Глава 16

Дороти Шуман при росте пять футов и восемь дюймов из-за своей худобы выглядела еще выше. Ее длинные, тонкие руки казались прозрачными и чуть тряслись, когда лежали у нее на коленях. Мы с Ка­ролиной и миссис Шуман сидели напротив друг друга на двух зелено-белых диванах в гостиной, из окон которой открывался великолепный вид на озеро.

—  Так вы встретились с моим Ролфом в Англии.

—  Да, — кивнул я. — На ипподроме Ньюмаркета.

—  В день взрыва? — спросила она.

— Да. Я был на том ленче.

Она пристально посмотрела на меня.

—  Вам очень повезло.

—  Да, — согласился я. Объяснил, что приехал в Чикаго по делам и решил узнать, как чувствует себя Ролф, после того как вернулся домой.

—  Спасибо вам большое. Но Ролф еще не дома. Он проходит курс лечения в больнице в Милуоки.

—  Ох, как жаль. Мне-то говорили, что он пошел на поправку, вот почему его и отправили домой.

—   Его физическое состояние позволяло отпра­вить его в Америку. Но боюсь, до выздоровления еще очень далеко. — Она с трудом держала себя в руках. — У него какие-то нарушения мозговой дея­тельности. — Она шумно сглотнула. — Он просто сидит и смотрит в никуда. Не узнает даже меня. Врачи пока не знают, удастся ли вернуть ему па­мять. — Ее худенькое тело начали сотрясать рыда­ния. — Что же мне делать теперь?

Каролина подошла к миссис Шуман, села рядом с ней. Обняла.

—  Извините. — Дороти достала из рукава бумаж­ную салфетку, протерла глаза, размазывая тушь и вызывая новые слезы.

—  Пойдемте. Вам нужно успокоиться и привести себя в порядок. — Каролина чуть ли не силой под­няла миссис Шуман на ноги и повела к хозяйской спальне, которая, как и во многих современных аме­риканских домах, находилась на первом этаже.

Я оглядел гостиную. На столе у окна стояли се­мейные фотографии в серебряных рамках. Посмот­рел на Ролфа Шумана в более счастливые для него времена, на Дороти, которая не выглядела такой за­моренной. На некоторых Ролфа запечатлели при па­раде, на других — в желтой каске и заляпанных гря­зью сапогах на стройплощадке. На двух он был в костюме для поло, на первой победно вскидывал клюшку, на второй — получал серебряный кубок из рук мужчины, в котором я узнал известного амери­канского политика с президентскими амбициями.

В этой комнате только фотографии и позволяли понять, каким человеком был Ролф Шуман.

Я открыл дверь в дальнем конце гостиной, не ту, через которую вышли женщины, и попал в кабинет Ролфа. Если в гостиной преобладал белый цвет, то в кабинете стены обшили панелями темного дерева, а по центру стоял большой дубовый стол. На одной стене висела карта Африки, на которой страны «на­рисовали» кусочками шкур разных животных. Стену за столом украшала голова оленя с мощными рога­ми, кончики которых едва не доставали до потолка. И здесь были фотографии: Ролф Шуман в широко­полой шляпе в африканском буше с карабином в ру­ке, его левая нога стоит на убитом слоне; Ролф Шу­ман в высоких сапогах, с удочкой в одной руке и пойманным лососем в другой; Ролф Шуман в охот­ничьей куртке верхом на лошади. Ролфу Шуману определенно нравились кровавые виды спорта. Мне стало как-то не по себе, в немалой степени из-за безжизненных, стеклянных глаз оленя, взгляд кото­рых тем не менее неотступно следовал за мной, пока я ходил по кабинету.

Я вернулся в гостиную, и вовремя. Миссис Шу­ман и Каролина появились в дверях, едва я сел на один из бело-зеленых диванов.

—  Извините, — посмотрела на меня миссис Шу­ман. — Не смогла сдержаться.

—  Я понимаю, — покивал я. — Не следовало нам вас тревожить. Уж простите, что разбередили вашу рану. Мы поедем. — Я встал.

—   Нет, нет, — запротестовала она. — Так хоро­шо, когда в доме кто-то есть. Побудьте еще немного. Вы приехали издалека. А я действительно хочу услы­шать о том, что произошло на ипподроме.

