"Таинственный обоз" - читать интересную книгу автора (Серба Андрей Иванович)

4

Опустив голову и прикрыв глаза, Мари неподвижно сидела на лавке до тех пор, покуда не затих вдали стук лошадиных копыт. Лишь когда на мосту вновь застучали топоры и завизжали пилы оставленных для продолжения восстановительных работ казаков, она подняла голову, внимательно огляделась. Урядник позаботился о ее охране на совесть: один часовой находился внутри избы у порога, другой с ружьем на плече мерно вышагивал взад и вперед за единственным окошком. Однако страж снаружи Мари не волновал: бежать она собиралась через дверь и уже до мельчайших подробностей продумала план предстоящего побега.

Громко скрипнув лавкой, чтобы привлечь внимание часового, француженка поднялась, медленно направилась к двери. Казак, сидевший с ружьем на коленях у порога на опрокинутой вверх дном деревянной бадье, перестал дымить трубкой, насторожился.

— Господин казак, — робко произнесла Мари, останавливаясь перед черноморцем и застенчиво улыбаясь. — Разрешите выйти во двор. У меня болит живот… Надеюсь, вы понимаете меня?

— Никуда пускать не велено, — отрубил черноморец, снова суя в рот трубку и затягиваясь дымом.

— Но мне необходимо выйти… крайне необходимо. Это не прихоть, а естественная потребность, — начала объяснять Мари. — Не могу же я делать… это… в избе перед иконами. Вы ведь тоже христианин, господин казак. Позвольте выйти хоть в сени.

Заискивающе улыбаясь часовому, Мари осторожно нащупала под зипуном рукоять короткого, остро отточенного кинжала, спрятанного среди старушечьих лохмотьев. Наивные, доверчивые русские! Они даже не удосужились или посчитали излишним обыскать ее! Решили проявить благородство по отношению к женщине? А может, глупцы, поверили в чистосердечное раскаяние пленницы и перестали считать ее опасной? Как бы там ни было, в настоящий момент Мари имела при себе оружие и ради собственного спасения была готова на все. Неизвестно, что больше подействовало на казака: упоминание об иконах или смиренный и дрожащий голосок хорошенькой пленницы, однако он смягчился.

— Ладно, ступай в сени, — добродушно пробасил он. — А я покуда покараулю со двора.

Опираясь обеими руками на ружье, казак начал приподниматься с бадьи. Воспользовавшись этим обстоятельством, француженка выхватила из-под зипуна кинжал и вонзила его в горло часового. Захрипев, тот рухнул на колени, его правая ладонь потянулась к поясу, за которым торчали два пистолета. Но у Мари недаром заранее была учтена и продумана каждая деталь! Схватив упавшее ружье за ствол и коротко размахнувшись, она опустила приклад на голову часового, прежде чем тот успел вытащить из-за пояса пистолет. Казак тяжело свалился на пол, а француженка торопливо взглянула на окошко, прислушалась. Вокруг было спокойно: наружный страж все также вымерял шагами расстояние от одного угла избы до другого; на мосту, не переставая, стучали топоры и визжали пилы.

Сбросив старушечий зипун, Мари накинула на плечи висевшую на стене избы длинную меховую шубу, сунула в ее карманы оба казачьих пистолета, отворила дверь в сени. Мгновенье — и легкая, едва заметная в лунном свете фигура юркнула в подступивший вплотную к избе лес…

С французами, затаившимися в овраге, было покончено гораздо быстрее и проще, чем предполагал Владимир Петрович. Опасаясь не найти в темноте на незнакомой местности нужный овраг, казаки устроили засаду сбоку зимника, невдалеке от моста, и вскоре заметили следующий в их направлении конный отряд. Когда приблизившиеся французы оказались между болотом и спрятавшимися за деревьями казаками, сотник хотел было дать команду открыть огонь, однако в последний момент передумал.

— Прапорщик, предложи им сдаться, а не доводить дело до кровопролития. Признаюсь: рука не поднимается на эту дохлятину.

