"Команда" - читать интересную книгу автора (Бурак Анатолий)

Глава 23 Александр. Узник

Обморок мягко перетёк в дремотное забытьё. Мрачное и лишённое сновидений. Продрал глаза я в абсолютной убеждённости, что произошедшее накануне было обыкновенным кошмаром. Вот только все кости почему-то ломило, голова раскалывалась, и ужасно першило в горле. Внезапно сообразив, что лежу не в постели, резко сел. Сквозь малюсенькое окошко находящееся под самым потолком и забранное решётками пробивался неяркий свет. И я без труда рассмотрел место, где неожиданно оказался.

Подо мной шуршал клочок грязной соломы, жутко воняющей и насквозь пропитанной сыростью. Поразившись, что смог спать на отвратительном месиве так долго, принялся освежать в памяти предшествующие замечательному моменту события.

Самым значительным из которых был Иринин поцелуй. И, конечно же, то, как поступила отважная девчёнка. По крайней мере, ни одна из моих прежних знакомых не решилась бы на подобное. Хотя… Она ведь, вроде как ясновидящая. Так что, пожалуй, рано обольщаться. Возможно, чувства здесь ни при чём. А есть лишь голый прагматизм, основанный на заботе о собственной безопасности. И ничего более. Просто, малышка, как она выражается, «просмотрела варианты» и из всех зол выбрал наименьшее. Ведь, как ни крути, а женщине, практически не имеющей средств к существованию, к тому же не знающей языка, пришлось бы довольно туго в этом странном мире.

Снова развалившись на гнилой соломе, от нечего делать, забавлялся, читая мысли стражников. Мальчиков, предназначенных для службы, Орден буквально покупал у малоимущих семей. И, с детства воспитывая в строгости, выращивал бездушные машины. Поражали мелькавшие порой воспоминания церберов о воспитательных лагерях.

Покопавшись в довольно таки однообразных мыслях, с удивлением обнаружил, что процент «неудач» был ничтожнейшим. А количество неуспевающих учеников — мизерным. Это говорило том, что маленькие кандидаты подбирались со знанием дела. А в штате Ордена имелись неплохие психологи. И у карапузов, подобно вашему покорному слуге с пелёнок заражённых геном вольнодумства, шансов попасть в подобное учебное заведение не было никаких.

Ещё до того, как стал различать шаги, внутренним слухом уловил, что в подземелье спускаются несколько человек. И, встав с импровизированного вонючего тюфяка отряхнулся. Повернувшись к окну, расположенному, как уже сказал, под потолком но, из-за низкого свода находившегося в пределах досягаемости, принял отрешённый вид и стал ждать.

Конечно, в моём положении не до проявления гордости. Но, всё же не хотелось, чтобы всякое быдло стояло надо мной, лежащим на прелой соломе. И испытывало искушение ткнуть древком или ударить носком сапога. Как истинный джентльмен я просто вынужден буду дать сдачи. А, поскольку пути к отступлению отрезаны, вероятность благополучного исхода потасовки представляется весьма проблематичной.

Не выказывая недовольства, окружённый стражей, послушно направился на встречу с неведомым. Ибо, как ни пытался прочесть хоть что нибудь в головах конвоиров, ничего путного не уловил.

Наконец остановились перед дверью. Охрана, нерешительно потоптавшись, двинула обратно. На меня же, повернувшего следом, глянули так, что невольно осёкся. Угрюмые воины, скрылись в темноте коридора. Попытавшись мысленно просканировать находящееся за дверью пространство, присвистнул от удивления. Ибо по всему выходило, что вот-вот предстояла встреча с человеком, мысли которого не мог прочесть ни при каких обстоятельствах. Хорошо, если это окажется кто-то относительно безобидный вроде милой Ирины. А что, если ждёт некто монстроподробный? Вроде похитившего нас Интаура?

