"Быль о полях бранных" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)Глава шестая Громкий разговор в поле— Коня! — Коня Султану Высочайшей Орды! Коня! — громогласно прокатилось по дворцу и вылетело наружу. — Тысячу «яростных» к походу! — Тысячу «яростных»! — Стройтесь, нукеры Непобедимого! Правитель Золотой Орды сбежал с лестницы. Ему подвели золотистой масти нисийского жеребца. Султан со ступеньки прыгнул в седло. Нисиец встал на дыбы и ринулся вперед. Тысяча закованных в броню воинов устремилась за ним... Неистово взбурлила столица Дешт-и Кыпчака. С базаров по всем улицам бежали люди. — Токтамыш идет! — сполошно раздавалось вокруг. — Горе нам! О Аллах, охрани наши дома! Завидев отряд султанской гвардии, народ останавливался, просил: — Защити нас, о Светоносный и Непобедимый Али-ан-Насир! — Бери наших сыновей! — Мы с тобой, Ослепительный!.. К отряду султана со всех сторон стекались вооруженные всадники. Даже иноземные купцы послали в бой половину своей стражи: хорошо знали богатеи — при смене власти они пострадают в первую очередь! Вместе с татарами стремились в схватку с Токтамышем иранцы, арабы, генуэзцы, турки, армяне, грузины, касоги. С двумя сотнями витязей за Али-ан-Насира встал только что прибывший в Сарай ал-Джедид и русский посол Семен Мелик. Всего сотню охраны оставил он при дарах княжеских. Али, не останавливая иноходца, все видел, все примечал. Так что, когда он выехал наконец в степь, около десяти тысяч разноплеменных всадников летели с ним навстречу беде. Когда султану доложили, что Токтамыш всего с пятью тысячами воинов осмелился встать лицом перед самим бакаулом, он тотчас воспользовался советом мурзы Кудеяра. Советом, который Али-ан-Насир в раздражении назвал глупым. А теперь... — У кюрягана в два раза меньше батыров, к тому же они устали от долгой скачки. Почему Тагир-бей не разметал кайсаков Токтамыша по степи? — спросил Али-султан гонца. — Бакаул не осмеливается пролить кровь потомка Чингисхана, — ответил посланник Та-гир-бея, посерев лицом. — Тамиржан-бинбаши, мир праху его, не побоялся схватить дерзкого, а главный начальник всех моих войск боится?! Коня!.. Только стремительность в действиях могла сейчас сохранить трон султану, только решимость сокрушить зарвавшегося царевича-чинги-сида могла сберечь собственную жизнь властителя Золотой Орды. Али-ан-Насир был молод, умирать не хотел, поэтому не колебался. «Тагир-бея на кол посажу, — в запальчивости думал султан. — Он изменил мне, с-соба-ка...» Навстречу скакал новый гонец. Увидев массу вооруженных всадников, он круто развернул коня, чтобы уравнять скорость с ними. Али-ан-Насир узнал сотника Максума. «Неужели Тагир-бей вместе с туменом перешел на сторону Токтамыша?!» — обожгла сердце властелина горячая мысль. Султан остановил коня. Максум-юзбаши спрыгнул наземь, стал на колени. — Говори! — Прости, о Великий! В тумене неспокойно. Бакаул Тагир-бей убит! — Кто убил его?! — Твоим высоким именем это сделал Сагадей-нойон. Он взял команду на себя и приказал готовиться к бою. Но два тысячника — Караба-ла и Усман — ушли со своими батырами к Токтамышу. — Все две тысячи ушли? — Около пяти сотен преданных тебе батыров остались. Им пришлось отбиваться мечами от изменников. — Я возвеличу их! Что делает Токтамыш? — Стоит напротив и как будто ждет подмоги. Его воины подъезжают к передовым тысячам тумена и насмехаются над ними, на поединки зовут. — Сейчас мы вместе смеяться будем, когда Токтамышевых хвастунов арканами повяжем, — зловеще пообещал Али-султан. — Вперед, быстрокрылые кречеты! — воззвал он. — Битва ждет нас! — И, уже сорвав коня с места, приказал: — Юзбаши Максум, ты теперь всегда будешь рядом со мной! Вскоре войско Али-ан-Насира встретили охранные отряды Сагадей-нойона. Еще через малое время медведеподобный тысячник стоял, склонив круглую голову, перед властелином Золотой Орды. Султан не разрешил ему сходить с коня. Гордый этим, военачальник доложил