"Чудо" - читать интересную книгу автора (Уоллес Ирвин)

6

— Расскажи, как тут все выглядит,— попросила Наталия Ринальди тетю Эльзу, держа ее за руку.

Она знала, что они находятся в гостинице, но это был ее первый приезд в Лурд, и территория была ей незнакома.

— Гостиница называется «Галлия и Лондон» и производит довольно приятное впечатление,— ответила тетя Эльза. Она описала племяннице вход, вестибюль, стойку регистрации, а потом спросила: — Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Снаружи было жарко,— ответила Наталия.— Я ощущала жару на протяжении всей дороги из аэропорта.

Из Венеции они на поезде добрались до Милана, а там сели на реактивный самолет авиакомпании «Аэр Лингус», зафрахтованный специально для группы римских паломников, отправляющихся в Лурд. Хотя они официально и не входили в эту группу, им позволили присоединиться к ней.

— У стойки регистрации стоят несколько человек,— сказала тетя Эльза,— и… Постой-ка! Да, по-моему, среди них и Роза Зеннаро. Вероятно, спрашивает, приехали ли мы с тобой. Подожди меня здесь, я пойду удостоверюсь.

Наталия стояла в окружающей ее темноте и пыталась вспомнить Розу Зеннаро, подругу ее тети по Риму, которая каждый год приезжала в Лурд помогать паломникам и которая согласилась опекать Наталию. Девушка

смутно припомнила ее: высокая худощавая женщина лет пятидесяти, с прямыми черными волосами. Неразговорчивая, но умная, вдова, обладающая достаточными для безбедной жизни средствами и не дающая окружающим ни единого повода для сплетен.

Поскольку темнота, в которой жила Наталия, не рассеивалась ни на секунду, она могла лишь воспринимать на веру, что рано утром она еще была в Венеции, потом оказалась в Милане, а теперь находится в гостинице Лурда — города, известного чудесными исцелениями, о которых она непрестанно думала на протяжении последних трех недель. Здесь на Наталию снизошло спокойствие. Она чувствовала, что это хороший город и не зря его избрали Господь и Пресвятая Дева Мария, чтобы изливать свою милость на страждущих. Наталия лелеяла надежду, что она окажется одной из них. На протяжении последних трех черных лет она еще ни на что не надеялась так сильно.

— Наталия,— услышала она голос тети Эльзы,— это действительно была Роза, и сейчас она стоит рядом со мной. Ты встречалась с ней несколько раз до того, как с тобой случилась беда.

— Да, конечно, я помню,— ответила Наталия и наугад протянула руку.— Здравствуйте, Роза.

Она ощутила крепкое рукопожатие и услышала голос:

— Здравствуй, Наталия. Я очень рада, что ты приехала в Лурд.

Наталия почувствовала теплое дыхание и прикосновение сухих женских губ к своей щеке.

— Ты выросла и превратилась в красивую молодую женщину.

— Благодарю вас, Роза.

Тетя Эльза вмешалась в разговор:

— У нас мало времени. Я зарегистрировала тебя и получила ключ. Комната двести пять. Пойдем, я провожу тебя туда, прослежу за тем, чтобы принесли багаж, а потом тронусь в обратный путь. Я едва успеваю на обратный рейс в Милан и на последний в Рим. Я обещала твоим родителям, что завтра утром выйду на работу. Но ты остаешься в хороших руках. Роза позаботится о тебе не хуже меня. — Она легонько потянула Наталию за руку.— Сейчас мы пойдем к лифтам. Они расположены в дальней части вестибюля, слева от входа в гостиницу. Рядом с ними лестница, которая ведет вниз, в столовую. Там для тебя будет зарезервирован постоянный столик. Питание — три раза в день.

Когда они выходили из лифта, руку Наталии перехватила Роза, и девушка услышала голос тети, прозвучавший чуть впереди от них:

— Вот этот номер! Пятая дверь слева от лифта.

Наталия уверенно двинулась по коридору и позволила Розе ввести себя в номер.

— Комната симпатичная? — спросила она.

— Очень милая и, слава богу, чистая,— ответила тетя Эльза.— Слева от двери, у стены, находится письменный стол и стул, а прямо перед столом — ванная комната. Дальше вдоль этой же стены — комод с пятью ящиками. Для твоих пожитков места тут более чем достаточно. В стене прямо напротив нас большое окно, у правой стены — платяной шкаф с ящиками и вешалками, а также две узкие односпальные кровати, сдвинутые вместе. Я сниму покрывало с крайней, которой ты, вероятно, и будешь пользоваться. Возле кровати находится тумбочка, туда я поставлю будильник, а чемодан пока что положу на вторую кровать. У меня еще остается время, чтобы распаковать твои вещи и разложить их по шкафам. Когда я с этим закончу, я подробно расскажу тебе, где что лежит. Но с тобой каждый день, до самого твоего возвращения в Рим, будет находиться Роза, и, если ты что-то забудешь, она тебе напомнит.

— Я ничего не забуду,— заверила тетю Наталия.

Через двадцать минут тетя Эльза объявила, что закончила распаковывать ее багаж.

— Наталия,— сказала она,— у меня сердце разрывается оттого, что приходится покидать тебя, но я обязана вернуться в Рим. Увижу тебя примерно через неделю.

— Нет, надеюсь, что это я тебя увижу,— с нажимом на последнее слово ответила девушка.

— Я тоже на это надеюсь, милая.

Наталии почудилось, что в голосе тети прозвучала нотка сомнения, но тем не менее они крепко обнялись и поцеловались.

— Тетя Эльза, спасибо тебе за все! За чудесное время, проведенное в Венеции, за то, что ты взяла на себя труд привезти меня сюда, и за то, что уговорила Розу помогать мне.

— Благослови тебя Господь,— сказала на прощание тетя Эльза и вышла из комнаты.

На несколько секунд Наталия ощутила себя ужасно одинокой, но затем рядом с ней прозвучал голос Розы:

— Ну вот мы с тобой и остались вдвоем. Чем бы ты предпочла сейчас заняться: отдохнуть или прогуляться по городу?

— Мне хотелось бы пойти прямо в грот. По городу мы еще успеем погулять, а теперь я хочу как можно больше времени проводить в гроте и возносить молитвы Пресвятой Деве Марии. Вы не возражаете?

