"Субмарина «Голубой кит»" - читать интересную книгу автора (Мирер Александр)

4. ВТОРОЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ

День в школе прошел спокойно. Насчет завтрашней контрольной по физике разговора не было, лишь Тося бросала на Катю многозначительные взгляды. После уроков они вдвоем занимались с беднягой Садовым, объясняя ему все тот же закон Кирхгофа. Тося сказала: «Уф, как горох об стенку», но Митька не обиделся. Он действительно не мог взять в толк, зачем, кроме сопротивления, выдумали еще какую-то проводимость. Уходя, Тося назвала его «удивительной тупицей». Похоже, она была права, хотя папа недавно и объяснял Кате, что мозг у всех людей одинаковый, только не все умеют им пользоваться.

С такими мыслями Катя незаметно пришла на скельки и уже на берегу вспомнила: «Ой, а вчера-то…» Так же висело вчера солнце над откосом и вокруг не было ни души. Полудынька под солнцем желтела, как огромная дыня, заброшенная в речку. Водоворот у острого ее конца был виден прямо с берега. Как узнать теперь, приснилось Кате вчерашнее перемещение или нет? Спокойнее было думать, что приснилось. Почему? Потому что так не бывает.

— Не бывает! — сказала Катя, стоя на берегу.

И вспомнила про щипок.

Портфель чуть не скатился в речку — Катя поспешно задрала рукав. Есть! Остался синяк. Значит, бывает.

Если только она себя не ущипнула во сне… В прошлом году она так расчесывала комариные укусы, что бабушка повела ее к доктору. Во сне расчесывала!

Она стояла и смотрела на камни, будто видела их первый раз в жизни.

Если один раз могло случиться перемещение, то и в другой раз тоже? А почему тогда в понедельник ничего не случилось?

Теперь даже страшно было забираться на камни.

Она вздохнула и, сама не зная, что делает, запрыгала на Полудыньку. Как вчера, приладила портфель на верхушку камня. И как раз, когда она положила портфель, по речке прокатилось: «Смиррна-а!» Это сменялась охрана. И, как вчера, когда шаги караула застучали за забором, воздух побелел и сгустился вокруг Кати. Начиналось оно!

Пятнадцатью минутами раньше, в тот самый момент, когда Катя прощалась с Тосей, из кормового отсека подводной лодки «Голубой кит» вышел офицер. Он перешагнул через комингс — высокий корабельный порог — и неторопливо двинулся по центральному коридору. На нем были мягкие тапочки с толстой пористой подметкой, и он шел неслышно, заглядывая по дороге в отсеки. Длинный коридор тянулся туннелем по всей лодке. Он членился переборками с овальными отверстиями — проходами и высокими комингсами. Каждый раз, перешагивая через комингс, офицер заглядывал в темную щель справа от прохода. Там прятались тяжелые листы водонепроницаемых дверей. Если лодке угрожает опасность, эти двери захлопываются. Отсекают одно помещение корабля от другого. Поэтому пространство от переборки до переборки и называется отсеком. На «Голубом ките» было семь таких переборок, восемь отсеков, а на больших надводных кораблях устанавливают еще больше. Пусть вода зальет один отсек, остальные уцелеют.

Над второй дверью от кормы была надпись: «Проходи, не задерживаясь. Радиация». Но Бен Ферри, старший офицер субмарины, задержался именно в этой части коридора. Старший офицер — правая рука капитана. Он отвечает за все механизмы, за все приборы, большие и маленькие. Сейчас он шел над самым главным отделением в лодке — над отсеком, в котором стоял реактор. Атомный реактор. Он занимал отдельное большое помещение. Под пластиковыми ковриками были окошки, чтобы смотреть на атомное хозяйство.

Бен Ферри нагнулся, приподнял коврик. За толстым свинцовым стеклом блеснули поручни реактора. Отсек был освещен ярким мертвенным светом. Когда яркий свет заливает пустое помещение, он обязательно кажется белесоватым, мертвенным. Возможно, Бену так казалось — он знал, что даже сейчас, когда реактор работает на холостом ходу, в отсеке живет смерть.

— Будь здоров, сосед! — проворчал Бен, переходя к следующему окошку.

Внизу все было в порядке, через какой иллюминатор ни смотри.

