"Безлимитный поединок" - читать интересную книгу автора (Каспаров Гарри Кимович)

Возвращение на землю

Чемпион мира! Весомость этого титула в первое время действовала на меня парализующе, не позволяя вырваться из состояния эйфории. Волны радости, захлестывавшие меня, мешали трезво оценить обстановку.

Через неделю после окончания матча я выступил в театре «Современник». Говорил в течение нескольких часов. Время было позднее, но люди не расходились до глубокой ночи. Эрудированная, эмоциональная аудитория была захвачена моей безыскусной сказкой о приключениях, злоключениях и традиционном хэппи-энде… Казалось, победа над Карповым погребла под собой все огорчения и конфликты прошлого, и я могу теперь писать свою биографию заново, с чистого листа. Но мне следовало знать, что прошлое не исчезает бесследно.

Став чемпионом мира, я сознательно занял примирительную позицию по отношению к руководству федерации. Я и впрямь надеялся на улучшение ситуации в нашем шахматном доме и опасался повредить этому каким-нибудь неосторожным высказыванием. «Существует большая разница между претендентом Гарри Каспаровым и Гарри Каспаровым — чемпионом мира!» — заявил я на послематчевой пресс-конференции в Москве. Западные журналисты быстро заметили эту перемену. Возможно, они рассчитывали на какие-то разоблачительные заявления с моей стороны, чтобы пощекотать нервы своим читателям. Если так, то их ждало разочарование. «Шахматный герой Каспаров зарывает топор войны», — гласил один из газетных заголовков. «Больше никаких скандалов, говорит Каспаров», — стояло в другом. «Каспаров подчеркнуто отказывается вести борьбу против тех, кого он однажды обвинил в попытке украсть у него победу», — писала «Times».

Так оно и было. Завоевав чемпионский титул, я твердо решил не злоупотреблять своим положением, как это многие годы делал Карпов, в чем, собственно, я его и обвинял. Тот факт, что его власть в значительной степени была направлена лично против меня, конечно, возмущал, но мне претила сама мысль о том, что в шахматах и впредь возможна диктатура! Шахматный мир остро нуждался в переустройстве на демократических началах, а это означало, что сам чемпион не должен допускать превышения власти.

Меняющийся в мире политический климат предоставил мне новые возможности. Нашей стране, вступившей в новую эру своих взаимоотношений с Западом, требовались люди, способные помочь преодолеть давний барьер отчуждения.

Я очень серьезно отношусь к подобной роли и поэтому в те дни с готовностью откликнулся на предложение выступить в популярной телепередаче «Доброе утро, Америка!». Американцы могли увидеть советского человека, чей облик весьма отличался от привычных шаблонов. Я сказал: «Шахматы могут хорошо послужить делу укрепления сотрудничества между странами и народами. Как шахматист и спортсмен, я жду новой разрядки, ибо разрядка дает наилучшие возможности для спортивных и культурных связей. И я уверен, что вы питаете те же надежды».

Для меня с детства было очевидно, что все люди — разные. И с этой «разностью» должна считаться любая государственная система, заинтересованная в создании социально здорового и счастливого общества. Если люди стремятся к взаимопониманию и сотрудничеству, то им надо согласиться с некоторыми различиями между собою и попытаться обратить их на пользу общему делу. У меня никогда не было сомнений, что нетерпимое отношение к противоположной точке зрения незбежно приводит к подавлению гражданских свобод и к застою общества.

Неудивительно, что наш медовый месяц с шахматными властями продлился недолго. Поводом для окончательного разрыва стал вопрос о матч-реванше.

Матч-реванш… Даже на слух это звучало весьма непривычно — со времени последнего такого матча прошло четверть века. В чем, вообще, суть предоставления чемпиону мира права на реванш? Говорят, чтобы не было случайного чемпиона. Но мог ли быть случайным чемпион, который определился после марафонского состязания в 72 партии?! В данной ситуации матч-реванш противоречил здравому смыслу, элементарной логике, да и шахматным законам. Нет, по букве закона все было правильно. Если не считать того, что законы менялись в ходе розыгрыша мирового первенства и что писали и трактовали эти законы те самые функционеры ФИДЕ, которые и узаконили произвол в современном шахматном мире.