— Наталия, я здесь именно для того, чтобы выполнять все твои желания. Пойти в грот — хорошая мысль. Он расположен совсем рядом, всего в нескольких минутах ходьбы от гостиницы.

— Туда мы и пойдем.

— На улице все еще жарко. Ты не хочешь сменить джинсы на какую-нибудь более легкую одежду?

— Пожалуй, вы правы. В шкафу должно висеть розовое шелковое платье.

— Сейчас я его найду.

Наталия услышала, как Роза направилась к шкафу, и сказала ей вдогонку:

— Роза, я хочу, чтобы этот визит в грот был совсем коротким. Надолго я пойду туда после ужина.

Передавая платье девушке, Роза ответила извиняющимся голосом:

— А вот тут я вряд ли сумею тебе помочь. Каждый вечер я должна являться в центр гостеприимства, и там мне дают одно и то же задание: катить инвалидное кресло с каким-нибудь паломником во время вечерней процессии. Но я смогу находиться с тобой утром и днем. Кроме того, я больше не стану питаться с другими волонтерами, и мы будем ужинать вместе с тобой в гостинице. Но сразу после ужина мне придется оставлять тебя и спешить обратно на территорию святилища. Ты ведь не будешь возражать? Целый день ты сможешь проводить в гроте, а после ужина у тебя будет возможность отдохнуть в номере, почитать, послушать радио.

Наталии пришлось приложить усилия для того, чтобы не выдать охватившее ее разочарование. Отложив в сторону шелковое платье, она расстегнула молнию на джинсах и стянула их.

— Не переживайте, Роза, я все понимаю. Я справлюсь.

«Я обязана справиться!» — сказала она самой себе, натягивая легкое платьице поверх тонкого лифчика и ажурных трусиков. Она научилась обходиться собственными силами еще в Риме, и здесь она тоже научится добираться до грота и возвращаться в гостиницу поздними вечерами. Пусть это будет нелегким делом, но она не может упустить возможность провести лишние часы в святом месте и в одиночестве молиться об исцелении. Возможно, Дева Мария услышит ее.

Да, она научится делать это самостоятельно. С того самого момента, когда они выйдут из этой комнаты, она станет считать шаги до лифта, познакомится с кнопками на панели управления лифта, а оказавшись на улице, будет запоминать повороты. Она умела это делать и, будучи актрисой, обладала прекрасной памятью.

— Если мое платье в порядке, то я готова,— заявила Наталия, и рука Розы тут же легла на ее локоть.

— Что ж, тогда в путь! — сказала старшая женщина. Они вышли из номера. Наталия тут же принялась

считать шаги и аккуратно раскладывать их по полочкам своей памяти. А их было так много! Столько-то шагов до лифта, столько-то шагов от лифта и — через вестибюль — к выходу из гостиницы. А затем — через сводчатую галерею на улицу Бернадетты Субиру. Поворот направо. Определенное количество шагов до перекрестка. Светофор.

— Обычно на этом перекрестке до десяти часов вечера стоит полицейская патрульная машина — красный автомобиль с белой полосой на боку и синей мигалкой. А если машины нет, то вместо нее дежурят двое полицейских,— сказала Роза.

Ага, запомнила Наталия, к полицейским можно обратиться с просьбой перевести ее через дорогу. Затем — определенное количество шагов мимо кафе «Ле Руаяль», мимо каких-то лавчонок и заполненного покупателями сувенирного магазина «Маленький цветок святой Терезы».

— Здесь,— пояснила Роза,— мы поворачиваем направо, переходим улицу и идем к длинному пандусу, который и приведет нас к святилищу.

Наталия продолжала считать и запоминать, считать и запоминать. Число шагов по улице до пандуса, число шагов по идущему под уклон пандусу.

— Теперь мы спускаемся по пандусу,— рассказывала Роза.— Слева от нас, совсем близко, находится базилика Четок, а если обойти ее справа, то там будет грот. Ты хочешь зайти в церковь?

— Не сейчас, Роза. Завтра я приду и на мессу, и на исповедь, а сейчас мне бы хотелось попасть в грот.

— В грот так в грот. Мы проходим мимо церкви и заходим в ворота, ведущие к гроту.

Наталия молча шла рядом со своей провожатой и подругой, считая шаги до грота.

— Вот магазинчик, который торгует книгами и буклетами, посвященными Бернадетте. Сейчас мы проходим мимо кранов, из которых течет вода целебного источника, и мимо лотка, с которого торгуют церковными свечами. Дальше находится грот, за ним еще два входа в пещеру, потом купальни, в которых паломники совершают омовения.

— Давайте остановимся перед входом в грот,— мягко попросила Наталия, не переставая считать шаги.

— Вот он, слева от нас. — Они остановились, и девушка почувствовала, как твердые руки Розы повернули ее.— Мы находимся перед гротом.

— Я хочу войти внутрь.

Роза вновь взяла ее за руку и повела за собой. Наталия шла уже не такой твердой поступью, но счет не прекратила. Вскоре они снова остановились, и Роза произнесла:

— Ты стоишь на том самом месте, где, насколько мне известно, находилась коленопреклоненная Бернадетта.

Наталия кивнула, опустилась на колени и молча помолилась. Когда она поднялась, то услышала слова Розы:

— Если хочешь, ты можешь прикоснуться к стене грота.

Наталия протянула руку вбок и нащупала стену. Осознав, что стена совсем рядом, девушка наклонилась вправо и поцеловала гладкую прохладную поверхность. На душе у нее полегчало, и она позволила своей провожатой вывести себя через полукруглое отверстие наружу.

— Провести тебя по территории святилища? — осведомилась Роза.

— Мне хотелось бы побыть перед входом в грот и помолиться,— ответила Наталия.

— Позади нас много свободных скамеек. В такую жару лучше молиться сидя.

Усевшись, Наталия достала четки и погрузилась в молитвы и размышления. Роза ненадолго отошла, а вернувшись минут через тридцать, сказала:

— Народ расходится. Все идут на ужин. Нам тоже пора. Я отведу тебя в гостиницу тем же путем, каким мы шли сюда.

