" Античная лирика" - читать интересную книгу автора (Автор неизвестен)

ФЕОГНИД
«Сын Кронида, владыка, рожденный Лето!..» Сын Кронида, владыка, рожденный Лето! Ни в начале Песни моей, ни в конце я не забуду тебя. Первого буду тебя, и последнего, и в середине Петь я, а ты приклони слух свой и благо мне дай! «Феб-Аполлон — повелитель, прекраснейший между богами!..» Феб-Аполлон — повелитель, прекраснейший между богами! Только лишь нá свет тебя матерь Лето родила Близ круговидного озера, пальму обнявши руками, — Как амброзический вдруг запах широко залил Делос бескрайный. Земля-великанша светло засмеялась, Радостный трепет объял море до самых глубин. «Зевсова дочь, Артемида-охотница!..» Зевсова дочь, Артемида-охотница! Ты, что Атридом Жертвой была почтена в час, как на Трою он шел, — Жарким моленьям внемли, охрани от напастей! Тебе ведь Это легко, для меня ж очень немалая вещь. «Зевсовы дщери, Хариты и Музы! На Кадмовой свадьбе…» Зевсовы дщери, Хариты и Музы! На Кадмовой свадьбе Слово прекрасное вы некогда спели ему: «Все, что прекрасно, то мило, а что не прекрасно — не мило!». Не человечьи уста эти слова изрекли. «Кирн! Пусть будет печать на этих моих сочнненьях…» Кирн! Пусть будет печать на этих моих сочнненьях. Их не сумеет никто тайно присвоить себе Или жалкой подделкой хорошее слово испортить. Скажет любой человек: «Вот Феогнида стихи. Родом он из Мегары». Меж всеми смертными славный, Жителям города всем нравиться я не могу. Этому ты не дивись, о сын Полипая. Ведь даже Зевс угождает не всем засухой или дождем! «С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я…» С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я, Кирн, от хороших людей малым ребенком узнал. Будь благомыслен, достоинств, почета себе и богатства Не добивайся кривым или позорным путем. Вот что заметь хорошенько себе: не завязывай дружбы С злыми людьми, но всегда ближе к хорошим держись С этими пищу дели и питье, и сиди только с ними, И одобренья ищи тех, кто душою велик. От благородных и сам благородные вещи узнаешь, С злыми погубишь и тот разум, что есть у тебя. Помни же это и с добрыми знайся, — когда-нибудь сам ты Скажешь: «Советы друзьям были не плохи его!» «Город беременен наш, но боюсь я, чтоб, им порожденный…» Город беременен наш, но боюсь я, чтоб, им порожденный, Муж дерзновенный не стал грозных восстаний вождем. Благоразумны пока еще граждане этн, но очень Близки к тому их вожди, чтобы в разнузданность впасть. Люди хорошие, Кирн, никогда государств не губили, То негодяи, простор наглости давши своей, Дух развращают народа и судьями самых бесчестных Делают, лишь бы самим пользу и власть получить. Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город, — Верь мне, недолго она в городе может царить, Где нехорошие люди к тому начинают стремиться, Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать. Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства, — Также монархи, — от них обереги нас, судьба! «Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди…» Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди, Встарь ни законов они не разумели, ни тяжб. Козьими шкурами плечи покрыв, за плугом влачились, Стадо дубравных лосей прочь от ворот городских В страхе шарахалось… Ныне рабы — народ-самодержец, Челядь — кто прежде был горд доблестных предков семьей. «Лжет гражданин гражданину, и все друг над другом смеются…» Лжет гражданин гражданину, и все друг над другом смеются, Знаться не хочет никто с мненьем ни добрых, ни злых. «Кирн, не завязывай искренней дружбы ни с кем из тех…» Кирн, не завязывай искренней дружбы ни с кем из тех граждан, Сколько бы выгод тебе этот союз ни сулил. Всячески всем на словах им старайся представиться другом, Важных же дел никаких не начинай ни с одним. Ибо, начавши, узнаешь ты душу людей этих жалких, Как ненадежны они в деле бывают любом. Пó сердцу им только ложь, да обманы, да хитрые козни, Как для людей, что не ждут больше спасенья себе. «К низким людям, о Кирн, никогда не иди за советом…» К низким людям, о Кирн, никогда не иди за советом, Раз собираешься ты важное дело начать, Лишь к благородным иди, если даже для этого нужно Много трудов перенесть и издалека прийти. Также не всякого друга в свои посвящай начинанья: Много друзей, но из них мало кто верен душой. «Если бы даже весь мир обыскать, то легко и свободно…» Если бы даже весь мир обыскать, то легко и свободно Лишь на одном корабле все уместиться б могли Люди, которых глаза и язык о стыде не забыли, Кто бы, где выгода ждет, подлостей делать не стал. «Что мне в любви на словах, если в сердце и в мыслях иное!..» Что мне в любви на словах, если в сердце и в мыслях иное! Любишь ли, друг мой, меня? Верно ли сердце твое? Или люби меня с чистой душою, иль, честно отрекшись, Стань мне врагом и вражду выкажи прямо свою. Кто ж при одном языке два сердца имеет, — товарищ Страшный, о Кирн мой! Таких лучше врагами иметь. «Если тебя человек восхваляет, пока на глазах он…» Если тебя человек восхваляет, пока на глазах он, А удалясь, о тебе речи дурные ведет, — Неблагородный тот друг и товарищ: приятное слово Только язык говорит, — мысли ж иные в уме. Другом да будет мне тот, кто характер товарища знает И переносит его, как бы он ни был тяжел, С братской любовью. Мой друг, хорошенько все это обдумай, Вспомнишь ты позже не раз эти советы мои. «Низкому сделав добро, благодарности ждать за услугу…» Низкому сделав добро, благодарности ждать за услугу То же, что семя бросать в белые борозды волн. Если глубокое море засеешь, посева не снимешь; Делая доброе злым, сам не дождешься добра. Ибо душа ненасытна у них. Хоть разок их обидел — Прежнюю дружбу тотчас всю забывают они. Добрые ж все принимают от нас, как великое благо, Добрые помнят дела и благодарны за них. «Милых товарищей много найдешь за питьем и едою…» Милых товарищей много найдешь за питьем и едою, Важное дело начнешь — где они? Нет никого! «Самое трудное в мире, о Кирн, распознать человека…» Самое трудное в мире, о Кирн, распознать человека Лживого. Больше всего здесь осторожность нужна. «Золото ль, Кирн, серебро