Выходя из отсека, Бен Ферри повстречался со старшиной рулевых Бигнапалли, индийцем. Остановил его и шепотом приказал:

— Побриться! Ходите как дикобраз.

— Есть! — ответил Бигнапалли. — Разрешите доложить, я никогда не бреюсь, я мусульманин. К счастью, у меня борода не растет.

И верно, на коричневом подбородке индийца торчал десяток-другой волосков, не более.

— Ладно, Биг. Отставить бритье!..

Конечно, Бен Ферри видел старшину уже раз сто иди двести и ни разу не обратил внимание на его подбородок. Теперь было другое дело. Старший офицер придирался к каждой неисправности в одежде, к невычищенным пуговицам, к небритым щекам. «Голубой кит» лежал на дне. Шестые сутки на океанском дне, на глубине пятисот метров, в полной тишине. Слабо гудели насосы, охлаждающие атомный реактор — других звуков не было. Молчал телевизор в столовой экипажа. Коки не гремели кастрюлями в камбузе. Все, от капитана до младшего матроса из боцманской команды, ходили в мягких туфлях и говорили шепотом, и всеми овладевало уныние.

Бен Ферри считал, что бритый человек меньше поддается унынию, чем небритый. Возможно, он был прав.

Корабельный врач больше полагался на успокоительные таблетки. По-своему, он тоже был прав.

Команда считала всю затею вполне идиотской. Зачем невоенной подводной лодке военные учения? Какого противника они поджидают, соблюдая все правила звуковой маскировки?

Команда была права несомненно.

Что думает обо всем капитан, никто не знал. Пожалуй, он был единственным в мире капитаном невоенной атомной подводной лодки. А лодка, пожалуй, единственная в мире могла пролежать неделю на полукилометровой глубине. Все это пахло пиратством. В двадцатом веке тоже пиратствуют, хоть и реже, чем в семнадцатом.

Бен Ферри вошел в отсек инерциальных навигаторов, отослал дежурного техника «промяться» и уселся на его место. Отсек был велик, а его оборудование весило тонн тридцать. И Ферри задумался: зачем любой лодке, кроме подводного ракетоносца, тридцать тонн ламп, транзисторов и прочего электронного барахла? Инерциальные навигаторы стоят теперь на многих кораблях, но два навигатора одновременно нужны только подводным ракетоносцам. Они очень точно показывают место, где находится корабль, — точно, и без всяких измерений высоты звезд. Зачем их поставили на частной субмарине… О господи!

Прямо на белоснежной панели навигатора стояла девочка. Вода стекала с ее платья и туфель на драгоценный аппарат.

Бен действовал быстро. Еще не успев удивиться, он сдернул девчонку с панели и опустил на палубу. Машинально стряхнул воду с ладоней. Холодная струйка затекла в левую манжету.

Катю подхватил на руки приземистый человек в синем берете с большой золотой кокардой. Поставил на пол и попятился. Низко над головой был полукруглый потолок, а кругом жужжали белые ящики, мигали разноцветные огни. Почему-то Катя была вся мокрая — с бантов и из кармана текли ручейки. Человек смотрел на нее с грозным выражением — сердился. Бежать было некуда, и она шагнула к человеку с кокардой. Он проворно отскочил за ящик, бормоча с подвыванием:

— Бу-у-бу-бу-буб-в-в!

— Я очень сожалею! — пробормотала Катя по-английски, на всякий случай. Вода затекала в рот и мешала извиняться.

Бен Ферри лизнул свою руку — пресная вода! О господи!

На палубе натекла целая лужа.

— Кто вы? — бессмысленно спросил Бен.

— Я девочка. Меня зовут Кэтрин, — с трусливой любезностью ответила Катя.

— Англичанка?

— Да, англичанка, — соврала Катя для простоты отношений.

Коротышка говорил по-английски хуже, чем она, и потому не смог бы уличить ее во лжи.

— Англичанка! — шепотом воззвал Бен. — Как попала сюда девочка-англичанка? Нет-нет… Бу-бу-бу!.. — Челюсть у него опять запрыгала, как на резинке.

«Положительно, он боится», — сообразила Катя и начала действовать, как бабушка Таня. «Отвлекать и развлекать» — так называлась бабушкина система. Прекрасная система. И Катя принялась отвлекать Коротышку от неприятных мыслей, связанных с ее собственным появлением.

