"Долина смертной тени" - читать интересную книгу автора (Приставкин Анатолий)Новогодние спичиНа просторном “пуговском” столе вразброс на общепитовских тарелках немудреная закуска: колбаса да сыр, да маслянисто рыжеватые шпроты, положенные на кусочки черного хлеба и для красоты посыпанные зеленым лучком. Пили водку. А Булат пиво. Разговор был о разном, но далеко от наших проблем не уходили. Один из собеседников поинтересовался, заглядывая мне в лицо: – Вы тоже сказали, что наша казнь этого… Ну из Мытищ, своевременная? – Нет, я этого не говорил. – Но вы же что-то говорили? – Да. Я сказал, что боялся, что вы это решите без меня. – Но разве не ясно, что он был откупом для других? - Так было произнесено. – Ты был, наверно, удовлетворен? – повторил мой сосед. Я подумал, что он не столько очищался сам, сколько подравнивал под себя других. Психолог, человек чуткий, совестливый, как-то по-особенному грустно констатировал: – Да, я замаран в этой истории. – И ты, Фазиль? – Милосердие непонятная категория, – отвечал тот. – Я думаю, что она от Бога. Академик покачал головой. – Почему-то в нашем веке больше всего писателей, у которых нравственность и талант не совпали… Алексей Толстой, например! Священник произнес что-то о поисках и про исход евреев к обетованной земле, о том, что нужно другое поколение, внутренне свободное, без предрассудков… Самый большой дефицит люди… Честные люди. Их так мало! А Старейшина рассказал об Аркадии Гайдаре, о том случае, когда, командуя полком, он, почти мальчишка, расстрелял невиновного мужика… Ну а в целом это был несчастный и добрый человек. Старейшина добавил: “Я знал только двух людей, за которыми бы пошли дети… Он да Корней Чуковский… - И еще про Сталина: – Я не знаю ни одного человека, даже в те времена, когда он был еще никем, кто бы его любил… А его соратник мне рассказывал: играют дети, люди веселятся, а он войдет и наступает молчание. В нем было черное поле! – Обаятельность темной силы, – сказал Психолог. – Вы знаете, на чем держится лидер? Любой? – спросил Старейшина. – На беспределе. У него нет границы ни в чем. – Последние слова он подчеркнул. И тут же заговорили о Хасбулатове, в то время спикере Верховного Совета, о его антиобаянии. Почтальон промычал в бородку: – Чуть что, кричит: “А ты что ходишь тут? Езжай к своим избирателям!” Ему не приходит в голову, что это относится и к нему, да их у него и нет… Его же выдвигали якобы чеченцы… Переключился разговор на Ельцина, и Фазиль с удивлением отметил, что он ведет затворническую жизнь… Выступит, как прорвется, и исчезнет! Фазиль прочитал стихи. Смысл: дети объединяются с детьми, негодяи с негодяями, и только мыслящий тростник стоит одиноко, существует сам по себе… Академик заметил задумчиво, что наша Комиссия последний островок идеализма. То же, что мыслящий тростник… А Фазиль снова вернулся к теме Президента, дескать, он, по-видимому, не сильный человек, а к власти пришел благодаря гонению на него… И спросил с удивлением: “Правда, что он пьет? В двенадцать ночи заканчивает работу, потом, значит, наливает?..” – А Ельцин сам подписывает документы? – спрашивает кто-то. – Смотря какие? – Ну, о смертниках? – Может, и сам… Да у нас ведь, кроме Филатова, еще никого и не казнили… За столом неуютная тишина. Академик через стол поинтересовался: – А вам случайно не известно, когда… – Он помедлил, не желая, видимо, произнести слово “казнь”. – Известно, – отвечал я, зная, что меня сейчас все слушают. Я и правда не поленился сходить в ту самую комнату, где хранятся дела смертников, и посмотрел на крошечный листочек в папке с крупной буквой “Р”, ставящей в этом деле последнюю точку. – Филатова, – сказал я громко, – расстреляли 16 сентября 1992 года. И снова наступила тишина. Занялись кто чем, кто рюмкой, кто закуской. И стало вдруг понятно, что год, который мы провожаем, для всех нас не прошел бесследно. |
||
|