"Обрученная с мечтой" - читать интересную книгу автора (Скотт Тереза)

ГЛАВА 27

На борту корабля, по пути в Исландию

Наступил вечер. Бренд подошел к шатру и нагнулся, чтобы заглянуть внутрь. Уинсом, по-прежнему в красном платье, свернулась клубочком на одеялах, и сердце Бренда сжалось. Он тосковал по прелестной женщине и по ее любви, тосковал по Уинсом. Испытывала ли она те же чувства?

Бренд постоял немного, пытаясь прийти в себя. Холодные капли дождя, падавшие с потемневшего неба, омывали лицо.

Олаф и Арни отправились в свой шатер. Назойливый монах, Бреннан, как он себя называл, нашел убежище под свернутым парусом.

– Бренд? – послышался мелодичный голос Уинсом, и он сделал шаг вперед. Каменная лампа, наполненная тюленьим жиром, в котором плавал фитиль, отбрасывала тусклый неверный свет на стенки шатра. Бренд с трудом помещался в маленьком шатре и сейчас неуклюже ворочался, чтобы устроиться поудобнее. Уинсом, весело хихикнув, разгладила одеяла, чтобы муж мог сесть.

Такая мелочь – приготовить постель, подумал Бренд, но как напоминает о доме!

Боль в сердце стала еще сильнее. Он мечтал о домашнем очаге, у которого мог бы сидеть по вечерам вместе с этой женщиной.

Они заговорили о пустяках, поначалу неловко и односложно. Дождь, бьющий по крыше, усиливал ощущение уединенности, помогая создать маленький замкнутый мирок, принадлежавший только им двоим, и скоро Бренду стало легче на душе. Когда поднявшийся ветер набросился на судно, грозя перевернуть шатер, Бренд, увидев расширенные от страха глаза жены, попытался успокоить ее, и Уинсом постепенно пришла в себя.

– Бренд… – смущенно начала она. Может, настало время спросить о нападении стромфьордцев. Момент подходящий. Они остались наедине, никто не помешает. И Бренд, казалось, о чем-то раздумывает. Может, он не станет ей лгать?

Бренд расслышал необычно печальные нотки в голосе жены.

– Ja?

– Бренд…

Уинсом поколебалась, но все же, набрав в грудь побольше воздуха, повернулась к мужу.

– Что ты знаешь о набеге на мою деревню? Вопрос Уинсом застал Бренда врасплох.

– Что я знаю? О набеге?

Он покачал головой, удивляясь, почему Уинсом так неподвижна. Она, казалось, едва дышала. Только на шее лихорадочно билась жилка. Что происходит? Уинсом выглядит словно дикая кошка, готовая напасть из-за угла. Что она хочет от него?

Бренд сидел, не двигаясь, ум и чувства были в смятении. То, что Уинсом считала его способным на предательство, не должно было удивлять, но – проклятие! – почему-то изумляло. Он неожиданно застыл, сообразив, что все давно понимал и знал о подозрениях Уинсом и теперь злится только из-за того, что услыхал, как она произносит это вслух. Но теперь вспоминал, что в тот самый день, когда тащил ее по тропинке к кораблю, задавался вопросом: уж не думает ли Уинсом, что он был в сговоре со стромфьордцами, однако ни о чем ее не спросил, не сделал ничего, чтобы рассеять сомнения девушки.

Бренд в расстройстве провел рукой по волосам. Что теперь делать? Как объяснить, что он не знал о гнусных замыслах Фрейды?

Он перевернулся, лег на живот, не обращая внимания на сидевшую рядом женщину, но тут же вновь повернулся к Уинсом. Он и так слишком долго игнорировал ее желания и мнения, и к чему все это привело? К ужасному недоразумению! Как теперь выпутаться?