Наталия встала со скамейки и, опираясь на руку Розы, поплелась следом за ней к подножию пандуса, поднимавшегося к улице. Она снова считала шаги, перепроверяя саму себя. Оказавшись наверху, Наталия остановилась, чтобы перевести дыхание и сравнить число шагов, которые она насчитала по пути отсюда к гроту, и цифру, которая получилась сейчас. Они практически совпали.

Вскоре они снова стояли в вестибюле гостиницы, дожидаясь лифта. Наталия ощущала себя обновленной и получившей заряд некой энергии. В окружающем ее мраке внутренним взором она пыталась рассмотреть Спасителя и Его Мать, Владычицу Небесную.

Она услышала голос Розы:

— Сейчас мы пойдем в твой номер, где ты сможешь освежиться и перевести дух. Я, пожалуй, сделаю то же самое. А потом мы спустимся в ресторан и как следует поедим. Затем я провожу тебя обратно в комнату, а сама уйду. Надеюсь, ты не будешь чувствовать себя одинокой?

— Я никогда не испытываю этого чувства,— улыбнулась Наталия.— Я слишком занята.

В противоположном конце вестибюля, за стойкой регистрации, стояли двое, и один из них пристально смотрел на женщин, собиравшихся войти в лифт.

Круглолицую румяную женщину средних лет звали Ивонна, она была администратором и работала здесь в дневную смену. Сейчас она ни на что не обращала внимания, поглощенная какими-то бумагами. Вторым был консьерж Анатоль, молодой здоровяк с мохнатыми бровями, близко посаженными серыми глазками, сплющенным носом боксера и толстыми губами. Выходец из Марселя, Анатоль долго искал работу в Лурде и примерно с неделю назад нашел ее в гостинице «Галлия и Лондон». Сейчас он приехал, чтобы подменить Ивонну и заступить в ночную смену.

Анатоль не сводил глаз с двух женщин, входящих в лифт.

— Работаю здесь уже неделю и только сейчас увидел бабу, которую с удовольствием бы трахнул,— пробормотал он.

Ивонна, уже успевшая привыкнуть к скабрезностям, которые то и дело изрыгал ее новый помощник, подняла голову от бумаг и, проследив за его взглядом, осведомилась:

— Тебе понравилась та пожилая дама?

— Нет, дура, другая! Она стоит к тебе спиной, но погляди на нее, когда она повернется, чтобы войти в лифт. Классная молодая телка! Похожа на итальянку. Видала когда-нибудь такие титьки?

Его глазки жадно ощупывали Наталию, когда она вошла в лифт и повернулась лицом к вестибюлю. Словно загипнотизированный, он разглядывал точеную фигурку девушки, ее длинные темные волосы, черные солнцезащитные очки, делавшие ее еще более сексуальной, тонкий прямой носик, алые губы, молочную кожу шеи, с которой на высокую грудь свисала золотая цепочка с крестиком. Летнее платье подчеркивало каждую черточку ее сногсшибательного тела.

— Да-а,— протянул Анатоль,— это то, что надо! Я с ней, пожалуй, перепихнусь!

Ивонна воззрилась на парня изумленным взглядом.

— Анатоль, ты что, спятил? Разве не видишь? Она слепая!

— Ну и что? Чтобы трахаться, необязательно быть зрячим.

— Анатоль, ты просто, грязное животное, и то, о чем ты думаешь, совершенно невозможно.

— Может быть,— равнодушно пожал плечами парень.— А вдруг Дева Мария будет на моей стороне?

Стоял ранний вечер, когда заляпанный грязью желтый автобус, на лобовом стекле которого была укреплена табличка с надписью «Испания», натужно скрипя тормозами, остановился у входа в гостиницу «Галлия и Лондон». Из него выбрались восемь пассажиров, после чего автобус тронулся с места и поехал развозить по другим гостиницам остальных паломников из числа группы, прибывшей из Сан-Себастьяна. Последним из вышедших был Микель Уртадо.

Он стоял на тротуаре, разминая затекшие мышцы и вдыхая прохладный вечерний воздух. Какое счастье, что утомительная поездка позади! Ему так надоели теснота автобуса и что-то непрерывно бормочущие попутчики, эти набожные ханжи!

Правда, надо признать, что путешествие от Сан-Себастьяна через баскскую границу на территорию Франции и затем до Лурда длилось не слишком долго, всего шесть часов, но Уртадо они показались вечностью. Ему не терпелось сделать то, ради чего он сюда приехал, и как можно быстрее убраться восвояси.

Дожидаясь вместе с остальными, пока выгрузят багаж, Уртадо осматривался вокруг. По тротуарам шли пешеходы всех национальностей и возрастов, многие из них разглядывали витрины сувенирных магазинов и лавок, торгующих всякой мишурой, рассчитанной на туристов. На другой стороне улицы, ближе к перекрестку, возвышалось огромное серое здание. В свете уличного фонаря можно было прочесть его название: «Больница Богоматери Всех Скорбящих».

В Лурде Уртадо не интересовало ничего, кроме грота. Он вырос в католической семье, всегда знал о лурдской святыне, но не знал, правдива ли история про Бернадетту. Впрочем, ему было на это наплевать. Он знал другое: грот является главной святыней католицизма, и в ближайшие дни здесь вновь ожидают появления Девы Марии, как актрисы, выходящей на бис.

Разум Уртадо кипел от злости. Августин Лопес, твердокаменный революционер, отменил ликвидацию министра Буэно, поверив его лживым обещаниям начать переговоры о баскской автономии, если Дева Мария, как она якобы обещала, действительно явится в гроте. Неважно, правда или нет, что девчонка Бернадетта сто с лишним лет назад видела Богоматерь и говорила с нею. Но верить — в наше-то время! — что Дева Мария явится в этой проклятой пещере толпе недоумков,— это уж слишком! Даже если сам Лопес верит в подобные сказки, Уртадо на такое никогда не купится! Его намерение положить конец уловкам и лисьей тактике Буэно было непоколебимым.

