, это он говорит как медицинский работник.

Они вообще ничего не видели и не слышали. Они очень спешили.