"Как научиться разбираться в людях" - читать интересную книгу автора (Едигес Аркадий Петрович)

Глава II ЭПИЛЕПТОИД

Не будем путать эпилептоида с эпилептиком, как не путали паранойяльного с параноиком. Эпилептик и параноик – психически больные люди. На всякий случай скажу для непосвященных, что есть гении и среди эпилептиков, и среди параноиков, так что не следует снисходительно улыбаться по их поводу.

Великий психиатр и философ Карл Ясперс вообще считал психопатологическую психику иной формой существования психики, инобытием психики, другим, но равноценным ее состоянием.

И в самом деле, наши сновидения, например, для нас во сне равновелики по отношению к нашему реальному самосознанию. То же и с психопатологическими состояниями. Так что давайте не будем. Но все же и путать не будем, как я уже сказал, эпилептоида с эпилептиком.

Мы обсуждаем все психотипы в основном в рамках нормы. Помните о "рисунке личности"? Но надо иметь в виду, что представители психотипа могут оказаться акцентуантами и даже психопатами.

Почему же все-таки эпилептоид сходно звучит с эпилептиком? Эпилепсия проявляется в судорожных припадках, а эпилептоид взрывчат – тоже вроде бы припадки гнева. Эпилептоид бывает злобен, как эпилептик, злопамятен, как эпилептик, скрупулезен, как эпилептик… Конкретен, как эпилептик! Но, во-первых, только именно как, а во-вторых, главное, у эпилептоида нет эпилепсии. В этом и заключается существенное различие.

Одной из базовых черт, от которой зависит многое в эпилептоиде, является любовь к порядку. И как частное ее проявление, согласно логике психотипа, – любовь к порядку в вещах. А это проявляется, в свою очередь, в том, что эпилептоид любит, чтобы стулья стояли ровно, в линию, чтобы ключи не валялись в ящике, а висели на специально устроенной витринке, каждый на своем месте, чтобы все нужные инструменты были под рукой.

Как видим, эпилептоид блюдет целесообразный в общем-то порядок, в противовес куда менее прагматичному порядку психастеноида. Психастеноидка вытирает, например, свежий слой пылинок, а через полчаса будет то же самое. Эпилептоиды (и психастеноиды) в плане аккуратности отличаются от других психотипов. Паранойяльный человек меньше следит за порядком, а шизоид тем более. Часто и у истероидки все в "художественном" беспорядке: "Ой, когда тороплюсь в бизнес-клуб, ничего не успеваю…"

Итак, эпилептоид любит порядок в вещах. Но, что более важно, он любит заставлять людей наводить этот порядок в вещах – тоже базовая черта. Если у кого-то в доме стулья стоят неровно, это его очень нервирует. А если нет на своем месте ключа и надо рыться в куче других ключей и наугад отыскивать нужный – это уж просто выводит его из себя. И вот он заставляет других наводить порядок.

Эпилептоид любит порядок и в отношениях между людьми. Он сам чаще всего женат и не терпит, когда другие неженаты, а занимаются любовью просто так. Это его термин – "беспорядочные половые связи". А беспорядочные – это уже и непорядочные. Эпилептоид – морализатор.

Он всех приучает к порядку: чтобы стулья ровно ставили, чтобы на столах и в бумагах было все на своих местах, чтобы половые акты были два раза в неделю, не чаще, чтобы вовремя являлись на пятиминутки, чтобы не зевали и не кашляли, когда выступает начальник, без доклада чтобы не входили.

Эпилептоид не просто любит наводить порядок в отношении людей к вещам и в отношениях людей между собой. Ему нравится наводить ужас на тех, кто не очень соблюдает порядок. Если где-то порядок нарушен, для эпилептоида это криминал, он чувствует, как в нем медленно нарастает глухое раздражение. Потом начинается ворчание, а вслед за этим разражается буря..

Он ругает за беспорядок, подчас нагромождая злые эпитеты: хамы, лжецы, клятвопреступники, развратники, грязнули, проститутки, воры, грабители… Угрожает возмездием, потрясает кулаками, стучит по столу.

Это объясняется тем, что эпилептоид, как и паранойяльный, очень агрессивен. Я уже говорил, что в любви к порядку он схож с психастеноидом. Но эпилептоид отличается именно агрессивным принуждением соблюдать и наводить порядок – в большей степени в области человекоотношений, чем в мире предметов. Психастеноид сам чтит и соблюдает порядок в вещах и в отношениях, но не может потребовать этого от других так, как это делает эпилептоид.

Характерно, что эпилептоид любит наводить порядок, предписанный кем-то со стороны, другим эпилептоидом или, что более часто, – паранойяльным. И зачастую это порядок, пришедший из прошлого. Эпилептоид – традиционалист, более того – консерватор.

Я сказал "со стороны" и "из прошлого". Но в этой формуле более значимо "со стороны", чем "из прошлого". То есть порядок, который он не сам придумал; а заимствовал у кого-то из прошлого или хотя бы со стороны.

Nota bene: эпилептоид не может идти за одиноко инакомыслящим пророком, это выше его сил. Но когда идеи, рожденные пророком, набирают силу, становятся идеями "из грядущего" – тем, чему надо служить, как традициям, и когда он уверовал в эти идеи, то служит им тоже очень ревностно.

Неофитами, то есть новообращенными в веру, также были эпилептоиды, и известно, что не было более преданных новой вере, чем неофиты. Грядущее здесь выступает как некая/неиз-бежность, коей надо служить, такая же неизбежность, как и история, которую уже не перепишешь. В большой команде эпилептоид тоже может работать на изменение порядка, но как бы с позиции исторического развития, то есть тоже поддерживает порядок хода истории. Помните, у Маркса: коммунизм неизбежен, но надо его вводить. Вот согласно такой логике и эпилептоид может стремиться к изменению существующего порядка. Но чаще эпилептоиды деятельны и энергетичны в деле именно поддержания порядка, в то время как паранойяльные деятельны и энергетичны в деле изменения порядка. Эпилептоид стремится распространить традиционный порядок на будущее, чтобы и дальше все было как есть.