Наконец, дверь сама собой распахнулась. Негромкое жужжание навевало думы о механической природе чуда. Поскольку возвращаться показалось нецелесообразным, смело шагнул за порог. Да и вряд ли позволят уйти так просто. За спиной послышался щелчок, недвусмысленно давший понять, что путь назад закрыт. Неторопливо двигаясь по коридору, с тревогой гадал: что ждёт впереди? В конце концов, дойдя до ещё одной преграды, которая так же услужливо отворилась, вделал вывод, что это не что иное, как «вызов на ковёр». Или аудиенция. С кем-то, кто претендует на роль местного кукловода.

Отрывшаяся взору обстановка заставила затаить дыхание. Огромный зал, никак не вязавшийся с мрачными реалиями цитадели, поразил воображение. Суперсовременный, даже по моим понятиям. За одним из больших окон простирался великолепный горный пейзаж. Другое, выходило в подводный мир, до которого отсюда много дней пути. На рамах — их непроизвольно захотелось потрогать — висели прозаические жалюзи. И — о, изощрённый полёт фантазии — на стёклах первого окна, снаружи, виднелись следы пыли.

— Надеюсь, вы играете в шахматы? — С каким-то весёлым любопытством поинтересовался сидящий на низком диване человек. — И пояснил, кивнув на ошеломляющие окна. — Это, конечно же, голограмма.

Ещё не успев ответить, с первого взгляда нарёк его Инквизитором. Никогда не видел портрета Торквемады, но почему-то решил, что этот субъект непременно должен являться его двойником. Целеустремлённый взгляд серых глаз казалось, пронизывает насквозь. Изогнувшиеся в ироничной усмешке губы выдавали высокомерное пренебрежение ко всему остальному миру. И — непробиваемая ментальная защита. Почему-то стало неуютно и, зябко поёжившись, я пробормотал.

— В Институте играл. И, довольно таки неплохо. Лишь потом сообразив, что говорим по-русски.

— Уловив изумление, он засмеялся.

— Всего лишь синтезатор речи. Одно из моих изобретений. Я проецирую мысли на матрицу. А уж процессор моделирует звучание нужного языка. Согласитесь, ради двух неожиданных гостей учить новое наречие было бы расточительной тратой времени.

— Кто вы? — Хрипло спросил я.

— Как и вы, всего лишь гость здесь. Правда, попавший в это измерение довольно давно. И, после недолгих колебаний, решивший остаться навсегда.

— Э-ээ… Насколько давно? — Не сдержал любопытства я.

— Время моего пребывания здесь несоизмеримо с вашей жизнью. Равно как и с существованием любой особи, населяющпй этот простой и здоровый мир. Скажу лишь, что я родом из реальности, настолько далеко ушедшей вперёд, что вы не сможете вообразить даже в самых смелых мечтаниях.

— А мы с Ириной тут с какого боку? — Бесцеремонно и довольно грубо взял быка за рога я.

— Да, собственно, она здесь оказалась случайно. Можно сказать, жертва стечения обстоятельств. Вы же — другое дело. За вами, то есть не конкретно за человеком по имени Александр, но за кем-то подобным, специально отправился один из ловцов того, кто самонадеянно считает меня своим противником. Для введения в заблуждение и дезинформации. — Инквизитор засмеялся.

А мне почему-то стало неуютно от этих, пробирающих до костей звуков.

— Так понимаю, «деза» предназначалась исключительно для «святых отцов»?

— Ну да. — Просто сказал он. — Орден — лишь инструмент. Узда, с помощью которой я держу этот мир в оптимально рациональном состоянии. Ибо человек глуп. И, стоит лишь отпустить вожжи, двуногие начинают затевать различные глупости. Вроде перекрашивания политической карты мира, изобретения колеса и проповедования идей всеобщего равенства.

«Наездник чёртов». — Мысленно сплюнул я. — Тоже мне, умник, решивший, что поставил целую планету в стойло. И рискнул спросить.

