ЛУНА УБЫВАЕТ

Ночь первая

Зубры ушли. А Марк побрёл восвояси, прочь, сам не зная куда.

Ни к звеРрям, ни к звеРриками идти не хотелось. На поясе покачивался увесистый мешочек с местной валютой, отчаянно тянуло упиться и забыться под столом в какой-нибудь забегаловке, желательно самой грязной и омерзительной. И не проснуться, пусть разбираются сами, без него.

Ему плевать, что волки гордые, а лисы — хитрые. Зубры тоже гордые, а олени всех презирали. А звеРрики вяжут. Потому что практичные. Кусочки мозаики не складывались, рассыпались в труху.

Кроссовки топтали брусчатку местных мостовых, а забегаловки, как на грех не попадалось. Марк смотрел под ноги, словно потерял что-то важное на улицах ЗвеРры. На самом деле ему просто не хотелось поднимать голову и видеть, как наливается темнотой небо, на котором вскоре загорится звериный глаз луны.

Мягкая лапка осторожно потрогала его за плечо.

— Марк, ты чего?

Встревоженная Илса, лукавая полярная лисичка, тормошила Марка.

— Тебе плохо, да?

— Достало всё, — честно признался Марк, с усилием поднимая на неё глаза. — Я ночь не спал и день не ел.

— Уф, а напуга-а-а-ал… — к Илсе вернулось её обычное смешливое настроение. — Давай я тебя накормлю?

— Давай… — безразлично согласился Марк. — Накорми. Если звеРрюг не боишься. Ночь скоро.

Илса только прыснула в ответ, словно Марк на удивление удачно сострил. Подхватила его под локоть и решительно повела в ближайшую арку-подворотню. Там обнаружилась скрипучая дверь, а за дверью — ступеньки крутой лестницы.

Марку показалось, что они поднимались целую вечность, ступеньки коварно исчезали из-под ног, заставляя спотыкаться чуть ли не на каждом шагу.

— Я думал, лисы в норах живут, — бурчал он сварливо.

— Ты ошибался: в гнёздышках, — мурлыкала полярная лиса. — Ещё тридцать одна ступенька — и мы дома.

— Полный песец! — согласился Марк. — Не дойду.

— Жить захочешь — дойдёшь, — пообещала лисичка.

— Не хочу, — решительно отказался хотеть жить Марк. — Ну его нафиг. Пять человек до меня ничего не смогли, — а я что, рыжий вам, что ли?

— Ты смешной, — утешила его Илса. — Я печать Дисы на твоём лице вижу. Опять поцапались?

— Стерва озабоченная, твоя Диса, — объяснил Марк, вяло проводя рукой по щеке. — И ногти не стрижёт. А ещё в телохранители лезет. К Полярной Звезде, не абы к кому.

— Она привыкла быть самой-самой. Вот и обижается. Мы пришли, а ты говорил, не дойдёшь. Сейчас, ключ только найду.

Марк и сам не понял, как оказался в большом кресле. В комнате с высокими потолками. Кресло стояло у камина, в котором Илса разводила огонь.

"Потому что очаг и огонь в очаге, сеньор Карабас, были нарисованы на куске старого холста…" — ни с того, ни с сего подумал Марк и провалился в забытье.

Это была какая-то странная разновидность сна, — Марк ощущал запах дыма, слышал гудение огня и возню Илсы, вешающей на каминный крюк чайник. Марк мог поклясться, что этот чайник чёрен от копоти, а носик у него прихотливо изогнут, — но откуда он это знал, было непонятно, потому что веки не поднимались, и открыть глаза было равносильно подвигу, сил на который нет и не будет. И ещё он знал, что глупо называть чайник чайником в месте, где пьют что угодно, только не чай, но придумать новое название ни сил, ни желания не было. Марк чувствовал, как его накрыли пушистым пледом, он надеялся, что плед непременно клетчатый, в красных тонах.

Он слышал сквозь сон, как Илса сказала:

— Ну вот, вода скоро закипит. Уже почти стемнело, пойду, наши следы замету, чтоб ты не волновался.

— Чем? — еле разлепил губы Марк, продолжая спать.

— Хвостом, чем же ещё… — хихикнула полярная лисичка. — Метла здесь не поможет.

— Хвостик не попачкай, — сурово велел спящий Марк. — Песец должен быть полным. То есть я хотел сказать белым… Ну, в общем, чистым…

— Ладно, — бодро донеслось с лестничной площадки, дверь закрылась и скрежетнул в скважине ключ. — Отдыхай.

"Я в самолёте, я лечу над океаном", — убедил сам себя Марк и заснул окончательно.

Пробудил его дразнящий запах еды.

В камине на вертеле пёкся цыплёнок.

Марк разлепил глаза. Они подтвердили, что в камине на вертеле пёкся цыплёнок. Жирный. И даже уже подрумянился.

Илса резала большое яблоко на тонкие, полупрозрачные ломтики.

— Ты и курятник успела по пути очистить?

— Ты меня с кем-то путаешь. Вообще-то я купила его в мясной лавке. А то умирающая от голода Последняя Надежда ЗвеРры — грустное зрелище.

— Это слишком просто! — возмутился Марк. — Не по-здешнему. Не сочиняй, ты обернулась лисичкой, коварно проникла в курятник и устроила там переполох.

— Угу, пустила пух и перья по всему курятнику и вылезла в дыру, а в моей окровавленной пасти болтался несчастный задушенный птенец, — с серьёзным видом подтвердила Илса. — Поскольку это возможное будущее, я, знаешь ли, не хочу его приближать специально. Я боюсь обращаться полностью.