Сделаем отступление. Меня все время подмывает излагать материал, как вы, наверное, обратили внимание, в несколько ироничном ключе. Но это в общем-то для того, чтобы запоминалось легче, а не для того, чтобы каждый психотип заклеймить. Ведь вот если посмотреть на дело с другой стороны, то и неупорядоченные половые связи, и гурьбой стоящие стулья, и "без доклада", и кашлять – это все действительно не так уж хорошо. Я рассчитываю, чтобы читатель сам делал поправки в сторону плюсов, если меня будет заносить мое злословие.

У эпилептоида оно прагматическое, четкое, ясное, понятное всем людям. Он хорошо структурирует свои высказывания, разлагает их на простые фразы. Он не злоупотребляет вводными предложениями и деепричастными оборотами. Логика его последовательна и проста. Впрочем, эпилептоид, как и паранойяльный, может выкручивать логике руки с помощью заимствованных аргументов. Но он, как правило, не одинок в своих заблуждениях, такими же заимствованными аргументами пользуются многие окружающие его люди. Он последним сдает свои идеологические бастионы или не сдает их вообще, оставаясь в идеологических шорах.

Но идеология идеологией, а жизнь жизнью. В целом эпилептоид пользуется простой заземленной логикой здравого смысла. Когда ему кто-то дает напрямую правильные логические ходы, он вынужденно соглашается. Но, в отличие от истероида, который с легкостью пренебрегает тем, что его уличили в логической передержке, он начинает мучиться несоответствием своего поведения тому, к чему пришел в своих размышлениях на базе здравого смысла.

Так было со многими не руководящими коммунистами в эпоху "застоя". С одной стороны, коммунистическая идеология, семьдесят лет под лозунгом "Правильной дорогой идете, товарищи!", а с другой стороны, пустые полки и анекдоты про геронтократических вождей.

В этой ситуации некоторые эпилептоиды ломались. И шарахнулись в другую пропасть.

Современный эпилептоид, впрочем, все ставит на позитивистскую основу: что вижу, то и говорю. Он трезв. Ему не мерещатся дальние горизонты. Сейчас у него подорвано доверие ко всем идеологиям, его раздражает и возрождение царских гербов, и упрочение религии, и разные там департаменты, мэрии, муниципалитеты. Современному эпилептоиду чужда эзотерика, чертовщина, трансцендентальность. Он не легковерен. Он требует доказательств. Он не верит экстрасенсам, он верит хирургам, потому что он сам по сути своей хирург.

Со всем строем эпилептоидного мышления связан характер ассоциаций эпилептоида. Они у него стандартны. Если ему дать тест незаконченных предложений, то слова "столица нашей родины…" дополнятся у него неизменным "Москва". А ведь есть и другие варианты: "очень большая", "обновляется"" и др-р-р-р…

Говорят о том, что мышление эпилептоида конкретное, ситуативное, он не размышляет на уровне высоких философских категорий. Его, как и паранойяльного, мало интересует разница между агностицизмом Канта и агностицизмом Юма. Его больше интересует, куда девались шахтерские деньги, кто виноват и что делать.

В мышлении эпилептоида (как и у паранойяльного) превалирует целеполагание. Оно работает на цель, сам процесс мышления, побочные его продукты не интересны для него. Он, как и паранойяльный, отбрасывает их без рассуждений, если они противоречат основной цели – доказательству принятой ранее (чужой) идеи, в крайнем случае он их опровергает но не останавливается на противоречащей мысли, не разрабатывает ее. Сравним с шизоидом. .

У того процесс мышления протекает свободно; если возникло противоречие, он развивает противоречивые мысли с интересом, но более или менее бесстрастно. Для шизоида важен процесс, а не результат.

А для эпилептоида, как и для паранойяльного, важен результат, а процесс даже тягостен.

В мышлении эпилептоида интересна и важна такая особенность. Он не видит альтернативных вариантов. Те программы, которые ему даны паранойяльными, он принимает и закрывается от влияния других идей со стороны. В этом отношении он похож на паранойяльного, которого характеризует та же узость, но по отношению к своей, втемяшевшейся ему в мозг мысли. Шизоид и гипертим в этом отношении совершенно свободны: может быть так, может быть эдак. Только шизоид сам порождает все альтернативы, а гипертим их заимствует. Но ни тот, ни другой не мучаются при выборе. А вот психастеноид, видя перед собой множество вариантов, мучается, не зная, какой предпочесть, а остановившись на каком-то одном, снова мучается от неуверенности, правильно ли сделан выбор.

Эпилептоид разумно решителен в принятии решений. Решение принято и выполняется. Эпилептоиду как нельзя лучше подходит пословица "семь раз отмерь, один раз отрежь". Он так и делает. Интересно в этом плане сравнить эпилептоида с паранойяльным, который один раз отмерил и один раз отрезал. И заглядывая вперед, продолжим: гипертим ни одного раза не отмерил, а семь раз отрезал. А вот психастеноид – о, психастеноид! – запомним это – семь раз отмерит и ни одного раза не отрежет.