— Я могу где нибудь привести себя в порядок?

Всё же, подвал с разлагающейся соломой — не отель люкс. Вшей и блох, в нём, правда, не водилось. Он ощущение дискомфорта присутствовало.

— Конечно. — Он указал в направлении одной из дверей. — Душ там. Возможно, приспособления покажутся несколько непривычными но, думаю, сумеете разобраться.

Освежившись и, с наслаждением выбросив пропитавшуюся запахом подземелья одежду, я вернулся к загадочному хозяину и уселся в кресло напротив. На столике находилась самая обыкновенная шахматная доска. На соседнем стояли вазы с фруктами, а так же несколько стеклянных кувшинов с различного цвета напитками.

— Угощайтесь. — Он отщипнул виноградину и, отправив в рот, двину пешку в классическом «Е2-Е4».

Сделав ответный ход, я неспешно налил какой-то жидкости по цвету напоминавшей пиво и отхлебнул. К счастью, угадал.

Наверное, ему очень хотелось выговориться. И оправдаться перед нечистой совесть за все безобразия, творимые в течение сотен лет в этом мире. Хотя, как впоследствии случайно узнал, в некоторых реальностях дела обстояли гораздо хуже. Причём абсолютно без всякой помощи «извне». И, если здесь развитие приостановилось на несколько веков, кое-где люди жили в каменном веке. Тогда ещё подумал, что всё дело в отсутствии парадигмы. То есть господствующей, вообще принятой в каком-то конкретно обществе совокупности взглядов и накопленных знаний. Своего, рода картины Вселенной. Системы ценностей и психологических установок, принятой большинством.

Не знаю уж, какую участь выбрали бы себе смуглокожие обитатели измерения, в которое занесла судьба, но взгляды сидящего напротив человека мне не понравились категорически.

Как оказалось, тот, кого назвал Инквизитором, был прекрасно осведомлён о существовании нашей Земли. Более того, по его словам, обладающие способностью «перехода» гонцы регулярно доставляли новости. Так что, мои попытки, заступиться за родную планету и людей, избравших столь милый сердцу образ жизни, встретили решительный отпор.

— Ваша так называемая цивилизация с оптимистическим идиотизмом стремится в пропасть. — Сверкая глазами, начал он. — Наивно полагая, что только наращивание индустриального развития позволят достичь каких-то эфемерных «сверх благ». Нет, я не ратую за то, чтобы повернуть вспять ход прогресса. Это выбор вашего мира и не мне судить тех, кто ведёт планету к деструктивности.

— По вашему лучше вот так. — Я повёл глазами вокруг, желая выразить презрение. Вы практически в открытую занимаетесь, пусть небольшими и неявными, но всё же репрессиями. И, как понял, устранением неугодных чужими руками. Лишаете этот народ возможности идти вперёд, при этом формируя историю, как вам заблагорассудится. — Я постарался придать голосу обличительные нотки. Но, похоже, получилось не очень.

— Не вам, живущему сиюминутными инстинктами меня осуждать. — Бескровно усмехнулся Инквизитор. — К тому же, тот, за чьей жизнью мы послали вашу подругу, изначально обрёк вас на смерть, попытавшись подставить вместо себя.

— Я не пытаюсь оправдать неведомого мне человека. — Пожал плечами я. — К тому же, он в большей степени ваш враг, а отнюдь не мой. Пробыв в этом мире очень мало, могу лишь сказать, что мне здесь совсем не нравиться. Ваше, так называемое рациональное управление очень напоминает отдельные периоды истории моего мира. Когда необходимость тяжёлого ручного труда и крайняя нужда основной массы населения искусственно поддерживались в интересах господствующей системы.