На конгрессе в Граце, закончившем свою работу за три дня до начала нашего второго матча, было одобрено решение Кампоманеса прекратить первый матч и утверждены новые правила, точнее — дополнения к правилам чемпионатов мира. Безлимитный поединок, безоговорочно осужденный еще в 1927 году после матча Алехин — Капабланка и вернувшийся на авансцену в 1975 году по требованию Фишера (поддержанному впоследствии Карповым), вновь уступил место традиционному соревнованию из 24 партий.

Но отмена безлимитного матча «почему-то» не повлекла за собой отмену матч-реванша. Это дитя именно безлимитного соревнования было успешно подкинуто матчу с новым регламентом. Карпову было предоставлено исключительное право на матч-реванш. Исключительное, так как оно не распространялось на будущих чемпионов. В итоге, сохранив чемпионскую фору безлимитного матча, Карпов приобрел еще одну, традиционную для лимитных матчей, — при ничейном исходе поединка он оставался чемпионом. Но и этого мало! На случай двойной неудачи Карпов зарезервировал за собой еще одну привилегию: начинать борьбу за шахматную корону не с начала претендентского цикла, как начинали Смыслов, Таль, Петросян и Спасский, а прямо с суперфинала. Этот тройной защитный вал, воздвигнутый вокруг Карпова, не сравнить с пресловутым долларовым валом, за которым порой укрывались чемпионы в старые доФИДЕвские времена.

Все эти привилегии были законодательно оформлены на конгрессе в Граце в виде «Специальных правил для матча за звание чемпиона мира 1985 года». С циничной откровенностью там была указана и «специальная цена» этих правил: «Пункт 6. Организаторы матча должны заплатить ФИДЕ сумму, равную 24 процентам призового фонда, то есть сумму, которая соответствует 24 ничьим».

Таким образом, наша страна, будучи организатором матча 1985 года, выплатила ФИДЕ 24 процента призового фонда вместо 16, что соответствовало числу ничьих в матче и как предписывали основные правила. Разница составила 128 тысяч швейцарских франков! Таков гонорар, полученный ФИДЕ от Спорткомитета за новоиспеченные специальные правила.

Не замедлило появиться на свет и идейное обоснование справедливости матч-реванша. Как ни в чем не бывало Карпов вдруг присвоил себе победу в прерванном матче: «Я выиграл тогда со счетом 5:3, Каспаров — сейчас. Счет равный — 8:8!» Эта, с позволения сказать, аргументация стала активно использоваться. Но и она не выдерживала критики. Карпов победил четырежды в 9 первых из 72 партий. Так что к моменту окончания нашего единоборства вопрос о том, кто сильнее, решался однозначно!

В одном из интервью Карпов сказал, что я такой же метеорит в шахматах, как Таль. Почему для сравнения был выбран именно Таль? Уж не потому ли, что он пробыл чемпионом всего один год? Таким ненавязчивым способом публике внушалась мысль о том, что Карпов потерял корону временно. В своих выступлениях он продолжал возвращаться и к решающей, 24-й партии нашего матча. Он никак не мог свыкнуться с тем, что проиграл ее. Карпов утверждал, что где-то упустил прямой выигрыш, и, вообще, его победа в этой партии (читай: в матче!) выглядела логичнее. Это уже был прямой намек на то, что мне просто повезло. «Логически» он все еще считал чемпионом себя.

Больше года я ждал от Карпова шахматного анализа этой важной партии. За это время ее исследовали вдоль и поперек многие специалисты, в том числе и я сам. Но нам всем хотелось знать точку зрения Карпова на этот счет.