Высунув голову из-за дерева, Владимир Петрович громко крикнул по-французски:

— Солдаты! Ваша лазутчица разоблачена и находится в наших руках! Вы окружены! Считаю до трех, и кто за это время не сложит оружия, будет уничтожен! Раз…

Он не успел сказать даже «два», как драгуны начали останавливать лошадей и торопливо швырять на дорогу оружие. Наскоро допросив лейтенанта Сези, от которого не удалось узнать о планах капитана и маршруте обоза ничего нового, пленных французов под конвоем десятка казаков отправили в ближайшую деревню, приказав сдать их под расписку старосте. Однако радость от бескровной победы на зимнике по возвращении к мосту была омрачена известием о побеге задержанной лазутчицы.

— Ну и ляд с ней, — беспечно махнул рукой сотник. — Главное, что часовой жив остался и теперь на всю жизнь запомнит, что бабе нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Да и зачем нам пленница? Обоз с ее помощью мы уже оставили с половинной охраной, в его дальнейшем преследовании она не смогла бы содействовать ничем. Пускай пошляется пешочком по лесам и сугробам! Не захочет волкам на корм пойти, сама в плен прибежит.

— Это страшная женщина, — заметил прапорщик. — Уверен, что ранение часового — не последнее зло, которое ей суждено нам причинить. Но забудем о ней. Прежде всего необходимо заняться мостом. Ведь каждый час, что мы сейчас теряем, приближает французов к их войскам.

— Сотня настолько вырвалась вперед, что скоро не мы за французами, а они за нами гоняться станут. Поэтому обоз надобно отбивать как можно скорее. Однако разрушенный мост для нас что кость в горле.

— А если попытаться перебраться на тот берег вброд? — кивнул прапорщик на раскинувшуюся под остатками моста топь.

— Уже пробовали, — с безнадежностью в голосе ответил командир сотни. — От трясины смердит так, что лошади близко к ней не подходят. Потом, сейчас не лето. К другому берегу по хляби добираться не меньше получаса, а за такой срок при сегодняшнем морозе коней ничего не стоит застудить и на тот свет отправить.

Урядник, сопровождавший командира сотни, словно тень, громко кашлянул, и тот, прекрасно изучивший привычки своего ближайшего помощника, спросил:

— Чего тебе?

— Думка имеется. Верно, в такую погоду коней в болоте сгубить можно запросто. Только можно и нет. Що такое добрая наливка? Истинный клад: при жаре холодит, в мороз душу и тело греет, благодать и отвагу им придает. Так не пожалеем ее для нужного дела. Разотрем ею коней как следует, дадим маленько самим хлебнуть, щоб храбрей стали и болотного запаха вонючего не страшились. И двинемся с Божьей помощью на тот берег. Там снова разотрем их наливкой и погоним во весь скок. Такой маневр мы не раз на Кубани и Лабе проделывали, когда в набеги на немирных черкесов ходили. Наши деды этим способом еще на Сечи пользовались.

— Это реально, сотник? — поинтересовался прапорщик.

— Мыслю, что да. На скольких лошадей наливки хватит? — спросил командир сотни у урядника.

Тот озабоченно наморщил лоб, засопел носом.

— Сейчас прикину. Один бочонок хлопцы на мосту уже выпили. Жаль, що клятая баба помешала и нам сделать это, — вздохнул он. — Еще один бочонок оставим для казаченек, которые отправятся вброд на тот берег. Чем они хуже коней, щоб трезвыми в болоте мерзнуть и смрад нюхать? А трех оставшихся хватит лошадей на сорок-пятьдесят, — подвел итог собственным рассуждениям урядник.

— Напоишь пятьдесят. Чтоб и казакам поменьше досталось, и коням легче на похмелье с непривычки было, — усмехнулся сотник. — Приступай к делу.

Владимир Петрович с интересом наблюдал, как полусотня отобранных для переправы казаков старательно растирали тряпками, смоченными в наливке, крупы и ноги скакунов. Как затем урядник, намазав губы своего коня наливкой, ласково, но настойчиво заставил его облизать их и повторил эту операцию несколько раз. А когда на глазах повеселевший жеребец сам потянулся к мокрой от наливки руке хозяина и принялся жадно слизывать с нее ароматную и сладковатую жидкость, урядник поставил перед ним наполненную хмельным зельем бадью.

Через несколько минут цепочка всадников, чьи кони оглашали окрестности неестественно радостным и звонким ржанием, виднелась среди болотной жижи. Впереди рядом с урядником ехал Владимир Петрович, а сотник с оставшимися казаками должен был догнать их после восстановления моста.