Уинсом по-прежнему бесстрастно взирала на него. Бренд пригляделся к жене в слабом мерцающем свете масляной лампы. Она выглядела такой красивой, гордой и очень спокойной. Но Бренд заметил, как поднимается и опускается ее грудь, и по учащенному дыханию понял, что она очень волнуется. Сознание этого придало ему мужества.

– Уинсом!

– Ja?

– Скажи… могу я чем-нибудь убедить тебя… какие найти слова?

И тут Уинсом впервые за весь вечер взглянула ему прямо в глаза.

– Правду, Бренд. Только правда меня убедит. Бренд тяжело вздохнул. Поверит ли Уинсом, даже если услышит чистую правду? Он набрал в грудь воздуха, но прежде, чем успел начать, она резко спросила:

– Ты знал, что стромфьордцы замышляли напасть на мою деревню?

Бренд поколебался, поняв, что на карту поставлена вся его жизнь.

– Nej, – прошептал он наконец, – нет, я ничего не подозревал.

Темные непроницаемые глаза, устремленные на Бренда, словно впивались ему в душу, оценивая, определяя, проверяя, так ли это. Наконец, плечи ее устало сгорбились.

– Я так и не узнаю, – прошептала она, качая головой. – Я думала, что стоит только спросить тебя – и все станет ясно, но теперь вижу: этому не бывать.

Голос Уинсом дрожал:

– Истина по-прежнему так же далека от меня, как и раньше.

Бренд сел и схватил ее за руки.

– Ах, Уинсом, ты знаешь, знаешь. Подумай хорошенько, женщина. Неужели я…

Он неожиданно замолчал. В прекрасных глазах Уинсом сверкали слезы. Его Уинсом. Его жена. Невыразимая печаль охватила Бренда, и он, потянувшись к Уинсом, сжал ее в объятиях. Она зарыдала, судорожно всхлипывая:

– Все это потому, что я так одинока, а они замучены, ранены, убиты, и все из-за меня. Если бы я не пыталась вернуться домой…

– Nej, Уинсом! Ты ни в чем не виновата! Это все Фрейда и Торвальд, они убийцы!

Но Уинсом продолжала беспомощно плакать.

– Уинсом! Посмотри на меня! – Бренд подтянул ее за локти, глядя в мокрые глаза: – Ну же, посмотри на меня! Вот так-то лучше. Ты не виновна в преступлениях Фрейды или Торвальда. Это они убийцы, а не ты.

Но Уинсом упрямо качала головой.

– Это я показала им дорогу. Привела этих чудовищ к людям, которых любила…

Муж прижал ее к себе и позволил выплакаться. Что еще он мог сделать? Так вот что мучит Уинсом! Только теперь он понял все. Не то, что он предал, а то, что она оказалась виновницей гибели своего народа. Наверное, поэтому она до сих пор молчала. Обвинить его означало обвинить себя.

– Ах, Уинсом, – пробормотал Бренд, целуя ее в макушку, – ах, Уинсом, любовь моя, это не ты. И не я. Никто из нас не знал, до какой низости может дойти вероломство Фрейды и Торвальда, на что они способны.

Он нежно, как ребенка, укачивал рыдающую женщину, но та никак не могла успокоиться.

– Мы должны были это предвидеть, – приглушенно охнула она наконец и, вырвавшись из объятий Бренда, подняла к нему блестевшее от соленых капель лицо.

– Может быть, – кивнул он. – Скорее всего, ты права. Но что теперь поделать?

Уинсом мрачно уставилась на него.

– Именно этого я и боялась, – выдохнула она.

– Правды?

– Да, правды. Признаться себе, что только я виновата в уничтожении деревни.

Бренд грустно покачал головой.

– Виновна в том, что хотела вернуться домой? Нет, Уинсом. Истина в том, что Фрейда и Торвальд одержимы ненасытной жаждой убийства. По-другому они и жить не умеют. А мы оказались жертвами их злобных замыслов.

Уинсом сжала кулаки.