ли фальшиво — беда небольшая…» Золото ль, Кирн, серебро ли фальшиво — беда небольшая, Да и сумеет всегда умный подделку узнать. Если ж душа человека, которого другом зовем мы, Лжива и прячет в груди сердце коварное он, Самым обманчивым это соделали боги для смертных, И убеждаться в такой лжи нам всего тяжелей. Душу узнаешь — мужчины ли, женщины ль — только тогда ты; Как испытаешь ее, словно вола под ярком. Это но то что в амбар свой зайти и запасы измерить. Очень нередко людей видимость вводит в обман. «Кирн! Выбираем себе лошадей мы, ослов и баранов…» Кирн! Выбираем себе лошадей мы, ослов и баранов Доброй породы, следим, чтобы давали приплод Лучшие пары. А замуж ничуть не колеблется лучший Низкую женщину брать, — только б с деньгами была! Женщина также охотно выходит за низкого мужа, — Был бы богат! Для нее это важнее всего. Деньги в почете всеобщем. Богатство смешало породы. Знатные, низкие — все женятся между собой. Полипаид, не дивись же тому, что порода сограждан Все ухудшается: кровь перемешалася в ней. Знает и сам, что из рода плохого она, и однако, Льстясь на богатство ее, в дом ее вводит к себе, Низкую знатный. К тому принуждаются люди могучей Необходимостью: дух всем усмиряет она. «Если от Зевса богат человек, справедливо и чисто…» Если от Зевса богат человек, справедливо и чисто Нажил достаток, тогда прочно богатство его. Если ж, стяжательный духом, неправедно он и случайно Или же ложно клянясь, средства свои приобрел, Сразу как будто и выгода есть, но в конце торжествует Разум богов и бедой делает счастье его. Вот что, однако, сбивает людей: человеку не тотчас Боги блаженные мстят за прегрешенья его. Правда, бывает, и сам он поплатится тяжко за грех свой, И наказанье не ждет милых потомков его, Но иногда беспощадная смерть, приносящая гибель, Веки смыкает ему раньше, чем кара придет. «Нет в богатстве предела, который бы видели люди…» Нет в богатстве предела, который бы видели люди. Тот, кто имеет уже множество всяческих благ, Столько же хочет еще. И всех невозможно насытить. Деньги для нас, для людей, — это потеря ума. Так ослепленье приходит. Его посылает несчастным Зевс, и сегодня один, завтра другой ослеплен. «Для легкомысленной черни твердынею служит и башней…» Для легкомысленной черни твердынею служит и башней Муж благородный, и все ж чести так мало ему! «Пьют не вино в мою честь. В гостях у девочки милой…» Пьют не вино в мою честь. В гостях у девочки милой Кто-то сегодня другой, много он хуже меня. Мать и отец ее пьют за меня холодную воду. Слезы роняя, она воду приносит им в дом, В дом, где крошку мою, рукой обхватив, целовал я В шею и нежно в ответ губы шептали ее. «Бедность, даже чужую, всегда без труда распознаешь…» Бедность, даже чужую, всегда без труда распознаешь. Бедность не явится в суд, нет на собраньях ее. Всем она ненавистна, везде на нее нападают, Вечно ворчат на нее, где бы она ни была. «Вот что, поверь мне, ужасней всего для людей, тяжелее…» Вот что, поверь мне, ужасней всего для людей, тяжелее Всяких болезней для них, даже и смерти самой, — После того, как детей воспитал ты, все нужное дал им И накопил, сколько мог, много понесши трудов, — Дети отца ненавидят и смерти отцовской желают, Смотрят с враждой на него, словно к ним нищий вошел. «Что справедливо, что нет — не ведают низкие люди…» Что справедливо, что нет — не ведают низкие люди, Страха не знают совсем, кары не ждут впереди: Несколько первых шагов неуклюже пройдут — и довольны: Думают: все хорошо, все превосходно у них. «Друг мой, с доверьем в душе, к любому из граждан из этих…» Друг мой, с доверьем в душе, к любому из граждан из этих Делать ни шагу не смей, клятве и дружбе не верь. Даже если тебе призовут в поручители Зевса — Он над бессмертными царь, — все-таки верить нельзя. «Граждане наши настолько к дурным порицаньям…» Граждане наши настолько к дурным порицаньям привыкли, Что не хватает ума собственный город спасти. «Ныне несчастия добрых становятся благом для низких…» Ныне несчастия добрых становятся благом для низких Граждан; законы теперь странные всюду царят; Совести в душах людей не ищи; лишь бесстыдство и наглость, Правду победно поправ, всею владеют землей. «Льву и тому не всегда угощаться случается мясом…» Льву и тому не всегда угощаться случается мясом. Как ни силен, и его может постигнуть нужда. «Кто болтлив, для того молчанье — великая тягость…» Кто болтлив, для того молчанье — великая тягость, Без толку он говорит — сразу заметит любой, Все ненавидят его. И если с таким человеком Рядом сидишь на пиру — это несчастье, поверь. «Если в беде человек, никто ему другом не станет…» Если в беде человек, никто ему другом не станет, Даже и тот, кто в одном чреве лежал с ним, о Кирн. «Люди дурные не все на свет явились дурными…» Люди дурные не все на свет явились дурными. Нет, с дурными людьми многие в дружбу вступив, Наглости, низким делам, проклятьям от них научились, Веря, что те говорят сущую правду всегда. «Пусть за столом человек всегда умно себя держит…» Пусть за столом человек всегда умно себя держит, Пусть полагают, что он мало что видит кругом, Словно и нет его здесь. Пусть будет любезен и весел, Выйдя, он должен молчать, каждого ближе узнав. «Множество низких богато, и в бедности много достойных…» Множество низких богато, и в бедности много достойных. Все же у подлых людей мы бы не стали менять Качества наши на деньги. Надежна всегда добродетель, Деньги же нынче один, завтра другой загребет. «Кирн, благородный везде сохраняет присутствие духа…» Кирн, благородный везде сохраняет присутствие духа, Плохо ль ему, хорошо ль — держится стойко всегда. Если же бог негодяю довольство пошлет и богатство, Этот, лишившись ума, явит негодность свою. «Если бы мы на друзей за любую провинность сердились…» Если бы мы на друзей за любую провинность сердились, Вовсе тогда бы у нас близких людей и друзей Не было. От ошибок никто из людей не свободен Смертных. Свободны от них боги одни лишь, мой Кирн. «Быстрого умный догонит, не будучи вовсе проворным…» Быстрого умный догонит, не будучи вовсе проворным. Кирн, помогает ему суд