Эпилептоиды – маловнушаемые в общепринятом психотерапевтическом смысле люди. Отдельный человек, будь то "сам" Кашпировский или "сам" Чумак, не сможет внушить ему программу, противоречащую его взглядам. Это практически невозможно, он поддается внушению, идущему только от большой партии и ее вождей; тогда он испытывает благоговейный трепет. Но и в этом случае его внушаемость возможна только в русле уже избранного им направления. И если говорить о гипнотической внушаемости, то тоже можно сказать, что эпилептоид не очень-то гипнабелен (вот истероиды, сензитивы, неустойчивые – другое дело). Разве что появляется легкая сонливость (сомноленция), иногда вторая степень с отдельными слабовыраженными проявлениями восковой гибкости, но до каталепсии с ее мостиками не доходит, а уж третья степень с сомнамбулическими феноменами (например, внушенными галлюцинациями) – так это вообще большая редкость.

Эпилептоид, так же как и паранойяльный, очень энергетичен, работоспособен, работает иногда без отдыха, а иногда планомерно (но не чрезмерно) отдыхает, чтобы только восстановить силы и работать дальше.

Спят они больше, чем паранойяльные, не урывками, чаще в обычном ритме, положим, с двенадцати до семи, но если надо, то встанут по первому требованию жизни, могут и долго не спать, потом отсыпаются (паранойяльные не отсыпаются). Если паранойяльный держит телефон около постели и хватает трубку после первого же звонка, то у эпилептоида телефонный аппарат обычно стоит на письменном столе, и он, пробудившись после третьего звонка, идет к аппарату и берет трубку после пятого – шестого звонка. Все же берет, а не говорит себе сквозь сон (как это делает истероидка): "А ну их к черту, так хочется спать, что за нахалы, завтра позвонят, если надо".

Эпилептоиды малоэмпатичны, то есть плохо чувствуют другого человека, его состояние, горести, вообще малочувствительны к чужому горю. Если ребенок у эпилептоида поранил пальчик, он скажет: "Ничего, пусть привыкает к ранам, на войне не то еще будет". Если эпилептоид – хирург (а хирурги чаще рекрутируются именно из эпилептоидов), то он меньше, чем можно было бы, заботится об обезболивании – пусть пациент потерпит. Эпилептоид – не единственный из психотипов, у которого плохо с эмпатией. Все агрессивные типы не слышат другого человека: паранойяльный – оттого, что сосредоточен на своем деле, эпилептоид – из любви к порядку, истероид – вследствие эгоцентризма, гипертим – из-за брызжущей энергии.

Эпилептоид поэтому должен говорить себе: человек дороже порядка. И не один раз сказать, а повторять через каждые пять минут. Так же как паранойяльный должен напоминать себе что человек дороже дела.

Эпилептоиды склонны творить добро, но их добро как бы "по разнарядке". Если провозглашен призыв заниматься приютами для бомжей – будут заниматься. А нет призыва – он считает, что "от этих бомжей только антисанитария, интернировать их надо". (Читатель, понимай это как образ, я даю только направление, детали подскажет жизнь.) Зато добро их добротно, основательно, планомерно и результативно, в отличие от полных доброжелательности сензитивов, гипертимов и психастеноидов и в отличие от паранойяльного, который по определению не добр и может лишь выжимать из себя добрые поступки, в основном для того, чтобы их отметили, в целях собственной карьеры.

Базовые черты эпилептоида определяют его отношения с людьми других психотипов. Очень интересно понять в приложении к эпилептоиду ситуацию, которую мы описывали уже в приложении к паранойяльному. Паранойяльные люди мало-помалу обрастают адептами. Сначала истероидными: те более склонны без критики влюбляться в паранойяльных. А потом, когда идея, развиваемая паранойяльным, завоевывает определенную аудиторию, к ней начинают прислушиваться эпилептоиды. И чем больше эпилептоидов к ней приобщилось, тем больше эпилептоидов приобщается. И таким образом они становятся проводниками идей паранойяльного. Если паранойяльного человека можно назвать "вечным двигателем", то об эпилептоиде можно сказать, что он "маховик истории". И повторим еще раз ранее найденный образ: паранойяльный – это пророк, а эпилептоиды – апостолы.

Паранойяльный – это пророк, а эпилептоиды – апостолы.

Когда паранойяльный обрастет эпилептоидами, тогда держитесь все! Это его сила. Тогда можно выгнать инакомыслящих со своей кафедры. Можно отправить всех философов на одном пароходе в эмиграцию, а всех "инакопишущих" загнать в ГУЛАГ. А можно плетью выгнать торгующих из храма – ведь храм не место для торговли.

Паранойяльный с паранойяльным в одной берлоге не уживутся. А вот эпилептоиды уживаются, если приняли идею одного паранойяльного.

Эпилептоиды – это типичные партайгеноссе (товарищи по партии). Они верны партии, верны своему долгу, своим вождям.

Но эпилептоиды и просто верные товарищи. Дружба у них крепкая. Они могут дружить с горшка и до гроба. Часто дружба у них военная, окопная: афганцы или ветераны Великой Отечественной. Эпилептоиды друзей не меняют, не изменяют им, в отличие от гипертимов и паранойяльных. Жене изменить могут, другу – нет. Если друг совершает подлость, изменит в дружбе, для эпилептоида это драма. Во что же тогда вообще можно верить? Они помогают друг другу в беде, в радости, в продвижении по службе.

Эпилептоиду более, чем другим психотипам, подходит пословица "старый друг лучше новых двух". Для сравнения напомним: паранойяльным подошла бы инверсия этой пословицы: "новый друг лучше старых двух". Эпилептоиды дружат избирательно. Они с трудом сходятся с новыми людьми. Это им подходит известное стихотворение Омара Хайяма:

Но если требует дело, то и сойдутся. Эта дружба основана на верности идеалу, делу, вождю. Общение с друзьями, однако, в силу занятости случается нечасто: по делу, по праздникам. Но тогда к этому специально готовятся: хороший стол, выпивка, чтобы торжественно отметить встречу.