Я снова сел. Рассказал о случившемся, опустив самые кровавые подробности. Она сидела не шеве­лясь, впитывая каждое слово. Раз или два глаза на­полнились слезами, но ей удалось сдержаться.

—   Спасибо, что рассказали мне, — поблагодари­ла она меня. — Это так трудно, ничего не знать.

—  Я очень сожалею, что все так вышло.

Дороти натужно мне улыбнулась и кивнула.

—  Хотите пить? — спросила она. — У меня на кухне есть ледяной чай.

Я посмотрел на часы. Самое начало первого.

—  С удовольствием.

Втроем мы пошли на кухню, и Дороти наполни­ла три высоких стакана золотистой жидкостью, предварительно положив в них по ломтику лимона. Я всегда предпочитал пить чай горячим, но при­шлось признать, что ледяной чай очень вкусный и прекрасно утоляет жажду. Мы с Каролиной сели, как сказала Дороти, у «бара». Кухня производила впечатление и размерами, и видом на озеро и город на противоположном берегу. А «баром» была одна из сторон стойки по центру кухни.

—  Дороти, — спросил я, — можете вы назвать причину, по которой кто-то мог убить Ролфа?

Она замерла, заполнив лишь наполовину один из наших опустевших стаканов, посмотрела на меня.

—   В местной полиции мне сказали, что бомба предназначалась не Ролфу. Его взорвали по ошибке.

—  Я знаю, — кивнул я. — Но вдруг полиция не права?

Дороти тяжело опустилась на один из свободных стульев.

—   Вы думаете, кто-то хотел убить именно Ролфа?

—  Да, — ответил я. А после долгой паузы доба­вил: — Как по-вашему, кто мог желать его смерти?

Она рассмеялась с горечью.

—  Только около тысячи местных. Их всех уволи­ли прошлой зимой. И они все винили Ролфа.

—  Но они, конечно же, не...

—  Нет, нет. Это несерьезно.

—   Вы можете назвать кого-то еще, кто хотел бы убить его и причинить урон компании?

Она поджала губы, покачала головой.

—   Вы знаете человека по фамилии Комаров? — спросил я.

—   Конечно. Я очень хорошо знаю Питера. Он импортирует пони. Но вы же не хотите сказать, что он как-то связан с этим взрывом?

—   Не знаю. Просто поинтересовался, слышали вы о нем или нет.

—   Он и его жена останавливались у нас. — Тон однозначно указывал, что гости этого дома вне по­дозрений. — Они наши друзья.

—  Многих людей убивали именно друзья, — на­помнил я.

«Et tu Brute?»[39]

И тут же задал следующий вопрос:

—  Когда именно Комаровы останавливались у вас?

—  Когда приезжали по каким-то делам, связан­ным с поло.

—  В «Лейк кантри поло-клаб»? — уточнил я.

—  Да. Ролф там вице-президент.

—  А у самого Ролфа есть пони?

—   Сотни, — ответила Дороти. — Я бы хотела, чтобы он уделял мне столько же времени, сколько тратит на это чертово поло. — Она замолчала, по­смотрела в окно. Понимала, что теперь в жизни до­бавится трудностей.

—   Питер Комаров как-то связан с клубом по­ло? — спросил я.

Она вновь повернулась ко мне.

—  Не думаю. Но я знаю, что все его лошади по­сле прибытия в страну несколько дней проводят на территории клуба.

— А откуда привозят лошадей?

—  Думаю, из Южной Америки — Аргентины, Уругвая, Колумбии.

—   И куда их отправляют после пребывания в клубе поло?

—  Развозят по всей стране. Я иногда ездила на аукционы с Ролфом. Вы знаете, в Кинленде, штат Кентукки, и в Саратоге.

Я слышал об обоих этих местах. Там проводи­лись крупнейшие аукционы чистокровных скаковых лошадей.

—  Так в клуб привозят не только пони?

—  Я думаю, по большей части пони, но есть и скаковые лошади.

—  А почему их поначалу привозят в клуб поло?