По этой причине и появилось на свет мое открытое письмо Карпову, опубликованное в феврале 1987 года в журнале «64 — Шахматное обозрение». Вот некоторые выдержки из него:

«Обращаюсь к Вам не как к главному редактору «64», а как к своему давнему соперницу, с которым мне пришлось сыграть немало захватывающих, поединков за шахматной доской. К сожалению, партии матчей на первенство мира нередко остаются в истории с поверхностными, сиюминутными комментариями, сделанными в пылу борьбы. Тем большее значение приобретает осмысленный комментарий, сделанный по прошествии времени, когда страсти улеглись. Только детальный анализ, базирующийся на беспристрастном подходе к решению шахматных проблем, может дать целостную картину единоборства. И здесь решающее слово принадлежит самим участникам.

Сожалею, что Ваши послематчевые заявления создают искаженную картину событий. Ссылки на случайность или невезение вряд ли могут быть признаны серьезными аргументом…

…Мне хотелось бы привлечь Ваше внимание к коренным разногласиям в наших шахматных оценках. В первую очередь речь идет о 24-й, последней партии матча-85. Вы неоднократно заявляли, что могли легко выиграть эту партию и тем самым изменить ход шахматной истории. Со своей стороны я отстаивал противоположную точку зрения, причем подкрепленную вариантными доказательствами. Однако Вы так ни разу и не удосужились дать конкретный ответ на мои возражения. Убежден, что наше печатное творческое единоборство приведет к резкому росту популярности шахмат в нашей стране и во всем мире… Поэтому я предлагаю Вам открытую шахматную дискуссию… убежден — только время и непрерывный аналитический поиск могут определить истинную цену сыгранных партий, дать подлинную картину сражения».

В своем ответе Карпов, сославшись на исключительную занятость перед суперфиналом с Соколовым, по существу, отвел мое предложение об открытой дискуссии в печати. Вот выдержка из его письма:

«Вы пишете, что мои «послематчевые заявления создают искаженную картину событий», и привлекаете внимание к оценке 24-й партии нашего матча 1985 года. Полагаю, как раз здесь и кроется логическое несоответствие. Вы же сами говорите о «картине событий». А именно события и были таковыми, что белые упустили практически (а отнюдь не аналитически) весьма серьезные шансы на победу…Согласитесь, по ходу игры в той, 24-й партии матча-85, о которой Вы пишете, победа белых, выглядела закономернее, чем выигрыш черных».

Итак, аналитической дискуссии не получилось, зато Карпов вновь безапелляционно заявил о неправомерности исхода 24-й партии, а значит, и всего матча. Но, как известно, история, даже шахматная, не знает сослагательного наклонения…

Вернемся, однако, к матч-реваншу. Уже 5 декабря 1985 года, то есть менее чем через месяц после потери титула, Карпов потребовал свое «droit de seigneur» — право господина, которое по новым правилам должно было быть реализовано между 10 февраля и 21 апреля 1986 года. Итак, ФИДЕ давала Карпову право на реванш в течение всего трех месяцев — случай в истории шахмат беспрецедентный! За последние годы это было уже третье произвольное изменение правил — и все к выгоде Карпова. В итоге для защиты своего титула ему было дозволено сыграть 96 партий, в то время как мне — новому чемпиону — никаких привилегий не предоставлялось вовсе! Более того, в случае проигрыша матч-реванша меня ждала сомнительная честь стать и самым молодым экс-чемпионом.

Это было уже слишком. Явно надвигалась новая буря, которую мне следовало бы предвидеть. Но в эйфории, вызванной благополучным финалом августовской трагикомедии и последовавшей за этим победой над Карповым, я не учел, что одолеть Карпова за доской было необходимым, но недостаточным условием для того, чтобы решить все проблемы. Я недооценил, насколько трудно искоренить зло. И прежде всего я недооценил Кампоманеса. В известном смысле моя победа сослужила ему хорошую службу, потому что теперь он мог утверждать, что высокий уровень партий во втором матче доказывает правильность его решения о прекращении первого. Кроме того, заставив меня беспрерывно играть в шахматы, он тем самым лишил меня возможности вести политическую борьбу против него. Прошедший огонь, воду и все на свете филиппинец опять устоял на ногах.