Эпилептоид – надежный человек, он выполняет свои обещания. Психастеноид тоже надежный, но из-за меньшей энергетичности психастеноид мало что может. Паранойяльный в отли чие от эпилептоида вероломен, гипертим забывает об обещаниях и обязательствах, хотя по требованию начинает суетливо их выполнять. Истероид находит массу причин, почему не может выполнить свои обещания.

Так что эпилептоид самый надежный. Ну, не без греха, он может и слукавить, не то что психастеноид. Но психастеноид менее результативен. Так что, учитывая все это, рассчитывать можно все же скорее на эпилептоида. Самый надежный.

Эпилептоиду можно доверить тайны. Он не разнесет их "по секрету всему свету", как это сделает истероидка, и не будет просто болтать, не задумываясь о том, что раскрывает доверенные ему чужие тайны, как это сделают гипертимы.

Эпилептоид, если и испытывает желание поделиться с кем-нибудь чужой тайной, то прежде раскроет свои. А относительно тайн другого подумает так: "Если я раскрою его тайну и это до него дойдет, он не станет мне больше доверять и к тому же будет иметь ко мне законные претензии, что сильно ухудшит наши отношения, так что лучше сдержаться". А если ради дела надо включить в обсуждение сведения о ком-то, эпилептоид его спросит, можно ли, а не спросив и не получив разрешения, не будет давать информацию.

Свои тайны эпилептоид доверяет другим людям далеко не сразу, проверяет надежность друга. Он не пригласит к себе домой сразу нового знакомого, а повстречается с ним несколько раз вне дома. Потому что для него "мой дом – моя крепость". Он не расскажет о себе ничего такого, что могло бы его скомпрометировать. Если кто-то предлагает каким-либо образом, обойти даже несправедливый закон, эпилептоид много раз проверит человека на мелочах, не стукач ли. Даже с женой эпилептоид не сразу знакомит своих новых товарищей – а вдруг уведут!

Если эпилептоид все же доверил, то это означает доверие. И тогда он может "расслабиться", чем и пользуются иногда истероидные и паранойяльные манипуляторы. В отличие от эпилептоида паранойяльный практически все время начеку, он не расслабляется.

А если друг злоупотребил тайной, эпилептоид отомстит.

Вообще эпилептоид мстителен в меру. Он мстителен, потому что злопамятен. Он, правда, не станет специально подготавливать отмщение, но припомнит зло и при возможности отплатит, в крайнем случае, ударит даже лежачего провинившегося жесткими словами "а помнишь?". Отомстит открыто, а не подставив исподтишка ножку, как это может сделать истероид. Однако, если человек покается, эпилептоид простит – но не сразу. У него прощение – это процесс.

Но эпилептоид помнит добро – и без напоминаний. Мы уже говорили, что паранойяльный человек – неблагодарный. Он может даже быть вежливым и говорит формальное "спасибо", но не испытывает того чувства благодарности, какое свойственно эпилептоиду, который помнит благодеяния и умеет благодарить за них, причем действенно и активно.

Он хранит в себе чувство благодарности и при первом подходящем случае платит добром. Эпилептоид к тому же не любит быть долго в долгу, его это тяготит, и он хочет поскорее отплатить человеку или он делает ответное добро при малейшем напоминании.

Впрочем, и в том, и в другом случае ответное добро эпилептоид склонен адекватно дозировать. Особых передозировок ждать не следует. Вот гипертим, тот в ответ на одно добро делает два, но сразу, в этот же день, а чуть с глаз долой – из сердца вон. Эпилептоиду можно делать добро в "долгосрочный кредит". Для эпилептоида важно показать больше себе, чем другим, какой он благодарный человек, в отличие от и стероида, которому важнее продемонстрировать это другом людям, какой он благодарный.

Если эпилептоид видит пользу в превентивных благодеяниях – в том смысле, что они ему в конце концов тоже будут оплачены, – то он может давать такие "кредиты". А просто сеять вокруг себя добро он не станет – люди, по его мнению, такие неблагодарные.

Самого эпилептоида в неблагодарности не упрекнешь, он помнит хорошее и склонен возвращать долги, а не забывать. Но зато он часто упрекает в неблагодарности других людей, корит их, ведет счет, сколько кому он сделал благодеяний и сколько кто сделал ему. Это иной раз выглядит неблагородно, расценивается людьми как мелочность. Хотя по существу эпилептоид может быть справедлив и, по большому счету, имеет моральное оправдание: нельзя же, чтобы игра шла в одни ворота. Тем не менее эпилептоид может навредить этим себе и делу.

Ну если для дела надо, то и соврет, вернее, скроет правду. Но так, чтобы наврать с три короба – этого нет. Гипертим и истероид врут, хотя и они, как мы увидим дальше, врут по-разному. Ложь, как правило, для эпилептоида – грех.

А как у эпилептоида вообще с грехами? Вот паранойяльный, если припомнить, грешит и не кается. Заглядывая вперед, скажем, что гипертим грешит и кается, истероид грешит, чтобы каяться (это мы еще посмакуем), психастеноид не грешит, но кается. Эпилептоид же чаще не грешит и не кается.

Эпилептоид любит ставить точки над "i". Но более того, чтобы впоследствии не ставить точки над "i", он предпочитает как; бы ставить точки над "а", то есть подробно договариваться обо всем заранее, до вступления в какие-то новые отношения. Иногда это проявляется и в мелочах. В принципе эта черта целесообразна, но если она принимает гротескный, психопатический оттенок, это воспринимается как занудливость и усложняет, а не улучшает отношения с людьми.

Эпилептоид законопослушен. Он чтит букву закона больше чем дух закона. Он послушен сам и заставляет быть законопослушными других людей. Последнее ему особенно нравится, потому что он законопослушен не из трусости, как сензитив, а из почтения к закону.