глухим прерывающимся голосом: — Батыры твои, о Великий, готовы наступать. Приказывай! — Наступать мы обязательно будем, — заверил его Али-ан-Насир. — Будем, мой храбрый и преданный тумен-баши[43] Сагадей-нойон... Вот сейчас бывший тысячник и начальник царской охоты пал с коня, встал на колени, без слов благодаря властелина за столь мгновенное возвышение: отныне в распоряжении Сагадей-нойона было десять тысяч воинов, отныне он мог участвовать в совете высших сановников при султане Дешт-и Кыпчака. — Встань! — приказал Али-ан-Насир. — Встань и поведай мне, что сделал ты для победы над врагом? Только тише говори. Эй, вы все, отойдите! — приказал он мурзам. Около султана остались только телохранители. — Говори, Сагадей. — У Токтамыша теперь сил много, тумен почти... — Что-о?! Мне сказали, у него и пяти тысяч нет. — Тебя обманули, о Великий. Но к нему бежали предатели Карабала и Усман. Если бы с самого начала я командовал туменом, я напал бы на Токтамыша не раздумывая. — И все же, что ты предпринял для победы? — Три тысячи батыров я послал вон за тот лесок. Они обойдут заросли и встанут в засаду. — А Токтамыш не догадается? — Не должен. Он думает: там одни овраги и снег — коню по брюхо. А я знаю там одно место... — Дальше! — Пять тысяч пойдут в лоб. Они построены клином. На острие — тысяча панцирных батыров с тяжелыми мечами. — Теперь силы наши удвоились, — заметил султан. — Распорядись, чтобы и мой тумен построили для битвы... А вправо нельзя послать засаду? Надо бы окружить кок-ордынского ублюдка Токтамыша. Это было бы хорошо. — Нет! Там крутой берег реки, где коннице не развернуться. Да и спрятаться там негде. — Откуда на врага посмотреть можно? — Вон курган, — указал вправо тумен-баши. — Поехали... Узнав, что к войску прибыл сам султан Дешт-и Кыпчака, брожение в тумене сразу прекратилось. Те из тысячников, кто еще колебался, чью сторону взять, теперь готовы были идти в бой и умереть за своего властелина. Батыры кричали «алла» Али-ан-Насиру, когда он проезжал сквозь их ряды. А проезжая, султан заметил вдруг небольшой отряд всадников на высоких сильных конях. На головах рослых ратников блестели высокие островерхие шлемы, добротные кольчуги искрили светом, в руках — тяжелые копья, прямые широкие мечи прицеплены к широким кожаным поясам, за спинами — красные миндалевидные щиты. — Ур-русы?! — изумился султан. — Кто у них старший? Эй, джагун, узнай! — Слушаю и повинуюсь! — Сотник из личной охраны властителя ринулся исполнять повеление... Вскоре перед правителем Золотой Орды предстал Семен Мелик. Не мешкая, русс спрыгнул с коня, преклонил колени, представился. — Почему здесь ты и твои воины? — спросил султан. — Тебе беда грозит, Великий Царь татарский. Потому мы здесь. — Ха, беда. Моя беда — моя забота! — рассмеялся Али-ан-Насир. — Прости, Великий Царь, коль что не так... — растерялся посол. — Все так. Все так, урус-мурза. Поехали со мной. В бою каждый воин дорог. Может быть, мне понадобится твой совет. Вы, урусы, храбры и находчивы. Семен Мелик взлетел в седло и присоединился к отряду мурз и телохранителей султана. Пока ехали к возвышению, Али-ан-Насир спросил Сагадея: — Как погиб славный Тамиржан-бей? — Не остерегся. Когда он захватил Токтамыша, то не сразу поскакал к тебе, а решил отдохнуть в степи. Тут и налетели кайсаки из Кок-Орды. — Слепой сурок, а не бинбаши. Отдохнуть решил... Теперь вечно отдыхать будет. О-о беспечность! — воскликнул Али. — Скольких славных полководцев погубила она, кто скажет? Сколько могучих батыров от нее смерть приняли?! О Аллах! Кони вынесли всадников на вершину высокого холма. Али-ан-Насир долго вглядывался в расположение вражеского стана. Оглядел прилегающую местность. Сагадей-нойон правду сказал: вправо от них скованная льдом река и равнина — всаднику не спрятаться. Река уходила влево и, словно серпом, отсекала войско Токтамыша от дороги в Кок-Орду, но тот, видимо, не очень-то об этом