"Депортация (мини-роман – трансутопия)" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)3. Малик Секар, репортер «Pacific social news»… Реактивный гидроплан военного образца садился на такой скорости, что у зрителей возникли серьезные опасения сначала — за судьбу репортера, а затем, за судьбу своего пирса, который тяжелая машина чуть не снесла при торможении. Тем не менее, ничего особенного не произошло, поплавки только слегка шаркнули по настилу, и из кабины почти тут же выпрыгнул молодой спортивного вида парень, вероятно индонезиец, лет 30, если не меньше. Он сразу улучшил мнение Иржи о репортерах, поскольку притащил большущий фруктовый торт. — Извините, что на ночь глядя, — сказал он, пожимая руку Грендалю, — я подумал, вдруг у вас нет ничего к чаю и… — Хорошо же вы обо мне думаете, — перебила Лайша. — Простите… — Ерунда, я пошутила, — снова перебила она, — берите свое служебное барахло и садитесь за стол. Водки хотите, сен Секар? Секар глянул на одиноко стоящую в углу стола полупустую рюмку и кивнул. — Немножко. Если очаровательная сен Лайша составит… — Составлю, — фыркнула она, доставая еще две рюмки, — сколько стоит та зверская штука, на которой вы прилетели? — Не знаю, это служебная, — ответил он, водружая на стол торт, ноутбук и небольшую видеокамеру, — редакция купила ее у морской патрульной службы, когда те обновляли матчасть. Для патруля она устаревшая, а для прессы нормально. Иржи, тем временем, по-хозяйски подвинул торт поближе к себе. — Смотри, не обожрись, — предупредил Грендаль, и, повернувшись к репортеру, сделал серьезное лицо, — я готов, сен Секар. Поехали?.. А что вы такое уже стучите? — Introduction, first impression — сообщил тот, с невероятной скоростью шлепая пальцами по клавиатуре, — так обычно делают, если беседа проходит в домашней обстановке… А кто вы по профессии, сен Влков? — Я закончил колледж по автоматизированной бытовой технике, а вторая специальность — техническая экспресс-диагностика. По работе решаю проблемы потребителей со всякими генераторами, компьютерами, холодильниками, микроволновками, и прочим в этом роде. — Ваша профессия помогает в деятельности судьи? — Как сказать. С одной стороны — да, опыт работы с рассерженными людьми и все такое. С другой стороны, из-за этого коллегия и выбрала меня, чтобы ехать в этот долбанный… В смысле… — Я понял куда, — сказал Секар, — продолжайте, это очень интересно. — Ничего интересного. Всех трех экспертов по социальному регулированию отклонили. Ашура и Макрина потому что они, видите ли, заумные, а Джеллу — за некоторую резкость суждений. Тин Фан отклонили за то, что она программист и не имеет опыта работы с людьми, а Дольфина — за то, что он имеет слишком специфический опыт. Он судовой механик, у него такой сленг… — Вы тоже за словом в карман не лезли, — заметил репортер. — Да, но я держался в рамках нормативной лексики, если вы понимаете, о чем я. — Вполне понимаю. А как вы оцениваете действия социальной администрации в этом инциденте? Я имею в виду, историю с этим фильмом, с которого все началось? Грендаль вздохнул и наполнил рюмки. Сделал маленький глоток. Почесал затылок. — Если вкратце, сен Секар, я считаю, что полиция допустила массовые беспорядки, вместо того, чтобы пресечь их превентивно. — Но деятельность полиции связана правилом Великой Хартии о невмешательстве в частную жизнь, — заметил Секар. — И что? — возразил Грендаль, — Раз на этих условиях их фирма участвовала в конкурсе на эту область администрирования, значит, должна была предусмотреть такие сложности. За это общество им и платит, верно? — Они предупреждали правительство о возможном социальном недовольстве прокатом фильма «Дети троглодитов», — напомнил репортер, — они предлагали ряд превентивных мер общего характера и… — Я высказал свое мнение, — перебил Грендаль, — и я думаю, что на полицию будет наложен штраф. Они подписывались не на что-то там общее, а на обеспечение конкретной безопасности. Но официально это дело ведет Джелла Аргенти, и лучше спросить у нее. — Да, я знаю, я уже договорился о встрече с сен Аргенти. Грендаль улыбнулся: — Готов спорить, что она назначила Вам свидание в час ночи, в клубе рок-спорта, на острове Акорера. — Да, а как вы угадали? — Просто за 4 месяца можно узнать некоторые устойчивые привычки коллег. — Тогда, понятно. А что вы скажете о самом фильме? Вы смотрели? — Смотрел. 8 реальных историй о сексуальном опыте наших школьников. В стиле Ромео и Джульетты. Лейтмотив: семьи фундаменталистов — это источник трагедий. Женщина выплескивает в лицо девушке-подростку серную кислоту, потому что она «блудница» и «совратила» ее сына. Мужчина стреляет из ружья в восьмиклассника, который «растлил невинность» его дочери. Другой мужчина бросает самодельную бомбу в подростков на пикнике «nude-stile», потому что они «склоняют одноклассников к греху». И так далее. — Вы согласны, сен Влков, что фильм возбуждает ненависть к патриархальным семьям? — Скорее к их укладу. Впрочем, это не важно. Режиссер вправе показывать проблемы общества так, как он их видит. Если бы он призвал к физической расправе с этими семьями, то нарушил бы Великую Хартию, но он только дал моральную оценку. Репортер задумчиво покрутил в руке рюмку и залпом выпил. Очень своевременно, поскольку Лайша уже поставила на стол большой китайский чайник и четыре чашечки из полупрозрачного фарфора. — Спасибо, сен Лайша, вы очень… — Продолжайте, мальчики, — перебила она, — это все безумно интересно. — Я предвижу ваш следующий вопрос, сен Секар, — сказал Грендаль, — как быть, если эта моральная оценка превратилась в обоснование морального террора против определенного стиля жизни, семейного уклада, религии, убеждений? Я угадал? — В общем, да, — признал репортер, — я имею в виду аргументы представителя Ватикана. — Тогда я отвечу вам так же, как ответил ему. Великая Хартия запрещает контроль актов морального выбора. Мы вправе подвергнуть моральному террору любую группу лиц с особыми обычаями, неприемлемыми для свободных людей. Эта группа вправе ответить нам тем же. Правительство не может сюда лезть, а обязано только пресекать насилие и угрозы его применения. Таково правило о невмешательстве в частную жизнь, верно? Репортер улыбнулся и кивнул. — Конечно. Но, как мы помним, Абу Салих привел контраргумент: Великая Хартия — это учение этического нигилизма. О какой свободе морального выбора можно говорить, если одно из этических учений объявлено высшим законом и обеспечено правительственным принуждением? — Этому типу я отвечал длинно, вам отвечу коротко и наглядно. Человек имеет право свободно владеть своим имуществом, верно? — Согласен. Но какое… — Эта камера — ваше имущество? — перебил Грендаль. — Да, и что? Грендаль подмигнул ему, взял камеру со стола и положил к себе на колени. — Вот так. Теперь она моя, и я свободно ей владею. Есть возражения? — С чего это она ваша, сен Влков? — С того, что она у меня, вы же видите. — Но она у вас потому, что вы ее у меня отняли, — возразил Секар. — Вы зовете полицию, — констатировал Грендаль, — Иржи, будь другом, сыграй полисмена. |
|
|