Я не меньше Карпова хотел быть играющим чемпионом и вовсе не собирался почивать на лаврах; но понукания со стороны ФИДЕ выводили меня из себя. К тому же я не подписывался всю оставшуюся жизнь играть исключительно с Карповым! Не надо забывать о том, что наши бесконечные поединки сорвали график проведения международных турниров, что нанесло ущерб многим шахматистам. Но ФИДЕ, казалось, забыла, что в первую очередь должна заботиться именно о благополучии шахмат и шахматистов. Складывается впечатление, что в тот момент деятелей ФИДЕ занимали лишь два вопроса: возвращение Карпову чемпионского титула и положение их финансов, ибо матчи на первенство мира были главным источником дохода.

В то же время наши матчи с Карповым вызвали мощную волну интереса к шахматам во всем мире. И я чувствовал себя не вправе обмануть надежды многочисленных поклонников шахмат.

В декабре я поехал в Голландию, чтобы в Хилверсуме сыграть матч из шести партий с Яном Тимманом, считавшимся тогда третьим шахматистом мира. Для чемпиона, лишь месяц назад завоевавшего корону, это было поступком необычайным. Одно дело выступить в турнире и совсем другое — рискнуть своей репутацией в поединке. Ты просто не имеешь права проиграть такой матч, в то время как твой противник ничем не связан, а перспектива выиграть у чемпиона мира лишь подстегивает его самолюбие.

Впервые со времен Ласкера чемпион с готовностью откликнулся на брошенный ему вызов, не заставив соперника преодолевать финансовые или отборочные барьеры. Призовой фонд, выделенный Католической телерадиостанцией, выглядел довольно скромно для матча такого уровня. Но не деньги были целью моей поездки в Голландию. Я хотел, чтобы западные любители шахмат смогли воочию увидеть игру нового чемпиона мира. И, по-моему, наш матч с Яном удался. По крайней мере, несколько комбинаций оказались очень красивыми и волнующими. Когда я эффектно победил в последней партии (тем самым выиграв матч со счетом 4:2), сцену заполнили сотни болельщиков, желавших присутствовать при нашем совместном анализе.

После матча в Амстердаме состоялась пресс-конференция, на которой я открыто выступил против проведения матч-реванша. «Этот матч вообще не должен был бы состояться, потому что никто не должен иметь так много привилегий, — заявил я. — Чемпион мира сохраняет свой титул в случае ничейного результата, и этого достаточно. Я откажусь от реванша, если проиграю. Согласно решению, принятому конгрессом ФИДЕ, я стал чемпионом мира на один год — 1986-й. Мне сообщили о праве на реванш, предоставленном Карпову, всего за несколько дней до начала второго матча в Москве. У меня не было времени, чтобы протестовать».

Я также воспользовался случаем подыскать возможную замену Кампоманесу и нашел ее в лице бразильца Линкольна Лусены, который согласился баллотироваться на пост президента ФИДЕ в 1986 году в компании с Реймондом Кином. «Последние годы, — сказал я, — в шахматном мире было много проблем. Во время моего пребывания здесь я познакомился с людьми, готовыми внести больше демократизма в шахматную жизнь. Они хотят, чтобы шахматисты знали о том, что происходит, они хотят, чтобы правила были честные и чтобы мнение шахматистов уважалось. Я тоже хочу этого. Как чемпион мира я считаю своим долгом поддерживать людей, работающих во имя таких целей». К сожалению, эта пресс-конференция была ошибкой, которая впоследствии мне дорого обошлась. Чтобы одолеть Кампоманеса, недостаточно иметь добрую волю и благие намерения.

По возвращении домой я получил послание, в котором мне была выражена поддержка со стороны только что созданного Европейского шахматного союза. Он обратился в Шахматную федерацию СССР с предложением отменить матч-реванш.