— Капитан, за спиной снова казаки, — сообщил Мишель, останавливая коня возле командира отряда.

— Далеко?

— Самое большее — в получасе хорошей скачки. Нашему арьергарду удалось ускакать от них лишь потому, что драгуны имели запасных лошадей.

— Сколько казаков?

— Полусотня.

— Плохо. Значит, Сези смог только уменьшить их число, а не избавить нас от погони. Правда, людей у нас примерно столько же: два десятка верхом и сорок возницами на санях. Однако казаки есть казаки, и открытого боя с ними нам не выиграть. Остается одно — опять хитрость. Но на этот раз я сам преподнесу русским сюрпризец. Скажите, лейтенант, на сколько саней можно поместить все бочонки с лилиями?

— Думаю, на шесть-семь.

— Постарайтесь уложить на шесть и оставьте в каждых на всякий случай по паре бочонков с настоящим порохом. Как только сделаете это, скачите с шестью санями что есть сил вперед: место условленной встречи с генералом Жювом рядом и вам известно.

— А вы, капитан?

— Пока задержусь здесь. Но думаю, что скоро мы снова будем вместе, — загадочно усмехнулся командир отряда. — А сейчас прикажите остановиться и объявите большой привал. Можно даже распрячь лошадей и развести костры.

У Мишеля от изумления глаза полезли на лоб.

— Но ведь казаки… — начал было он, но капитан не позволил ему договорить.

— Выполняйте приказ, лейтенант, — грубо оборвал он Мишеля. — И не забудьте напомнить солдатам, что чем быстрее они перегрузят поклажу, тем скорее смогут отдохнуть…

Проводив глазами шесть тяжело груженных саней, исчезнувших за ближайшим поворотом, капитан подошел к единственному оставшемуся с ним офицеру.

— Жак, я возьму сержанта с парой солдат и осмотрю предстоящий после привала маршрут. Пока не вернемся, никуда не трогайтесь.

Доскакав до изгиба дороги, за которым их не могли видеть отдыхавшие товарищи, капитан приказал спутникам остановиться и кратко изложил им суть предстоящего дела. Он хорошо знал, кого брать с собой, потому и не услышал в ответ ни одного отказа либо какого возражения. Привязав лошадей к деревьям, капитан с солдатами взобрался на заросший кустарником пригорок, с которого полностью просматривался оставленный ими привал.

— Стрелять только по моей команде, — еще раз напомнил капитан, присаживаясь в кустах на корточки и поворачиваясь лицом к ветру.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как вдали на дороге показалось снежное облачко, превратившееся вскоре в колонну всадников. До слуха капитана донеслись два ружейных выстрела, которыми предупреждали отдыхавших французов об опасности дозорные, после чего к обозу прискакали и они сами. С пригорка было хорошо видно, как охваченные паникой драгуны стремглав бросились к распряженным лошадям, принялись торопливо запрягать их в сани. Однако капитан предусмотрительно выбрал место для привала в стороне от дороги среди деревьев, приказав поставить сани вплотную друг к другу. Поэтому в поднявшейся суматохе их оказалось не так просто растащить и запрячь. Десяток вскочивших на лошадей французов, решив бросить обоз на произвол судьбы и помышляя лишь о собственном спасении, ринулись напрямик сквозь кусты и сугробы к дороге. Однако было поздно: на ней уже виднелись казаки.

Соскакивая на ходу с коней, потрясая в воздухе искрящимися на солнце саблями, они широким полукругом, увязая по колени в снегу, двигались к обозу. От саней и костров навстречу им грянул нестройный залп, трое или четверо русских упали. На этом сопротивление французов прекратилось: побросав оружие, они подняли руки. Достигнувшие обоза казаки густо облепили сани, стали срывать покрывавшую груз парусину, возиться среди поклажи. Капитан выждал, пока к саням подоспели отставшие казаки, и сбросил с плеча ружье. Удобно устроил ствол в развилке куста, прицелился в ближайшие сани. Повернулся к драгунам, тоже припавшим к ружьям.

— Огонь! — и выстрелил первым.