Несмотря на то что молодая соратница Уртадо Хулия Вальдес пыталась отговорить его от этой затеи, он твердо решил осуществить свой план. С этой целью Уртадо придумал для своей доверчивой матери целую легенду, рассказав ей, что после того, как он услышал о скором возвращении Пресвятой Девы, в его душе с новой силой вспыхнуло религиозное чувство. Он хочет поехать в Лурд и присутствовать при чудесном событии, однако, чтобы получить место в гостинице, ему необходимо войти в состав официальной группы паломников. Одна такая группа формировалась в Сан-Себастьяне, и Микель попросил матушку похлопотать за него. Слова сына глубоко взволновали пожилую женщину. Она отправилась к приходскому кюре и упросила зачислить вернувшегося к вере сына в состав группы паломников из Сан-Себастьяна. Правда, Уртадо пришлось назваться собственным именем, что противоречило правилам ЭТА, но, во-первых, он не состоял на учете в полиции, а во-вторых, игра стоила свеч.

Увидев, что его коричневый чемодан уже вытащили из автобуса и поставили на тротуар вместе с остальным багажом, он торопливо схватил его и поспешно вошел в двери гостиницы. Опередив всех остальных членов группы, он направился прямиком к стойке регистрации. За ней стояли двое. Женщина, снимавшая форменную куртку, давала какие-то инструкции откровенно скучавшему молодому человеку.

Вклинившись в их разговор, Уртадо проговорил:

— Мне сказали, чтобы я обратился к Ивонне, работающей на регистрации постояльцев.

— Ивонна — это я,— сказала женщина за стойкой.— Вы застали меня вовремя, я как раз собиралась уходить домой. Чем могу вам помочь?

— Меня зовут Микель Уртадо. Для меня здесь забронирован номер на неделю. Я приехал с группой паломников из Сан-Себастьяна.

Ивонна открыла гроссбух и стала водить пальцами по строчкам, бормоча:

— Уртадо, Уртадо, Уртадо… Ага, вот вы! Для вас забронирован номер двести шесть. Он готов и дожидается вас. Сейчас я запишу его за вами. Анатоль, дай мне ключ.

Молодой парень отправился к доске с ключами, а Ивонна тем временем протянула Уртадо регистрационную карточку и спросила:

— А кто вам назвал мое имя?

— Мой друг в По. Он должен был прислать сюда посылку для меня и сказал, чтобы я обратился за ней к вам.

— Посылка? Ах да, припоминаю. Сегодня кто-то действительно принес посылку на ваше имя. Я велела отнести ее в ваш номер.

— Спасибо, Ивонна,— поблагодарил Уртадо и положил на стойку купюру в десять франков.

В следующий момент подошел Анатоль с ключом от номера. Уртадо взял его и направился к лифтам.

Оказавшись на втором этаже, он быстро нашел номер 206 и, отпирая дверь, увидел, как из соседней комнаты выходят две женщины: одна — в возрасте, а вторая — удивительно красивая молодая девушка, по всей видимости слепая. Он услышал, как пожилая дама сказала что-то о том, что они как раз успевают на ужин, а затем они удалились по коридору.

Уртадо сейчас мог думать только об одном — о посылке, которая дожидалась его в номере. Именно в ней заключался смысл его приезда в Лурд.

Распахнув дверь, он едва ли не вбежал в комнату и, бросив чемодан на пол, кинулся к столу, стоявшему рядом с кроватью.

Вот она! Стоит на столе, аккуратно завернутая в толстую серую бумагу и перевязанная бечевкой. Упав на стул, Уртадо вытащил перочинный нож, открыл его, поспешно срезал веревку и сорвал оберточную бумагу. Содержимое посылки было тщательно переложено плотными листами гофрированного картона, который тут же полетел на пол. И наконец взгляду Уртадо предстало долгожданное сокровище.

Вынимая предметы один за другим, он любовно поглаживал их и раскладывал на столе. Длинные круглые палочки динамита, связанные по нескольку штук, спиралевидный электрошнур зеленого цвета, пустой пока пластиковый корпус, таймер в форме яйца, электробатарея. Все как он заказывал.

Это были компоненты мощной бомбы с часовым механизмом. За годы своей карьеры террориста Уртадо собрал не одну такую. Все очень просто. Вы устанавливаете часы на определенное время, и, когда стрелка достигает нужной цифры, она замыкает контакт, батарея подает электрический заряд на детонатор и тот подрывает взрывчатку. Баски неоднократно использовали подобные устройства для подрыва автомобилей и зданий. Теперь в этот ряд встанет и грот. Проклятая святыня разлетится ко всем чертям, превратится в груду песка и щебня, после чего ее не сможет отыскать и дюжина Богородиц. Наверняка этот взрыв поможет привести в чувство Лопеса.

Уртадо поднялся со стула, взял чемодан и положил его на кровать. Чемодан был наполовину пуст, и места в нем было предостаточно. Очень осторожно он перенес содержимое посылки на кровать и стал укладывать компоненты будущей бомбы в чемодан. Закрыв и заперев его, он мысленно поблагодарил баскского товарища из По, который в свое время, живя в Сан-Себастьяне, входил в ряды ЭТА и до сих пор симпатизировал этой организации. Примерно неделю назад Уртадо позвонил ему и попросил раздобыть материалы, необходимые для изготовления адской машины.

Он испытывал слишком сильное возбуждение, чтобы идти сейчас на ужин. Вытащив из кармана куртки недоеденный бутерброд с ветчиной, он стал рассеянно жевать его, одновременно доставая из другого кармана полученную в автобусе карту Лурда. Положив карту на стол, он разгладил ее и принялся искать грот. Когда ему это удалось, Уртадо с удовлетворением увидел, что грот находится совсем рядом с крестом, которым он еще во время поездки отметил местоположение гостиницы.

Сунув в рот остатки бутерброда, Уртадо решил, что не должен больше терять время. Ему необходимо провести рекогносцировку: осмотреть грот и определить, с какими проблемами он может столкнуться в ходе реализации своего плана. Судя по фотографиям, которые Уртадо видел в иллюстрированном буклете, задача была не из трудных. По крайней мере, это будет гораздо проще, чем ловушка, которую они совсем недавно готовили для министра Луиса Буэно. Сложность может представить собой разве что установка бомбы. Ведь это нужно сделать таким образом, чтобы ее не заметила ни одна живая душа, а народу там будет видимо-невидимо. Однако людям все же нужно спать, поэтому Уртадо надеялся, что ночью или под утро возле грота никого не будет и ему хватит времени собрать адскую машину и установить часовой механизм. Именно поэтому он должен отправляться туда незамедлительно.

