16

И снова стук, на этот раз четкий и резкий, разбудил его. Стучали в ставень окна. Андрет проснулся в поту, с мерзким кислым привкусом во рту. Вчера вечером он предполагал, что тот, кто подложил хлеб Нею, возможно, был с ними на острове, слышал похвальбу Андрета, и захочет навестить его ночью. Только одного он не сообразил — что будет не в состоянии достойно встретить незваных гостей. Однако теперь выхода не было. Вокруг все еще была темень — ночь никак не кончалась. Голова, как ни странно, больше не болела, зато болело все тело. Вставать не хотелось ужасно, но стук повторился, Андрет заметил в полумраке, как коты подняли головы и навострили уши. Если не открывать, откроют сами, — в этом Андрет не сомневался. Они не затем пришли, чтобы уходить несолоно хлебавши.

— Эй, братец, ты там живой?

Андрет узнал голос, вздохнул с облегчением, в три приема встал с кровати (голова здорово кружилась), добрался до окна, растворил ставни. Разумеется, под окном стояла Ксанта.

— Как ты тут, дышишь еще? — поинтересовалась она.

— Да вроде. Ты из храма?

— Ага.

— Как там?

— Да все ничего. Ней уснул, а утром видно будет. Ты-то как? Я вот тебе молока принесла, — и она поставила на подоконник крынку.

— Уже надоила где-то, ведьма Моя! — умилился Андрет.

Она негромко рассмеялась, Андрет тоже, почувствовав, как смех отдается болью во всех суставах.

— Ладно, вижу что с тобой все в порядке. Пойду.

— Не уходи, — попросил он.

— Правда?

— Правда. Куда тебе идти? «Рыбу» давно заперли, в храме все спят, оставайся до утра.

— Ну, ты мертвого уговоришь.

И Ксанта с хорошо знакомой усмешкой проговорила нараспев: «Завяжи себе глаза и поклянись утром, что не видела меня. Открой мне окно и поклянись утром, что я не переступал твой порог. Постели на пол плащ и поклянись утром, что я не лежал в твоей постели».

— Иди сюда, — позвал Андрет и протянул женщине руки.