— А Диса не боится, — Марк с наслаждением потянулся.

Сон, пусть и недолгий, освежил его, — а предвкушение скорой трапезы вернуло жизни прежнюю привлекательность.

— Диса много чего не боится. На то она и Диса.

Илса сложила нарезанные ломтики в вазочку, поставила её на круглый стол. Подошла к окну, в которое уже заглядывал щербатый лик луны и закрыла окно изнутри ажурным двустворчатым ставнем. Сквозь завитки резьбы луна не видела, что делается в комнате.

Камин давал достаточно света, чтобы не промахнуться мимо рта, а большего и не требовалось. В сумраке было приятней коротать время за неторопливой беседой.

— Уютно, — оценил старания лисички Марк. — И необычно. Словно и не ЗвеРра снаружи. Мне нравится.

— Если окно глухим ставнем закрывать, — словно в сундук себя запираешь, — объяснила Илса. — Я так не люблю. Оставить открытым — ненужный риск. Медведь и кабаны сюда, конечно, не доберутся, но мелких ЗвеРрюг незащищенное окно может привлечь. А зачем? Незачем.

— А почему ты такая? — спросил Марк с интересом.

— Какая? — удивилась Илса.

— Ну-у… Все кругом придавлены мыслями о кончине города, а ты улыбаешься, словно и нет ничего… Беззаботная — вот, — нашёл Марк. — Как будто всё это тебя только забавляет, и не больше.

Плечи Илсы на мгновение окутал белый пушистый палантин, словно ей стало зябко, потом так же неожиданно исчез. Полярная лисичка подошла к очагу, поправила вертел, чтобы тушка подрумянивалась с разных сторон. Села на низкую скамеечку около камина.

— Марк, ЗвеРра давно охвачена Безумием, оно кругом. Все думают, что оно только грянёт в конце — а на самом деле город безумен с первых дней пропажи. Все боятся. Панически боятся. А я устала от всеобщего страха. Пять погибших людей — и ни один не смог помочь нам. Вот и шестая луна в окошко заглядывает… Я не знаю, что будет, но хочу всё, что мне осталось, прожить легко и весело, без трагедий. Это мой личный вызов Безумию ЗвеРры. Пока я ещё отличаюсь от дикого зверька, я буду радоваться небу и солнцу, улыбаться, когда вижу смешное. И будь, что будет.

— Ты поможешь мне? — попросил Марк. — Я совсем запутался в ваших делах.

— Я попробую, — тихо прозвучало в полумраке.

— Я караулил этой ночью у Оленьего Двора и видел, как убили друга Дисы. И Дису там видел, знаю, что ласки-звеРрюги её не трогают. И она весьма убедительно уверяла меня, после того, как располосовала физиономию, что Безумие ЗвеРры — это и не Безумие вовсе, а чистой воды благодать. С подобной постановкой вопроса я, честно говоря, не сталкивался.

— Давай сначала поедим, — попросила Илса. — Такие вещи сложно объяснять на пустой желудок.

Предложение было здравым. Цыплёнок запёкся и пах уже так соблазнительно, что скулы сводило от голода.

— Давай! — согласился Марк.

И через несколько минут с едой было покончено, причём хрупкая Илса молотила цыплячьи косточки ничуть не медленнее оголодавшего Марка.

— Хорошо… — удовлетворённо протянула полярная лисичка, хрустя крылышком. — Теперь можно рассказывать. Я знаю, что ты был в архиве, пытался там что-нибудь найти и не нашёл. И знаю, почему не нашёл. Убитого парня звали Гис, ему пророчили большое будущее, со временем он мог бы стать главой лисиц, если бы не беда с Артефактом. Диса любила его, насколько она вообще в состоянии любить кого-то, кроме себя. Гис, повторюсь, был очень умным. Как ты…

Марк поперхнулся и закашлялся.

Илса подождала, пока его кашель пройдет, и продолжила, как ни в чём не бывало.

— Он тоже сообразил, что нужно искать в архиве, во всяком случае, там хранится много интересного. Не сразу понял, сначала метался по городу, пытаясь встать на след похитителей. Ничего не нашёл и засел в архиве. Где и узнал, как можно звеРрюг подчинять себе. Вообразил, что это и есть решение при отсутствии Артефакта. Хотя бы для него одного. Ну, или для той небольшой группы, которая сможет выжить и отбиться от всех, когда на улицах начнётся поголовная резня. Дису в этом убедил. Ей понравилось — она быстро навела шорох в стане ласок, когда они присмотрели Олений Двор в качестве логова. И тем самым обеспечила себе лазейку из обречённого города, — если что, ласки спрячут её от других звеРрюг.

— А этот Гис?

— Он практически разграбил архив. Запугал до смерти старого архивариуса. К тому времени голова у него, как я понимаю, не выдержала. Может быть, он искренне хотел счастья для всех, а может и нет, но результат оказался печален. Гис раскопал какие-то документы, из которых узнал, что есть такая штука: ЗвеРрь ЗвеРрей.

— Это ещё что за масло масляное? — изумился Марк.

— Что-то очень могущественное. Такое же, с большой буквы, как Артефакт и Предсказание, и Число Зверя, и Проклятие. Диса хвасталась поначалу, что когда Гис станет этим самым, с большой буквы, ЗвеРра будет спасена и без вас, людей. Он наведёт порядок и вообще.

— И что?