– Надеюсь, Фрейда и Торвальд будут отомщены за все, что сотворили.

– Не сомневайся, – мягко ответил Бренд. – Представляешь, ведь они должны существовать рядом, вместе изо дня в день, в одном доме. Это ли не страшная пытка?

– Ты прав, – тихо засмеялась Уинсом, но тут же, тяжело вздохнув, вытерла глаза. – Теперь я точно знаю, ты не был с ними в сговоре.

– Правда?! – изумился Бренд.

Она кивнула и, обняв мужа за талию, притянула к себе:

– Ja.

– Но откуда?

– Просто знаю, – пожала плечами Уинсом. Бренд стиснул ее плечи.

– Я люблю тебя, Уинсом, – прошептал он, глядя в ее запрокинутое мокрое лицо. – Я так тебя люблю.

И, помедлив немного, добавил:

– Я в жизни совершил много недоброго, но никого не предавал.

Уинсом поплакала еще немного: молчаливые слезы катились по прелестному лицу, и его сердце рыдало вместе с ней и за нее.

– Ты все это время считала, что я помогал Фрейде, правда?

Уинсом кивнула и уткнулась лицом в его грудь, не в силах посмотреть на мужа. Бренд крепко сжал ее и нежно поцеловал в волосы.

– Нет, мой Восторг, – пробормотал он, – я ничего не знал об этом, иначе не отвез бы тебя домой, а просто взял бы с собой. Именно это я и хотел сделать с самого начала.

Уинсом встрепенулась.

– Да, – грустно улыбнулся Бренд. – Я так давно хотел тебя. Хотел, чтобы ты стала моей женщиной. Собирался увезти тебя на край света. Но я пытался поступать правильно, благородно, вернуть тебя к твоим людям, к тем, кого ты любила.

– Бренд, теперь я точно знаю, что ты невиновен в том зле, которое постигло мой дом.

Когда викинг взглянул в ее глаза – сверкающие синие очи скрестились с бездонными, карими – и увидел в них безграничную искренность, то почувствовал, что недостоин этой женщины.

– Мой Восторг, – шепнул он, наклоняясь, чтобы припасть к ее губам, – мой Восторг.

Уинсом поцеловала его в ответ, нежно, застенчиво, и Бренд ощутил, как она дрожит.

– Я не заслуживаю такого доверия, – пробормотал он. – Может ли быть, что в твоем сердце найдется хоть немного любви ко мне?

– О да, – тихо рассмеялась Уинсом, снова всхлипнув, – я чувствую, что между нами нет преград, Бренд. Больше нет.

– Знай я, что ты считаешь меня предателем, давно бы сказал тебе правду. Жаль, что мы так долго не понимали друг друга.

Он подумал о полных страсти ночах, проведенных вместе, и покачал головой.

– Может, это хорошо, что мы все выяснили. Теперь я знаю, какое сокровище моя жена. Раньше я видел всего лишь прекрасную женщину, которую хотел покорить. Но вместо этого она покорила меня.

– Молчи, – шепнула она. – Поцелуй меня. Бренд грудью почувствовал, как сильно бьется ее сердце, и прижал Уинсом к себе. Она таяла в его объятиях. Неукротимый ветер и проливной дождь придавали странный уют крошечному убежищу, словно в мире остались только они, вдвоем, и никого больше. Уинсом сначала не двигалась, довольствуясь тем, что находится в объятиях мужа, и даже немного расслабилась. Странно, как изменились ее чувства к Бренду сейчас, когда она узнала, что он не был сообщником Фрейды. Теперь она поняла, что свободна! И испытывает к Бренду нечто похожее… на любовь? Осталось надеяться, что и он к ней неравнодушен. По крайней мере Бренд всегда был добр и заботлив.