Если он ее боится, то чего бояться ей?

— Скажите мне, пожалуйста, не могу ли я быстро высушить одежду?

— Тсс, — прошипел Бен, верный своему долгу.

На корабле должна быть тишина, что бы ни случилось.

Катя продолжала гнуть свое:

— Не будет ли нескромным спросить, почему вы говорите шепотом?

— Вот, так лучше, — прошипел Бен. — На судне запрещены громкие разговоры… мисс…

— …Кэтрин. Странный обычай, корабль не библиотека… А платье я могу высушить? Вы — моряк? Никогда бы не подумала. Можно, я вылью воду из туфель?

Бен Ферри, укрывшись за инерциальным навигатором номер два, пытался вспомнить какую-нибудь молитву, но безуспешно. Молитва не вспоминалась, девочка не исчезала. Она выкручивала подол платья, стоя посреди отсека. Палуба стала мокрой и грязной, как после аварии. Пожалуй, этот вполне реальный и неслыханный факт — грязь в навигационном отсеке — успокоил Бена. Старший офицер принялся быстро соображать, каким путем девочка могла проникнуть на корабль. Немедленно выяснилось, что в голове у него, старшего офицера, каша. Нелепые предположения лезли в голову. Девочка поднырнула к субмарине? Бред! На пятисотметровую глубину нырнуть нельзя, тем более в платье и туфлях.

Бен громко застонал. Катя сочувственно посмотрела на него, поправляя бант.

Платье, туфли! Какая разница — платье или купальный костюм? Ведь на полкилометра нырнуть нельзя!

Бен попытался лизнуть свою ладонь еще раз и смущенно спрятал руку за спину. Он едва удержался от идиотского поступка: его тянуло попробовать на язык воду из лужи на палубе. Пресная вода… пресная… Субмарина оказалась на мелководье, в устье реки, и девчонка нырнула в пресную речную воду?

Бред, бред! Люки закрыты изнутри. «Голубой кит» находится в Атлантическом океане. Над лодкой — соленая вода, пятьсот метров. Люки закрыты. Дверь в помещение навигаторов тоже закрыта… Вот оно что!

Бен Ферри понял все и с облегчением выкатил грудь.

— Где вы прятались, плутовка? Отвечайте, и живо! Кто вас кормил?

— Простите, сэр!

— Кто вас кормил?! — бушевал старший офицер. — Кто облил вас водой, чтобы замести следы? Кто он?!

«Начинается, — подумала Катя. — Вчера был большой и черный, сегодня бледнолицый коротышка, и оба про то же. Подавай им шайку!»

— Я одна, сэр, — кротко ответила она. — Пять минут назад я была дома. Уверяю вас, я сама не знаю, как это вышло. Только что я была дома.

Коротышка обмер и открыл рот. Девчонку невозможно укрывать целый месяц на атомной подводной лодке. Он знал бы все на третий день — команда его любит.

Приходилось считать появление девочки чудом. И действовать соответственно. Прежде всего, ей надо высушить одежду — пресная вода… Действуй, Бен Ферри, иначе с ума сойдешь!

— Идите вон туда, к решетке, — скомандовал Бен. — Обсушите платье, там теплый воздух дует… Алло, рубка, это вы, Галан?.. Старик в своей каюте? Хорошо! Я в навигационном, да-да… Штурман Галан! Прикажите в отсеках осмотреться, результаты доложите. Пришлите ко мне Дювивье и Понсека, старика не будите.

Коротышка положил трубку внутреннего телефона и пристроился около двери. Отсюда он видел Катю. Она поворачивалась перед решеткой, придерживая одной рукой платье, другой — косички, и старательно обсыхала под теплым ветром, дувшим из решетки.

Если все будет, как вчера, то обратное перемещение начнется скоро. Времени оставалось немного.

— Значит, сэр, я на корабле? (Бен проворчал: «Где ж еще?») Правда? Я никогда не была на корабле! Он большой? Солидный?.. Военный?.. Не военный? Очень жаль. Может быть, у вас есть хоть одна пушечка, я никогда не видела морских пушек…

Явились Понсека и Дювивье — старые сослуживцы и земляки Бена Ферри. Дювивье был хозяином отсека инерциальных навигаторов и в судовой роли[1] значился, как шеф-радиоинженер, а Понсека был матросом, радистом, однако они дружили. Оба невысокие, чуть побольше коротышки Бена, черноволосые. Катя сразу поняла, что они — французы. Ее немного обидело то, что «два Жана» — и Дювивье и Понсека звали «Жан» — почти не удивились ее появлению.