— Да ничего. Полный бардак вместо чуда, — горько призналась Илса. — То ли Гис невнимательно читал, то ли делал что-то не то, но слухи о его сумасшествии поползли по городу и встревожились как звеРри зелёного, так и звеРри красного. А вместо того, чтобы стать идеалом во всём, Гис наоборот, начал превращаться в страшилище, почти совсем перестал говорить, оброс какой-то гадостью, чуть ли не на четвереньках ходить начал. Диса рыдала дни и ночи напролёт, но как остановить этот ужас — мы не знали. Зубры обратились к старшим лисам, требуя разобраться с безумцем, который осмелился призвать к разрушению города. Или отдать его для разборок им: а это значит, что виновного аккуратно положили бы около Зубрового Замка на травку, а потом там промчалось бы стадо быков, втаптывая в землю всё, что на пути… И тут, в качестве десерта, выяснилось, что с этим ЗвеРрем ЗвеРрей Гис перешёл дорожку не кому-нибудь, а волкам.

— Так-так-так… — встрепенулся Марк. — С этого места — я весь во внимании…

— Волки, как оказалось, давным-давно знали о ЗвеРре ЗвеРрей. И у них был свой рецепт и свой претендент на этот титул. И им очень не понравилось, что кто-то ещё лезет на трон. Для волков ЗвеРрь ЗвеРрей — это Лунный волк в усыпальнице. Который оживает в определённые ночи и охотится на ЗвеРрюг, не пуская их на волчьи полянки. А когда волки снабдили его внутренностями третьего человека, он расширил территорию охоты на весь город, от чего ЗвеРра только выиграла. Волки объяснили нам, что двух таких не было и не будет, останется сильнейший. И Гису пришлось спасать свою жизнь позорным (после претензий на господство в ЗвеРре) исчезновением.

— Понятно. Диса спрятала его в подвалах Оленьего Двора.

— Ага. Еду ему носила, но он всё норовил сбежать. Совсем одичал.

— А зачем она меня в усыпальницу первым делом потащила? — скривился Марк.

— Она надеялась, что Лунный волк оживёт, съест тебя и окончательно станет ЗвеРрем ЗвеРрей. И это вернёт Гиса в прежний облик, — раз двум ЗвеРрям ЗвеРрей в городе места нет.

— Не факт! — возмутился Марк. — Точно так же волк мог кинуться на поиски соперника-неудачника с удвоенной силой.

— Она решила попробовать — вдруг получится. От полного отчаяния.

— И вы её поддержали!

— Она использовала нас вслепую. Как и тебя. Всю подноготную этой истории мы узнали только после провала её замысла. Луна светит, усыпальница пустая. Куда делся шестой человек и мелкий звеРрик — непонятно. Диса была в бешенстве и проговорилась. И нам стало ясно. Поначалу-то всё выглядело как наглядный урок Последней Надежде: показать сразу, чем и где заканчиваются шутки со ЗвеРрой. Чтобы ты не тратил время на пустяки.

— Тьфу на вас всех, девочки! — искренне плюнул Марк. — Пакость какая!

— Не обижайся… — попросила Илса. — Нас ведь недаром считают коварными. Мы такие и есть. Но сейчас, когда Гис убит, у Дисы пропал мотив желать тебе смерти.

— Да ты что? — изумился Марк. — А может быть наоборот, теперь она вдвойне хочет скормить меня Лунному волку? Особо жестоким способом? Из чувства мести?

— И какой в этом смысл? — фыркнула Илса. — Гиса это не вернёт. Скормить тебя волку всегда успеется. А так есть небольшая вероятность, что ты будешь удачливее предшественников, и город не провалится в тартарары.

— А у Нисы, вашей рыжей подружки, нет в отношении меня никаких планов? — сварливо уточнил Марк. — Может быть, ей моя голова нужна в качестве украшения гостиной и она сейчас обдумывает, в каком месте её отделить от шеи, чтобы было наиболее красиво?

Илса невесело рассмеялась.

— Нисе всё равно, она махнула хвостом на всех и вся, и ни во что не верит. Сидит дома, вышивает. Не бойся.

— Учитывая коварство лис, это может быть особо изощрённым способом вынашивания плана о захвате мира.

— Нет, если девушка из клана лисиц добровольно села за вышивание, значит она, действительно, махнула на себя рукой. И на весь мир в придачу. Она в тот день согласилась придти лишь потому, что ей было любопытно посмотреть на шестого человека. Ты её не впечатлил.

— Спасибо на добром слове. Теперь я знаю, что моя голова ей не нужна. А тебе?

— Марк! — серебряной монеткой о каменный пол возмущённо зазвенел голос Илсы. — Ты что хочешь?! Вы приходите — и погибаете. Один за одним. Один за одним. А мы с надеждой ждём следующего — чтобы и его похоронить. Можно надеяться в первый раз, во второй, в третий — в шестой уже сложно. Особенно нам, лисам. Мы не такие упрямые, как зубры. Не такие гордые, как волки. Не такие безропотные, как звеРрики. И пока ещё не такие сумасшедшие, как звеРрюги. Лисица, попавшая в капкан, отгрызёт себе лапу, но уйдёт — вот чему нас учили с детства. А что делать, когда уйти некуда — не учили.

— Я тебя научу, — пообещал Марк. — Когда уйти некуда, засучиваешь рукава и начинаешь наводить порядок там, куда тебя занесло. Не веришь словам, не веришь глазам, веришь рукам. Не задаёшь себе глупых вопросов: "почему именно я?", "за что?" — а задаёшь себе умные вопросы: "что я могу сделать именно сейчас?" и "а зачем я это делаю?".

— А зачем ты это делаешь? — улыбнувшись, передразнила его Илса.