беспокоился. — Через реку отступят, она не помеха, — угадал мысли султана туменбаши. — А там что за курганы? — указал Али-ан-Насир дальше, в заречье. — Там нет никого, только наши дозоры. — А если их незаметно убрали? Не верю я, чтобы Токтамыш нигде не имел засады. Змееныш хоть и молод, но глупым его не назовешь. Да и советники у него опытные найдутся. С того места ударить нам в правое крыло будет очень удобно... Пошли за курганы тысячу легких всадников, пусть поглядят. — Внимание и повиновение! — Сагадей-нойон кивнул одному из своих гонцов. — Дозволь слово молвить, Великий Царь? — вмешался вдруг Семен Мелик. — Эй, батыр, подожди! — остановил гонца султан. — Говори, урус-мурза. — Скажи, воевода, а что там, на берегу реки, темнеет? — спросил Семен Сагадей-нойона. — Во-он, по обоим берегам, широкая полоса? — Тугай. Камыш сухой, по-вашему, — ответил начальник тумена и, мгновенно сообразив, добавил: — Только даже малому числу пеших воинов в нем трудно спрятаться. Если ты подумал об этом, то зря. — А ползком? — Ха-ха-ха! Ползком. Ты что, хочешь несколько тысяч батыров ползком туда отправить, урус-мурза? — рассмеялся султан. — Их тотчас обнаружат и порубят. — К чему тысячи? Я со своими молодцами проползу так, что и мышь не услышит. — Нет, ты погляди на него, Сагадей-ной-он. — Али-ан-Насир весело показал на Мелика пальцем. — Видимо, урус-мурза в дремучих лесах разучился думать. Ты хочешь двумя сотнями своих батыров удержать хотя бы одну тысячу Токтамышевых собак? Да вас в один миг растопчут копытами. — Прости, Великий Царь! Но нам совсем не придется обнажать мечей. Мы просто подожжем камыш. — Верно! — хлопнул себя ладонью по лбу Сагадей-нойон. — Тугай просох так, что вспыхнет мгновенно от одной искры и полыхнет на огромное расстояние. Если у Токтамыша за рекой есть засада, она будет отрезана. И самому кюрягану отступать некуда будет, пока тугай не прогорит! — А пока он прогорит, мы порубим всех Токтамышевых собак, а самого его на аркан возьмем! Ха... Молодец, урус-мурза! Действуй! Но знай: наступать мы будем только по твоему сигналу. Поторопись! Семен Мелик, не мешкая, устремил коня к своим. А султан восхищенно говорил: — О-о, хитер урус-мурза. Хите-ер! Я награжу его достойно, если все получится по-задуманному... С вершины кургана было видно, как от стана врага отделилась группа всадников и во весь опор поскакала к туменам султана. — Токтамыш гонца послал зачем-то, — угадал Сагадей-нойон. — Давай встретим его, — решил Али-ан-Насир. — Только ты сам с ним говори, а я рядом буду. Сделаем так, чтобы я слышал гонца, а ему меня видеть ни к чему: узнать может. — Да будет так, о Мудрейший! — Поехали... . Посол Токтамыша был велик ростом, чернобород, простодушен с виду и нагл до нетерпения. Сагадей-нойон невозмутимо слушал его громкие призывы. — Эй, батыры! — вещал иноземец. — Токтамыш-хан Непобедимый зовет вас под свой бунчук[44]! Всем от него великая награда будет! Такая награда, которую щедрый хан дал Карабала-бею и Усману! Все вы будете одеты в шелковые бухарские халаты, есть жирный плов и звенеть динарами на базарах!.. — Эй ты, курдюк паршивой овцы, подойди сюда! — позвал наглеца Сагадей-нойон. — Подойди и скажи, чего хочет от нас твой хан, у которого нет своего улуса?! Посол подъехал. Не поклонился. В седле сидел гордо. Глядел на нойона дерзко. Сагадей смеялся в душе. Но ему надо было выиграть время, пока воины Семена Мелика углубятся в тугай, и он решил потешить султана, себя, своих батыров да и выведать кое-что. Похоже было, Токтамыш не догадывается, что противник его удвоил силы и удесятерил дух. Но это мог увидеть и почувствовать гонец. Однако туменбаши не собирался отпускать наглеца: нукеры его были готовы к мгновенному действию. — Говори, о килича[45] могучего хана Токтамыша, — пропел Сагадей-нойон сладким голосом. — Скажи, чего ты хочешь от нас? Гонец сильно возгордился от ласкового обращения и еще более гордо заявил: — Могучий