"Сила земли" - читать интересную книгу автора (Езерский Милий Викентьевич)

Глава VIII

Мульвий полюбил Тиберия Гракха. Чем больше наблюдал мальчик за дружбой Тиберия с отцом, Манием и другими плебеями, тем больше он преклонялся перед человеком, пришедшим однажды в квартал ремесленников. Всё привлекало Мульвия в этом нобиле: и его добрая улыбка, и гнев, с которым он говорил о тунеядцах, не отказывающих себе ни в чём, равнодушных к нуждам бедняков, и твёрдая речь с верой в победу деревенского плебса. Слова Тиберия звучали у него в ушах: «Вы получите землю, вернётесь в родные деревни, будете работать, как работали ваши отцы и деды до войны с Ганнибалом».

Мульвий благоговел перед Гракхом, и, когда, случалось, Тиберий останавливал свой взгляд на нём или обращался к нему, мальчик весь загорался.

…После того как Тиберий был избран народным трибуном, он часто заходил в квартал плебеев и обсуждал с ними законопроект о земле. А потом отправлялся на форум, чтобы выслушать мнение горожан.

Городской плебс, состоявший из ремесленников, клиентов и вольноотпущенников, не был заинтересован в получении земли, советовал подождать возвращения Сципиона Эмилиана из Испании, чтобы выслушать, что он скажет; многие плебеи опасались противодействия сената и, предвидя борьбу, колебались. А деревенский плебс требовал немедленно приступить к проведению закона.

Тиберий был вызван с форума в курию Гостилия якобы для получения постановления сената. И каково было его возмущение, когда он услышал ядовитые насмешки:

— Вот он, сын Семпрония Гракха, «защитник» плебеев! Взгляните на него — ха-ха-ха! — издевался недавно избранный консулом Люций Кальпурний Пизон, указывая на Тиберия.

— Разве я не из плебейского рода? — возразил Тиберий.

— Но ты — нобиль…

— Даже больше — полупатриций! — прервал громовым голосом Сципион Назика.

— Верно ли, что ты посягаешь на собственность, которой владели наши отцы, — продолжал консул, — и хочешь передать лентяям и нищим наши земли? Говорят, ты хочешь разбогатеть на этом деле!

— Ложь! Никогда корысть не была моей целью! — вскричал Тиберий. — И, чтобы доказать это, я готов отдать свои земли. Ну, а ты… — обратился он к Люцию Кальпурнию Пизону, — ты, прозванный Честным, откажешься ли ты от своих вилл и полей…

Яростные возгласы сенаторов прервали его слова:

— Злодей! Разбойник! Пусть поразит тебя Юпитер!

Возвратившись на форум, Тиберий произнёс речь, обращённую против нобилей:

— Дикие звери, пожирающие плоды Италии, скот, пасущийся на лугах, — все они имеют свои норы, у них есть логово и место, куда укрыться. А люди, проливающие свою кровь за Рим, не имеют иной собственности, кроме дневного света и воздуха, которым они дышат. Не имея кровли, они блуждают со своими жёнами и детьми, как изгнанники…

Тиберий видел, как у плебеев разгораются глаза, сжимаются кулаки, как Мульвий что-то шепчет Титу, а Тит толкает в бок Мания, и они с угрозой поднимают кулаки.

— Военачальники обманывают людей, побуждая их биться за храмы богов, за могилы своих отцов, а между тем есть ли среди римлян хоть един, имеющий могилу или домашний жертвенник? За чужое мотовство, за чужое богатство сражаются и умирают они, эти люди, о которых говорят: «Они — владыки мира», и которые не владеют ни одним клочком земли…

Речь Тиберия была прервана грозными криками:

— Земли! Земли!

Когда шум утих, Тиберий обратился к народному трибуну Октавию:

— Что же ты молчишь, Марк? Скажи своё слово, народ ждёт его.

Румяное лицо Марка Октавия побагровело, глаза часто замигали. Не сказав в ответ ни слова, он быстро покинул форум.

Тиберий недоумевал: поведение Марка Октавия было для него непонятно.

Папирий Карбон, стоявший рядом с Тиберием, презрительно скривил губы:

— Тебя удивляет Марк Октавий? Не удивляйся: он владеет большим участком общественной земли, и ему жаль с ним расстаться. Я узнал, что вчера у него побывали сенаторы и просили, заклиная богами, наложить veto на твой законопроект. Марк Октавий сначала отговаривался, ссылаясь на дружбу с тобой, но, когда сенаторы опустились перед ним на колени, он согласился.

— Не может быть! — воскликнул Тиберий.

Однако Папирий Карбон оказался прав.