справедливый богов. «Так же, спокойно, как я, иди посредине дороги…» Так же, спокойно, как я, иди посредине дороги, Кирн, не заботься о том, где остальные пройдут. «Кирн, ни в чем не усердствуй. Во всем выбирай середину…» Кирн, ни в чем не усердствуй. Во всем выбирай середину. Тот же увидишь успех, что и трудясь тяжело. «Сделать с врагами расчет, за любовь расплатиться…» Сделать с врагами расчет, за любовь расплатиться с друзьями, Кирн, да позволит мне Зевс, силы мне большие дав. Богом среди людей наверно бы я показался, Если бы умер, успев полностью всем заплатить. «Вовремя, Зевс-Олимпиец, мою исполни молитву…» Вовремя, Зевс-Олимпиец, мою исполни молитву. Вместо несчастий, молю, дай мне отведать добра. Если конца не найду своим тяжелым заботам, Пусть я погибну, но пусть горем за горе воздам, Было бы это по праву. Но вот не приходит расплата С теми, кто деньги мои силой похитить посмел. Я же подобен собаке, поток переплывшей в ущелье, Сбросил я в бурную хлябь все достоянье свое. Пить бы их черную кровь! И пусть божество бы смотрело Доброе, то, что моим чаяньям сбыться дало. «Кирн, будь стоек в беде. Ведь знал же ты лучшее время…» Кирн, будь стоек в беде. Ведь знал же ты лучшее время. Было ведь так, что судьба счастье бросала тебе. Что ж, коль удача — увы! — обернулась бедой, не робея, Силься, молитву творя, всплыть на поверхность опять. Слишком с бедой не носись. Немногих заступников сыщешь, Если несчастья свои выставишь всем напоказ. «Кирн! При великом несчастье слабеет душа человека…» Кирн! При великом несчастье слабеет душа человека, Если ж отмстить удалось, снова он крепнет душой. «Злись про себя. А язык всегда пусть будет приятен…» Злись про себя. А язык всегда пусть будет приятен. Вспыльчивость — это, поверь, качество низких людей. «Мыслей сограждан моих уловить я никак не умею…» Мыслей сограждан моих уловить я никак не умею; Зло ли творю иль добро — всё неугоден я им. И благородный и низкий бранят меня с равным усердьем, Но из глупцов этих мне не подражает никто. «Кирн, если я не хочу, своей не навязывай дружбы…» Кирн, если я не хочу, своей не навязывай дружбы. Это тебе не вола силой в повозку запрячь. «Милый Зевс! Удивляюсь тебе я: всему ты владыка…» Милый Зевс! Удивляюсь тебе я: всему ты владыка, Все почитают тебя, сила твоя велика, Перед тобою открыты и души и помыслы смертных, Высшею властью над всем ты обладаешь, о царь! Как же, Кронид, допускает душа твоя, чтоб нечестивцы Участь имели одну с теми, кто правду блюдет, Чтобы равны тебе были разумный душой и надменный, В несправедливых делах жизнь проводящий свою? В жизни бессмертными нам ничего не указано точно, И неизвестен нам путь, как божеству угодить. «…Все-таки, горя не зная, богаты.» …Все-таки, горя не зная, богаты. А тем, что душою Низких поступков чужды, правду и право блюдут, Бедность, отчаянья мать, достается. Она к преступленью, Силой жестокой нужды душу в груди повредив, Часто ведет человека. И он соглашается часто Воле своей вопреки вынести страшный позор. Он уступает нужде. А та уж научит дурному — Спорам, что гибель несут, низким обманам и лжи — Даже того, кто не хочет, кому не пристало дурное. Ясное дело: нужда тяжкую крайность родит. «Бедными низкий подлец и муж благородный и честный…» Бедными низкий подлец и муж благородный и честный, Если захватит нужда, сделаться могут равнó. Честный всегда справедливости верен, ему от рожденья И до скончания дней честное сердце дано; Над душою его ни властны ни горе, ни радость, Плохо ль ему, хорошо ль — тверд он и стоек всегда. «Слишком ни в чем не усердствуй. В делах человеческих…» Слишком ни в чем не усердствуй. В делах человеческих мера Должная — лучше всего. Часто, к успеху стремясь, Ищет себе барыша человек, обреченный судьбою. К страшной ошибке его злое ведет божество. Так пожелало оно, чтоб зло ему благом казалось, Чтобы казалось плохим то, что полезно ему. «Многое мимо ушей пропускаю, хоть понял отлично…» Многое мимо ушей пропускаю, хоть понял отлично. Вынужден я промолчать, помня значенье свое. «Двери у многих людей к языку не прилажены плотн…» Двери у многих людей к языку не прилажены плотно, Даже малейший пустяк трогает этих людей. Часто, внутри оставаясь, дурное становится лучше, Выйдя наружу, добро хуже становится зла. «Лучшая доля для смертных — на свет никогда не родиться…» Лучшая доля для смертных — на свет никогда не родиться И никогда не видать яркого солнца лучей. Если ж родился, войти поскорее в ворота Аида И глубоко под землей в темной могиле лежать. «Смертного легче родить и вскормить, чем вложить ему в душу…» Смертного легче родить и вскормить, чем вложить ему в душу Дух благородный. Никто изобрести не сумел, Как благородными делать дурных и разумными глупых. Если бы нашим врачам способы бог указал, Как исцелять у людей их пороки и вредные мысли, Много бы выпало им очень великих наград. Если б умели мы разум создать и вложить в человека, То у хороших отцов злых не бывало б детей: Речи разумные их убеждали б. Однако на деле, Как ни учи, из дурных добрых людей не создашь. «Глупый, мысли мои он вздумал держать под охраной…» Глупый, мысли мои он вздумал держать под охраной. Лучше б о собственных он мыслях побольше радел. «Есть невозможные вещи. О них никогда и не думай…» Есть невозможные вещи. О них никогда и не думай, То, чего сделать нельзя, сделать не сможешь вовек. «То, от чего никому ни жарко, ни холодно, боги…» То, от чего никому ни жарко, ни холодно, боги Людям даруют легко. Слава — в тяжелом труде. «Не заставляй никого против воли у нас оставаться…» Не заставляй никого против воли у нас оставаться, Не заставляй уходить, кто не желает того, И не буди, Симонид мой, заснувших — из тех, кто упился Крепким вином и теперь сладким покоится сном. Тех же, кто бодрствует, спать не укладывай против желанья. Нет никого, кто б любил, чтоб принуждали его. Если же хочет кто пить, наливай ему полную чашу. Радость такую иметь можно не каждую ночь. Что до меня, то вина медосладкого пил я довольно И отправляюсь домой вспомнить о сладостном сне. Пить прекращаю, когда от вина наибольшая радость. Трезвым я быть