Велев поставить сани как можно теснее друг к другу, капитан преследовал две цели. Первая: чтобы взрыв даже единственного бочонка с порохом неминуемо вызвал детонацию не только в своих санях, но и на рядом стоящих.

Этот замысел блестяще удался: во время казачьей атаки место привала не смогли покинуть ни одни сани. А два взрыва, грянувших после залпа четверых французов с пригорка, тотчас переросли в бушующее море огня и дыма.

— Урядник, собери уцелевших, — приказал Владимир Петрович, когда взрывы стихли.

Урядник, который теперь неотлучно находился с прапорщиком и только поэтому избежал участи товарищей, захвативших обоз, не тронулся с места.

— Некого собирать, ваше благородие, — угрюмо пробасил он. — Из всей полусотни остались мы с вами. Не считая тройки хлопцев, що скачут позади в дозоре. А из людей, що оказались возле обоза, ни один не спасся. Ни наш, ни ихний… всех на куски пошматовало.

— Значит, пятеро, — отвечая собственным мыслям, произнес Владимир Петрович. — Маловато, но… Дождемся своих и вперед.

— Вперед? — удивился казак. — Это куда? Ни обоза, ни францев уже нет, все в огне сгинуло.

— Нет, не все. Смотри, — и Владимир Петрович указал на слабо различимые санные следы, присыпанные падающим снегом. В отличие от тех, что сворачивали к развороченному взрывами месту сбоку дороги, эти продолжали бег дальше по зимнику. — Так что, урядник, наш путь еще не закончен.

Казак внимательно всмотрелся в следы, присвистнул.

— Хитры францы! Сполна расквитались с нами за мост. Только наших сабель им все едино не миновать.

Дождавшись дозорных казаков, прихватив на каждого всадника еще по скакуну, оставшемуся от погибших товарищей, маленький отряд поскакал по оставленным санями следам. Со сменными лошадьми скорость погони возросла, и вскоре урядник указал прапорщику на окутанную паром кучку свежего лошадиного навоза.

— Догоняем, ваше благородие, — обрадовано сообщил он. — А потому ухо надобно держать востро.

Теперь преследователи скакали не тесной группой, как прежде, а растянулись жиденькой цепочкой. Курки их ружей и пистолетов были взведены, сами конники готовы к любой неожиданности. Урядник не ошибся: уже за следующим поворотом дороги впереди между деревьями мелькнули силуэты нескольких саней и скакавших рядом с ними французов. Однако была замечена и погоня: санные упряжки сразу ускорили бег, а все всадники переместились в хвост маленького обоза. В их руках появились ружья, и над головами преследователей засвистели пули.

— Шесть саней с возницами и пятеро конных, — подсчитал врагов урядник. — Примерно по паре францев на каждого нашего. Ничего, сдюжим.

Французы, стараясь держать казаков на возможно дальнем от саней расстоянии, вели на скаку частый огонь. Одна из пуль вскоре нашла жертву, и преследователей осталось четверо. Помянувший от злости одновременно Господа Бога и дьявола урядник вихрем подлетел к Владимиру Петровичу, категорически запретившему вести ответную стрельбу. Прапорщик сделал это из опасения, что какая-либо шальная пуля может угодить в находившийся в санях бочонок с порохом. И в результате случится то, свидетелем чего он недавно оказался, когда от нескольких пуль вмиг исчезли десятки саней и около сотни людей. С тем весьма существенным добавлением, что теперь в пламени и грохоте взрывов будет навсегда уничтожено и бесценное содержимое бочонков с лилиями.

— Надобно давать сдачи, ваше благородие, — прохрипел казак — Иначе перестреляют нас, как куропаток. А за поклажу не тревожьтесь: наш Степан за сотню шагов подкинутую шапку на полном скаку пулей прошивает. И немудрено: покуда в безлошадных числился, не один год в пластунах пешедралом пылюку глотал да заместо сабли кинжал таскал.

Владимир Петрович знал, что пластунами именовалась казачья пехота, в своем большинстве состоявшая из станичной бедноты. Не имея средств приобрести отвечающего жестким стандартам строевого коня, они были лишены возможности служить в конных полках. Прапорщику было известно и то, что пластуны выгодно отличались от обычной армейской пехоты своим непревзойденным умением вести разведку и устраивать засады, никто не мог соперничать с ними также в несении службы сторожевого охранения и искусстве меткой стрельбы. И Владимир Петрович решил рискнуть.