На другой день Тиберий внёс на обсуждение трибутных комиций свой законопроект, в котором предлагал посылать на общественные пастбища не более ста голов крупного и пятисот голов мелкого скота и иметь на своих землях только известное число рабочих из свободного сословия. Обращаясь к нобилям, он сказал:

— Не забывайте, что за деньги, потраченные на обработку отчуждаемых полей, вас должны вознаградить пятьсот югеров, оставляемых в вашу собственность, да ещё по двести пятьдесят югеров на двух сыновей, не вышедших из отцовской семьи.

Он приказал писцу огласить своё предложение, но Марк Октавий тотчас же наложил на него veto.

Поднялся шум.

Бледный, взволнованный, Тиберий крикнул:

— Я не понимаю тебя, Марк! Отчего ты испугался и наложил veto?

— Я нахожу, что для республики закон чреват большими потрясениями, — молвил Марк Октавий, избегая смотреть в глаза Тиберию. — Ты повторяешь предложение Лициния Столона и Лелия Мудрого…

Тиберий вспыхнул:

— А оно плохо?.. Стыдись! Разве так защищают права плебеев, ратуют за славу и могущество Рима?

— Я думаю, как и Сципион Эмилиан, о спокойствии республики, — нахмурился Марк Октавий. — Я не хочу, чтобы возникла вражда между сословиями, я не хочу…

— Замолчи!.. Я беру, квириты, это предложение обратно и вношу другое: «Пусть оптиматы немедленно откажутся от владений, которые они присвоили вопреки прежним законам».

— Да здравствует Гракх!

— Никто не может занимать больше пятисот югеров общественной земли, — заявил Тиберий, — поэтому все землевладельцы обязаны отдать излишки и нарезать из них участки беднякам, по тридцать югеров каждый.

— Да здравствует Гракх!

— Я предлагаю для пользы отечества ещё один законопроект: жалобы провинциалов на злоупотребления проконсулов должны разбирать не только сенаторы, но и всадники.

Летели яростные крики, проклятия, угрозы нобилей:

— Народный трибун подкуплен всадниками!

— Квириты, голосуйте против!

Тиберий поднял руку, громкий голос его разнёсся над форумом:

— Не слушайте, квириты, своих врагов! Гоните их прочь!

— Долой нобилей! — гремел форум. — Долой наших врагов!

Каждый день на форуме происходили словесные битвы. Тиберий спорил с сенаторами, доказывал правоту своего дела.

Консул Люций Кальпурний Пизон, прозванный Честным за то, что, служа претором в Сицилии, закупил однажды хлеб по очень низким ценам, а оставшиеся у него деньги внёс в казну, что вызвало всеобщее изумление, говорил, оправляя складки тоги и с пренебрежением поглядывая на Тиберия и его друзей:

— Подобно Катону Цензору, мы стоим за старый зажиточный деревенский плебс, поддерживаем его, укрепляем. А ты хочешь, Гракх, провести отчуждение участков, чтобы возник новый деревенский плебс. В твоём предложении заложена гибель республики: бедняк, ставший владельцем участка, не сможет купить себе раба, поэтому он не захочет идти на военную службу, оставить свою землю.

— Ты прав, Пизон! — закричал хриплым петушиным голосом консуляр Тит Анний Луск, желчный, тугой на ухо старичок, ядовитые речи которого сеяли страх среди сенаторов. — Тогда республика останется без легионов… Что? — оттопыривал он правое ухо. — Что ты сказал, Пизон?

— Я ничего не сказал. Продолжай.

— Вдумайся, Гракх, в мои слова: новый деревенский плебс будет опасен для государства, так как на следующий год изберёт тебя вновь народным трибуном и потребует новых участков.

Крики возмущённых плебеев прервали его речь.

Тогда закричал Сципион Назика:

— Есть, квириты, люди, которые хотят соблазнить великий римский народ, завоевавший весь мир, обманчивым блеском древнего закона Лициния Столона, учинить вопиющую несправедливость: изгнать нас, старых граждан, из виноградников и оливковых рощ, посаженных нашими предками, героями республики, изгнать с полей, купленных или полученных в наследство, а между тем эти поля приносят каждый год золотую жатву казне. Справедливо ли это?

— Напрасно стараешься, Сципион Назика, обмануть народ хитрыми речами, — возразил Тиберий. — Скажи, куда девались старые воины? Где искать их? В Сицилии, где рабы бьют преторов и храбро защищают Мессану? В Испании, где тридцатитысячное войско под начальством первого полководца едва держится против восьми тысяч варваров? Нет, этих старых воинов не найти и в Италии. Так пойми же, Сципион Назика, что я не посягаю на земельные владения вообще, а только — на общественную землю. Но ты, по-видимому, забыл об этом?.. Раньше плебей работал на своём поле с семьёй и был доволен, а теперь это поле возделывается рабами не для пропитания землевладельца, а для того, чтобы наполнять его кладовые. Теперь на этом участке находится вилла, украшенная статуями, оберегаемая рабам которую редко посещает знатный господин. Как произошло это изменение, ты знаешь лучше, чем я. Знаете и вы, оптиматы! Сенат знает, что положение деревенского плебса давно уже стало отчаянным…

— Но может ли насилие быть законом в республике? — прервал Люций Кальпурний Пизон, оглядывая форум. — Отчуждение земель, задуманное тобою Гракх, — мера принудительная, а если это так, то оно является насилием…

— Добровольное отчуждение не есть насилие, — воз разил Тиберий.