не люблю, но и сверх меры не пью. Тот же, кто всякую меру в питье переходит, не властен Ни над своим языком, ни над рассудком своим, Речи срамные ведет, за которые трезвый краснеет, Дел не стыдится своих, совесть вином замутив. Прежде разумный, теперь он становится глупым. Об этом Помни всегда и вина больше, чем нужно, не пей. Из-за стола поднимайся, пока допьяна не напился, Чтоб не блевать за столом, словно поденщик иль раб. Или сиди и не пей. А ты, передышки не зная, Только твердишь: «Наливай!» Вот отчего ты и пьян. То за любовь, то для спора, то в честь небожителей выпьешь, То потому, что с вином чаша стоит под рукой. «Нет» же сказать не умеешь. Совсем для тебя недостижен Тот, кто и выпить горазд, но не теряет ума. Добрые речи ведите, за чашей веселою сидя, И избегайте душой всяческих ссор и обид. Пусть и застольные песни звучат — в одиночку и хором. Так вот бывают для всех очень приятны пиры. «Легок становится мыслью любой человек, если выпьет…» Легок становится мыслью любой человек, если выпьет Больше, чем нужно, вина, глуп ли он был иль умен. «Вот и пришел ты, Клеáрист, проплыв глубокое море…» Вот и пришел ты, Клеáрист, проплыв глубокое море, К тем, у кого ни гроша, бедный мой, сам без гроша. Мы под скамью корабля у борта положим, Клеарист, Все, что осталось у нас, все, что нам боги дают: Самое лучшее мы принесем. И если увидишь Друга, поведай ему, что за друзья у тебя. Прятать не стану того, что есть у меня, и не стану Ради приезда гостей большего где-то искать. Если же спросят тебя, хорошо ли живу, то скажи им: Плохо — с богатым сравнить, с бедным сравнить — хорошо. Гостя нашей семьи одного принять я сумею. Если же больше гостей, всех одарить не смогу. «Нет, голова раба никогда не держится прямо…» Нет, голова раба никогда не держится прямо, Вечно она склонена, шея кривая под ней. Как гиацинтов и роз из лука морского не выйдет, Так и свободных детей чрево рабы не родит. «Кирн, линейка и циркуль должны разрешить это дело…» Кирн, линейка и циркуль должны разрешить это дело. К той и другой стороне должен я быть справедлив. «Злом никогда никого принуждать не старайся…» Злом никогда никого принуждать не старайся. Услуга — Вот что честнее всего, вот что прекрасней всего. «Вестник безмолвный, мой Кирн, войну возвещает…» Вестник безмолвный, мой Кирн, войну возвещает и слезы. Он на вершине горы, видно его далеко. Ну-ка, давайте скорей коней быстролетных взнуздаем, Выйти навстречу, как враг, людям я этим хочу Очень мало расстоянье. Они его скоро покроют, Если сужденьям моим правда богами дана. «Нужно в тяжелой беде оставаться по-прежнему стойким…» Нужно в тяжелой беде оставаться по-прежнему стойким Нужно бессмертных просить выход послать из беды. «Будь осторожен. Итог на лезвии держится бритвы…» Будь осторожен. Итог на лезвии держится бритвы: Нынче удача, глядишь, завтра, глядишь, неуспех. «Лучше всего человеку не быть чрезмерно богатым…» Лучше всего человеку не быть чрезмерно богатым, Лучше всего для него бедности крайней не знать. «Гостем явившись на пир, с достойным садись человеком…» Гостем явившись на пир, с достойным садись человеком, Рядом с тем, кто сумел всякую мудрость постичь. Мудрое слово его старайся внимательно слушать, Чтобы вернуться домой, ценное что-то неся. «Добрый, добро получай! Какой тебе нужен ходатай?..» Добрый, добро получай! Какой тебе нужен ходатай? Лучший ходатай тебе — доброе дело твое. «Нет, не враги, а друзья меня предают, потому что…» Нет, не враги, а друзья меня предают, потому что, Словно утеса моряк, я избегаю врагов. «Сделать низкого добрым труднее, чем доброго низким…» Сделать низкого добрым труднее, чем доброго низким. Можешь меня не учить. Я не мальчишка тебе. «Слишком на беды не сетуй, не радуйся слишком удаче…» Слишком на беды не сетуй, не радуйся слишком удаче, Прежде чем ты увидал скрытое в самом конце. «О человек! Друг другу мы издали будем друзьями…» О человек! Друг другу мы издали будем друзьями. Кроме богатства, поверь, можно пресытиться всем. Долго мы будем дружить. Но только общайся с другими — С теми, кто лучше меня склонности знает твои. «Скрыться ты не сумел. Я видел тебя на дороге…» Скрыться ты не сумел. Я видел тебя на дороге. Часто ты хаживал здесь, дружбу мою обманув. Прочь, противный богам, людей бесчестный предатель. Был на моей ты груди хитрой, холодной змеей. «То, от чего магнесийцы погибли — насилье и наглость…» То, от чего магнесийцы погибли — насилье и наглость, — Это сегодня царит в городе нашем святом. «Сытость чрезмерная больше людей погубила, чем голод…» Сытость чрезмерная больше людей погубила, чем голод, — Тех, кто богатством своим тщился судьбу превзойти. «Есть поначалу во лжи какая-то польза. В итоге…» Есть поначалу во лжи какая-то польза. В итоге Страшным позором она, злом для обеих сторон Быстро становится. Тем, кто живет за спиною обмана, Тем, кто однажды солгал, блага уже не видать. «Трудно разумному долгий вести разговор с дураками…» Трудно разумному долгий вести разговор с дураками, Но и все время молчать — сверх человеческих сил. «Те, у кого рассудок слабее души, пребывают…» Те, у кого рассудок слабее души, пребывают В тяжком отчаянье, Кирн, в темном, глухом тупике. Все, что приходит на ум, обдумывай дважды и трижды. Кто необуздан, тому зло угрожает всегда. «Цену одну у людей имеют Надежда и Дерзость…» Цену одну у людей имеют Надежда и Дерзость. Эти два божества нравом известны крутым. «Сверх ожиданья подчас дела удаются людские…» Сверх ожиданья подчас дела удаются людские, Замыслам нашим зато сбыться подчас не дано. «Кто расположен к тебе и кто настроен враждебно…» Кто расположен к тебе и кто настроен враждебно, Это ты можешь узнать только в серьезных делах. «Верных заступников ты и товарищей мало отыщешь…» Верных заступников ты и товарищей мало отыщешь, Если отчаянье вдруг душу охватит твою. «С тем, кому плохо пришлось, всегда огорчаемся вместе…» С тем, кому плохо пришлось, всегда огорчаемся вместе, Только чужая беда быстро проходит, мой Кирн. «Клясться не следует в том, что что-то вовек не случится…» Клясться не следует в том, что что-то вовек