Перед тем как выйти из номера, Уртадо зашел в ванную комнату, почистил одежду и, глянув на себя в зеркало, задумался: а может, стоит воспользоваться какой-нибудь маскировкой? Потом он сообразил, что в данном случае маскировка не имеет смысла, ведь в этом глухом французском городке его никто не знает. Можно разве что устроить себе легкую фальшивую хромоту с помощью камушка, положенного в ботинок. Тогда в случае чего будут искать хромого.

Еще раньше Уртадо предусмотрительно подобрал с земли небольшой гладкий голыш и теперь, снова открыв чемодан, стал копаться в нем в поисках камешка. Найдя этот кусок гальки, он скинул левый ботинок, сунул в него камень и снова надел. Завязывая шнурки, Уртадо не сомневался, что этот незатейливый предмет заставит его хромать и собьет с толку возможных свидетелей. Самая подходящая маскировка для Лурда. Окружающие подумают, что он страдает ревматизмом или артритом и приехал сюда, чтобы помолиться об исцелении.

Уртадо вышел из номера и двинулся по коридору. Через пятнадцать минут, несколько раз спросив дорогу, он присоединился к плотному людскому потоку, двигавшемуся по круто уходящей вниз дороге, и вскоре оказался в том месте, которое на карте было названо площадью Процессий. Не обращая ни малейшего внимания на три церкви слева от него, он целеустремленно шел к гроту, лавируя между паломниками.

Через несколько минут Уртадо подошел к толпе, которая волновалась как море. Послышался крик:

— Время вечернего шествия!

Людское море выплеснулось в разные стороны, а потом, словно по волшебству, забурлило и приняло некую организованную форму. Тысячи паломников стали разбредаться, шатаясь, ковыляя, кренясь вбок, многие — на креслах-каталках, опираясь на костыли, в сопровождении священников, монахинь или медсестер с повязками на предплечьях. Уртадо с удивлением смотрел, как пустеет окружающее пространство, и вскоре он оказался чуть ли не единственным живым существом, стоящим у входа в грот. Теперь он мог спокойно осмотреться.

Он стоял у того места, где начинались длинные ряды скамеек и стульев. На некоторых из них сидели паломники, перебирая четки и бормоча молитвы, но лиц их в опустившихся сумерках разглядеть было невозможно. Желтоватым светом множества высоких восковых свечей освещался лишь сам грот. Выше их Уртадо разглядел побитую непогодой, невзрачную статую Девы Марии. Богородица молитвенно сложила руки, словно просила его о пощаде.

А вот сам грот его удивил. Когда, узнав о наступлении Недели Новоявления, Уртадо рассматривал фотографии Лурда, грот представлялся ему весьма внушительным, однако в реальности он оказался гораздо меньше и неказистее. Уртадо даже показалось, что это непрезентабельное сооружение не стоит того риска, который связан с его уничтожением. Однако в глазах Луиса Буэно и Лопеса грот являлся святыней и имел огромное значение, поэтому он должен быть взорван.

Уртадо тщательно осмотрел грот. Над ним уходил вверх крутой склон холма, вершину которого венчала Верхняя базилика. Мужчина посмотрел вправо, и в голове его мгновенно созрел план. Паломников и туристов обычно выстраивали в очередь, и они непрерывным потоком заходили в грот. Каждый закуток, каждая расселина внутри были открыты их взглядам, а значит, в гроте динамит не спрячешь. Но справа от грота и чуть выше его располагалась внушительных размеров ниша, в которой стояла мраморная фигура Девы Марии. Вокруг ниши росли густые заросли кустарника, а близлежащий склон зарос подлеском, утоптанная тропа через который вела к статуе.

В удобное время, когда весь Лурд спит, он вернется сюда, сделает вид, что молится, и незаметно спрячется в этих зарослях, а затем взберется наверх и установит бомбу прямо за спиной статуи Богородицы. Таймер он поместит чуть выше по склону, и зеленый провод, который будет тянуться к нему от бомбы, окажется абсолютно незаметным в буйных зарослях. Через пятнадцать минут после того, как таймер будет установлен, Уртадо уже окажется далеко от этого места, а в тот момент, когда грянет взрыв, он будет ехать в арендованной машине по направлению к Биаррицу и Сен-Жан-де-Люсу, к границе. Тогда еще никто толком не успеет понять, что же произошло.

Думая о том, как это будет выглядеть, Уртадо облизнул пересохшие губы. Мощный взрыв обрушит половину склона, уничтожит алтарь и другие артефакты внутри грота, выпустит на волю подземный источник, который затопит тут все вокруг. Бывшая святыня превратится в груду руин, обломков и гранитных булыжников. Даже Дева Мария, если она взаправду решит объявиться в гроте, нипочем не отыщет его. Улыбка Уртадо стала шире. Уничтожение грота оказалось не только осуществимым, но и весьма простым делом.

Весьма удовлетворенный результатами своей вылазки, он вдруг вздрогнул от неожиданного прикосновения, когда кто-то взял его за левую руку. В ночи прозвучал женский шепот:

— Ну наконец-то, Кен! Я тебя обыскалась!

Уртадо резко развернулся и увидел перед собой привлекательную молодую женщину.

— Я не Кен,— пробормотал он.— Вы, должно быть, обознались.

— О черт! — вскрикнула женщина и тут же стала извиняться: — Простите меня, ради бога! Я повсюду искала своего мужа. Его зовут Кен, Кен Клейтон, а здесь так темно, и я приняла вас за него. Вы с ним одного роста, и на вас такая же вельветовая куртка, как у него. Вы уж меня извините.

Уртадо с удивлением смотрел на нее.

— Не стоит извиняться, мадам. Должен заметить, что ваш Кен — настоящий счастливчик.

Она отпустила его руку и отступила на шаг.

— Спасибо. Я — Аманда Спенсер Клейтон из Чикаго.

— Рад познакомиться, — ответил Уртадо, однако сам не представился.

— Ну что ж,— испытывая очевидную неловкость, проговорила Аманда,— я, пожалуй, пойду. Сделаю еще одну попытку найти мужа, а затем вернусь в гостиницу.

— Если хотите, я мог бы вам помочь,— проговорил Уртадо, ковыляя позади женщины.

Аманда заметила, что он хромает.

— Вы приехали сюда из-за ноги? — поинтересовалась она.