хан Токтамыш ничего вам не сделает, если вы выдадите на его суд беглого разбойника, укравшего у него пайцзу. — А твой кюряган, у которого нет своего улуса, и так нам ничего не сделает. Он слишком слаб и ничтожен. — У хана Токтамыша под бунчуком два тумена отборных воинов, и улус вашего Али скоро будет его улусом. — А ваш Абукир-бохадур сказал, что у кюрягана всего-то пять тысяч трусливых кайсаков. — Славный Абукир-бохадур нарочно сказал так, чтобы усыпить вашу бдительность. Вот ты, видимо, храбрый и сообразительный бинбаши. У тебя на лице шрамы — следы боевой доблести. Хан Токтамыш ценит таких. Переходи к нему и будешь возвышен. Ты встанешь слева от его трона. — ...которого у него нет, — закончил Сагадей-нойон. — Скоро будет. Уже сегодня будет! Как зовут тебя, храбрый бинбаши? — К чему тебе мое имя? — Чтобы сказать о твоем мужестве хану Токтамышу... Этот недалекий умом кок-ордынский мурза только потому так нахально вел себя, что двумя часами раньше здесь его слушали очень внимательно, а потом следом за ним ушли к Токтамышу два тысячника с большинством своих воинов. Будь кто другой на месте этого посла, не столь слепой от собственной гордости, он давно бы заметил, что теперь батыры Али-султана слушают его совсем по-другому. Но он не видел ничего... — Хорошо, я скажу свое имя. Меня зовут Тагир-бей, — соврал Сагадей-нойон. — Слыхал, наверное? — Какой Тагир-бей? — опешил кок-ордынец. — Я бакаул Ослепительного Али-ан-Насира. — Ха?! А говорят, его убили. — Кто говорит? — Батыр от вас прискакал недавно. — Это я его послал... — А-а? Он обманул хана Токтамыша? Тогда — горе ему!.. Слушай, а где твоя пайцза? Может, ты врешь все? — Вот она, — распахнул ворот полушубка Сагадей-нойон. Гонец вгляделся. На золотой пластине — голова барса. Нижнюю часть пайцзы он не видел, она была скрыта овчиной. Но килича поверил, что перед ним главнокомандующий войсками султана: слишком уж устрашающее лицо было у него. — Хорошо, что ты жив. Хан Токтамыш тоже не совсем поверил перебежчику... Отъедем в сторону, я должен передать тебе кое-что. — Тут давай, — не стронулся с места нойон. — Хорошо. Вот возьми. — Вражеский посланник вынул из-за пазухи свиток плотной китайской бумаги и протянул его мнимому ба-каулу. — Что там? — Сам почитай. Но никому не говори о тайном. Сагадей глянул на болтуна насмешливо, потянул повод. Конь его ступил в сторону. Тумен-баши с поклоном передал послание Токтамыша выехавшему вперед всаднику в богатой боевой одежде. — Посмотри, о Могучий Властелин Дешт-и Кыпчака, Ослепительный Али-ан-Насир, — почтительно произнес военачальник, — что пишет изменнику твой враг — ничтожный хвастун Токтамыш-кюряган. Здесь послание скорпиона змее. Кок-ордынец рот разинул от крайнего изумления и не успел сообразить ничего, как три аркана враз захлестнули его грудь и шею и сорвали с седла. Сопровождавшие киличу воины хотели ускакать, но сотни стрел мгновенно сделали их похожими на дикобразов... Султан сдернул со свитка шнур, развернул бумагу, быстро пробежал глазами по тексту. — Где тело ядовитой гюрзы? — медленно и грозно спросил он. — Нукеры-родственники повезли его в Сарай ал-Джедид. Похоронить хотят. Прости, о милосердный, — насупился Сагадей-нойон. — Я думал... — Максум! — проревел Али-ан-Насир. — Я здесь, о Могучий! — выехал вперед лихой юзбаши. — Возьми две сотни моих нукеров и догони изменников. Приказываю изрубить всех! А мертвое тело Тагира отвези в Сарай ал-Джедид и посади на кол посередине главного базара! — Внимание и повиновение! — воскликнул Максум. — Все будет так, как ты повелел, о справедливейший!.. Солнце заметно склонилось к западу. — Скоро ли урус-мурза подаст нам сигнал? — нетерпеливо спросил Али-ан-Насир. — Времени достаточно прошло. — Вот-вот должен быть, — отозвался Сагадей-нойон, вглядываясь в даль. Еще раньше он приказал самым зорким воинам смотреть на восток, что те и делали. Первым просигналил дозор с кургана. Там два