—   Честно говоря, не знаю. Они прибывают на самолетах в аэропорт О'Хэйр или в аэропорт Ми­луоки, а потом их в специальных фургонах привозят в клуб. Может, они нуждаются в акклиматизации, или им надо привыкнуть к новому часовому поясу. Я думаю, они остаются в клубе на неделю, а потом их увозят на продажу. Разумеется, кроме тех, что Ролф оставляет себе. — Она вздохнула, и в глазах снова заблестели слезы.

—   Мне представляется странным, что скаковых лошадей сразу не везут на продажу, — заметил я.

—  Ролф говорит, что их должен осматривать ве­теринар. И еще есть какие-то дела с шарами.

—  Шарами?

—  Да, — кивнула Дороти. — Металлическими шарами. Они имеют какое-то отношение к перелету. Точно я не знаю, но после прибытия каждого само­лета с лошадьми у нас дома несколько дней стоит большая коробка с этими шарами.

—  А сейчас они у вас есть? — спросил я.

— Думаю, несколько должны лежать в столе Ролфа.

Дороти вышла из кухни, но вскоре вернулась со сверкающим металлическим шаром размером в мяч для гольфа. Положила его на стойку передо мной, и я его взял. Ожидал, что он будет тяжелым, как гиря, но, полый внутри, весил шар совсем ничего.

— Для чего они? — спросил я Дороти.

—  Понятия не имею. Но, думаю, как-то они свя­заны с пони.

—  Могу я взять этот шар?

—   Не уверена, что Ролф похвалит меня, если я отдам его вам, — ответила Дороти. — Он ими очень дорожит. Всегда пересчитывал, чтобы ни одного не пропало.

—  Но, возможно, шар поможет выяснить, что послужило причиной взрыва.

—  Вы действительно так думаете? — В глазах До­роти зажглась надежда.

—  Точно не знаю, но возможно.

—  Тогда можете его взять. Но должны пообе­щать, что вернете его, когда надобность в нем отпа­дет.

Я пообещал, а Каролина улыбнулась Дороти.

Мы уехали из дома Шуманов без пяти два, со­блазненные предложением остаться на ленч и съесть сандвич с ветчиной и сыром. В результате задержа­лись дольше, чем следовало. Я вырулил на автостра­ду 94 и с силой надавил на педаль газа. От Чикаго нас отделяла сотня миль, а репетиция оркестра на­чиналась у Каролины в четыре часа. И не следовало забывать, что ей требовалось время, чтобы заскочить и отель — взять платье для концерта и любимый альт. Вот и приходилось спешить.

—  И что ты об этом думаешь? — спросила Каролина. Она сидела на переднем сиденье и перебрасы­вала сверкающий металлический шарик из руки в руку.

—  Понятия не имею, для чего он нужен, — отве­тил я. — Но, раз уж он как-то связан с Комаровым, очень хочется это выяснить. — Я еще прибавил газа, обгоняя очередной восемнадцатиколесный трейлер, мчащийся по средней полосе.

—   Не нарвись на штраф за превышение скоро­сти, — предостерегла меня Каролина.

— Но ты сказала... — Я замолчал. Она сказала, что ей надерут задницу, если она опоздает на репе­тицию.

— Я знаю, что сказала. Но если тебя остановит полиция, тогда мы действительно опоздаем.

Я чуть ослабил давление на педаль газа, и стрелка спидометра пошла назад. Скорость упала до раз­решенной. Если и превышала, то на чуть-чуть.

— Что-то связанное с пони, — напомнил я. — По словам миссис Шуман.

— Может, они для настольного поло? — Кароли­на рассмеялась своей шутке. Шар действительно на­поминал шарик для пинг-понга, пусть немного и превосходил его размерами. — Интересно, он от­крывается?

Едва заметный шов разделял сферическую по­верхность на две половинки. Каролина схватилась за них и попыталась вскрыть шар ногтем. Не вышло. Крутанула одну половинку относительно другой. Шар тут же распался на две полусферы. Никаких проблем, если знать, как это делается. Одна поло­винка накручивалась на вторую при вращении про­тив часовой стрелки.

Я коротко глянул на полусферы, которые теперь лежали на ладонях Каролины.