Но близко к закону лежат общепринятые нормы морали. Он и их придерживается и клеймит тех, кто от них отступает. Для сравнения: психастеноид тоже уважает нравственность, но вот законы несправедливые может осуждать. Эпилептоид склонен уважать и несправедливые законы, если это законы. Поэтому можно сказать, что эпилептоид более законопослушен, чем "нравственнопослушен".

А психастеноид более послушен нормам нравственности, чем нормам закона. Кроме того, еще одна важная вещь: психастеноид более придирчив к себе, чем к другим, а эпилептоид себе кое-что и простит в случае отступления от закона и морали, но другим того же самого не простит.

Эпилептоид пусть несколько меньше, чем психастеноид, но все же любит справедливость. И любит наводить справедливость. Ведь справедливость – это порядок. Но эпилептоид очень прямолинеен в своих поисках справедливости, не чувствует нюансов (психастеноид чувствует). Ему трудно дается разрешение противоречий, трудно даются компромиссы. Поэтому противоречия часто перерастают в бурные конфликты: эпилептоид старается сдержаться, но это стоит ему большого труда, особенно если вопросы объективно острые. Это бывает опасно.

Сего точки зрения, иногда преступника надо расстрелять на месте, были бы два свидетеля. А то, что свидетели могут быть подставными, он задумается только тогда, когда ему это подскажут в ходе полемики. За убийство, по его мнению, надо казнить. А то, что убийство может быть совершено в ответ на другое преднамеренное и неоправданное убийство, это тоже не сразу приходит ему в голову.

Множество эпилептоидов пошло вслед за большевиками осуществлять диктатуру пролетариата, не задумываясь, что другие люди тоже должны иметь право голоса. Эпилептоидам следует не забывать об этом в своем рвении к справедливости и проводить глубокий нравственно-психологический анализ своей позиции.

Эпилептоид, пытаясь повлиять на человека, скорее ставит ультиматумы, чем манипулирует. Напомним, что манипуляция – это скрытое психологическое воздействие на человека. Нет, эпилептоид прояснит все, спросит мнение, сформулирует противоречие и, сочтя свое требование справедливым, поставит условие, при выполнении которого он не сделает чего-то нежелательного для партнера или даже сделает то, что желательно для того. Это и отличает его достаточно фундаментально от истероида.

Эпилептоид любит власть, любит распоряжаться, ему нравится, когда его слушают и слушаются. Но властвует он в соответствии с установленным порядком, с "табелью о рангах", не превышая своих полномочий, но и не давая другим превышать их по отношению к себе и к людям. Он не рвется к власти, как это делает паранойяльный. Но если ему ее "доверили", то он обставляет свою власть со свойственной ему основательностью: кабинет, входить с докладом, секретари, нравоучения, выговоры…

Если эпилептоид имеет определенный статус, а вы в отношениях с ним не хотите сложностей, хотите мира, слушайтесь его, и он станет вашим другом. В противном случае – недругом. Вы этого добивались?

Эпилептоиды бывают трудны в общении тем, что склонны давать отрицательные оценки – и чаще всего обоснованные. Но делают они это чересчур прямолинейно, режут правду-матку в глаза. За глаза эпилептоид гадостей обычно не говорит – это, по его мнению, нехорошо, он и не наушничает, но слушать "правду-матку" в глаза, понятно, тоже не нравится людям.

Положительные оценки людям эпилептоид дает вынужденно, когда другие высказывают объективные положительные мнения или когда от него требуют дать объективную характеристику (подчиненному, начальнику, коллеге на одном иерархическом уровне).

А спонтанные высказывания оценочного характера у него чаще всего отрицательные. При этом себя они в этом отношении оценивают положительно. Это работают бессознательные механизмы самоутверждения, желание возвыситься за счет унижения другого.

Если вы эпилептоид, сказанное не делает вас симпатичным ни в глазах людей, ни в собственных глазах. Поняли, приняли к сведению – даю совет: больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.

Больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом

Отрицательные оценки допустимы только тогда, когда нельзя без них обойтись.

Беда эпилептоида, однако, больше в том, что его отрицательные оценки переходят в обвинения. Эпилептоидам не просто свойствен обвинительный подход. Они распекают, наказывают сами, требуют от властей наказания провинившегося, чаще эквивалентного, как в Ветхом Завете: кровь за кровь, смерть за смерть, око за око, зуб за зуб. Но бывает, что и перегибают палку. Они, как и паранойяльные, склонны к суду Линча, к геноциду. Обуздывают свою агрессивность они в том случае, если общепризнанная тенденция склоняется в сторону гуманности. Или же если с ними серьезно поработают психологи, которые помогут понять, что многие решения эпилептоидами принимаются неосознанно, без глубокого осмысления. Увы, многие эсэсовцы, многие чекисты и муровцы относились именно к эпилептоидам. Жеглов в исполнении Высоцкого – яркий тому пример.

Эпилептоид категоричен, безапелляционен в суждениях, даже не касающихся оценки тех или иных личностей. Усвоенное со школьной скамьи для него непреложная истина, и тот, кто его истину не понимает, тот должен понять.

В особенности сильно это проявляется, когда мнение эпи-лептоида "подтверждено" в книгах, и чем более фундаментальны эти книги, тем более он настойчив.

Эпилептоид, как и паранойяльный, назидателен, любит поучать. Для него характерна родительская позиция по отношению ко всем, даже к старшим, а тем более к младшим и в первую очередь к своим детям, даже повзрослевшим. Нередко можно увидеть на улице эпилептоида, разбирающего конфликты чужих детей. Он из тех, кто следует призыву "не проходите мимо".