— Не смешите меня. — Взяв с подноса гроздь винограда, пренебрежительно вымолвил Инквизитор. — В вашей сумасшедшей реальности рациональное основание приемлемости власти попросту исчерпало себя. И на смену естественному укладу жизни, просто пришли новые формы социального контроля. Сведя к минимуму «борьбу за существование», вы сами себе помогаете подавлять потребность индивидуумов в освобождении. И, должен сказать, делаете это крайне неуклюже. В так называемых «благополучных странах», порой даже высокий уровень жизни не способен примирить людей с действительностью и правителями. Отсюда всё учащающееся увлечение молодёжи наркотиками.

«Социальная инженерия» душ и «наука человеческих отношения» зашли в тупик. Да, в обществе изобилия от администрации в открытую не требуют подтверждения «права на власть». Но ваш мир платит очень, очень большую цену за временное благополучие. Обеспечивая производство благ для одних регионов за счёт других, вы накапливаете агрессивную энергию, которой нет выхода.

Одновременно являясь обеими сторонами медали, олицетворяя «добро и зло», ваши власть имущие стремительно ведут уникальный мир в пропасть. Непрерывное производство требует постоянной утилизации отходов, новых технических приспособлений, а так же средств разрушения «на всякий случай».

«Экономический кнут» даже в наиболее изощренных его формах уже не достаточное средство для поддержания порядка в вашем обществе. Законы не способны обеспечить стабильность системы. Научное управление инстинктами масс давно стало, пока, увы, недостижимой, целью. Для удовлетворения агрессивности, залегающей в глубинном измерении бессознательного, служит специально искажаемый и раздуваемый до нужного размера образ национального Врага, с которым следует сражаться и ненавидеть.

— Насколько успел понять за весьма короткий срок пребывания в вашем замечательном мире, здесь тоже не всё благополучно. — Возразил я. — И, то и дело, тут и там вспыхивают, междоусобные войны. К тому же, феодальная форма правления никогда не была мне симпатична.

— Ваши представления убоги и, извините, недодуманы. — Отмахнулся он. — Случайно попавшие к вам из других измерений авантюристы всё с большей изощрённостью находят необходимые политические инструменты. Причём, у каждого безголового имеется личное мнение на сей счёт. Даже система, гордо именуемая в одном из регионов вашего мира Демократией, якобы позволяющая массам до некоторой степени участвовать в управлении, всего лишь фикция. Которой пытается прикрыться скрывающийся за технологическим покровом саморазрушающийся аппарат. На самом деле абсолютно никем не контролируемый. Демократия перевирает человеческую и материальную шкалу выгод и удобств, предоставляемых ею лишь тем, кто с нею сотрудничает. Людям, умело манипулируемым и организуемым подобно марионеткам с завязанными глазами. А цена их якобы «свободы» — неведение, бессилие и, с моей точки зрения, бесперспективность. Правда же в том, что эта свобода и удовлетворение сиюминутных желаний превращают вашу землю в ад. Сосредоточенный в вашем Южном регионе. Азии, Африке.

И даже «общество изобилия» не может обойтись без существования гетто. Эти инфернальные места бросают отсвет на целое. Конечно, легко и благоразумно видеть в них всего лишь «карманы бедности и страдания» в развивающемся и идущем по «пути прогресса» обществе. Которое якобы способно устранить их постепенно, избежав катастрофы. Теоретически я могу допустить, что подобная интерпретация правдива и реалистична. Вопрос вот в чем: ликвидировать какой ценой? — не в золоте и серебре или, по-вашему, в долларах и центах — но в человеческих жизнях?

— Как будто здесь не льётся кровь и на алтарь вашей «правды», которую пытаетесь выдавать за непреложную истину, не ложатся жертвы. — Не сдавался я.

— Да, это так. — Легко согласился он. — Дело лишь в количественном соотношении. И, осмелюсь заменить, оно далеко не в вашу пользу.

— А у нас в квартире газ. — Машинально пробормотал я.

— Что вы сказали? — Не понял он. Но, по-видимому, процессор речевого синтезатора обладал изрядной мощностью, так как собеседник тут же рассмеялся. — Вижу, я вас не убедил.