— Жить хочу, что тут непонятного? — удивился Марк.

Илса только вздохнула.

Лунный свет, попадая в комнату сквозь резные отверстия в ажурном ставне, отпечатывал на полу дивный узор, немного похожий на морозные цветы на окне. В комнате было тепло, но холодные сквозняки сочились по полу от окна к камину. Глаза Марка привыкли к полумраку, он различал почти всё. Но только теперь обратил внимание, что Илса давно сидит на скамеечке не в том наряде, в каком вернулась с улицы, а в длинном домашнем платье, из-под которого трогательно торчат носочки белых туфель.

— Можно я тебя спрошу, ты не обижайся, ладно? — попросил Марк. — Это вопрос невежды из другого мира.

— Начало настораживает, — фыркнула Илса весьма ехидно. — Ну, спрашивай, раз хочешь.

— У тебя, я вижу, обувь на ногах. А Птека и его родственники босиком ходят, коготками цокают. Я думал, в ЗвеРре все, как они, с когтями…

— Ага, ты заподозрил, что у меня лисьи лапки? — Илса от души расхохоталась и, подцепив одну туфельку другой, скинула. Поболтала голой ступнёй, вполне человеческой, узкой и маленькой, с аккуратными пальчиками. Нагнулась, чтобы надеть туфельку. Сердце у Марка восторженно тукнуло: полярная лисичка была прелестна, ну просто кисейная барышня. Так уютно было сидеть в покойном кресле, смотреть на неё и болтать о пустяках.

Марк хотел спросить, почему тогда Птека — другой, и кто ещё в ЗвеРре носит обувь, и нет ли горожан с копытцами, но рисунок лунного ковра на полу изменился: кто-то закрыл собой часть ставня со стороны улицы.

Илса это тоже заметила, сжалась пружиной, романтическое платье исчезло, словно было соткано из тумана, и оконные сквозняки разметали его на призрачные лохмотья. Обтягивающий, как вторая кожа, наряд, пушистая белая куртка, сапожки — собранная девушка из обезумевшей ЗвеРры, не дающая себя в обиду.

Тот, кому луна светила в спину, внимательно рассматривал комнату в завитки прорезей. Скрипнула открываемая рама.

Сквозняки донесли до Марка запах. Совершенно звериным, обострившимся чутьём Марк узнал его: так же пахло росомахой в Зубровом Замке. Голова у Марка была ясная-ясная и холодная, как лунная ночь в ЗвеРре.

Марк скосил глаза на Илсу. Та отрешённо застыла в ожидании, готовая развернуться в любой момент тугой пружиной. Только боевого азарта в ней не ощущалось, лишь усталая, привычная готовность дорого отдать свою жизнь.

Марка же, наоборот, почему-то переполняло яростное стремление вцепиться в горло тому, кто прервал их беседу — и испортил тихую ночь. Ему было нестерпимо обидно. Бешенство клокотало в каждой клеточке, зубы ныли от желания укусить.

Ставень хрустнул: створки начали открываться.

В комнату чёрной тенью, ночным кошмаром просочился звеРрюга. Мягко спрыгнул на пол.

И завыл дико, захлёбываясь, вой перешёл в булькающий хрип. Марк, не тратя времени на ожидания и размышления, схватил из камина закипающий чайник и, тигриным прыжком приблизившись к окну, обрушил на голову росомахи и чайник, и кипяток. А потом вцепился в горло ошпаренному противнику и стал душить.

Но ярости, угнездившейся в Марке, было этого мало, — не отдавая себе отчёта, в том, что делает, он вцепился звеРрюге в ухо зубами, с наслаждением чувствуя, как сминается под сомкнутыми клыками хрящ, рвутся сосуды, брызгая горячей кровью.

— Хва-а-а… а-а…а…ы…ы… — достаточно внятно прохрипел звеРрюга, на глазах превращаясь из росомашьей ипостаси во вполне людскую.

Марк почувствовал, как Илса пытается его оттащить.

— Марк, ты его сейчас прикончишь! А ты его и так победил! Он твой! — кричала она. — Он тебе живой нужен! Вспомни, что тебе Диса говорила!!!

На волне боевого азарта не вполне понимая, зачем ему сдался живой звеРрюга, когда его можно убить и съесть, Марк, нехотя, но всё-таки выпустил добычу.

ЗвеРрюга лежал на полу у его ног и тихо хрипел, пытаясь отдышаться.

А Марк брезгливо выплёвывал шерстинки, прилипшие к языку. Чувствовал он себя странно. "Майк Тайсон отдыхает… " — подумал он, остывая. — "Не побиться ли и мне, в числе прочих, за почётный титул Царя Царей, тьфу ты, ЗвеРря ЗвеРрей? Шансы неплохие".

— Что мне теперь с ним делать? — сердито спросил Марк, отплевавшись.

— Можешь его спрашивать, — он будет отвечать. Теперь он тебе подчиняется. Можешь послать его в булочную. Он пойдёт. Но свежих булочек в итоге не гарантирую.

Илса плотно затворила ставень и раму, предварительно убедившись, что ночной гость был один и на карнизе окна никто не скучает. Зажгла лампу и поставила на столе. После сумрака свет показался необычайно ярким.

— Можешь поселиться в его логове. И он тебя не тронет. О-о, кстати: прикажи ему на меня не нападать. На всякий случай. Я же его не побеждала.

— Первое: эту девушку ты не трогаешь! — послушно скомандовал Марк. — Второе: ты шёл по моему следу или случайно на нас напал?