— Хорошо. Но предупреди своего пластуна, чтобы стрелял только в конных и наверняка.

Урядник подскакал к одному из казаков, наклонился к его уху. Затем, не обращая внимания на французские пули, они вдвоем вынеслись вперед, дождались сравнительно прямого участка дороги, разом остановили лошадей. Бывший пластун, откинувшись в седле назад, вскинул к плечу ружье и стал медленно водить стволом, насаживая на мушку намеченную цель. Выстрел — и один из французов, взмахнув руками, повалился наземь. Скакавший рядом всадник замедлил бег коня, нагнулся с седла над упавшим. И тотчас урядник быстро протянул Степану свое заряженное ружье. Еще выстрел — и второй француз рухнул на дорогу. Остальные, оглянувшись на выстрелы и не обращая больше внимания на поверженных товарищей, пришпорили лошадей и спешно догнали обоз.

Два казачьих выстрела, из которых ни один не пропал напрасно, произвели на французов, по-видимому, должное впечатление, потому что они сразу изменили тактику. Пара замыкавших обоз саней остановилась, возницы спрыгнули на землю. Спешились и трое уцелевших всадников, двое из которых заняли места в опустевших санях. Сани с новыми возницами снова умчались вперед, а оставшиеся на зимнике пешие французы шмыгнули с дороги за ближайшие деревья, укрылись за ними. И почти тотчас по преследователям оттуда грянул залп. Забилась на снегу раненая казачья лошадь, урядник, чертыхнувшись, схватился за пробитое пулей плечо. Круто развернув коней, преследователи тоже свернули в лес, соскочили на землю и принялись отвечать французам огнем.

— Плохо дело, — скрипнул зубами урядник. — По дороге теперь не поскачешь — францы мигом на тот свет спровадят. А покуда их перебьем, саней и след простынет. Тем паче, що день к вечеру клонится. Полагаю, ваше благородие, обход шукать надобно. Нехай хлопцы с вражьим прикрытием перестрелку ведут, а мы с вами опять на хвост обозу сядем.

Владимир Петрович огляделся по сторонам, вздохнул.

— Где найдешь этот обход? Слева от зимника — трясина, справа — овраги да бурелом. И обхода не сыщем, и коням ноги поломаем.

— Верно, ваше благородие, самим нечего в лес соваться. Как говорится, не зная броду, не суйся в воду. Только совсем недалече я на опушке избенку приметил. Мыслю: лесник в ней обитает. Он и укажет нужную дорогу в обход францев, що преградили нам путь по зимнику.

Предложение было разумным, и Владимир Петрович не стал возражать. Вскочив на лошадей и прихватив с собой одну из запасных, он и урядник поскакали по зимнику назад и вскоре очутились у замеченного казаком жилища. Это действительно оказался дом лесника, и его хозяин, крепкий мужик с рыжей бородой по пояс, охотно согласился им помочь. Сунув за кушак топор, он взгромоздился на приведенную для него лошадь, и тройка всадников углубилась в лес.

Выросшему в здешних местах и знающему окрестности как собственные пять пальцев леснику ничего не стоило обогнуть стороной звучавшие на зимнике выстрелы и снова вывести спутников уже позади французского прикрытия.

— Может, ударим францам в спину? — предложил урядник, глядя на прапорщика. — И поскачем вдогонку за обозом вчетвером?

— Нет, — твердо отрезал Владимир Петрович. — Уже начинает темнеть, поднимается ветер. Задует поземка — ночью никаких следов не сыщешь. У меня другой план. Скажи, отец, далеко ли ближайшая деревня? — спросил он у лесника.

— Недалече. Полтора десятка верст.

— Молодые крепкие мужики в ней имеются?

— А как же? И не один десяток.

— Вот и возьмем их себе на подмогу. Вперед!

Однако плану Владимира Петровича не суждено было осуществиться. Горстка французов смогла правильно оценить таившуюся для них в случае разоблачения в многолюдной деревне опасность, предпочтя не появляться в ней вовсе. Перед самой околицей, на взгорке, с которого хорошо были видны огни раскинувшейся вдоль зимника деревни, следы саней сворачивали на неширокую, петлявшую между деревьями просеку.