Они поцеловались, сначала осторожно, нежно, прикасаясь друг к другу, дотрагиваясь, лаская. Легкие поцелуи Бренда растопили лед в сердце Уинсом, ужасный многолетний холод, терзающий ее сердце от сознания того, что она никогда не будет любимой ни отцом, ни Храброй Душой, человеком, которого она выбрала бы себе в мужья.

Бренд ласково погладил спину жены, немного приподнял платье. Уинсом обняла мужа за шею, прижалась изо всех сил, запуталась пальцами в волосах и услыхала, как он тихо застонал. Ее сердце забилось сильнее.

Голова Бренда кружилась от мучительного желания. Он хотел эту женщину, хотел страстно. – Он отказался от тебя из-за твоей ноги? Должно быть, в голосе Бренда звучало столько недоверия, что Уинсом резко вскинула голову.

– Не смейся надо мной.

– Я и не думаю смеяться, – поспешил ответить Бренд, заметив, как задрожали губы жены. – Я не хотел тебя обидеть, – шепнул он и осторожно потянулся, чтобы обнять ее. Прижав Уинсом к груди, он зарылся лицом в густые темные волосы. – Я страстно люблю тебя и никогда бы не посмел причинить тебе боль.

И, немного отстранившись, добавил:

– И в жизни не подумал бы отвергнуть такую женщину из-за какого-то шрама на ноге.

Он нежно коснулся бедра в том месте, где только что были пальцы Уинсом. Ее глаза наполнились слезами. Уинсом пыталась сказать что-то, но в горле стоял комок. Она ощущала силу любви мужа, целительной, могущественной любви, и ей было больно сознавать, что это чувство может оказаться простой жалостью.

– Он был глупцом, если отверг тебя из-за таких пустяков, – свирепо воскликнул Бренд. – Неужели не видел, как ты прекрасна, как добра, сколько в тебе ума и теплоты?

– Nej, – выдохнула Уинсом, – значит, не видел. Бренд стиснул ее в объятиях, так что стало трудно дышать, но Уинсом не отстранилась: ей очень нужны были его сила, нежность и защита. И только когда она поняла, что сейчас лишится сознания, она немного отодвинулась. Бренд ослабил хватку.

– Что-нибудь еще? – пробормотал он, хотя боялся услышать ответ.

– Я не могла довериться тебе, потому что… потому что… отец…

– Ja?

– Ни один мужчина не любил меня, – всхлипнула Уинсом. – Даже отец… он тоже не желал…

Бренд сжал ее плечи.

– Мой отец… не хотел даже видеть дочь-калеку. Теперь она рыдала громко, не скрываясь, и Бренд обнял ее и позволил выплакаться. Детские обиды, воспоминания о том, как отец отворачивается от нее, как оставил на обрыве, на верную смерть пренебрежительные слова, которые он бросал, прогоняя ее прочь, – все вернулось теперь, и Уинсом сама поразилась силе своей скорби и тому, что сумела вынести такой тяжкий груз. Неудивительно, что она всю жизнь считала, будто не нужна никому на свете.

– Уинсом, – прошептал Бренд, – я люблю тебя. И больше ничего сказать не могу.

Он снова и снова повторял эти волшебные слова.

– И я тебя, – выдохнула Уинсом, впервые позволив любви прокрасться в сердце. Крохотный мерцающий огонек начал сокрушать ледяные стены, так долго холодившие душу Уинсом.

«Не сразу, – подумала она. – Я не могу сразу отдаться на волю любви – слишком боюсь доверять ему… но это только начало, и какое прекрасное начало!»

Бренд долго не выпускал ее из объятий. Наконец слезы Уинсом высохли, она медленно подняла голову и, улыбнувшись, прижалась к нему.

– Мне это тоже нелегко, – прошептал наконец Бренд. – Я не привык верить женщинам.

Он понял, что если Уинсом была глубоко ранена презрением отца и равнодушием Храброй Души, то же можно было сказать и о нем. Возлюбленная не изменила ему, но Бренд не мог думать без содрогания о матери. Может, поэтому он с самого начала так настороженно относился к Уинсом. Позже надо все хорошенько обдумать.