Если сравнивать эпилептоидов с паранойяльными, отметим, что они все же более терпимо, чем паранойяльные, относятся к чужому мнению, более сдержанны в его отрицании, даже если не согласны с ним. Но эпилептоиды чаще, чем паранойяльные, согласны с мнением большинства. Они и составляют это большинство.

Эпилептоид требователен и дома, и на работе. Он все контролирует, не слишком доверяет, придирчив, всегда найдет, к чему прицепиться, в этом отношении он бывает неприятен.

В отличие от паранойяльного, он чаще обоснованно требователен. Он соизмеряет свои требования с возможностями человека, с моралью и законами и сочетает это с требовательностью к себе. В то же время, если люди предъявляют к нему необоснованные требования, он стойко сопротивляется. Он умеет отказать, при этом отказ часто имеет жесткий, а иногда и грубый оттенок. Всякая требовательность и всякий отказ неприятны, а жесткость, с которой это делает эпилептоид, – особенно.

Манера влияния на людей у эпилептоида преимущественно авторитарная. Он покрикивает, строго, сухо делает замечания. Замечаний много, они часто мелкие. Он дает очень подробные инструкции, как пройти-проехать, сопровождает их чертежом. Распоряжения понятные, четкие: первое, второе, третье. А потом: повторите приказ – то есть он руководит конкретно. Сам выезжает на объекты. Это все объяснимо: эпилептоид предпочитает брать на себя ответственность и потому старается предотвратить разные непредвиденности.

Но он не дает проявить инициативу, что, понятно, людям не нравится и создает напряженность. Все же эпилептоида терпят, потому что, как правило, он ответственный и успешный человек, руководит так, что предприятие или отдел процветает или, по крайней мере, не хуже других.

Когда он оказывается в роли подчиненного, то проявляет меньше инициативы, предпочитая получать указания. Ничего сам не предлагает. Заметят его работу, позовут посоветоваться – хорошо, нет – будет работать на своем участке. Руководителям имеет смысл знать это свойство эпилептоидов и самим выдвигать их в интересах дела.

Эпилептоид, как мы уже знаем, все-таки прислушивается к веяниям времени. Ага, отмечает он, это уже во многих местах внедрено. Он может внять рекомендациям по стилю управления. Услышит с кафедры теории управления на курсах повышения квалификации, что авторитарность – это плохо, а демократический стиль – хорошо, и будет стараться: введет в свой обиход элементы демократического стиля, приструнит себя в проявлениях авторитаризма.

Многие психологи правильно подчеркивают, что характер эпилептоида трудно переделать, все равно что-то авторитарное прорвется. Я со своей стороны могу сказать, что результаты здесь прямо пропорциональны усилиям, затраченным на тренинги. Авторитарность с трудом, но преодолевается на уровне овладения психотехникой, без переделки характера (который, конечно, является и результатом генетической предопределенности, и результатом воспитания с пеленочного детства). Однако надо не только лекции прослушать и не только книги прочитать, но и, как говорится, "наездить часы". Любой начинающий водитель знает, что чем больше наездишь часов с инструктором, тем легче сдать вождение. Вот эпилептоиду и надо "наездить часы".

Эпилептоид с трудом переносит критику, хотя сам любит давать другим отрицательные оценки, но если критика объективна, справедлива, логична, конструктивна, если он видит, что его уличили, что он опростоволосился, то не будет выкручиваться, как это делают паранойяльный и истероид, а признает критику и будет стремиться исправить положение.

С этим у эпилептоидов плоховато. То есть им хватает чувства юмора в том самом простом смысле, что, когда кто-то рассказывает что-нибудь смешное, они смеются вместе со всеми, над кинокомедиями Леонида Гайдая, рассказами Зощенко или выступлениями Жванецкого. Но такое чувство юмора есть даже у дебилов. А вот юмор Анатоля Франса, например, дли эпилептоидов менее доступен. Но главное, они сами непродуктивны в плане юморотворчества. Могут рассказать свежий (а чаще устаревший) анекдот – и все, то есть юмор у них, как и у паранойяльных, заимствованный. Юмор в свой адрес эпилептоиды воспринимают крайне болезненно, злятся, иногда впадают в ярость, стремятся отомстить. Они менее злопамятны, чем паранойяльные, но все же злопамятны, а насмешка – это самое страшное для эпилептоидного самолюбия.

В ряде публикаций я уже предупреждал, что с юмором надо обращаться осторожнее, но в особенности следует учитывать это по отношению к паранойяльному и к эпилептоиду. Я даю такой совет прежде всего шизоидным людям, которые могут быть талантливыми юморотворцами, и гипертимным людям, у которых юмор неглубокий, но тоже может задевать.

Почему у эпилептоидов трудности с юморотворчеством? Чтобы увидеть смешное, надо обладать нестандартным мышлением (как у шизоида), а у эпилептоидов мышление стандартное. Поэтому и шутят они, используя банальные, "патентованные" остроты типа "У тебя в ушах чернозем", "Тебя пальцем делали". Часто это делается в рамках руководящих замечаний в адрес нижестоящих, в адрес своих и чужих детей.

А шизоид увидит сходство оттопыренных ушей с крыльями и выдаст это в виде оригинальной, но тоже неприятной шутки.

При том, что и у эпилептоида, и у паранойяльного юмор заимствованный, эпилептоид все-таки меньше, чем паранойяльный, склонен высмеивать людей.

Эпилептоид в меру соблюдает этикет, он не матерится при женщинах, как может сделать гипертим или истероид. При своих, при мужиках, выругается – это же принято, но тоже в меру, не через каждое слово, как гипертим, а через несколько фраз.