Тимман, Ларсен и некоторые другие присоединились к этому требованию. Помощь была как нельзя кстати. «Был счастлив узнать, что Европейский шахматный союз создан для защиты интересов сильнейших шахматных стран, — заявил я в ответ. — Новый год — это обычно время мира, но иногда за мир приходится бороться. Надеюсь, что в следующем году мы восстановим подлинный мир в нашем шахматном доме, и тогда шахматисты смогут направить свои усилия на создание красивых партий в нормальных условиях».

Надо сказать, что выступление европейских гроссмейстеров в поддержку моих требований было сопряжено с определенными трудностями. Во-первых, шахматисты знали деспотическую власть ФИДЕ. Один из них сказал мне: «Если они так относятся к чемпиону мира, то что же могут сделать со мной?» Во-вторых, многие тогда воспринимали мою борьбу против системы диктата и произвола как борьбу за собственные интересы, а проблему матч-реванша считали нашим внутренним делом с Карповым. Поэтому, даже несмотря на то, что меня поддержал ряд шахматистов — Любоевич, Сейраван, Найдорф, Шорт (заявивший, что «вся процедура розыгрыша первенства мира смердит»), гроссмейстерам не удалось достаточно твердо выступить против проведения матч-реванша.

В письме от 4 января 1986 года я призвал Шахматную федерацию СССР определить свою позицию по проведению матч-реванша. В нем, в частности, говорилось:

«Напряженная ситуация вокруг матч-реванша является следствием произвольного толкования и неоднократного изменения правил матчей президентом ФИДЕ. Волюнтаристские действия Кампоманеса вызывают резкую и обоснованную критику в шахматном мире. Так, Европейский шахматный союз направил Шахматной федерации СССР обращение, в котором он призывает ее употребить все свое влияние для отмены предстоящего матч-реванша. До сих пор я не знаю ответа нашей федерации на это обращение. Поэтому я считаю, что до сих пор сохраняется беспрецедентная ситуация, когда правила трактуются двояко: отдельно для Карпова и отдельно для всех остальных. Обязательными к исполнению могут считаться лишь постоянно действующие правила, не предусматривающие специальных привилегий для кого-либо. Никто не имеет права единолично решать проблемы, связанные с утверждением правил, — ни президент ФИДЕ, ни чемпион мира. Настал момент, когда стала очевидной необходимость создания справедливых, упорядоченных и постоянно действующих правил, утвержденных ФИДЕ в кратчайший срок.

Исходя из вышеизложенного, считаю персональное право Карпова на матч-реванш незаконным и отказываюсь от участия в подобном соревновании. Право на реванш в лимитированных соревнованиях должны иметь либо все чемпионы мира, либо никто».

Но позиция Шахматной федерации СССР уже давно была определена… В итоге мне пришлось согласиться играть. Конечно, это было уступкой. Но угроза лишения звания чемпиона административными мерами была отнюдь не пустой. Уже тогда я хорошо усвоил, что свою правоту проще доказывать за доской, нежели в казуистических дискуссиях с шахматными функционерами. Еще совсем недавно они оправдывали прекращение безлимитного матча лицемерной заботой о здоровье двух выдающихся шахматистов мира, а сейчас столь же активно выступали за скорейшее начало матч-реванша!

Из штаб-квартиры ФИДЕ в Люцерне начали поступать депеши угрожающего характера, из содержания которых следовало, что я буду лишен звания чемпиона, если в назначенный день не сяду за доску. Кампоманес заявил, что в соответствии с правилами я должен не позднее 7 января подтвердить свою готовность играть — либо меня дисквалифицируют.

По мере того как приближался крайний срок, напряжение в шахматном мире возрастало. Но в назначенный день ничего не произошло. В куцем послании из Люцерна Кампоманес вынужден был признать, что его ультиматум основывался на неверном толковании правил. Участники действительно должны в течение двух недель подтвердить свою готовность играть — но только после объявления места проведения матча, а оно-то как раз еще не было определено.