— Девочка-англичанка? — только и сказал Понсека. — Очень хорошо, теперь команда укомплектована. Два грека, индиец, три бразильца, голландцы и французы, а теперь еще девочка-англичанка. Спроси ее, Бен, не возьмет ли она с собой меня, когда соберется обратно в Англию.

Понсека почти не знал английского.

Дювивье внимательно выслушал рассказ старшего офицера, ловко поклонился Кате и промолвил:

— Парадоксально! Тем не менее факт налицо. Как вы себя чувствуете, мисс Кэтрин?

— О, прекрасно! — обрадовалась Катя. Ей надоело стоять у решетки и помалкивать. — Прекрасно! Мне очень скоро уходить. Объясните, пожалуйста, зачем эти белые ящики, и нельзя ли выйти на палубу и посмотреть море… если вас не затруднит?

Новые знакомые понравились Кате. Понсека улыбался ей, и никто не заводил речи о полиции.

Неожиданно Дювивье нахмурился и ответил:

— Вы не англичанка, не правда ли? Кроме того у вас очень странный шейный платочек…

Катя сушила перед решеткой красный галстук. Испугавшись сурового голоса Дювивье, она быстро повязала галстук. Так было спокойнее почему-то.

— Нет, ребята, — продолжал Дювивье по-французски, — эта девочка из России. У них все дети ходят в таких галстуках. Посмотрите на ее одежду — разве это английская школьная одежда?

— Похоже, что нет, — сказал Бен.

— Не знаю, я в России не бывал, — сказал Понсека и подмигнул Кате.

— Я был в России два раза! — отрезал Дювивье. — Она русская.

Поняв слово «русская», Катя покраснела в своем углу и попробовала зареветь. Ничего не вышло.

— Заметьте, ребята, она собирается уходить. Бен, надо воспользоваться случаем. Ты что молчишь? Хочешь доложить капитану?

Старший офицер пожал плечами, а Жан Понсека быстро сказал:

— Не надо, земляк! Утрем нос старикашке!

Катя мало что поняла из этого спора. Три француза жестикулировали и спорили громким, хриплым шепотом и, по-видимому, решали: выдавать ее капитану или нет. Капитан представлялся ей большим черным пауком в темной норе. Поспорив, французы вздохнули, одинаковым движением поправили береты.

И Дювивье обратился к Кате:

— Мисс, я не совсем представляю себе, как вы сюда попали. Это великий триумф науки…

Катя поклонилась от имени науки.

— …Я не буду задавать лишних вопросов. Но мы трое здесь присутствующие будем рады подтвердить это достижение. Минутку! Когда вы вернетесь домой, передайте тем, кто вас… послал, что район океана с координатами сорок северной и семьдесят западной опасен для плавания. Минутку! Повторите, пожалуйста.

Катя повторила добросовестно:

— Район океана с координатами… — и так далее.

— Вы не забудете?

— У меня память самая хорошая в классе! — обиделась Катя.

Она, правда, не могла взять в толк, кому надо передать эти координаты и что все это обозначает. Но звучало прекрасно: «Район океана опасен для плавания!»

— Теперь, мисс, если это не секрет. Откуда вы родом?

— Я — советская, — призналась Катя, не смея взглянуть на Коротышку.

— Отлично! А как вы передвигаетесь, если не секрет? — Они смотрели на Катю, как первоклашки на учителя. Даже — как на директора школы, вот как!

Но объяснять было уже поздно — наступила светлая темнота. Золотые кокарды задрожали, исчезли. Катя привычно зажмурилась, очутилась в воде и вынырнула, продувая нос. Речка несла ее от института в тайгу, а вдоль берега семенила бабушка и кричала:

— Рятуйте!..

Десятком взмахов Катя выплыла к берегу, выскочила на траву, отплевываясь, как мокрый верблюд. Бабушка Таня бежала к институту, вскрикивала:

— Рятуйте!.. — и прижимала к груди Катин портфель.

Увидав внучку, она сказала только:

— Лышенько мое! — и села в прошлогодний бурьян под институтским забором.