всадника, разворачивая коней, то съезжались, то разъезжались. Это был условный, заранее оговоренный знак. — Токтамыш сейчас наступать будет, — доложил туменбаши султану. — К бою! И в этот миг десятки голосов вразнобой возвестили: — Видим в небе три дымных дуги! Вон там! — Первая тысяча, вперед! — проревел Сагадей-нойон. — Ур-рагх! Ур-рагх! Алла-а! Дешт-и Кыпчак! — раздались в ответ боевые клики, и земля затрепетала от множества конских копыт. Тысяча ушла вперед и пропала в снежной пыли. — Вторая и третья тысячи! — раздалась команда. — В бой! И снова боевой клич и грохот копыт... — Тысячи левого и правого крыла, враг там!.. Батыры сорвались с места... — Сигнал остальным! — приказал гонцам туменбаши. — Вперед! Через некоторое время и тысячи второго тумена, гремя саблями о щиты, прогрохотали мимо султана и его беев. Рядом с военачальниками остались три тысячи закованных в броню нукеров — охрана и резерв под командой Кудеяр-бея. Да-да, неожиданно султан доверил родственнику Мамая столь значительное войско, в первый раз доверил. Молодой тщеславный сановник до такой степени был изумлен этим и обрадован, что чуть было в благодарность не выдал заговор. Но вовремя одумался... Али-ан-Насир с мурзами и телохранителями поднялся на курган. Отсюда вся равнина, полоса леса слева, изгиб реки и сходящиеся в атаке войска просматривались отчетливо. Тумены Сагадей-нойона наступали гигантским клином. Токтамыш образовал из своего войска пологую дугу, которая шла выпуклой утолщенной стороной вперед. — В середине у Токтамыша самые сильные батыры, — поделился догадкой Кудеяр-бей. — Вряд ли, — усомнился Али-ан-Насир. — Он хочет окружить отряды Сагадея: после удара острия нашего клина дуга кок-ордынская выгнется и концы ее ударят по крыльям нашего войска. У кюрягана все получилось бы, но он не знает, что я вовремя успел с подмогой. — И все-таки Сагадей-нойон прорвет эту дугу. — громко сказал кто-то из мурз. — Токтамыш предугадал такую возможность, потому и укрепил центр. Однако... — пригляделся Али-ан-Насир, — вся дуга все равно шире, чем наступающие тысячи Сагадея. И если он не догадается, тогда... Туменбаши догадался: часть клина его летящего вперед войска подалась вправо, готовая встретить и отбросить врага. «Никогда не думал, что мой главный охотник еще и столь умелый полководец!» — изумленно подумал султан. — Так же и левое крыло надо сместить! — закричал Кудеяр-бей, словно за две версты его можно было услышать. — Там самое слабое место в рядах наших батыров! — Там самое сильное место, — спокойно возразил властелин. — Там притаилась засада. — О-о! Тогда все верно... Гляди, о Великий! За рекой из-за курганов показались всадники! Их много! О-о, горе нам! Разреши мне встретить их копьями?! Иначе будет поздно, о-о! — Стой на месте и молчи! — резко приказал Али-ан-Насир. — Смотри, что будет! — И уже тише отметил: — Прав был урус-мурза. Вот только не опоздал бы. Руссы словно услышали его. Берег реки на пути кок-ордынской засады и в тылу основной рати Токтамыша задымился вдруг и вспыхнул. Пламя быстро растекалось широкой полосой на огромном пространстве. С кургана увидели, как по льду реки в их сторону бежали люди. — Кто это? — спросил Кудеяр-бей. — Урусы. Это они подожгли тугай. — Ты мудр, о Великий. Засадные тысячи врага остановились! Воины Сагадей-нойона, увидев позади войск Токтамыша стену огня, потрясли округу громом боевого клича и ускорили движение. Удар их оказался настолько мощным, что вражеская дуга мгновенно была рассечена пополам. В то же время выметнулась засада. Кок-ордынцы заметались и подались было к реке. Но огонь вернул их к месту избиения. Токтамышу ничего не оставалось, как биться в окружении, хотя бы пока прогорит камыш. Его бесстрашные туркменские, узбекские и киргизские всадники падали один за другим... — Попался, вонючий сурок! — рассмеялся Али-ан-Насир. — Кудеяр, пошли гонца сказать: пусть ублюдка Токтамыша сразу сюда волокут. Да