не случится. Это богов разозлит, властны они над концом. Делай дело свое. Беда обращается в благо, Благо выходит бедой. Смотришь — последний бедняк Вдруг богатеет, а тот, кто средства имеет большие, Их за одну только ночь сразу теряет порой. Умный подчас ошибется, глупец же поступит разумно, Или почетное вдруг место получит подлец. «Если бы я, Симонид, богатство сберег, то, конечно…» Если бы я, Симонид, богатство сберег, то, конечно, Так бы не мучился я в обществе добрых людей. Гибнет богатство мое у меня на глазах, и молчу я, Бедностью скован, хотя вовсе не хуже других Знаю, ради чего понеслись мы в открытое море, В черную канули ночь, крылья ветрил опустив. Волны с обеих сторон захлестывают, но отчерпать Воду они не хотят. Право, спастись нелегко! Этого им еще мало. Они отстранили от дела Доброго кормчего, тот править умел кораблем. Силой деньги берут, загублен всякий порядок, Больше теперь ни в чем равного нет дележа, Грузчики стали у власти, негодные выше достойных. Очень боюсь, что корабль ринут в пучину валы. Вот какую загадку я гражданам задал достойным, Может и низкий понять, если достанет ума. «Знания нет у одних, но есть богатство. Другие…»
Знания нет у одних, но есть богатство. Другие, Мучась тяжелой нуждой, благо стремятся найти. К делу и эти и те равно неспособны, однако: Деньги мешают одним, разум — помеха другим. «Только одну признает большинство людей добродетель…» Только одну признает большинство людей добродетель — Быть богатым. В другом смысла не видят они. Пусть с самим Радамантом ты в мудрости можешь тягаться, Пусть не имеет твоих знаний Сизиф Эолид — Он ухитрился однажды живым из Аида подняться, Он Персефону сумел словом своим обмануть — Ту, что приносит забвенье и разума смертных лишает; Кроме Сизифа, никто так изловчиться не мог. Нет, кто будет окутан печальным облаком смерти, Кто в тенистый покой царства усопших сойдет — Всем предстоит миновать ворота, которые крепко Души умерших запрут, как ни противятся те. Ну, а Сизифу-герою вернуться даже оттуда Снова на солнечный свет ловкость его помогла. Пусть языком ты своим боговидному Нестору равен, Так что и вымысел твой очень на правду похож, Пусть превосходишь ты в беге стремительных гарпий и даже Быстрых Борея детей — ноги проворны у них, — Все одинаково. Люди запомнить должны хорошенько: Только богатство одно силу имеет у всех. «Зевс-повелитель, пусть боги пошлют невоздержность бесчестным…» Зевс-повелитель, пусть боги пошлют невоздержность бесчестным, Пусть бы устроила так воля бессмертных богов: Кто ужасные вещи творил, не ведая в сердце Страха, богов позабыв, кары ничуть не страшась, — Сам и платится пусть за свои злодеянья, и после Пусть неразумье отца детям не будет во вред. Дети бесчестных отцов, но честные в мыслях и в деле, Те, что боятся всегда гнева, Кронид, твоего, Те, что выше всего справедливость ценили сограждан, Пусть за проступки отцов кары уже не несут. Это да будет угодно блаженным богам. А покамест, — Грешник всегда невредим, зло постигает других. «Зевс, живущий в эфире, пусть держит над городом этим…» Зевс, живущий в эфире, пусть держит над городом этим К нашему благу всегда правую руку свою. Пусть охраняют нас и другие блаженные боги. Ты же, о бог Аполлон, ум наш исправь и язык. Пусть форминга и флейта священный напев заиграют, Мы же, во славу богов должный исполнив обряд, Пить вино и вести приятные всем разговоры Будем, ничуть не боясь мидян, идущих войной. Самое лучшее это: с веселой, довольной душою Быть в стороне от забот, в радостях жизнь проводить, Мысли подальше отбросив о том, что несчастная старость, Страшные кары и смерть всех поджидают в конце. «Вестник муз и слуга, особое знанье имея…» Вестник муз и слуга, особое знанье имея, Мудрость не должен свою только себе оставлять. Он обязан еще искать, показывать, делать. Что в нем за прок, если он прячет свое мастерство? «Благоволя к Алкафою, Пелопову славному сыну…» Благоволя к Алкафою, Пелопову славному сыну, Сам ты, о Феб, укрепил город возвышенный наш. Сам же от нас отрази и надменные полчища мидян, Чтобы с приходом весны граждане наши могли С радостным духом во славу тебе посылать гекатомбы И, твой алтарь окружив, душу свою услаждать Кликами, пеньем пеанов, пирами, кифарным бряцаньем. Страх мою душу берет, как погляжу я кругом На безрассудство, и распри, и войны гражданские греков. Милостив будь, Аполлон, город от бед защити! «Некогда быть самому мне пришлось и в земле Сикелийской…» Некогда быть самому мне пришлось и в земле Сикелийской, И виноградники я видел эвбейских равнин, В Спарте блестящей я жил, над Эвротом, заросшим осокой; Люди любили меня всюду, где я ни бывал; Радости мне ни малейшей, однако, они не давали: Всюду рвался я душой к милой отчизне моей. «Пусть никогда у меня другой не будет заботы…» Пусть никогда у меня другой не будет заботы: Доблесть и мудрость — о них думать хочу я всегда. Только бы мне наслаждаться формингою, пляскою, пеньем, Только бы ясность ума в радостях мне сохранять. «Радость не в том, чтобы вред причинять чужестранцам…» Радость не в том, чтобы вред причинять чужестранцам и нашим Гражданам. В правых делах ты научись находить Радость для сердца. Конечно, жестокий тебя не похвалит, Но у хороших зато будешь на лучшем счету. Добрых ругают одни, усиленно хвалят другие, А о подлых и речь даже не станут вести. «Нет на земле никого, кто был бы совсем безупречен…» Нет на земле никого, кто был бы совсем безупречен. Лучше, однако, когда меньше о нас говорят. «Быть точнее, чем циркуль, точней, чем часы и линейка…» Быть точнее, чем циркуль, точней, чем часы и линейка, Быть осторожным всегда должен священный посол, Тот, которому бог устами жрицы в Пифоне, В пышном святилище, Кирн, вещие знаки дает. Лишнее слово прибавь — ничем не исправить ошибки. Слово пропустишь одно — в грех пред богами впадешь. «То, что случилось со мной, с одной только смертью сравнится…» То, что случилось со мной, с одной только смертью сравнится. Все остальное, поверь, менее страшно, о Кирн: Предали подло меня друзья. С врагами поближе Я сойдусь, чтоб узнать, что же за люди они.