— Что за дорога? Доходит ли до тракта? — спросил прапорщик у лесника.

— Дорога как дорога. Только у басурмана на ней промашка вышла, — ухмыльнулся в широкую бороду мужик. — Поскольку никуда она его на санях не выведет.

— Как это не выведет? — не понял Владимир Петрович. — Всякая дорога куда-то ведет или что-то соединяет.

— А эта не выведет, — упрямо повторил мужик. — Эту просеку окрестные селяне рубили для нашего барина. Большой он у нас охотник и рыболов. Особливо зимой, когда чем иным занять себя нечем. А тут рядом в лесу озеро, рыбой богатое. Вот барин и заставил мужиков проложить к нему среди болот и оврагов удобную для проезда при всякой погоде дорогу.

— Далеко до озера?

— Напрямик верст пять, по просеке — втрое больше.

Владимир Петрович быстро прикинул в голове сложившуюся ситуацию: вскоре французы очутятся на озере и поймут, что оказались в ловушке. Чтобы выскользнуть из нее, у них будет два выхода. Первый: возвратиться назад и рискнуть все-таки проскочить по зимнику через деревню. Второй: двинуться от озера к тракту напрямик через лес или по какой-нибудь тропе. В случае если беглецы решат возвратиться, самое разумное остаться на месте и устроить им засаду на просеке. Но если они выберут второй вариант, необходимо как можно быстрее обнаружить их след.

Получалось, чтобы действовать наверняка, преследователям надлежит продолжать погоню до тех пор, покуда французы не окажутся в пределах их зрительной видимости. Скакать за беглецами по просеке нельзя: вдруг они осмелятся возвратиться к зимнику? Тогда, в случае обнаружения преследователей первыми, они устроят засаду сами. Значит, необходимо двигаться к озеру через лес.

— Веди к озеру кратчайшим путем, — приказал прапорщик леснику…

Озеро открылось перед ними внезапно. С высокого, полого спускавшегося к замерзшей воде откоса, на который они выехали их леса, оно хорошо просматривалось во всю ширь. Уже стемнело, в небе сияла полная луна. И Владимир Петрович с гулко застучавшим сердцем увидел посреди матово отсвечивавшей ледяной поверхности озера вереницу саней и две расхаживающие подле них фигуры. Остальные французы виднелись передвигающимися черными точками на противоположном от преследователей заснеженном берегу. «Ищут исчезнувшую просеку», — догадался прапорщик

— Все как нельзя лучше, — радостно проговорил урядник. — Перекроем францам дорогу назад и первыми ударим в упор из засады. Свалим каждый по паре ворогов из пистолетов, остальных сграбастаем в полон. Верно мыслю, ваше благородие?

— Верно, урядник. Поэтому, как только французы тронутся обратно, сразу в засаду к тем кустам, — указал Владимир Петрович на заросли молоденьких елочек сбоку от просеки.

Однако французы не торопились покидать озеро. Через полчаса к саням вернулись четверо тех, что искали пропавшую на льду озера дорогу. Собравшись в кружок, беглецы некоторое время стояли вместе. «Решают, как поступить дальше», — подумал Владимир Петрович. Закончив совет и вскочив каждый в сани, французы развернули их не к просеке, а погнали к левому берегу, откуда ближе всего подступали к середине озера торчавшие надо льдом сухие метелки прошлогоднего камыша.

Остановив сани и поставив их вплотную друг к другу, беглецы торопливо распрягли лошадей и отогнали подальше к берегу. Сбросив с поклажи парусину, французы сняли с каждых саней по два бочонка, принялись раскатывать их по льду в разные стороны. Через несколько минут сани оказались внутри широкого круга из расставленных на одинаковом расстоянии друг от друга дюжины бочонков.

Еще не улавливая смысла происходящих на его глазах действий, Владимир Петрович, тем не менее, с интересом за ними наблюдал. Вот французы разошлись, охватили сани и круг бочонков живым кольцом. Сняли с плеч ружья, легли на лед, и до слуха прапорщика донеслась приглушенная расстоянием трескотня выстрелов. Тотчас темноту ночи разорвали несколько ярко-багровых вспышек и тишину леса нарушили гулкие взрывы. Когда пороховой дым рассеялся и улеглась снежная пыль, Владимир Петрович снова увидел шестерых врагов. Сбившись тесной кучкой, они стояли на краю огромной полыньи с плававшими посреди нее двумя испещренными трещинами льдинами. На одной, завалившись на бок и задрав, полозья, виднелись единственные не очутившиеся в воде сани. Но вот льдина качнулась, ее край с санями погрузился в озеро, и, когда льдина выпрямилась, на ней ничего не было.