—  Я, конечно, не мудрец, но точно знаю, это не игрушка. Не так-то легко нарезать резьбу на сфере, тем более такой тонкой. Да так, чтобы половинки плотно соединились. Для этого требуется высокоточное оборудование. Если миссис Шуман говорит, что таких шаров у Ролфа полный ящик, за них при­шлось заплатить кругленькую сумму.

—  Но для чего они? — спросила Каролина.

—   Может, в них кладут что-то такое, что не должно из них вытечь или высыпаться. Но я не знаю, что именно.

Мы вернулись в отель с пятью минутами в запасе. Каролина схватила платье, альт и убежала, поцеловав меня на прощанье.

—  Увидимся позже. Билет я оставлю в кассе.

Она выбежала из отеля и запрыгнула в автобус, который доставлял оркестрантов в концертный зал. Дверцы захлопнулись, и автобус тронулся с места.

Я стоял в вестибюле, чувствуя себя очень одино­ким. Не знал, удастся ли мне привыкнуть к расста­ваниям с Каролиной, даже на несколько часов. Если она с нетерпением ждала репетиции и концерта, то я мучился от ревности. Как я мог ревновать к музы­кальному инструменту? Но меня начинало трясти при мысли о том, как ее прекрасные, длинные паль­цы ласкают гриф альта, прикасаются к струнам. Как же хотелось, чтобы Каролина проделывала это со мной. Иррациональность, я это понимал, но ничего не мог с собой поделать.

«Возьми себя в руки», — приказал я себе и на­правился к регистрационной стойке.

—  «Лейк кантри поло-клаб»? — переспросил ме­ня мужчина.

—  Да, — кивнул я. — Думаю, он расположен не­подалеку от Делафилда, штат Висконсин.

Мужчина пробежался пальцами по клавиатуре компьютера.

—  Ага, вот и он.

Заурчал принтер, и мужчина протянул мне лист бумаги со всей необходимой информацией.

В сравнении с Делафилдом клуб поло находился на пять миль ближе к Чикаго. Собственно, в этот день мы дважды проехали мимо него, потому что располагался он на Силвернейл-роуд, в непосредст­венной близости от автострады. Я поблагодарил мужчину и договорился о том, чтобы автомобиль ос­тавили за нами еще на один день.

Думаю, концерт в четверг был даже лучше пре­дыдущего. Во-первых, я видел Каролину, и она это знала. Все билеты на концерт продали, и в зале для меня места так и не нашлось. Когда в семь часов я подошел к кассе, мне протянули не билет, а за­писку.

«Подойди к двери на сцену и спроси Рэгги», — написала Каролина. Я так и поступил.

—  Ага... — Рэгги, крупный чернокожий мужчи­на, оглядел меня с ног до головы. — Так ты тот анг­лийский парень, о котором она верещит всю не­делю?

—  Он самый, — не стал отпираться я.

Он рассмеялся, продемонстрировав золотые ко­ронки.

—  Тогда пошли. Найду тебе местечко.

Местечком оказались два металлических стула, стоящие за кулисами. С одного открывался отлич­ный вид на альтовую секцию, на мою Каролину. Я видел ее в зазоре между вторым альтом и валтор­ной. По правде говоря, видел только правое плечо чуть сзади и часть бока, но мне этого хватало.

На этот раз я только бубнил себе под нос мело­дию «Нимрода», практически не проронив ни слезы. «Нимрод» по-прежнему напоминал мне о похоронах отца, но теперь я уже примирился с тем днем, и он не вызывал у меня таких бурных эмоций.

Во время перерыва Каролина подошла ко мне и посидела рядом, тогда как остальные оркестранты скрылись в глубинах сцены.

—  А что они делают в перерыве? — спросил я, когда они спустились вниз по бетонным ступеням.

—   Полагаю, то же, что и зрители. Некоторые пьют чай. Обычно он уже ждет нас в гримерной. Другие предпочитают что-то покрепче, хотя такое не разрешается. Кто-то выходит покурить. Поверишь ли, но есть и такие, кто спит эти пятнадцать минут.

—  А что обычно делаешь ты? — Я взял ее за руку.

—  Все вышесказанное. — Каролина рассмеялась.

—  Так ты хочешь выпить чаю?

—  Нет, я хочу остаться здесь. Вместо того чтобы сидеть в гримерной с двенадцатью женщинами, я лучше посижу с тобой.