Он соблюдает общепринятый этикет, а не лощеный-изощренный, как истероид. Он не упрекнет лишний раз за несоблюдение светских правил, как это сделает тот же истероид, но соблюдения основных правил приличия он потребует.

В психотехнике общения у эпилептоида бросается в глаза такая парадоксальная вещь. Эпилептоид сдержан, но взрывчат. Что это? А вот что: он дисциплинирован, поведение его упорядоченное. Он не распускает себя, как это делает паранойяльный, гипертим и истероид, а сдерживается. Но его энергетика не уступает энергетике паранойяльного. И сдерживаться он может только до поры до времени. А там взрывается. Гнев его сокрушителен и страшен. Потом он себя корит, но не очень: ведь он не сдержался в ответ на дурной поступок.

Можно сказать об эпилептоиде и так: взрывчат, но сдержан. Это звучит еще более парадоксально. Но при этой перестановке понятий кое-что меняется. Начинаешь понимать, что эпилептоиды от своей сдержанности заболевают гипертонической болезнью с ее инсультами и ишемической болезнью сердца с ее инфарктами. У эпилептоида ситуация сдерживания воспроизводится постоянно, то есть все время: агрессивный импульс – задержка, агрессивный импульс – задержка… У него таких сеансов пятьдесят за день, и это играет решающую роль в возникновении этих психосоматических болезней, начало которых в психике, а конец, симптоматика, – в соматике (телесной сфере). Доктор Булгаков в "Мастере и Маргарите" устами Воланда провозгласил, что человек не просто смертен, но иногда внезапно смертен. Там, правда, речь шла о несчастных случаях, когда трамваем отрезало голову Берлиозу, – пусть, дескать, ни Бога, ни дьявола не забывает. Но человек внезапно смертен иногда сам по себе. Это как раз больше всего относится к эпилептоидам. Они иногда, будучи вроде бы абсолютно здоровыми, внезапно умирают.

Неожиданно возникшая перспектива ареста – ион умирает от "молчащего" инфаркта (без обычных болей в области сердца) или от инсульта. Инфаркт и инсульт, впрочем, не всегда именно смертельны, они могут искалечить, превратить в инвалида, а предваряют их другие проявления ишемической болезни сердца и гипертонической болезни на фоне атеросклероза сосудов головного мозга.

Все это эпилептоидные болезни – "сдержан, но взрывчат", "взрывчат, но сдержан"…

Сравним с паранойяльным. У паранойяльного меньше вероятность инсультов и инфарктов, так как он не сдерживает аффект, но у него больше вероятность гастритов и язвенной болезни (нерегулярно и плохо питаются). Эпилептоид же питается более или менее регулярно, ест горячую пищу, первое-второе-третье, так что у него меньше риск заболеть гастритом и последующей язвой желудка.

Эпилептоиды не слишком занимаются своим здоровьем, они не ходят по модным врачам, не ремонтируют вовремя зубы, не проводят профилактику – некогда. Но они дисциплинированно проходят диспансеризацию, если потребует начальство. Иногда, когда требуют и убеждают врачи, эпилептоиды ради профилактики начинают заниматься на тренажерах, ходят в бассейн, налаживают правильное питание. Но все это – после "второго звонка".

На конфликтогены эпилептоид чаще всего реагирует холодной напряженностью, он не сразу включается в неуправляемый конфликт, но этот конфликт близок. Эпилептоид сдерживается, сдерживается и взрывается. Он может реагировать на конфликтогены и лицемерной пристройкой снизу: дескать плетью обуха не перешибешь. Он себя сдержит. Нередко эпилептоид открывает для себя более целесообразные способы оптимального реагирования на конфликтогены. Он, как мы заметили в процессе занятий по психотехнике общения, легко усваивает алгоритмы мягкой и жесткой конфронтации и управляемого конфликта.

У эпилептоида стабильная. Ну, конечно, в гневе или при страхе он побледнеет, изредка покраснеет от стыда, но в основном сохраняет непроницаемость. Он умеет скрыть свои чувства и на уровне вегетатики, устойчив к ударам, неожиданностям. Он не паникует в случае банкротства, он знает, что можно найти выход, либо само "рассосется"; по крайней мере, можно уменьшить отрицательные последствия. И на лице – лишь легкая бледность.

В принципе эпилептоиды испытывают страх перед врагом, перед смертельно опасными ситуациями, но стараются быть собранными, приучают себя преодолевать страх и в конце концов становятся храбрыми солдатами, офицерами. Это подчинение витального страха социальным установкам – тоже результат особой социальности эпилептоида. Они сдержанны не только в проявлении агрессивности, но и в проявлении страха.

Известный писатель-диссидент пятидесятых, годов Виктор Некрасов описывал, как в первых сражениях люди испытывали медвежью болезнь, но потом привыкали к реву снарядов и свисту пуль и ходили в атаку.

Эпилептоид не просто испытывает страх и преодолевает его. Он стремится попасть в опасные ситуации. Это они часто становятся летчиками-испытателями и берутся за другие рискованные профессии. Преодолев страх сами, они стараются заставить и других преодолевать его, а если у кого-то это не получается, высмеивают, обвиняют в трусости. Такой своеобразный садомазохизм. И с другой стороны, это опять же проявление социальности их существа.

Эпилептоид их не выносит наружу. Ему трудно признаться друзьям, что изменила жена. В случае болезни он старается не обременять окружающих, не застонет лишний раз.

Прежде всего уточним, что он принципиально за семью, он муж и отец. Он дуб для рябинки, как в песне. Он опора, надежная, ответственная. Но если жена придерживается иных, нежели он, ценностных ориентации, то неизбежны конфликты. Их можно избежать, если оба они успешно пройдут тренинг по психотехнике общения и скорригируют привычки, мешающие их отношениям.