— Артрит замучил, знаете ли,— экспромтом выпалил Уртадо.

— Ну, это не самая опасная болезнь. По крайней мере, не смертельная, это уж точно.

— Да, конечно, но зато крайне болезненная и причиняющая массу хлопот.

— А вот у Кена болезнь неизлечимая,— с горечью проговорила Аманда.— Какая-то разновидность рака костной ткани. Ему могло бы помочь хирургическое вмешательство — в некоторых случаях оно приводит к полному выздоровлению. В Чикаго уже была назначена операция, но Кен отменил ее из-за этого… возвращения Девы Марии. Он вдруг ударился в религию и заявил, что намерен искать исцеление не на операционном столе, а здесь, в Лурде.

Они вышли на широкую площадь Четок. Аманда в поисках Кена смотрела по сторонам, и тут Уртадо сжал ее руку и выдохнул:

— Господи! Вы только взгляните! Что это на нас катится?

Аманда посмотрела вперед и увидела огромную армию, целеустремленно марширующую прямо на них.

— Да их здесь тысячи! — пробормотал Уртадо, моргая от удивления.

— Более тридцати тысяч,— уточнила Аманда.— Я слышала и читала об этом. Это так называемое вечернее шествие. Дева Мария сказала Бернадетте: пусть ходят сюда процессии. С тех пор и существует эта традиция. Ежедневно проходят две процессии: одна — после полудня, а вторая, с факелами,— вечером. Сначала они собираются у грота, а потом…

— Да, я знаю,— подтвердил Уртадо,— я видел их здесь сегодня.

Уртадо потянул Аманду за руку и увлек ее с площади, где уже стояли сотни любопытствующих, уважительно наблюдающих за торжественным факельным шествием.

Следя за тем, как приближается процессия, разделяясь на две части, чтобы пройти по двум противоположным сторонам парка, он обратил внимание на то, как четко организовано и срежиссировано это действо. Два человеческих потока, змеящиеся параллельно друг другу, представляли собой вавилонское смешение рас и людских типов. На многих были экзотические одеяния, подобных которым Уртадо еще не приходилось видеть. Руководители различных групп паломников несли знамена своих епархий. Тут были аббаты в фиолетовых одеяниях, священники в черном, девушки из числа Детей Марии и мальчики-певчие, одетые в белое, а также простые верующие в разнообразных нарядах всех цветов и фасонов. В руке у каждого трепетала пламенем свечка, засунутая в картонную подставку, напоминающую перевернутую игрушечную шляпу.

— Эти картонные штуки предназначены для того, чтобы ветер не задувал пламя,— пояснила Аманда.— Они тут продаются в любой сувенирной лавке по два франка за штуку. Видите, все участники шествия одновременно поднимают свечи, когда раздается «Аве, аве, аве Мария». Впечатляющее зрелище!

Действительно, от этого зрелища дух захватило даже у Уртадо. Во главе каждой группы паломников шел ее руководитель, чаще всего священник, и нес в руках табличку с названием страны или географического пункта, из которого прибыла группа. Перед глазами Уртадо проплывали высоко поднятые таблички с надписями «Бельгия», «Япония», «Алжир», «Мец»… Да, участников шествия действительно были тысячи, и эти названия доказывали, что они и впрямь прибыли из всех уголков света.

А потом откуда-то сзади и сверху, из громкоговорителей, спрятанных в кронах деревьев, зазвучала музыка и стихи. Это был «Гимн Лурда». Уртадо стал вслушиваться в слова:

И следом за этими словами из тридцати тысяч уст вырвалось торжественное и протяжное:

Уртадо невольно сглотнул и, обернувшись, встретился взглядом с Амандой. Она вздохнула:

— Да, это действительно впечатляет.

— Очень,— подтвердил Уртадо.

— Но с другой стороны, если задуматься, это же полная чушь! Любой здравомыслящий человек знает, что никаких чудес нет, не было и не будет! Это просто спектакль, устроенный церковниками.

— Судя по всему, вы не очень набожный человек? — спросил Уртадо.

— Я врач, психолог,— ответила Аманда.— Я прекрасно знаю, каковы могут быть последствия истерии, перевозбуждения, самоубеждения, когда разум человека временно парализует тело, а затем неожиданно для всех этот эффект пропадает и наступает «исцеление». Уверяю вас, если кто-то из собравшихся тут калек и излечится, это произойдет вовсе не благодаря какомуто там чуду, а только потому, что они сами хотят выздороветь. Они сами вылечат себя, хотя и не будут знать об этом.

Аманда отвела взгляд от процессии и посмотрела на Уртадо.

— А вы? — спросила она.

— Что — я?

— Вы верующий? Я подумала, что, возможно, слишком откровенно выразила свое мнение и могла обидеть ваши чувства.

Уртадо был целиком и полностью согласен с мнением Аманды, но решил, что с его стороны будет умнее продолжать играть избранную им роль.

— Могу только сказать, что я вырос в религиозной семье. Именно поэтому сегодня я здесь.

— Что ж, каждому свое,— пожала плечами Аманда и отвернулась.— Кен, вероятно, марширует в рядах этой армии, так что я лучше вернусь в гостиницу и буду ждать его там.

Они в молчании поднялись на холм, перешли через дорогу и завернули за угол.

— А вот и моя гостиница,— сказала Аманда. — Мы с Кеном остановились в гостинице «Галлия и Лондон».

— Да ведь и я там живу! — воскликнул Уртадо.

Они вместе вошли в вестибюль и сели в лифт. Уртадо вышел на втором этаже.

— Ну, спокойной ночи, миссис Клейтон. Рад был с вами познакомиться.

— Я тоже рада. Вы, наверное, устали. Отдохните как следует.

— Как только войду в номер, рухну как подрубленный,— заверил баскский террорист.

Однако он знал, что долго спать ему не придется. Он поставит будильник на предрассветный час и затем вернется к гроту. Ему предстояло выяснить кое-что очень важное, причем чем скорее, тем лучше.

Они сидели на заднем сиденье такси. Голова Кена Клейтона лежала на плече Аманды Спенсер. Она в который уже раз посмотрела на его лицо. Бедняжка спал как убитый, отключившись сразу после того, как они сели в такси, уносившее их теперь от Лурда.