— Шлучайно… — проскулил звеРрюга.

— Артефакт у вас?

— Не жнаю.

— Росомахи убили оленей?

— Не росомахи. Больно. Плохо. Уй-й-й…

Сейчас он казался нестрашным. Даже жалким. Просто вонючим, — а отнюдь не вонючим омерзительно. Исчез тот затягивающий, парализующий жертву ужас, которым от него веяло сначала.

— Мне его связать? — спросил Марк у Илсы.

Та пожала плечами.

— Не надо, мне кажется. Ему и без того мерзко.

Со звеРрюгой, распростёртым на полу, действительно происходило что-то странное. Он заскулил и начал превращаться: то в росомаху, то в человека, то снова в росомаху. Видно было, что делает он это помимо собственной воли, и превращения идут очень болезненно. Кривые лапы росомахи скребли пол, человек бился в судорогах, затихая и снова дёргаясь. Шерсть покрывала его, но пятнами, звериные когти проступали на человеческих пальцах, росомашья морда оборачивалась искажённым страданием лицом — и снова становилась звериной.

Марка затошнило от зрелища, он поискал взглядом, чем бы его остановить — увидел кувшин для умывания, стоящий рядом с тазиком. И окатил бедолагу ещё раз, но теперь не кипятком, а холодной водой.

ЗвеРрюга тоненько взвизгнул и затих. В росомашьем облике.

— Что это было? — тоскливо спросил Марк. — Мне достался припадочный экземпляр? Или они все такие трепетные?

— Не знаю… — Илса присела около звеРрюги, погладила мокрую голову.

— Смотри, руку откусит! — предупредил Марк. — Потом не жалуйся.

Росомаха открыл мутные глаза, довольно злобно посмотрел на полярную лисичку. С усилием перевёл взгляд на Марка. Злоба сменилась отчаянием и мольбой.

— Мне кажется, ему будет легче, если ты его погладишь, — задумчиво сказала Илса, подхватила кувшин, потрясла, убедилась, что вода ещё осталась — и отправилась мыть руки.

Марк задумался.

— Ладно, — нехотя согласился он. — Только ты мне на руки потом польёшь.

— Хорошо.

Марк не без внутреннего сопротивления положил руку на мокрую голову звеРрюги. Глаза у того блаженно закрылись — под рукой Марка он в одно мгновение превратился в измождённого человечка и, тяжело вздыхая, заснул прямо на залитом водою полу.

— Час от часу не легче! — ошарашено пробормотал Марк. — Вот и делай добро после этого… Он теперь будет посреди комнаты в луже спать? Илса, у тебя швабра с тряпкой есть?

— Найду, — пообещала Илса. — Иди, полью, как договаривались.

— Рано. Надо что-то с этим решить.

Илса, картинно растопырив чистые ладошки, несколько раз обошла спящего звеРрюгу. Смешливость вернулась к ней в полном объёме.

Лукаво блестя глазами, она предложила:

— Давай его к камину перетащим, пусть там спит. Заодно немножко просохнет. Только я перчатки надену — не хочется мне вымытые руки пачкать. А ты потом пол подотрёшь.

Перчатки, как обычно неуловимо, возникли на её руках.

— А почему ты руки мыла, а не сразу перчатками украсилась? — заинтересовался Марк.

— Но ведь тогда они наделись бы на грязные руки! — возмутилась Илса.

— Но ведь ты могла нацепить их и перед тем, как гладить этого, мокрой псиной воняющего, гражданина! — не сдавался Марк

— Я не сообразила, — виновато призналась Илса. — Растерялась, знаешь ли…

Она принесла из прихожей и расстелила перед камином коврик. Марк перетащил на него мертвецки спящего звеРрюгу. Илса накрыла росомаху сверху какой-то драной подстилкой и подбросила дров в камин, чтобы тепла было больше.

Дрова разгорелись, пламя весело заплясало на поленьях. И сильнее запахло мокрым зверем.

Илса недовольно сморщила носик и кинула в камин несколько ароматических горошин. Терпкие благовония мешались с запахом грязной шерсти, создавая причудливую смесь, бьющую в нос не хуже нюхательной соли.

— Ничего, — постарался утешить лисичку Марк, вытирающий тряпкой лужу на полу, — камин хорошо топится. Скоро наш припадочный подсохнет, а воздух проветрится. Чувствуешь, как по полу тянет? От окна к камину? С печкой не так, с ней теплее, и сквозняки меньше гуляют.

Общими усилиями они вернули комнате подобие прежнего уюта.

Илса заново налила и повесила чайник.

— Принеси мне, пожалуйста, кресло из соседней комнаты, — попросила она Марка, закончив поливать ему на руки. — Сил уж не осталось. Хочу сидеть у камина, поставив ноги на скамеечку, и смотреть на огонь.

— Как скажете, леди, — галантно отозвался Марк, вытираясь расшитым полотенцем. — Можете не ограничивать полёт воображения, и поставить ноги на звеРрюгу. Это будет ещё забавнее.

— Ну уж нет! — фыркнула Илса. — Он ещё не высох!

Марк пошёл за креслом.

Вторая комната оказалась вполне себе дамским будуаром, с кроватью под балдахином и туалетным столиком с высоченным зеркалом, около которого искомое кресло и обитало.

"Спальня принцессы!" — фыркнул про себя Марк при виде балдахина. Здесь окно тоже было закрыто, но узоры, прорезанные в ставнях, были другими: стайка хохлатых птиц качалась на заснеженных ветвях рябины. И снова Марк подивился искусной работе резчика.