— Никто не откажется добровольно от своей собственности, — захрипел Тит Анний Луск, оттопыривая ухо. — Что? Что ты сказал?

— Если никто не захочет отказаться добровольно, то принуждён будет подчиниться закону. Повторяю: большая часть общественного поля должна быть отнята и разделена между нуждающимися. Сто лет назад эта земля возделывалась руками плебеев, и республика была сильной, счастливой, не такой, как теперь… — Помолчав, Тиберий обвёл глазами плебеев, внимательно слушавших его, и продолжал: — Я знаю, что народ беден, я не могу сделать его богатым, но хочу, чтобы пахари получили землю, чтобы они были крепки и самостоятельны… Прав ли я? Да, прав, клянусь Юпитером! Взгляните на Сицилию, где против богачей выступают рядом с рабами наши безземельные сограждане с оружием в руках…

— Что ты ссылаешься на подлых изменников? — свирепо крикнул Сципион Назика.

— Невыносимая жизнь заставила бедняков пойти против угнетающих их богачей.

— Замолчи!

— Я считаю, — невозмутимо продолжал Тиберий, — что раздел земель должен быть поручен трём избранным гражданам.

— Ты хочешь из этих триумвиров выдвинуть диктатора? — запальчиво крикнул Сципион Назика.

— Ложь! Я не думал о годичной диктатуре одного из триумвиров. Я хочу справедливости. Но прошу тебя, не прерывай меня… Триумвиры, о которых я говорил, должны быть утверждены народом и ежегодно меняться. Обязанность их будет заключаться в распределении и оценке земельных участков.

— Не бывать этому! — сказал Сципион Назика, наклоняясь к уху Тита Анния Луска.

— Что? Что ты сказал? Как? Да, да, мы любим отечество и порядок в нём…

— И я люблю отечество и порядок в нём, — возвысил голос Тиберий, — и потому говорю: есть ещё время решить вопрос полюбовно. Я призываю вас, квириты, к твёрдости и непреклонности. — Взгляд Тиберия остановился на Марке Октавии, безмолвно слушавшем яростные споры. — Я полагаю, Марк, — сказал Тиберий, — что ты как народный трибун будешь справедливым в этом деле.

Марк Октавий отвернулся и стал медленно сходить с ораторских подмостков.

— Остановись, Марк! — вскричал Тиберий. — Ты вынуждаешь меня прибегнуть к крайним мерам… Ну, так слушай же, народный трибун Марк Октавий! С сегодняшнего дня я отказываюсь от исполнения своих обязанностей до тех пор, пока не будет проведено голосование моего предложения…

Марк Октавий остановился. Румянец исчез с его лица. Он колебался, не зная, на что решиться.

— Марк! Мы были друзьями, я любил и уважал тебя, но теперь, когда ты идёшь против народа…

Толпа зашумела; руки угрожающе потянулись к Марку Октавию.

— Злодей! Изменник! — крикнул Тит.

Марк Октавий поднял голову: губы его дрожали, на лбу вздулась жила, выступил крупными каплями пот.

— Квириты, — молвил он заикаясь, — это ложь…

Крик толпы прервал его речь, и, когда всё затихло, резко прозвучал голос Тиберия над форумом:

— Вина на тебе, Марк Октавий! Посмотрим, кто победит.

Тиберий действительно отказался от исполнения обязанности народного, трибуна до предстоящего голосования. Он пригрозил тюрьмой строптивому консулу Люцию Кальпурнию Пизону, когда тот вздумал призвать сенаторов к открытому выступлению против него.

Жизнь в городе замерла. Консулы не могли сзывать сенат, чтобы совещаться о государственных делах. Преторы не могли разбирать и решать судебные дела; базилики опустели; эдилы не наблюдали за порядком; участились воровство и разбои.

Нобили, надев траурные одежды в знак того, что большое несчастье постигло республику, печально бродили по форуму и улицам; они искали сочувствия у граждан, громко жалуясь на тиранию Тиберия Гракха: «Он находится во власти двух чужеземцев-изгнанников».

Нобили выслеживали Тиберия, подсылали к нему соглядатаев.