Менада в экстазе. Деталь афинской вазы (начало V в. до н. э.). Мюнхен, Государственный музей древностей.


«Бык могучей пятой наступил на язык мой, и это…» Бык могучей пятой наступил на язык мой, и это Мне не дает говорить, как я болтать ни горазд. «Кирн, что нам суждено, того никак не избегнуть…» Кирн, что нам суждено, того никак не избегнуть. Что суждено испытать, я не боюсь испытать. «Вот и накликали мы себе же горе. Пускай бы…» Вот и накликали мы себе же горе. Пускай бы, Кирн, и тебя и меня смерть захватила сейчас. «В ком уважения нет к своим родителям старым…» В ком уважения нет к своим родителям старым, Право же, тот человек стоит немногого, Кирн. «Как же дерзаете вы распевать беззаботно под флейту?..» Как же дерзаете вы распевать беззаботно под флейту? Ведь уж граница страны с площади нашей видна! Кормит плодами родная земля… …беспечно пируя. В пурпурных ваших венках на волосах золотых. Скиф! Пробудись, волоса остриги и покончи с пирами! Пусть тебя болью пронзит гибель душистых полей! «К гибели, к воронам все наше дело идет! Но пред нами…» К гибели, к воронам все наше дело идет! Но пред нами, Кирн, из блаженных богов здесь не виновен никто: В бедствия нас из великого счастья повергли — насилье, Низкая жадность людей, гордость надменная их. «Смело ногами топчи, стрекалом коли, не жалея…» Смело ногами топчи, стрекалом коли, не жалея, Тяжким ярмом придави эту пустую толпу! Право, другого народа с такою же рабской душою Нет среди тех, на кого солнце глядит с высоты. «Зевс-Олимпиец пускай человека погубит, который…» Зевс-Олимпиец пускай человека погубит, который Хочет друзей обмануть, сладкие речи ведя. «Это и раньше я знал, а нынче и сам убедился…» Это и раньше я знал, а нынче и сам убедился: Если уж подл человек, нет благодарности в нем. «Как уже часто наш город, ведомый дурными вождями…» Как уже часто наш город, ведомый дурными вождями, Словно разбитый корабль, к суше причалить спешил! «Если меня друзья в каком-нибудь видят несчастье…» Если меня друзья в каком-нибудь видят несчастье, — Спину мне показав, в сторону смотрят они. Если редкое счастье на долю мою выпадает — Сразу же я нахожу много любезных друзей. «Две для несчастных смертных с питьем беды сочетались…» Две для несчастных смертных с питьем беды сочетались: Жажда — с одной стороны, хмель нехороший — с другой. Я предпочту середину. Меня убедить не сумеешь Или не пить ничего, или чрез меру пьянеть. «Многим нестоящим людям дается богами богатство…» Многим нестоящим людям дается богами богатство Очень большое, но в том пользы ни им, ни друзьям Нет никакой. Не погибнет одной лишь доблести слава: Город и вся страна в воине видят оплот. «Сверху пусть на меня падет огромное небо…» Сверху пусть на меня падет огромное небо, Медное, то, что людей в ужас приводит земных, Если моим друзьям не буду я в жизни подмогой, Если моим врагам горькой не буду бедой. «Радуйся жизни, душа. Другие появятся скоро…» Радуйся жизни, душа. Другие появятся скоро Люди. А вместо меня черная будет земля. «Выпей вина, что под сенью высокой Тайгетской вершины…» Выпей вина, что под сенью высокой Тайгетской вершины Мне виноградник принес. Вырастил лозы старик В горных укромных долинах, любезный бессмертным Феотим, С Платанистунта-реки влажную воду нося. Выпьешь его — отряхнешь ты заботы тяжелые с сердца. В голову вступит вино — станет легко на душе. «Если уж рядом война оседлала коней быстроногих…» Если уж рядом война оседлала коней быстроногих, Стыдно не видеть войны, слезы несущей и плач. «Горе мне, я бессилен. Керинта нет уже больше…» Горе мне, я бессилен. Керинта нет уже больше, Вместо лелантских лоз черный простерся пустырь. Изгнаны лучшие люди, у власти стоят негодяи. Пусть бы Зеве погубил род Кипселидов совсем. «Разум — прекрасней всего, что только ни есть в человеке…» Разум — прекрасней всего, что только ни есть в человеке. Глупость — из качеств людских самое худшее, Кирн. «Если б Кронид за все на людей на смертных сердился…» Если б Кронид за все на людей на смертных сердился, Зная о каждом из них, что у кого на уме, Зная поступки людей, дела бесчестных и честных, — Это была бы для нас очень большая беда. «Кто расходы свои со своим соразмерил богатством…» Кто расходы свои со своим соразмерил богатством, Верх добродетели в том умный найдет человек. Если б нам знать наперед, какова продолжительность жизни, Сколько лет проживешь, прежде чем вступишь в Аид, — Тем из людей, конечно, что дольше пробудут на свете, Средства бы к жизни пришлось больше, чем прочим, беречь. Но ведь этого нет, и мучусь я тяжким сомненьем, Душу изводит оно, дни отравляет мои. Я на распутье стою. Мне две открыты дороги. Но какую избрать — это вопрос для меня. То ли мне денег не тратить, убогой довольствуясь жизнью, То ли весело жить, долгих не зная трудов? Я ведь богатых встречал, которые вдосталь ни разу Даже поесть не могли, все берегли про запас. Так и спустились в Аид, не успев израсходовать деньги. Хоть норовили всегда деньги отнять у людей. Зря трудились они и себе не давали свободы. Я знавал и других. Чреву в угоду они Все промотали вконец, повторяя: «Умрем, насладившись». Эти просят всегда, стоит им встретить друзей. Лучше всего, Демокл, свои приспособить расходы К деньгам своим и всегда счет и порядок блюсти. Так ты другим не отдашь плодов чрезмерных усилий, Но и не станешь рабом, ибо не будешь просить, Да и на старости лет не останешься вовсе без денег. Право же, лучше всего с деньгами так поступать. Если в достатке живешь — немало друзей. Обеднеешь — Мало, и сам по себе ты уж тогда нехорош. «Лучше всего бережливость. Никто по тебе не поплачет…» Лучше всего бережливость. Никто по тебе не поплачет, Ежели после тебя денег не видно твоих. «Мало кому из людей красота и доблесть присущи…» Мало кому из людей красота и доблесть присущи. Счастлив тот, у кого то и другое найдешь. «Он в почете у всех. Одинаково