Прапорщик еще не пришел в себя от изумления, а французы уже направились к лошадям, принялись разбирать поводья. Внезапно в их группе затрещали пистолетные выстрелы, и Владимир Петрович увидел, что четверо беглецов неподвижно лежат на льду. Оставшиеся в живых, хватая мертвых за ноги и волоча тела по льду, сбросили трупы в полынью, вскочили на коней. Стук копыт — и двое всадников, держа в руках поводья от запасных лошадей, исчезли в поглотившем их ночном лесу.

Только тут прапорщик до конца уяснил смысл событий, которые ему пришлось наблюдать на льду озера. Французы, очутившись в ловушке и не рискуя возвращаться на зимник, решили попросту спрятать на время свой драгоценный груз в надежное место, окончательно сбив этим погоню со следа исчезнувшего таким образом обоза. Выбрав мелководье, о чем свидетельствовали далеко шагнувшие от берега к середине озера камыши, они утопили помеченные рисунком лилии бочонки. Вслед за золотом на дно отправились и четверо солдат-исполнителей, ставших после осуществления операции ненужными и даже опасными свидетелями теперешнего местопребывания русских сокровищ.

Сейчас, похоронив тайну обоза в воде, двое французов спешили к тракту, по которому двигались отступающие колонны их соотечественников, чтобы вернуться к озеру с ними. Взломав лед, который должен был затянуть к тому времени полынью, французы поднимут со дна бочонки и вновь станут обладателями ускользнувших на короткое время из их рук чужих богатств.

Владимир Петрович был уверен, что смог не только верно понять смысл произошедших на его глазах событий, но и безошибочно проникнуть в дальнейшие замыслы ускакавших французов. А коли так, следовало принять неотложные меры, дабы помешать врагу в осуществлении его плана. Вытерев ладонью вспотевший от волнения лоб, прапорщик глянул на лесника.

— Куда ведет тропа, по которой ускакали французы?

— Кто знает, — пожал плечами мужик. — Для саней и телег дорога к озеру и обратно одна — только по просеке. А для пешего и конного — сколь угодно. Не одному же барину зимой рыбкой баловаться, — лукаво ухмыльнулся он. — Почитай, от каждой окрестной деревеньки мужики к озеру свою стежку протоптали. Так что супостаты куда угодно поскакать могут.

— Даже на тракт?

— И на него тоже. Прямой тропы, конечно, от озера к нему нет, а вот от соседней деревни дорога накатана. Скачи по ней, никуда не сворачивая, и аккурат на тракте очутишься.

— Близко до него?

— Пяток верст до деревни и два десятка от нее. На хорошем коне да еще с подменой — сущая безделица.

Владимир Петрович опустил голову, задумался. Но сколько ни размышлял, выход из сложившегося положения ему виделся один. Он снова поднял глаза на лесника.

— Поскачешь обратно к зимнику и разыщешь на нем казаков. Скажешь сотнику, что прибыл от меня, и доложишь обо всем, что видел на озере. Пускай ведет казаков немедля к нам, а мы с урядником станем поджидать вас на этом месте. Как думаешь, успеем опередить французов, ежели вздумают пожаловать сюда с тракта?

Лесник почесал затылок.

— Надобно поспеть. На зимник поскачу напрямик по нашим старым следам и буду там мигом. А вот когда Господь сподобит повстречать казаков — дело иное.

— А ты ищи казаков, а свою старуху или внучат отправь в деревню за мужиками, — подсказал урядник. — Нам все едино, кто из наших первыми на озеро пожалуют. Главное, щоб подмога раньше францев подоспела и не с голыми руками была.

— Так и сделаю, — пообещал лесник. — До новой встречи и Бог в помощь, — сказал он на прощание, одной рукой крестя лоб, а другой разворачивая лошадь мордой от озера.