Между тем заявки от Лондона и Ленинграда поступили уже несколько недель назад. Ленинград предложил миллион швейцарских франков, Лондон — на 800 тысяч больше. Впрочем, ленинградский миллион носил отчасти символический характер, так как представлял ценность только для ФИДЕ, получавшей свою долю отчислений от приза в твердой валюте. Участникам же предстояло ограничиться фиксированной суммой в рублях.

Англичанам очень уж хотелось быть хозяевами чемпионата, потому что он совпадал со столетней годовщиной первого матча на первенство мира. В 1985 году их заявка не прошла, после того как Марсель предложил большую сумму — 1 миллион 600 тысяч швейцарских франков (в конце концов матч перехватила Москва, предложив ту же сумму).

Судьбой матч-реванша особенно был озабочен Кин, опасавшийся, что Лондон опять лишат возможности провести матч на первенство мира, организации которого он и его коллеги отдали столько сил и времени. Дни, оставшиеся до 13 января, когда Кампоманесу предстояло объявить место проведения матча, были для всех нас очень тревожными. Стало известно, что Кампоманес полетел в Вену, где тогда играл Карпов. Действия президента ФИДЕ — сначала проконсультироваться с претендентом, а уже потом с чемпионом — выглядели странно (хотя для президента ФИДЕ Кампоманеса естественно). После серии бесплодных переговоров Кампоманес объявил, что решение не принято.

Ситуация стала невыносимой, и 18 января я во всеуслышание заявил, что отказываюсь играть матч. Дело было не только в принципах. Вся эта околошахматная возня сделала невозможной серьезную подготовку к игре. Конечно, я понимал, что Карпов тоже не будет готов к февралю. Почему же тогда он так настаивал на скорейшем проведении матча? Просто он знал, что в феврале я окажусь без тренерской поддержки, так как Дорфман и Тимощенко не смогут выехать за границу в это время. За месяц до предполагаемого начала матч-реванша оба вдруг стали «невыездными». Более того: Тимощенко и Владимирову армейский Спорткомитет даже не дал разрешения приехать ко мне на сбор. И вообще, начиная с 1983 года для выезда на сборы им стало требоваться разрешение самого высокого начальства — вплоть до министра обороны СССР!

Мое заявление, конечно, очень обрадовало покровителей Карпова: снова, как и летом 1985 года, они получили предлог для того, чтобы попытаться дисквалифицировать меня. На заседании Шахматной федерации, экстренно собранном 21 января, Севастьянов именно так и сказал: либо я соглашаюсь играть в феврале, самое позднее — в марте, либо Карпова объявят чемпионом. Я продолжал упорствовать: к чему такая спешка? почему я должен играть два матча в течение одного года — такого никогда не было? Мне объяснили, что срывается график проводимых ФИДЕ региональных и международных турниров. Опять старая игра в «пинг-понг»: наша федерация говорит, что мы должны это сделать, потому что таково требование ФИДЕ, потом ФИДЕ возвращает шарик назад, ссылаясь на нашу федерацию, чье мнение следует уважать, потому что она самая крупная в мире. И так до бесконечности.

Они действовали так, будто в стране ничего не изменилось. Но не будем забывать: был уже 1986 год, а не 1985-й и уж тем более не 1983-й. Время циничных расправ уходило в прошлое. К тому же ситуация затрагивала не меня одного: из-за того, что наше с Карповым противоборство затянулось, циклы двух чемпионатов мира наложились один на другой. Нужно было считаться с интересами остальных участников — Соколова, Ваганяна, Тиммана, Юсупова. Поэтому вместо матч-реванша я предложил провести матч-турнир трех — с участием меня, Карпова и победителя матчей претендентов, чтобы разом покончить с двумя циклами и восстановить традиционную систему розыгрыша первенства мира. Но Карпов категорически отверг эту идею.