младший и старший…» Он в почете у всех. Одинаково младший и старший, Если увидят его, место уступят ему. К старости он на виду среди горожан. Справедливо Все обращаются с ним, вежливость помня и долг. «Громко, как соловей, распевать не могу я сегодня…» Громко, как соловей, распевать не могу я сегодня. Я ведь прошедшую ночь всю напролет пировал. Нет, флейтист ни при чем. Но я совершенно лишился Голоса. Петь я горазд, только вот голоса нет. «Буду идти по прямой, ни в ту не клонясь, ни в другую…» Буду идти по прямой, ни в ту не клонясь, ни в другую Сторону. Мне надлежит ясность ума сохранять. «Родину буду беречь, прекраснейший город. Не сдамся…» Родину буду беречь, прекраснейший город. Не сдамся Черни, не буду внимать слову бесчестных людей. «Крови не пил я, как лев, детеныша вырвав у лани…» Крови не пил я, как лев, детеныша вырвав у лани, Я не гнался ни за кем, хвастая силой своей. Я не взбирался на стены, чтоб город предать разоренью! И в колесницу коней мне не случалось впрягать. Я не познал, испытав, конца не увидел, закончив, — Сделав, не сделал, свершив, я завершить не сумел. «Ежели ты за добро благодарностью мне не заплатишь…» Ежели ты за добро благодарностью мне не заплатишь, Я бы хотел, чтоб с нуждой снова пришел ты ко мне. «Ты не хвали человека, узнать не успев хорошенько…» Ты не хвали человека, узнать не успев хорошенько, Что за нрав у него, что за характер и склад. Часто бывает, что люди со лживой, лукавой душою Прячут ее, что ни день мысли меняя свои. Душу этих людей лишь время откроет правдиво. Вот ведь и я поступил с разумом здравым вразлад: Я поспешил с похвалой, во всем тебя не проверив. Впредь я, как судно скалу, буду тебя обходить. «Это что за заслуга — призы получать на попойках?..» Это что за заслуга — призы получать на попойках? Здесь благородных всегда подлый сумеет побить «Только лишь скроет земля любого из смертных и только…» Только лишь скроет земля любого из смертных и только Спустится он в Эреб, в дом Персефоны войдет — Звуки лиры и флейты его не порадуют больше, Больше не радость ему — дар Диониса принять. «Вот они, доблесть и подвиг, которых славнее и выше…» Вот они, доблесть и подвиг, которых славнее и выше, Ежели мудр человек, нет для пего ничего, Вот оно — благо народа и города высшее благо: Твердо стоять на ногах, в первом сражаясь ряду. «Людям дам я совет, чтоб они постоянно, покамест…» Людям дам я совет, чтоб они постоянно, покамест Юности цвет не увял, в сердце огонь не погас, Черпали радость свою в своем достоянье. Ведь дважды Быть молодым не дано, смерти нельзя избежать Людям, подверженным смерти. Несчастная старость наступит — Сделает жалким лицо, волосы красок лишит. «Счастлив, удачлив, блажен, кто, всех не пройдя испытаний…» Счастлив, удачлив, блажен, кто, всех не пройдя испытаний, Спустится в черный Аид, в мрачные домы уйдет, Так и не зная греха, что вызван бывает нуждою, Страха пред сильным врагом, истинных мыслей друзей. «Пот обильный с меня начинает катиться ручьями…» Пот обильный с меня начинает катиться ручьями, Я от волненья дрожу, стоит мне только взглянуть, Как чудесно и пышно цветет быстротечная юность. Дольше бы ей процветать! Милая эта пора Быстро, как Сон, улетает. Увы, безобразная старость Вот уж висит над тобой, вот уже ждет за углом. «Шею свою врагам никогда под ярмо не подставлю…» Шею свою врагам никогда под ярмо не подставлю, Даже если и Тмоп сядет на голову мне. «В подлости гнусной своей суетится и мечется низкий…» В подлости гнусной своей суетится и мечется низкий. Лишь благородный всегда к цели идет по прямой. «Чтобы напакостить, Кирн, труда не нужно большого…» Чтобы напакостить, Кирн, труда не нужно большого, Право же, много трудней доброе дело свершит! «Сердце, спокойно терпи, как ни были б тяжки страданья…» Сердце, спокойно терпи, как ни были б тяжки страданья, Вспыльчивость — это, поверь, качество низких людей. Там, где ничем не поможешь, не нужно вздыхать и сердиться, Рану свою бередя, радовать злейших врагов, Близких друзей огорчать. Богами положенной доли Даже с великим трудом нам избежать не дано, Даже если спуститься на дно багряного моря, Даже если навек в Тартар печальный уйти. «Тот глупец и дурак, кто вином утешаться не хочет…» Тот глупец и дурак, кто вином утешаться не хочет В дни, когда звездного Пса вновь наступила пора. «Кто на этом пиру уснул, потеплее укрывшись…» Кто на этом пиру уснул, потеплее укрывшись, — Зевсом клянусь, для того радости много в питье. «Я, как ребенку отец, тебе наставленья благие…» Я, как ребенку отец, тебе наставленья благие Дам и хочу, чтоб они в душу запали твою: Ты опрометчив не будь, чтоб зла не наделать, старайся Всякое дело свое взвешивать здравым умом. Резкие взлеты ума и души бесноватым присущи. Трезвый расчет и совет — вот что к добру приведет. «Кончим наш разговор. Сыграй-ка мне лучше на флейте…» Кончим наш разговор. Сыграй-ка мне лучше на флейте. Вспомнить о музах сейчас время обоим пришло. Муз восхитительный дар в безраздельное отдан владенье Мне и тебе. Остальным только вниманье дано. «Нрав человека узнать, наблюдая за ним в отдаленье…» Нрав человека узнать, наблюдая за ним в отдаленье, Как бы ты ни был мудр, трудно подчас, Тимагор. Подлость скрывают одни под великим богатством. Другие Лучшие качества все в бедности прячут своей. «В юности можно всю ночь провести со сверстницей милой…» В юности можно всю ночь провести со сверстницей милой, Сладких любовных трудов полную меру неся, Или во время пиров распевать под музыку флейты — Нет ничего на земле этих занятий милей Всем до единого смертным. И что мне почет и богатство, Если милее всего — в радостях весело жить. «Те дураки и глупцы, которые плачут о мертвых…» Те дураки и глупцы, которые плачут о мертвых. Юности вянет цветок — надо бы плакать о нем. «Очень трудно судить о конце несвершенного дела…» Очень трудно судить о конце несвершенного дела, Как