Илса, как и обещала, уютно устроилась в кресле. К радости Марка она снова была в домашнем, а почему это было так важно для него — Марк не смог бы объяснить никому, даже себе. Просто так было лучше.

Идиллию немного нарушал спящий звеРрюга, но, с другой стороны, он вполне мог сойти за местный колорит, этакую собаку Баскервилей перед камином Шерлока Холмса.

Марк устроился в своём кресле, на мгновение прикрыл глаза. Он хотел проверить ощущение, которое у него возникло после схватки с росомахой: нежданно — негаданно запахи стали восприниматься острее. Боевой пыл давно угас, а ощущение осталось. Вот и сейчас, смолистый запах дров мешался с ароматами, добавленными в огонь Илсой, вплетался в струю звериной вони росомахи. Но эти запахи не заглушали более тонких: ломтиков яблока на столе, нагретого металла чайника в камине. Марк открыл глаза. Чихнул.

— Я, похоже, неуклонно зверею… — задумчиво сообщил он. — Не к добру.

— Зато зверРюгу ты, похоже, в человеческий облик возвращаешь… — откликнулась Илса. — Это тоже страшно. И странно.

— Ты думаешь, это я на него повлиял? — заинтересовался Марк. — От меня его так заколбасило?

— Если ты про его превращения — то да. У меня было чувство, что его рвёт на части: в звериную и в человечью стороны. С одной стороны Безумие ЗвеРры, с другой — ты. Может быть, и Гиса ты смог бы вытащить…

— И лечил он золотушных возложением королевских рук своих… — процедил Марк. — Не хочу. Я не знаю, что с этим-то дурно пахнущим сокровищем делать. Все вопросы к звеРрюгам у меня куда-то исчезли. Он теперь постоянно за мной таскаться будет?

— Как ты ему скажешь, так и будет.

— Уф, это радует. А кормить его я обязан?

— Скорее, он тебя прокормит при нужде.

— Цыплят из курятника начнёт таскать?

Илса только фыркнула.

Во входную дверь кто-то аккуратно постучал.

— Странно… — удивилась, поднимаясь, Илса. — Я, вообще-то, не жду никого. Надо было лампу погасить…

— Давай я под кровать спрячусь, — предложил развеселившийся Марк. — Вместе со звеРрюгой. Чтобы кавалера не спугнуть.

— Илса, открой, это я, — прозвучал знакомый голос из-за двери. — Извини, что ночью.

— Эх, надо было под кровать… — вздохнул Марк, услышав его.

В комнату вошла Диса. Резко остановилась, увидев Марка в кресле. Принюхалась — совсем по лисьи. Спящий росомаха благоухал по-прежнему.

— А мы тут чайком балуемся, — объяснил ей Марк. — Или что тут у вас пьют? В общем, ранний завтрак. Присоединишься?

Илса молча вошла в комнату, снова села в своё кресло. Было видно, что неожиданный визит чернобурки её совершенно не обрадовал.

— В ЗвеРре удивительно бурная светская жизнь по ночам, — заметил Марк, поправляя кочергой дрова в камине. — Особенно учитывая её климат и население.

Диса постояла, разглядывая троицу у камина, потом приняла какое-то решение и присела у круглого стола. Серебристо-чёрная курточка исчезла.

— Если есть что пить — наливай. А что за оборванца вы пригрели?

— Это не оборванец. Это первоклассный звеРрюга, побеждённый в честном бою по твоему совету.

Полярная лисичка кинула в чайник горсть каких-то травок и устранилась от дальнейших дел.

Марк взял на себя роль радушного хозяина, не спеша, достал из буфета чашки, из камина чайник и принялся разливать ароматный кипяток. Илса, нахохлившись, сидела в кресле и слегка покачивала туфелькой.

Первую чашку травяного чая Марк подал ей и тихонько, чтобы Диса не заметила, подмигнул.

Вторую поставил перед Дисой.

— А теперь расскажи мне, как пользоваться этой победой. У тебя опыт побогаче.

— О чем это ты?

— О ласках, конечно. Я видел тебя и твоего друга. И зубры рассказали мне правду. Где документы из библиотеки, которые вынесли вы с Гисом? — Марк говорил жёстко, не давая Дисе опомниться и обвинить полярную лисичку в раскрытии тайн.

— Я не… — начала Диса.

— Диса, я сидел в засаде у Оленьего Двора с вечера. Всю ночь, до рассвета. Я был в библиотеке. И ты сама мне рассказала, как побеждают звеРрюг, никто тебя за язык не тянул. Бумаги там, в логове Гиса? В подвалах Двора? Самое время их забрать. Допивай травяную микстуру, и пойдём. Возможно, свежим взглядом я найду там какую-то зацепку, которую вы пропустили. Пока твои ласки-убийцы шныряют по городу, самое время побродить по подвалам.

Диса нахмурилась.

— Думай быстрее, — давил Марк. — Для телохранителя ты слишком задумчива. И учти, что если я молчу про ваши лисьи проделки в склепе у волков, то это не значит, что я про них забыл или ничего не понял.

— А что ты тут вообще делаешь? — попыталась перевести стрелки Диса. — В такую пору?

Было видно, что ей ужасно не хочется идти в подвалы Оленьего Двора.

— Я наделён полномочиями входить в любой дом ЗвеРры в любое время суток, — объяснил ей Марк. — Как Полярная Звезда всея ЗвеРры. Вот и хожу-брожу. ЗвеРрюг притягиваю. Таких вот.

Росомаха проснулся, поднял голову. Нацелился взглядом на чернобурку.