Хорошо. Я тоже отдавал предпочтение ее компа­нии.

—  Завтра я снова собираюсь в Делафилд, — по­делился я с Каролиной своими планами. — Хочу по­бывать в «Лейк кантри поло-клаб». Ролф Шуман — вице-президент этого клуба, а президент погиб при взрыве на ипподроме.

—  Но я не смогу поехать с тобой, — разом опеча­лилась Каролина. — На завтра у нас чуть меняется программа, поэтому у меня репетиции в одинна­дцать и три.

— А как насчет субботы?

—  В субботу дневной концерт в половине третье­го и вечерний, как обычно. Завтра ты поедешь без меня, но будь осторожен. Помни, кто-то пытался убить Ролфа Шумана, и этот же человек, возможно, дважды пытался убить тебя.

—  Можешь не напоминать.

«Лейк кантри поло-клаб» производил впечатле­ние. Ряды и ряды стойл с белыми калитками и под коричневыми крышами, пять полей для поло, мно­жество различных сооружений. И десятки лошадей, щиплющих весеннюю травку на огороженных белы­ми брусьями пастбищах. Сразу чувствовалось, что в клуб вложено немало денег, и деньги эти работают, дают отдачу.

Я оставил «Бьюик» на автомобильной стоянке для гостей рядом с административным зданием клу­ба и направился к двери с табличкой «Приемная». В небольшой комнате женщина в белой водолазке и джинсах сидела за столом и что-то печатала на ком­пьютере. Подняла голову.

—  Чем я могу вам помочь?

— Хотел узнать, удастся ли мне увидеть мистера Комарова.

—  Нет, — ответила женщина. — Боюсь, он поя­вится здесь только в следующем месяце. Обычно приезжает на Кубок Делафилда.

То есть тут мистера Комарова знали. Более того, знали очень даже хорошо.

—  Так клуб принадлежит не ему? — Я изобразил удивление.

—   Нет-нет. Но ему принадлежит большинство пони. Его сотрудник, на попечении которого нахо­дятся пони, здесь, если вы хотите встретиться с ним. — Я не знал, хочу ли, но женщина уже сня­ла трубку и нажала на телефонном аппарате не­сколько кнопок. — Как вас представить? — спроси­ла она меня.

Я не собирался называть ей ни мое настоящее имя, ни фамилию.

—  Мистер Бак, — ответил я, глядя в окно на «Бьюик». Чуть не сказал — «Бьюик».

Кто-то снял трубку на другом конце провода.

—  Курт, мистер Бак спрашивает насчет мистера Комарова. Хочет узнать, когда тот вернется в клуб. Ты можешь помочь? — Она послушала. — Подожди, я у него узнаю. — Посмотрела на меня. — Курт про­сит узнать, где вы познакомились с мистером Кома­ровым.

— Я с ним незнаком, — признался я. — Но хочу задать ему несколько вопросов насчет случившегося в Англии.

Женщина передала мои слова, послушала, вновь обратилась ко мне:

—  Где в Англии?

—  В Ньюмаркете, — громко ответил я.

Она ничего не сказала, но на этот раз слушала дольше.

—  Хорошо, я ему передам, — положила труб­ку. — Курт сейчас подойдет. Он распоряжается все­ми пони мистера Комарова.

—  Спасибо вам. Я подожду на улице.

Почему-то вдруг засосало под ложечкой, а внут­ренний голос принялся твердить: «Опасность! Опас­ность!» Наверное, мне стоило прыгнуть в машину и уехать, но вместо этого я прошел коридором под главной трибуной и очутился рядом с полем для поло.

«Гвардейский поло-клаб» отдыхал. Да, здесь не было Королевской ложи, зато все трибуны, с крес­лами-сиденьями под навесами, предоставляли зри­телям максимум комфорта. По центру находилась, как и говорил мужчина из «Гвардейского поло- клаб», огороженная площадка для американского поло, но при необходимости щиты разбирались, и появлялась возможность сыграть в английское поло.

Я еще глазел на трибуну, когда меня окликнул мужчина, который прошел на поле тем же коридо­ром, что и я.

—  Мистер Бак? — спросил он.