19 января в обострившейся до предела ситуации от англичан пришел в Москву телекс следующего содержания:

«Мы считаем, что при двухлетнем цикле розыгрыша чемпионата мира восстановление матч-реванша нежелательно. Это приведет к нарушению графика международных турниров. Однако мы подчеркиваем, что в идеале это должны решать сами заинтересованные участники. Пользуемся случаем повторить наше предложение, что если матч-реванш состоится, то Лондон, Британская шахматная федерация и Совет Большого Лондона очень хотели бы, чтобы первые 12 партий прошли в Лондоне, а остальные 12 — в Ленинграде. Считаем существенно важным, чтобы все проблемы относительно организации матч-реванша были решены по-дружески и к взаимному удовлетворению чемпиона Каспарова и претендента Карпова. Исключительно важно также, чтобы никакие не шахматные проблемы не нанесли ущерб шахматному движению и его престижу в мире. В особенности хотелось бы избежать тупиковых ситуаций, подобных тем, что имели место в 1975 и 1983 годах».

Это послание призвано было разрядить обстановку, предложить возможный вариант решения и привлечь к обсуждению самих участников. Я всегда заявлял о своей готовности вести переговоры и выслушивать различные точки зрения. Но в данном случае я считал, что решение о проведении матч-реванша несправедливо. В то же время он стал уже частью регламента, а значит, и фактом, с которым мне предстояло считаться. Я знал, что рано или поздно надо будет защищать свой титул, но было важно, чтобы передышка длилась подольше.

Нахождению компромиссного решения способствовал политический фактор. В феврале должен был открыться XXVII съезд КПСС, и поэтому спортивное руководство совсем не было заинтересовано в публичном скандале — а моя дисквалификация, без сомнения, вызвала бы скандал, да еще с оглаской на весь мир. В этих условиях Карпов не мог позволить себе выглядеть зачинщиком конфликта. Теперь уже не стоял вопрос о том, состоится матч или нет, оставалось только решить — насколько он будет отодвинут?

22 января у нас с Карповым состоялась официальная встреча, организованная Шахматной федерацией СССР, где был выработан текст совместного соглашения, поставившего Кампоманеса перед свершившимся фактом. Ключевым для меня моментом было то, что матч не мог состояться раньше июля! Вот текст соглашения:

Чемпион мира Гарри Каспаров и экс-чемпион мира Анатолий Карпов, рассмотрев создавшуюся сложную ситуацию в розыгрыше первенства мира и желая устранить возникшие разногласия и избежать в случае отсутствия договоренности принятия ФИДЕ каких-либо чрезвычайных мер, согласились о нижеследующем:

1. Матч-реванш на первенство мира между ними, предусмотренный правилами ФИДЕ 1985 года, состоится.

2. Он должен начаться в июле — августе 1986 года. Такая отсрочка от ранее установленного срока необходима обоим шахматистам для отдыха и восстановления сил после того, как они в течение 14 месяцев сыграли между собой 72 партии в двух матчах.

3. Надеясь, что это их желание с пониманием будет встречено руководством ФИДЕ и всем шахматным миром, они полагают, что суперфинал (матч между победителем соревнований претендентов и экс-чемпионом мира) может быть проведен в феврале 1987 года, а следующий матч на первенство мира в июле — августе 1987 года.

4. Г. Каспаров и А. Карпов берут друг перед другом обязательства: а) ни один из них не будет играть матч с победителем соревнований претендентов до тех пор, пока не закончится матч-реванш между ними; б) победитель матч-реванша гарантирует проигравшему, что он не будет встречаться в матче на первенство мира с победителем соревнований претендентов, пока последний не сыграет матч с экс-чемпионом мира; в) при любых обстоятельствах наша позиция, изложенная в пунктах а) и б) останется неизменной.

5. Рассмотрев полученные от президента ФИДЕ 16 декабря 1985 года заявки на организацию матч-реванша от городов Ленинграда и Лондона, Г. Каспаров и А.Карпов выражают желание играть матч в г. Ленинграде.