— Пока — не трогать, — предупредил его Марк. — С нами пойдёшь, понял?

ЗвеРрюга кивнул. Сел, зевая.

— А теперь скажи, зачем ты сюда ночью пришла?

— Ниса вышивает, как помешанная. А мне тоскливо. Ну пошли, раз решил. Илса, ты с нами?

— Ага, прогуляюсь. Давно мечтала посмотреть на подвалы Хранителей.

— Было бы на что смотреть… — скривилась Диса.

По дороге к логову безумного лиса Марк заметил, что мёрзнет меньше, чем в предыдущие ночи. Это настораживало. Хотелось верить, что причиной тому — приятный вечер у камина и полный желудок, а не схватка с росомахой и полное озверение, как её логический итог.

ЗвеРрюга семенил рядом с Марком, в зверином облике. Как верная овчарка, разве что косолапая и приземистая, больше похожая на недоразвитого медведя.

Илса шла с той же стороны, что и росомаха. Она о чём-то крепко задумалась и тихонько улыбалась своим думам. Диса держалась на расстоянии. И делала вид, что всё идёт именно так, как она хотела.

Марк её не разубеждал: раз появился шанс добраться до бумаг из библиотеки, надо было воспользоваться им незамедлительно, пока чернобурая красавица в нужном настроении. Ведь попасть в берлогу мёртвого Гиса без её помощи было практически невозможно.

Диса оказалась истинной лисицей: вход, через который они проникли в подземелье, находился совсем не там, где ожидали.

Немного не доходя до заброшенного дворца хранителей, Диса резко свернула к берегу, спустилась склоном почти до воды и протиснулась в полуразрушенный туннель с арочным сводом. Хрупкая Илса легко проскользнула вслед за ней, а вот Марку пришлось попотеть, боком пробираясь в узкую щель между засыпавшими вход обломками. Ему показалось, что это заброшенный канализационный сток, по которому в своё время отходы из подвала поступали прямиком в реку, но озвучивать свои догадки он не стал.

Запалив прихваченную со стола Илсы лампу, Марк, мысленно поблагодарив себя, любимого, за предусмотрительность, и двинулся вслед за чернобуркой, наказав полярной лисичке держаться в арьергарде и при малейшей опасности давать деру. Не из трусости, а с благой целью: добраться до зубров, чтобы они приняли участие в спасении Последней Надежды и прославили тем самым себя в веках.

Диса скривилась, услышав его слова, но промолчала.

Защищённая пузатым колпачком из мозаичного стекла, лампа давала ровный свет, позволяя разглядеть и выбоины на полу, и облицованные крупными блоками стены и своды потолка.

— Здесь можно говорить, — бросила насмешливо Диса, когда они отошли от входа. — Ласки квартируют в другом месте. Они не любили Гиса и старались обходить его стороной.

— А почему, собственно говоря, не любили? — поинтересовался Марк, огибая очередную выбоину.

— Он съел пару штук, пока меня не было…

— А-а-а…, э-э-э… Они же маленькие? — не сразу и нашёлся что сказать Марк.

— Он их поймал и съел не зверюшками, а людьми. Они не успели обернуться, — в зверином облике Гис бы их просто не поймал, слишком юркие.

— Даже так?

— Скоро будем проходить место, где он их кости закопал, — пообещала Диса.

— Предвосхищая твое предложение раскопать их и посмотреть, сразу говорю: спасибо, в следующий раз. Сейчас некогда, — решительно заявил Марк.

Тихонько рассмеялась за его спиной полярная лисичка, а потом грустно сказала:

— Странно, я помню Гиса совсем другим… Все девчонки в него были влюблены, в его ум и обаяние. И во внешность тоже, чего скрывать. Бедный Гис…

— Бедная я! — неожиданно злобно выкрикнула Диса и резко остановилась. Обернулась. — Только я его не бросила, а вы, все вы — предали его! Все, кто бессовестно вешался на него, нормального!

— Он сам себе предал в первую очередь! — отчеканила Илса, нахмурясь. — Большего врага себе, чем он сам — у Гиса не было! А ты — только ты — могла его остановить — и не остановила.

Марк чувствовал себя дурак дураком, стоя в заброшенной канализации с масляной лампой в руке и облезлым росомахой у ноги, вклинившись между двумя разъярёнными красавицами, готовыми сцепиться в любой момент.

— Девочки, девочки! — воззвал он, энергичной размахивая лампой. — Можно, вы подерётесь чуть позже? На свежем воздухе? Стоять, я сказал! Спущу Мухтара, то есть звеРрюгу! Всё, дружно закрыли рты и двинулись дальше.

Диса прошипела что-то неразборчивое, явно нецензурное, и, подняв воротник своей роскошной куртки, повернулась к Марку спиной. Движение возобновилось.

Они миновали разломанную решётку, в незапамятные времена преграждавшую доступ в подземелья Оленьего Двора через этот туннель, и попали в подобие колодца, откуда выбрались в обширные сводчатые подвалы, поднявшись по скобам, набитым в стене гигантской выгребной ямы.

Проходя мимо обломков, Марк на секунду задержался, провёл пальцем по сколу.

— Это вы с Гисом решетку выломали? — нарушил он молчание.

— Нет, так уже было. Мы нашли этот выход после того, как пришлось прятаться от волков… — равнодушно сказала чернобурка. — Говорят, что раньше тут кухня была, во времена людей. А при благородных оленях её забросили: слишком большая оказалась. Гис здесь и жил.

— Почему? — заинтересовался Марк.

— Вытяжки хорошо сохранились, дышалось легко.