— А зачем, скажите пожалуйста, вам это нужно? Я имею в виду моё согласие?

— Не знаю… — Отрешённо пробормотал он. — Наверное, для того, чтобы показать оппоненту, чего он стоит на самом деле. Ведь, перейди один из тех, кого он предназначил на заклание, в мой лагерь, это стало бы наглядным уроком выскочке.

— Надеюсь, вы не расцените как проявление наглости, если я спрошу: кто же этот таинственный враг?

— Тоже… путешественник. — Помедлив, ответил он. — Чуть более века назад свалился на мою голову невесть откуда. И, практически с места в карьер принялся «вводить преобразования».

— И вы столь слабы, что за сотню лет не сумели уничтожить неугодного человека? — Съехидничал я.

— Устранить его физически не сумеет никто из жителей этого мира. Даже попытка Ирины, предпринять которую вынудили представители Ордена, скорее всего, обречена на провал. К сожалению, я слишком поздно обратил внимание, что в одной из провинций законная власть была нагло узурпирована пришельцем. К тому же, надо признать — он отнюдь не дурак. И выбрал королевство, обладающее значительным влиянием и человеческими ресурсами. Затевать же кровопролитную междоусобную войну считаю нецелесообразным. По крайней мере, в данное время.

«Ага. Кое-что начинает проясняться. Значит, Орден — всего лишь лопаточка для переворачивания оладий. А главный пекарь, обеспокоенный появлением другого кулинара с совершенно непригодными рецептами похлёбки, обеспокоен ретивостью конкурента. И нам с Иришкой уготована участь ещё одного приспособления в наметившейся борьбе за власть.

Недаром говорят, что „в любви и на войне все средства хороши“. И ещё, что нельзя загонять человека в угол. Мысленно поблагодарив за науку умершего Марата, я, не вставая с места, нанёс один единственный удар. Который, по моим расчётам должен был оказаться смертельным. Бесчувственное тело мешком осело на пол. Я же, прощупав пульс, с удивлением обнаружил, что Инквизитор жив.

Уже совсем было решившись свернуть ненавистную шею, почему-то передумал. Наверное, потому, что просто стало противно. Не хотелось уподобиться ему, в своём презрительном цинизме взявшемся решать судьбы народов. К тому же, не к месту прорезавшееся чистоплюйство дало о себе знать. Если бы удалось убить в честном поединке (а то, что атакуя находящегося в сознании противника поступаю именно таким образом не вызывало сомнений) — это одно. Умертвить же беззащитного, лежащего в беспамятстве, посчитал ниже своего достоинства.

Вытащив из-под бесчувственного тела покрывало, разорвал на лоскуты и, используя навыки, привитые Маратом, связал Инквизитора. Кляня себя за то, что совершаю самую большую глупость в жизни. Найдя в гардеробе одеяние, по виду напоминающее то ли рясу, то ли халат с капюшоном, надел. И, немого поколдовав с дверью, выбрался в коридор.

Ирина опережала меня на сутки. Так что, если удастся украсть лошадь, то вполне успею догнать. Во всяком случае, очень на это надеюсь. Ибо, давно известно, что, когда паны дерутся, клочья летят с обыкновенных людей.

К счастью, никого из верхушки Ордена по дороге не встретил. Остальные же, чьи помыслы были как на ладони, не представляли угрозы. Силу пришлось применить лишь один раз. Конюх, смотревший за лошадьми, вдруг заартачился. Вернее, только собрался. А мой кулак, не давая раскрыть рта, уже, впечатался ему в челюсть. Во время небольшого обыска покоев Торквемады экспроприировал довольно тяжёлый мешочек с золотом. Теперь же, обладая парой чистокровных лошадей, чувствовал себя вполне уверенно.

Ворота распахнулись перед всадником, облачённым в одеяние одного из высших членов Ордена. И, саданув по крупу пятками, я помчался в ночь.