В полутьме Аманда попыталась разглядеть время на циферблате наручных часов. Оказалось, что они уже в течение полутора часов едут по волнистым Шалосским холмам, поросшим благоухающими хвоей сосновыми лесами. Ей говорили, что дорога до города Южени-ле-Бен займет именно столько времени, поэтому она стала нетерпеливо высматривать в окно «мерседеса» отель «Ле-Пре-д-Южени».

Она до сих пор лелеяла воспоминания, оставшиеся у нее от двух дней, проведенных в этом живописном и шикарном загородном отеле-курорте во время ее последнего визита во Францию. Она принимала лечебные ванны, играла в теннис, наслаждалась изумительной французской кухней, бродила по огромному — в тридцать пять акров — парку, окружавшему отель.

Здесь Кен обретет наконец столь необходимый ему отдых. В этой расслабляющей атмосфере он сможет отдохнуть от жуткой гостиницы Лурда, от глупых паломников, и, возможно, здесь ей удастся уговорить его как можно скорее вернуться в Чикаго. Если же перед отъездом Кен с присущим ему упрямством захочет снова вернуться к этому дурацкому гроту, она свозит его туда на такси. Разок-другой, но не больше.

Увезти его из Лурда для Аманды не составило труда. Она велела спустить их багаж в вестибюль, но выписываться из этого свинарника не стала — на тот случай, если они вдруг вновь окажутся здесь и Кену понадобится отдых. Затем она вызвала такси и стала ждать возвращения Кена.

Он вернулся вместе с остальными паломниками, спотыкающийся, с сонными глазами, бледный как мел — ни дать ни взять ходячий мертвец. Он шел, словно лунатик. Да, признался Кен, он прошел не меньше мили в составе процессии, и, наверное, с его стороны это был перебор. Теперь ему было нужно только одно — лечь и уснуть. Аманда уверила его в том, что он сможет поспать в такси, сказав, что она нашла более уютный отель. Но вряд ли Кен ее слышал. Он был в полном изнеможении, поэтому не только не пытался сопротивляться, но и вообще едва ли понимал, что происходит. Аманда велела гостиничной прислуге отнести их чемоданы к такси, а сама, бережно обняв Кена, отвела его к машине. Как только они устроились на заднем сиденье, он тут же уснул.

— «Ле-Пре-д-Южени», — объявил водитель.

Аманда посмотрела в окно и увидела величественное, освещенное сотнями огней здание.

Такси остановилось на асфальтовой дорожке, которая вела мимо целой череды фонтанов к открытой террасе, уставленной плетеной мебелью. Там же располагался и вход в отель. Аманда потрепала Кена по плечу. Он с трудом разлепил веки и заморгал.

— Где мы? — пробормотал он, когда Аманда вытаскивала его из такси.

Но она не ответила, понимая, что он все еще находится в ступоре и не нуждается в ответе.

Таксист вытащил из багажника чемоданы и передал их на попечение гостиничного служки. Аманда жестом подозвала водителя и попросила помочь ей довести Кена до номера. Вдвоем они взяли его под руки и повели по дорожке мимо статуи какой-то полуобнаженной дамы к скромному входу в отель. Кен шел спотыкаясь. Когда они оказались в вестибюле, Аманда направилась к стойке регистрации, а таксист остался с Кеном.

— Для вас забронирован чудесный номер в новом корпусе,— сообщила девушка-регистратор.— Уверена, он вам понравится.— Она подозвала коридорного: — Проводи мадам и месье Клейтон в апартаменты «Ильский лес» и отнеси туда же их багаж.

Аманда расплатилась с таксистом, полуобняла Кена и повела его следом за коридорным по направлению к кабине лифта. Их угловой номер располагался на третьем этаже, неподалеку от лифта.

Номер был просторным и полным воздуха. Обстановка гостиной представляла собой причудливую, но весьма элегантную и со вкусом подобранную мешанину антикварных и современных предметов: старинная мебель и часы, новенький телевизор, свежие цветы, вырезанные из дерева фигурки животных. Какой разительный контраст с гнусным свинарником, из которого они уехали!

Проведя Кена по номеру, Аманда попыталась обратить его внимание на красивую обстановку: белые диван и камин, плетеные стулья.

— Давай закажем в номер что-нибудь выпить, — сказала она.— Посидим, а потом, если захочешь, сходим поужинать.

— Я хочу спать,— промямлил Кен.— Позволь мне прилечь.

Он был настолько изможден, что Аманда пожалела его и не стала мучить, расписывая прелести их нового жилища. Она отвела его в спальню. Покрывала с большой двуспальной кровати уже были сняты. Аманда раздела Кена до трусов, но не стала распаковывать чемодан, чтобы найти его пижаму. Она подвела его к кровати и осторожно уложила, а когда Кен устроился поудобнее, свернувшись калачиком, накрыла его одеялом. Он заснул мгновенно.

Усталость Кена была вызвана, разумеется, не коротким переездом в это курортное местечко, а суровым испытанием, которым обернулось для него участие в вечерней процессии вместе с остальными фанатиками. Это сломило его. Это и, конечно, болезнь.

Аманда послонялась по спальне. Поначалу она хотела распаковать чемоданы, но вдруг осознала, до какой степени голодна. У нее во рту не было и маковой росинки с тех пор, как они перекусили в поезде. Взяв из сумочки косметичку, она зашла в устланную ковром ванную комнату, подкрасила губы, припудрила нос и щеки, несколько раз провела щеткой по волосам, а затем вышла из номера и спустилась вниз.

Сидя на бежевом диване в современном баре первого этажа, Аманда гордилась собой как никогда. Причиной этой гордости являлось то, что ей все же удалось привезти Кена в этот отель. Что касается воспоминаний о первом дне, проведенном в Лурде, то она всячески пыталась выкинуть их из головы. Теперь, когда Аманда перестала волноваться и почувствовала себя более уверенно, она была вынуждена признать: действительно, все эти святыни способны до определенной степени поднять дух малограмотных набожных паломников, вселить в них надежду на исцеление. Но затем она передернула плечами. Для Аманды с ее профессиональной подготовкой в области психологии это все равно оставалось бредом.