не забудь, чтобы изменников Карабалу и Усмана не убивали. Я сам придумаю для них казнь! — Слушаю и повинуюсь!.. Однако желанию султана не суждено было сбыться. Токтамыш с горсткой своих тургаудов и нукеров успел вырваться из смертельного кольца. Стремительная погоня пошла за ним. Но разве догонишь ахалтекинских скакунов[46]. И засадные кок-ордынские тысячи почти все были истреблены: успел ловкий туменбаши Сагадей-нойон перехватить их. Победа была полной! И все же радость Али-ан-Насира была омрачена бегством Токтамыша. Правда, в утешение второе желание султана исполнилось: изменники Карабала-бей и Усман-нойон попали в плен. — Разорвать конями! — приказал властелин. Опьяненные победой нукеры, не слушая жалостливой мольбы приговоренных, тут же исполнили повеление... Сотники и десятники, уведшие своих батыров к врагу, были казнены мечами. Простых воинов, оставшихся в живых, отстегали плетями и повязали, чтобы продать генуэзским купцам-работорговцам. Раненых предателей добили. Всю добычу, доставшуюся победителям, султан приказал отдать простым воинам. А досталось немало: только коней хватило почти каждому. А сабли, щиты, копья, кольчуги? В то время, чтобы вооружить одного тяжелого всадника, надо было отдать купцам восемнадцать коров или шесть сильных невольников! В руки победителей попала вся казна Токтамыша. — Раздать тысячникам и сотникам! — распорядился Али-ан Насир. — А вас, мои храбрые мурзы, — сказал он своему ближайшему окружению, — я награжу из своей казны. За верность вы достойны золота! — Велик наш султан! — громко вещали военачальники, нукеры и простые пастухи-воины. — Нет щедрее его и милостивее! И то дело неслыханное — раздать всю военную добычу: так еще ни один полководец не делал! — Туменбаши Сагадей-нойон, — торжественно объявил правитель Золотой Орды, — отныне тебя будут величать Сагадей-Арслан. Ты подобен льву, ты стоек и сокрушающ и по праву заслужил это высокое звание! Туменбаши, кряхтя, встал на колени, и, обычно немногословный, он возвеличил султана самыми лестными возгласами, обещал крови не пожалеть во славу великого и мудрого... — Где урус-мурза? — спросил Али-ан-Насир своих соратников, объезжая поле брани. К нему подвели Семена Мелика. — Я награждаю тебя тысячей динаров. А твои хитрые и ловкие воины получат по сто монет. Я приглашаю тебя на той[47], который будет завтра на главной базарной площади Сарая ал-Джедида. А через три дня я позову тебя, мужественный урус-ский килича, к своему трону, чтобы ты передал мне слова твоего коназа Димитро[48]. — Живи сто лет, Великий Царь! — обрадовался Семен Мелик последнему обещанию: в обычное время, чтобы попасть во дворец султана, надо было выждать не менее двух месяцев... — А мы думали, не загорится камыш татарский, — говорили между собой русские витязи, возвращаясь в город. — Но Семка наш хитер: верно подметил, что камыш тут от летнего зноя так высох — никаким снегом не пропитаешь. Да и снега-то тут нету почти. — И то сказать, он ведь, Семка-то, из козарского рода табунщиков, кои издавна на Русь пришли. По-козарски «Мелик» — значит «князь». До татар и половцев тут, на Волге, они кочевали. — Кровь козарская, а Руси служит? — Так Руси множество языков служат. Сытно им у нас. И татарские князья на Москве хлеб из рук Димитрия Иоанновича, осударя нашего, вкушают и верно ему служат... — Тише ты, балда! Чай, не на московском подворье горланишь. Услышит кто — беда... Отлегло от сердца султана Али-ан-Насира. Разбит враг, рассеян по степи. Не скоро Токтамыш оправится от такого сокрушительного поражения. И даже тревога от присутствия во дворце раненого Араб-Шаха ушла куда-то. «Может, отплатит добром за жизнь свою страшный и вероломный хан? — думал Али-ан-Насир. — Если бы он согласился стать моим бакаулом, тогда я взнуздал бы вольность всех эмиров Дешт-и Кыпчака. И... Мамая тоже!» Но, увы, не все события в этом противоречивом мире подчинялись воле султана Али. |
||||
|