его бог завершит, трудно сказать наперед. Мрак перед нами простерся. Пока не наступят событья, Смертный не может сказать, где же незнанью предел. «Как бы мыслей своих ни менял человек благородный…» Как бы мыслей своих ни менял человек благородный, Верность другу хранить нужно ему до конца. «Многое трудно тебе. Ведь ты, Демонакт, не умеешь…» Многое трудно тебе. Ведь ты, Демонакт, не умеешь Тем заниматься, к чему сердце твое не лежит. «Лучше теперь поищи другого. Мне незачем это…» Лучше теперь поищи другого. Мне незачем это Делать. За прежнее мне будь благодарен еще. «Время придет, погоди, вспорхну, как над озером птица…» Время придет, погоди, вспорхну, как над озером птица, Птица, которая вдруг, петлю свою разорвав, Прочь от плохого летит хозяина. Ты же позднее, Дружбы лишившись моей, мудрость узнаешь мою. «Тот человек, что меня пред тобой очернил и заставил…» Тот человек, что меня пред тобой очернил и заставил Вдруг удалиться тебя, дружбу со мной прекратив… «Кирн, погубила уже Колофон, Магнесию, Смирну…» Кирн, погубила уже Колофон, Магнесию, Смирну Наглость. Конечно, и вас тоже погубит она. «Кирн, благородный вчера — сегодня унижен, а низкий…» Кирн, благородный вчера — сегодня унижен, а низкий Стал благородным теперь. Кто б это вынести мог? Добрый вконец обесчещен, почет подлецу достается. В брачный войти договор с подлыми знатный готов. «Будучи с деньгами сам, ты назвал меня нищим. Однако…» Будучи с деньгами сам, ты назвал меня нищим. Однако Кое-что есть у меня, кое-что боги дадут. «Всех ты божеств, о богатство, желаннее, всех ты прекрасней…» Всех ты божеств, о богатство, желаннее, всех ты прекрасней. Как бы кто ни был дурен, будет с тобою хорош. «Феб-Аполлон, Летоид, и Зевс, повелитель бессмертных…» Феб-Аполлон, Летоид, и Зевс, повелитель бессмертных, Вдосталь мне сил молодых пусть благосклонно пошлют, Чтобы праведно жить вдали от всяких несчастий, Радуясь юным годам, сердце богатством согрев. «Бедствия лучше забыть. С Одиссеем сравнюсь я в страданьях…» Бедствия лучше забыть. С Одиссеем сравнюсь я в страданьях, С тем, кто, Аид посетив, выйти оттуда сумел, С тем, кто с жестокой душой сумел женихов Пенелопы, Отданной в жены ему, радуясь в сердце, убить. Долго ждала она и с сыном своим оставалась, Прежде чем он, возвратясь, к пышному ложу пришел. «Кирн, несчастья друзей губить в зародыше будем…» Кирн, несчастья друзей губить в зародыше будем. Только появится боль — будем лекарство искать. «Людям одно божество благое осталось — Надежда…» Людям одно божество благое осталось — Надежда. Прочие все на Олимп, смертных покинув, ушли. Скромность ушла от людей. Богиня великая — Верность Тоже оставила нас вместе с харитами, друг. Клятвам верить нельзя. Они даются нечестно. Нет на земле никого, кто бы боялся богов. Род благочестных людей прекратился. О праведной жизни Знать не желает никто, нет благочестья ни в ком. Но покамест живешь и видишь сияние солнца, Нужно богов почитать, ждать, что Надежда придет, Нужно молиться богам и, прекрасное мясо сжигая, С жертвы Надежде начав, жертвой Надежде кончать. Нужно быть начеку, бесчестные речи услышав Тех, кто, ничуть не боясь гнева бессмертных богов, Все о достатке чужом, о чужом помышляет богатстве, Тех, кто для подлых затей в мерзкую сделку вошел. «Если умен человек, в груди у него поместятся…» Если умен человек, в груди у него поместятся Уши его и глаза, мысли его и язык. «Слово достойных людей не расходится с делом хорошим…» Слово достойных людей не расходится с делом хорошим. Подлые речи дурных только на ветер идут. «Самое лучшее, Кирн, что дали бессмертные людям…» Самое лучшее, Кирн, что дали бессмертные людям, — Разум. Любые дела можно рассудком обнять. Счастлив, кто им обладает. Гораздо приятней разумно, Нежели в чванстве пустом, в гибельной гордости жить. Гордость — несчастье для смертных. Страшнее, чем чванство и гордость, Нет на земле ничего. Всякие беды от них. «Если позора ты сам не терпел и других не позорил…» Если позора ты сам не терпел и других не позорил, Кирн, добродетель свою ты хорошо доказал. «Ум и язык — это благо. Немного, однако, найдется…» Ум и язык — это благо. Немного, однако, найдется Смертных, чтоб тем и другим верно могли б «Птицы пронзительный крик услышал я, сын Полипая…» Птицы пронзительный крик услышал я, сын Полипая: Нам возвещает она время весенних работ — Пахоты время и сева. И черная боль охватила Сердце мое — не про нас пышного поля простор! «Можешь остаться у нас. Но тебя приглашать мы не станем…» Можешь остаться у нас. Но тебя приглашать мы не станем. Бремя для всех на пиру, мил ты за дверью, как друг. «Родом я неизвестный. Я в Фивах живу, крепкостенном…» Родом я неизвестный. Я в Фивах живу, крепкостенном Городе. Мне привелось землю покинуть отцов. Милых предков моих не смей поносить, Аргирида, Ради забавы. Тебе рабская доля дана, Мне же, о женщина, беды другие достались в изгнанье, Множество бед. Но не мне рабство тяжелое знать. Нет, меня не продашь. Вдали, у равнины Летейской, Город прекрасный стоит. Это мой город родной. «Рядом с рыдающим, Кирн, никогда мы не станем смеяться…» Рядом с рыдающим, Кирн, никогда мы не станем смеяться, Как бы ни радовал нас в собственном деле успех. «Трудно заставить врага-ненавистника верить обману…» Трудно заставить врага-ненавистника верить обману. Друга же очень легко другу, о Кирн, обмануть. «Слово приносит обычно великий урон человеку…» Слово приносит обычно великий урон человеку, Если окажется он слишком взволнован, мой Кирн. «Нет справедливости в гневе, он только вредит человеку…» Нет справедливости в гневе, он только вредит человеку, Делая душу его подлой и низкою, Кирн. «О Киферея-Киприда, искусная в кознях, могучим…» О Киферея-Киприда, искусная в кознях, могучим Даром тебя одарил Зевс, отличая тебя. Ты покоряешь умнейших, и нет никого, кто настолько Был бы могуч или мудр, чтобы тебя избежать.