Покончив со вторым мартини, она поднялась с дивана и направилась в зал ресторана, где на сервированном столе ее уже дожидались заказанные блюда. Несмотря на обилие посетителей, свободные столики в зале все же были, и метрдотель нашел для нее один тихий, расположенный в углу. Взяв в руки красивое меню, она подумала о том, насколько умно было со стороны владельцев отеля сделать убранство ресторана столь скромным, но компенсировать эту скромность роскошным, изысканным меню. Пробегая глазами различные разделы меню — «Выбор гурмана», «Ужин по-деревенски», «Обильная нива»,— она решила не отказывать себе в удовольствии и заказать все самое дорогое.

Аманда остановила свой выбор на кушаньях из раздела «Ужин по-деревенски». Стоимость набора блюд составляла двести тридцать пять франков плюс пятнадцать процентов чаевых за обслуживание. Когда подошел метрдотель, она заказала салат с перепелиным мясом, утиную печень со спаржей под уксусным соусом, мясной рулет с простым соусом и — какого черта! — роскошный десерт, сладкий пирог с горячим шоколадом.

Ужин занял у нее почти два часа, и, закончив есть, Аманда с трудом могла двигаться. В ее душе шевельнулось чувство вины за то, что Кен не разделил с ней этот праздник чревоугодия, однако она успокоила себя мыслью о том, что завтра вечером они будут сидеть за этим же столом, но уже вдвоем.

В голову ей пришла мысль: а не пойти ли на лужайку перед отелем, чтобы прогуляться и немного растрясти жирок после обильного ужина? Но затем она все же решила вернуться в номер. А вдруг Кен проснулся?

Поднявшись на третий этаж и войдя в номер, Аманда первым делом направилась в спальню. В свете ночника она увидела, что Кен по-прежнему спит, причем даже не изменив позы. Ей стало ясно, что он не проснется до самого утра.

Осторожно ступая, чтобы не потревожить Кена, она стала разбирать их багаж, развешивая платья и костюмы в стенном шкафу. Когда с этим было покончено, в ее дорожной сумке осталось лишь с полдюжины книг, которые она взяла с собой в путешествие. Аманда вынула из сумки два томика романа Золя, взяла их под мышку и, прихватив с тумбочки оставленные горничной мятные пастилки в шоколаде, вышла в гостиную. Там она устроилась в кресле и вновь перечитала отмеченные ею отрывки из книги французского писателя. Затем положила книги на кофейный столик, подошла к телефону на письменном столе и взяла лежавшие там фирменные гостиничные блокнот и карандаш. Если Кен проснется и встанет раньше ее, возможно, ему захочется почитать что-нибудь, потягивая апельсиновый сок и дожидаясь пробуждения жены.

Раскрыв блокнот, Аманда написала: «Кен, дорогой, надеюсь, сегодня ты чувствуешь себя лучше. Если ты проснешься, пока я еще буду спать, почитай вот это за завтраком. Весь роман читать необязательно, обрати внимание лишь на те места, которые я отметила. Люблю тебя. Твоя Аманда».

Дописав записку, она положила ее поверх книг и только теперь почувствовала, как сильно устала. Нужно немедленно отправляться спать. Завтра их ожидает чудесный день в этом чудесном месте, и, чтобы насладиться им в полной мере, нужно быть отдохнувшей.

Раздевшись, Аманда зашла в ванную за халатом и задержалась перед зеркалом, глядя на свое обнаженное тело. Она помнила, как наслаждался им Кен, как часто и пылко они занимались любовью, причем он казался ненасытным. Вот оно, ее тело, зрелое, крепкое, но в то же время мягкое и с нетерпением ждущее того момента, когда Кен, оправившись от болезни, вновь станет тем же страстным, атлетически сложенным мужчиной, каким он некогда был. Сейчас на постели лежала лишь оболочка, жалкое подобие прежнего Кена, но Аманда как никогда была уверена в том, что операция спасет его и вернет к жизни, что они будут заниматься любовью еще сотни, тысячи раз и любовь эта подарит им не только неземное наслаждение, но и детей.

Надев ночную рубашку и выключив свет, Аманда вернулась в спальню, легла на свою половину кровати, и вскоре сон окутал ее мягкой непроницаемой пеленой.

Она не знала, сколько времени прошло, когда она приоткрыла глаза, щурясь от бьющих в лицо солнечных лучей. За окном щебетали птицы в кронах платанов и тюльпановых деревьев. Зевнув и полностью проснувшись, Аманда повернулась в сторону Кена, но его половина кровати оказалась пустой. Однако Аманду это не удивило. Он спал достаточно долго и, должно быть, сидит сейчас в гостиной и завтракает, а возможно, даже валяется на диване с книгой Золя.

Аманда отбросила одеяло и спрыгнула с кровати. Сунув ноги в шлепанцы, она решила поздороваться с Кеном, прежде чем идти в душ и чистить зубы.

— Кен, как ты? — позвала она, выходя в соседнюю комнату, но ответа не последовало.

Она огляделась. Его здесь не было. Аманда посмотрела в сторону балкона, предположив, что Кен решил позавтракать на балконе, но его не было и там. Что ж, судя по всему, он решил погулять и она найдет его внизу.

Аманда направилась в сторону ванной комнаты, но тут боковым зрением заметила листок бумаги, прилепленный клейкой лентой к входной двери. Подойдя к ней, она сорвала записку с деревянной поверхности и сразу же узнала почерк Кена. В записке говорилось:

Прочитав эти сердитые, несправедливые строки, Аманда не испытала ни обиды, ни злости. Она лишь почувствовала растерянность и полную беспомощность. Скомкав записку Кена, она вернулась в спальню и обнаружила там два томика романа Золя и свою записку, оставленную для Кена. Она подошла к книгам в надежде выяснить, просмотрел ли он их. Выяснилось, что да, поскольку в самом низу ее собственной записки рукой Кена было нацарапано: «К черту Золя!»

Ей хотелось плакать из-за самоубийственной глупости Кена, его святого идиотизма, его безумной надежды вырваться из лап неминуемой смерти с помощью вмешательства каких-то потусторонних сил. Но Аманда не позволила себе заплакать. Она вернулась в спальню, чтобы одеться и отправиться в Лурд следом за Кеном.

Рядом с ним должен быть кто-нибудь более земной, чтобы присмотреть за ним, и она, черт побери, это сделает!