Курт, предположил я, и пришел он не один. Его сопровождал другой мужчина, который мне сразу не понравился. Если комплекция Курта говорила о том, что он бывший жокей, то его спутник мог по­хвалиться и ростом, и шириной плеч. И в руках он держал пятифутовую клюшку для поло, поперек гру­ди, как солдат держит винтовку. Я понял, что пред­назначена клюшка для того, чтобы запугать меня. И ведь сработало. Я очень испугался. Выругал себя за то, что не сел в «Бьюик» и не уехал до появления Курта и его мордоворота.

Но я стоял на траве, а подходы к коридору, через который я мог попасть к «Бьюику», блокировала эта парочка. Мне не оставалось ничего другого, как вы­путываться из сложившейся ситуации.

—  Что вам нужно? — резко спросил Курт. Даже не удосужился поздороваться. Да и зачем? Выраже­ние его лица однозначно говорило о том, что мне здесь не рады.

Я улыбнулся, пытаясь расслабиться.

—  Как я понимаю, вы знакомы с мистером Ко­маровым. Так?

—  Возможно. В зависимости от того, кто хочет это знать.

— Я надеялся, что мистер Комаров поможет мне идентифицировать одну вещицу.

—  Какую?

—  Она у меня в автомобиле. — И я быстрым ша­гом направился к коридору под главной трибуной.

—  Какая вещица? — вновь спросил он.

—  Я вам покажу, — ответил я, обернувшись и не сбавляя шага. Он не мог знать, что вещица эта лежа­ла в кармане моих брюк, но я не собирался показы­вать ее здесь. Решил, что автостоянка — более безо­пасное место, уж не знаю почему.

Курту моя идея явно не понравилась, но он, скорчив гримасу, последовал за мной. Как и его со­провождающий. Я перешел на быстрый шаг, и им, чтобы обогнать меня, пришлось бы бежать. Здоро­вяк к таким скоростям не привык, и, когда я доб­рался до «Бьюика», он приотстал и дышал как паро­воз.

Но я прибыл сюда не для того, чтобы уехать с пустыми руками. Мне хотелось получить ответы на интересующие меня вопросы. Я открыл дверцу, на­клонился, делая вид, будто что-то ищу в салоне, но в действительности вынимая металлический шарик из кармана. Повернулся и показал его Курту. Шарик лежал на ладони, словно кусок сахара, которым я хотел угостить лошадь.

Его словно поразило громом. Курт переводил взгляд с шара на мое лицо, лишившись дара речи. Но в себя пришел достаточно быстро.

—  Где ты это взял? — прорычал он и попытался схватить металлический шар.

Но я сжал пальцы в кулак и легко увернулся от его руки.

—  Скажите мне, что это, и я расскажу, где я его нашел.

—  Ты отдашь мне его прямо сейчас! — Курт по­багровел от ярости.

—  Отдам, как только вы скажете, что это та­кое. — Я говорил, словно учитель, который забрал у школьника какую-то электронную штуковину, но не знает, что она собой представляет.

Безо всякого предупреждения мордоворот взмах­нул клюшкой для поло и нанес удар по моей руке. Он стоял чуть сзади, и я увидел клюшку в самый по­следний момент. Успел расслабить руку, иначе он переломил бы ее надвое. Но все равно печальных последствий избежать не удалось. Удар пришелся чуть повыше правого запястья. Что-то резко хруст­нуло, и кисть онемела. Я выронил блестящий метал­лический шарик. Он покатился к Курту. Когда он наклонился, чтобы поднять его, я запрыгнул в ма­шину, захлопнул дверцу и нажал кнопку блокировки дверных замков.

Моя правая рука не слушалась. Я не мог вста­вить ключ в замок зажигания, который находился с правой стороны рулевой колонки. Потерял драго­ценные секунды, наклоняясь, приспосабливаясь, пытаясь вставить ключ левой рукой. Вставил, повер­нул, двигатель завелся, я передвинул ручку автома­тической коробки передач, включив заднюю ско­рость, все левой рукой. Заднее окно «Бьюика» разле­телось у меня за спиной. На такие мелочи я внимания не обратил. Просто с силой вдавил в пол педаль газа. Автомобиль буквально прыгнул назад, на этого маньяка с клюшкой. Но маньяк на удивле­ние ловко отскочил в сторону и вновь взмахнул клюшкой. На этот раз разлетелось окно со стороны переднего пассажирского сиденья, окатив меня дож­дем крошечных стеклянных кубиков. Курт лупил ру­кой по стеклу водительской дверцы, но клюшкой он не вооружился, а кулак не мог пробить закаленное стекло.