— Вентиляция и канализация — основы цивилизации… — пробормотал себе под нос Марк. — Угу-угу. А запашок противный, всё равно…

Логово Гиса располагалось в бывшей кладовой: похоже, в большом зале ему было неуютно. На полу красовалась груда вещей, украсившая бы собою любую помойку. Груда, по всей видимости, и была ложем сумасшедшего лисовина, а на крюке для окороков, почти под потолком, висел заляпанный портрет молодого красивого мужчины.

Марк шагнул к нему, высоко поднял лампу и стал рассматривать. Умное худощавое лицо, тронутые лёгкой рыжинкой светлые волосы, ироничный взгляд. В портрет, судя по пятнам и дырам, прицельно кидали всем, что попадало под руку. И периодически делались попытки сорвать его с крюка.

Марк услышал, как за спиной Диса тихо прошептала Илсе:

— И если ты поинтересуешься, спали ли мы с ним в этой грязной свалке, я тебе, дорогая, глаза выцарапаю…

На что Илса так же тихо ответила:

— Было бы что спрашивать, конечно, спали. А что, даже необычно…

— Кто портрет изувечил? — громко спросил Марк.

— Что? Портрет? — отвлеклась Диса. — Сам он и портил. Швырял в него всякими отбросами, когда не в настроении был. Срывал. А потом обратно вешал. В редкие минуты просветления. Чтобы не забывать себя, прежнего. Надеялся вернуться. Давай я свечи зажгу, чтобы светлее было. Я сюда много свечей натаскала…

Она нашла на ближайшей полке огарок, запалила его от лампы Марка. Оплывшие свечи, оказалось, были везде — по карнизам и полкам, идущим вдоль стен. Диса обошла кладовую, неровная цепочка огней протянулась вслед за ней. Воск сталактитовыми сосульками свешивался с карнизов.

— На освещении вы не экономили… — заметил Марк, присвистнув при виде обширных потёков.

— Последнее время он стал бояться темноты. Ждал нападения, говорил, что Лунный волк на него смотрит мёртвыми глазами. Требовал, чтобы свечи горели всегда, особенно ночью. Я воровала их пачками, где могла… — устало сказала Диса. — И от ласок требовала, чтобы приносили…

Она приклеила огарок на столешницу и села рядом на трехногий, грубый табурет, явно имевший славное кухонное прошлое.

— Все документы где-то в этой помойке. Где спал, там и читал.

Ни Илса, ни Марк ничего не сказали. Росомаха лёг у входа в кладовую, опустил голову на передние лапы и замер.

Марк поставил лампу и, присев рядом с грудой, начал разбирать её, пытаясь найти бумаги.

Засаленные тряпки, обглоданные кости, яичная скорлупа… Результатом поисков стала тетрадь с обгрызенными страницами, разодранные в клочья карты и книги.

— Похоже, восстановить архив в прежнем объёме ЗвеРре не удастся… — заметил Марк, пытаясь разложить собранные клочки бумаги по группам. — Сплошная каша. Разве что добровольцев ваш архивариус привлечёт, чтобы они сортировали — кусочки с картинками в одну сторону, кусочки с буковками в другую. Может быть, и вернут пару книжек.

— Проще сжечь, — заметила Диса.

— Вот уж фигушки. Давайте-ка все бумажные огрызки соберём и вынесем на поверхность. Я не знаю, как ими распорядится хранитель архива, но хоть в таком виде он их обратно получит. Ибо нефиг. Илса, помогай! Только в перчатках, мало ли какая зараза тут. А тетрадь я почитаю на досуге. Какое счастье, что, загребая в свои тёплые объятья ни в чем не повинных людей, ваша мерзкая ЗвеРра наделяет их, то есть нас, способностью к разговору, чтению и письму на вашем местном диалекте. Очень мило с её стороны.

— Тетрадь — выписки Гиса, — объяснила чернобурка, даже не попытавшись понять последние слова Марка.

— Я уже догадался по её относительно неплохому состоянию. К себе он относился бережно. Лучше, чем к другим, — Марк положил тетрадь на стол и продолжил раскопки.

В итоге нашлась ещё одна слабо повреждённая вещь: гранёная чернильница.

Диса взяла её, повертела в руках.

— Она давным-давно высохла. Последние записи Гис делал не меньше луны назад. Потом разучился писать. Глупо всё ужасно. Каморка эта грязная… Помоечная… Я пыталась сделать её красивой…

— Как? — тихо спросила Илса.

Чернобурка поставила чернильницу на стол. Прищелкнула пальцами.

…Вместо табурета был трон, на котором сидела королева. Струилось мягкими складками небесной красоты платье, дробились мириадами всполохов огоньки ожерелья. И отражались в зеркальных полах вместе с вереницей факелов вдоль стен. А потолка не было: свежий ветер колебал языки пламени и, дерзкие, они дразнили ночное небо ЗвеРры. Усыпанное бархатными подушками ложе манило к отдыху, резной письменный стол — к плодотворной работе.

Парил над столом портрет красивого рыжеватого мужчины, подававшего такие большие надежды… На портрете он все их оправдал и воплотил.

Лисий морок кончился, исчезло звёздное небо, навис низкий потолок подвала, растаял письменный стол, королевское ложе превратилось в груду склизкого тряпья на заплёванном полу. И горько плакала на кухонном табурете гордая королева, плакала по растаявшему, призрачному королевству, по ушедшему путем безумия любимому, по доживающему последние дни звериному городу.

— Идти пора… — мягко сказал Марк.

А что ещё здесь скажешь?