Но вслух Бренд сказал:

– Мне стало очень больно, когда ты сказала, что я над тобой издеваюсь.

Уинсом, выжидая, наблюдала за ним сверкающими глазами.

– Мне непереносима сама мысль о том, что ребенок может стать предметом насмешек. Всю жизнь меня презирали, потому что я был сыном рабыни, усыновленным отцом только в шесть лет.

Руки Бренда сжались в кулаки.

– И даже потом сплетники частенько шептались за моей спиной. Только когда я стал жить в доме дяди, вместе с Грольфом и Эйриком, начал обучаться воинскому искусству у знаменитого Карла Окровавленная Секира, узнал, как лучше защитить себя – мечом и топором, все слухи прекратились. Уинсом с силой сжала руку мужа.

– Но боль осталась, – продолжал Бренд. – Именно по этой причине я так и не смог окончательно возненавидеть мать. Ей тоже приходилось выносить жестокие слова и издевательства, прежде чем она умудрилась хитростью и интригами завладеть Бьорном Эглисоном. Думаю, что бессердечие окружающих подтолкнуло ее к кровавым замыслам, и жажда мести овладела ею. Именно поэтому она и убила первую жену отца и его сына.

Уинсом ахнула.

– Это правда, – печально кивнул Бренд. – Ужасная правда. Сайнид не давала покоя мысль о том, что она на всю жизнь останется рабыней. Видишь ли, моя мать принадлежала к ирландской знати. Я знаю это. Может, Сайнид казалось, что замужество с отцом вновь вернет ей честь и достоинство.

И, заметив вопрошающий взгляд Уинсом, добавил:

– Она сама говорила, что происходит из знатного рода, хотя призналась в этом мимоходом, когда нашла меня плачущим из-за оскорблений, которыми меня осыпали другие мальчишки. «Распрямись. Утри слезы, – строго велела она и дала мне подзатыльник. – Сыну и наследнику Бьорна Эглисона не пристало хныкать, как девчонке! В твоих жилах течет кровь ирландских принцев-воинов. Твой дед был дворянином». И она гордо удалилась, оставив меня недоуменно глядеть ей вслед.

Бренд грустно вздохнул.

– Она никогда больше не говорила об этом. Увы, матери уже нет в живых, и я так никогда и не узнаю правды.

Уинсом поцеловала мужа. Бренд, выйдя из глубокой задумчивости, тревожно вскинулся, но, тут же улыбнувшись, прижал к себе жену. Достаточно и того, что Уинсом по-настоящему принадлежит ему и они любят друг друга. Он начал осыпать ее поцелуями, и вскоре оба оказались обнаженными на постели.

Уинсом откинулась, позволяя страстным ласкам унести ее в мир счастья, зная, что любовь Бренда исцеляет ее и придает силы.

Бренд приподнял ее, и их тела слились.

– Теперь мы одно целое, – прошептал он. – Как я и говорил тебе, мы едины в нашей любви. Я ясно понимаю это. И никогда не позволю тебе покинуть меня, Уинсом.

Она льнула к мужу, ощущая его мощь, и оба крепко прижимались друг к другу.

– Я люблю тебя, – шепнул он, и в шатре наступило молчание, прерываемое лишь вздохами влюбленных, искавших наслаждения.

– Ах, Уинсом, мой Восторг, – простонал Бренд. – Мы должны еще как-нибудь заняться этим.

Уинсом наклонилась над мужем, заслонив его лицо темными прядями.

– А что, если сейчас? – предложила она. Бренд лениво играл с ее волосами.

– Мой Восторг, ты обладаешь поистине замечательной способностью восстанавливать силы.

– Могу и подождать, – притворно обиделась она, – только не слишком долго.

Бренд снова застонал и расхохотался:

– Долго ждать и не придется. И он оказался верен слову.