Если, однако, эти организаторы или один из них снимут свои предложения в связи с изменением сроков матча, участники готовы рассмотреть другие предложения, поступившие в установленном ФИДЕ порядке, желательно до 1 апреля 1986 года, с тем чтобы место, сроки матч-реванша и состав арбитров были объявлены в течение месяца после этого.

Документ зафиксировал сложившееся шаткое равновесие сил: я не смог отбиться от навязанного матч-реванша, но и абсолютный диктат Карпова подошел к концу.

Соглашение подписали трое — Карпов, Севастьянов и я, после чего оно было единогласно поддержано руководством федерации. Затем мы с Карповым отправились в Люцерн, в штаб-квартиру ФИДЕ, чтобы добиться принятия нашего соглашения и определить место проведения матча.

Тогда я искренне верил в значимость нашей миссии, полагая, что, выступив единым фронтом с Карповым, нанесу ощутимый удар позициям Кампоманеса. Действительно, Кампоманес выглядел очень мрачным и постоянно жаловался на невыносимый диктат Советской федерации, которому он должен подчиниться, дабы избежать раскола в шахматном мире. Игравшие роль статистов другие руководящие деятели ФИДЕ дружно поддакивали президенту, шумно выражая неудовольствие советским ультиматумом. Я был страшно горд достигнутой дипломатической победой и считал, что альянс моих врагов дал серьезную трещину. Правда, прилетевший вслед за нами в Люцерн зампред Госкомспорта Гаврилин осторожно поддержал попытку Кампоманеса «спасти лицо», предложив начать матч в мае, но, воодушевленный успехом, я решительно отверг это предложение.

Лишь позже я осознал, что стал жертвой весьма искусной мистификации. Конфликт между ФИДЕ и нашей федерацией носил показной характер и возник из-за того, что изменившаяся внутриполитическая ситуация сорвала совместно подготовленный план действий против меня. А все детали предстоящего матч-реванша были на самом деле решены во время секретной встречи в Цюрихском аэропорту между Кампоманесом, Гаврилиным и представителем Британской шахматной федерации Андертоном.

В конечном счете матч был разделен между Лондоном и Ленинградом. Изначально планировалось провести весь матч в Советском Союзе, но тут подоспело новое правило ФИДЕ, согласно которому ни одна федерация, в данном случае Советская, не может быть организатором двух матчей на первенство мира подряд.

Дни в Люцерне запомнились мне еще и удивительно ровными отношениями с Карповым. Глядя со стороны, нас вполне можно было принять за закадычных друзей — все свободное время мы сражались в карты (вместе с моим другом, журналистом и компьютерщиком, Фридериком Фриделем). Даже видавший виды Кампоманес несказанно удивился столь идиллической картине, обнаружив нас в разгар карточных баталий в моем номере. Впрочем, появившиеся иллюзии вскоре исчезли, столкнувшись с реальной действительностью…

Вернувшись домой, я узнал о начавшейся травле Дорфмана во Львове и Тимощенко — в Новосибирске. Решение тренерской проблемы отняло немало сил и нервов, включая вынужденную поездку в Новосибирск для переговоров с тамошним военным начальством.

В мае я снова отправился в Европу, на этот раз совершив целое турне. Сначала полетел в Базель, где меня ждал тренировочный матч с английским гроссмейстером Энтони Майлсом. После того как я выиграл со счетом 5,5:0,5, он патетически воскликнул: «Я думал, что буду играть с чемпионом мира, а не со стоглазым чудовищем!» Затем я получил «Оскара» в Барселоне и совершил ознакомительную поездку в Лондон.

Прилетев в Баку, я немедленно заперся на своей загульбинской базе, целиком сосредоточившись на предматчевой подготовке. Времени оставалось в обрез, но накопленный в предыдущих матчах опыт помог выделить главное и решить основные проблемы. Тренерский коллектив работал на редкость продуктивно, и сейчас как-то не верится, что это был наш последний совместный сбор…