— Надо устранить Гракха, — говорил в своём атриуме Тит Анний Луск, и костлявые руки его сжимались в кулаки. — Как думаешь, Сципион? — обратился о к Назике. — У меня есть сведения, что Тиберий часто бывает у плебеев, и там, в тёмном переулке, можно было бы с ним поговорить — верно?.. Что ты сказал, Сципион? — оттопырил он ухо.

— Ничего не сказал. Продолжай.

— У меня есть верный клиент, который… Эй, раб! — закричал Луск, хлопнув в ладоши. — Позови Лукреция!

Вошёл приземистый человечек, почти карлик, с хитрыми глазами, сморщенным лицом, и остановился у порога.

— Выследил его? — спросил Луск.

— Сделано, господин.

— Где он?

— Сейчас он дома, но собирается к плебеям.

— Слышишь, Сципион? Что скажешь?

— Делай, как считаешь нужным, — произнёс Сципион Назика. — Только меткий удар может разрубить этот узел… Есть у тебя кинжал? — обратился он к Лукрецию.

Тот сверкнул клинком.

— Ступай! — крикнул Луск.

Когда Лукреций вышел, Сципион Назика сказал:

— Иного выхода у нас нет.

Тиберий шёл по окраине города, не замечая, что за ним, как тень, следует какой-то человек. Когда он подошёл к дому, в котором жил Тит, тень быстро отделилась от пристройки. Тиберий увидел занесённую руку с кинжалом… но кто-то предупредил удар; оружие зазвенело, прыгая по булыжникам, сваленным у изгороди.

— Проклятый убийца!

По голосу Тиберий узнал Тита. В темноте блеснул жёлтым лучом фонарь, и свет упал на лежащего на земле человека.

— Так и знал! — вскричал Маний. — То-то эта змея ползала среди нас! Узнаёшь, Тит?

— Это Лукреций, продажный пёс оптиматов.

— Что с ним делать?.. Убить?

Преступник очнулся, вскочил, бросился перед Тиберием на колени.

— Пощади меня, господин! — завопил он, ползая по земле, и маленькая тень уродливо сокращалась от его Движений. — Я не хотел тебя убивать, я бедный клиент, я выполнял приказание своего патрона…

— Кто он?

Лукреций колебался, боясь назвать всесильного оптимата. Маний ударил его по щеке:

— Что молчишь, собака? Говори, иначе пощады не будет!

Лукреций назвал Сципиона Назику.

— Отпустите его, — приказал Тиберий и, повернувшись к Лукрецию, сказал: — Попадёшься ещё раз — никакие мольбы тебе не помогут.

На душе Тиберия стало тяжело. Он желал добра беднякам, а всё же нашёлся бедный человек, готовый убит его. Но тут же Тиберий возразил себе: плебеи охраняют его, вот и сейчас подоспели на помощь.

В атриуме Тита и Мания плебеи обсуждали земельный закон. Восхваляя народного трибуна, одни говорили что распределение земель избавит от нужды десятки тысяч пахарей; другие выражали опасение, как бы сенат не помешал разделу.

— Клянусь Юпитером, — говорил гончар, — нам бы мог помешать один человек — это Сципион Эмилиан. К счастью, его нет в Риме…

— А ведь было время, когда он поддерживал Лелия, — прервал сукновал.

— Что было, то умерло. С того времени Сципион стал слишком благоразумным.

— Ха-ха-ха! Да что ты пугаешь нас полководцем?

— Тише, друзья, — вмешался Тит. — Пока Сципион возвратится из Испании, времени пройдёт много, и мы успеем получить землю.

Тит был уверен, что совсем скоро он вернётся на свой участок. Он уже чувствовал запах земли, слышал мычание волов, блеяние овец, лай собак. Деревенская жизнь пьянила одними воспоминаниями. Разве можно было сравнить её с городской жизнью!

— Слова твои сладки как мёд, — прервал его мысли бондарь, — но ты не сказал нам, откуда мы получим плуги и деньги на покупку скота. Ведь для десятков тысяч пахарей надо много волов и плугов…

— Не только плугов! — сказал сукновал.

Поднялся шум.

— Друзья! — крикнул Тит. — Найти средства — дело Тиберия. Конечно, сам он не настолько богат, чтобы удовлетворить наши нужды. О нас должна позаботиться республика.

— Ты надеешься на сенат? — пожал плечами Маний.

— На сенат надеется только глупец, — возразил — Народный трибун предложил законопроект…

— Ты говорил с ним о помощи пахарям?

— Нет. Но мудрость Тиберия нам известна.

Беседа затянулась до поздней ночи. Плебеи расходились, поручив Титу и Манию побывать у Тиберия, напомнить ему о нуждах земледельцев. Голоса их весело звучали в темноте.