Я сильно нажал на тормоз, локтем двинул вперед ручку переключения скоростей. Маньяк с клюшкой и не думал успокаиваться. Едва автомобиль рванул к воротам и дороге за ними, он нанес еще один удар. Клюшка пробила ветровое стекло перед пассажир­ским сиденьем и застряла в нем. Я не остановился. Заметил панику, отразившуюся на лице мордоворо­та, когда машина начала набирать скорость. Один конец клюшки прочно сидел в ветровом стекле, а второй ременной петлей крепко держал его руку.

В зеркало заднего обзора со стороны пассажир­ского сиденья я увидел, как петля потянула его за собой, оторвав ноги от земли. Услышал, как он уда­рился о борт «Бьюика», похоже, об заднюю дверцу, но тормозить не стал. Будь моя воля, тащил бы его всю дорогу до Чикаго. Но каким-то образом ему удалось высвободить руку до того, как я повернул на Силвернейл-роуд и помчался к относительной безо­пасности кишащей восемнадцатиколесниками авто­страды. С клюшкой для поло, застрявшей в ветро­вом стекле.

Примерно через милю я свернул на обочину и вытащил клюшку. Кожаная петля таки порвалась. Я очень надеялся, что досталось и руке, которая со­всем недавно находилась в этой петле. Клюшку бро­сил на заднее сиденье и поехал дальше, довольный тем, что не придется объяснять дорожной полиции, почему из ветрового стекла моего автомобиля тор­чит клюшка для поло. «Бьюику» недоставало двух стекол, в ветровом зияла дыра диаметром в пару дюймов, от которой во все стороны разбегались тре­щинки, но на ходовых качествах автомобиля это ни­как не отражалось. Да и я остался жив, что имело для меня первостепенное значение.

— Черт! — воскликнул я. Мордоворот не только травмировал мне руку, практически наверняка сло­мал, но я еще и лишился сверкающего металличе­ского шарика.

Мне очень хотелось заполучить другой, вот я и развернулся на следующей транспортной развязке и поехал в Делафилд в надежде, что Дороти Шуман войдет в мое положение и ссудит еще одним метал­лическим шаром взамен того, что мы с Каролиной получили днем раньше.

Поездка в «Лейк кантри поло-клаб» принесла два весомых результата. Во-первых, металлические шары означали что-то важное, пусть я пока и не знал, что именно. А во-вторых, судя по людям, ко­торые работали под началом Комарова, он опреде­ленно не мог числиться среди ангелов.

К тому времени, когда я вернулся в отель «Хайатт», рука чертовски болела. Я подъехал к будке де­журного на автостоянке, проигнорировал недоумен­ные взгляды сотрудников отеля, взял клюшку с зад­него сиденья и прошел в вестибюль. Объяснил на регистрационной стойке, что у «Бьюика» поврежде­ны стекла, и попросил уладить все вопросы с компа­нией, которая занималась прокатом автомобилей.

— Разумеется, сэр, — услышал я в ответ. Мужчи­на взглянул на клюшку для поло. — Немедленно этим займусь, сэр.

Не зря эта сеть отелей славилась вышколенным персоналом.

Я поднялся на лифте, лег на кровать Каролины. Посмотрел на часы на столике. Ровно три. Оркестр как раз начал вторую репетицию. Я понял, что ле­жать не очень удобно, и выложил на столик содер­жимое карманов: бумажник, деньги, ключ от номе­ра, носовой платок и сверкающий металлический шар размером с мяч для гольфа, сделанный из двух половинок. Каким-то образом шар этот имел самое непосредственное отношение ко взрыву на ипподро­ме Ньюмаркета, в четырех тысячах миль от Чика­го. Мне удалось убедить Дороти расстаться со вто­рым шаром, но лишь заверив ее, что только этот шар позволит выяснить, почему взорвали ее дорого­го Ролфа.

Может, я заверял в этом и себя.