Жена-эпилептоидка практически никогда не изменяет. Это самый надежный тип женщин. И она всегда помощник мужу, будь то эпилептоид, паранойяльный или истероид. При всех недостатках эпилептоидной жены (прическа с заколками-невидимками, старомодность, неизящность) для мужей это неоценимо.

Муж-эпилептоид не уходит из семьи, но может изменять. Он очень сексуален и сластолюбив. При этом он все-таки всегда приходит ночевать домой. А если не приходит, то обеспечивает себе стопроцентное алиби, чтобы жена не волновалась.

Если гипертим изменяет жене с кем попало (с кем выпили вместе), если паранойяльный может изменить для дела, а истероидка – ради выгоды и с тем из престижных кавалеров, кто ею восхищается, то эпилептоид изменяет по любви, и он верен этой своей "измене", то есть он не меняет любовниц, а сосредоточивается на одной, ухаживает за ней. С любовницей у него отношения тоже стабильные. Она знает, что четверг – это ее день. Но она знает, что воскресенье – день семейный – и это святое. И ее ну не как жену, но все же он обеспечивает или помогает ей сколько может.

Если же, несмотря на свои измены, эпилептоид узнает, что изменила жена, то для него это трагедия. Да, вот так: сам изменяет, но если ему – трагедия. Это объясняется так называемой двойной половой моралью. Мужчина, в мнении большинства, имеет право изменять, а женщина – нет.

Один мой друг жалуется мне:

"Светка мне рога наставила. Нет, ты представляешь? Мне и рога. Ну не смешно ли?"

"Старик, ну ты ведь изменял ей, я же знаю…"

"Ну ты ж понимаешь, все мы мужики, что я, не мужик, что ли?"

"Ну, конечно, старик, понимаю".

"Вот ведь какая гадина, а ?"

Но если уж эпилептоид сам верен (а не ветрен, как истероид), тогда измена может повлечь убийство (Хозе – Кармен). А если не убьет, то, по крайней мере, побьет. Возможно и самоубийство или и убийство, и самоубийство одновременно (Отелло). Изменять, по его мнению, непорядочно – за это надо убить, это он считает порядочным. Потому что эпилептоид трудно переживает не только крах идеологии, в которую верил, но и крах отношений. Это ведь тоже своего рода крах идеологии: он верит в брак, в семью как в общественные институты. Он вложился в эти отношения, он построил их, построил дом, не то что гипертим, которому "под каждым кустом был готов и стол и дом".

С кем эпилептоиды сочетаются браком? Мужчины-эпилептоиды, понятно, предпочитают красивых пластичных истероидок. Они любят красоту, любят любоваться красотой. К тому же среди женщин вообще истероидок больше, так что даже если эпилептоида привлекает другой психотип, ему может достаться истероидка.

Этот альянс "эпилептоид плюс истероидка" насыщен специфическими трудностями. Мужчина-эпилептоид перегружен физически и психически, устает, ему не до ухаживаний за своей женой (и за любовницей часто тоже некогда ухаживать). А ей нужны ухаживания, атрибуты любви (цветы, подарки, мелкие знаки внимания, частые звонки с работы). Гораздо легче обстояли бы дела с сензитивной женой, пухленькой и робкой служанкой. Но истероидка его устраивает больше и по другим моментам. Эпилептоид высоко ценит общество и общественное одобрение. Ему небезразлично, "что будет говорить княгиня Марья Алексевна", а значит, важно, какая у него жена. Истероидка – вывеска семьи. А сензитивная женщина боится общества. Вот эпилептоиды и женятся на истероидках и стреляются из-за их измен. Или просто возникают конфликты.

Цветы, которые ей нужны, стоят дорого, их надо покупать, а он прижимист и ему некогда. Нужны гости и театры (а ему неинтересно, если это не деловое общение, и опять же некогда). А в результате – капризы, слезы, истерики, измены – замучишься. Но он предпочитает мучиться и держится за нее.

Особенно если есть ребенок, а он зависимый и любящий отец.

Крайне редко он не выдерживает и сам подает на развод. Но чаще при разводах бывает так: она уходит, а он борется за брак. Интересно и то, что в любом из этих случаев он опять выберет скорее всего истероидку, и все повторится снова.

В браке эпилептоида и истероидки конфликт типичен: прижимистость эпилептоида и расточительность истероидки. Совет: выделить истероидной жене разумную сумму и иногда дополнять ее по обстоятельствам.

У эпилептоидных родителей дети не бывают брошены в роддоме или заброшены в интернате. Типичная картина: коляска с ребенком, при ней эпилептоидный отец, готовый на все, если не дай бог какой-нибудь пьяный полезет к коляске. У эпилептоидов дети никогда не бывают безнадзорными. Нос всегда утерт, накормлены, обуты-одеты. Дети не расфранченны, но все на них добротно и целесообразно.

Но, понятно, в ходу и строгость. Эпилептоидные родители аккуратно просматривают дневник, ругают за плохие оценки, ограничивают свободу.

В детстве – свободу манипуляций с предметами, двигательную активность ("не тронь – будет больно", "не бегай – упадешь", "не влезай – убьет"). В подростковом возрасте – свободу социальных контактов (запрещают дружить с одними детьми, навязывают других).

Заставляют своих детей учиться по своему усмотрению: "Никакой музыки, пойдет в финансовый техникум". Но и помогают в учебе, регулярно ходят на родительские собрания. Часто они члены родительского комитета в школе. На людях своих детей защищают, дома же ругают, иногда, впрочем, склонны отругать и в присутствии чужих. У эпилептоидов вообще сильно выражены родственные чувства. Они склонны помогать племянникам, внукам.

Здесь эпилептоид противоречив. С одной стороны, он сластолюбец. С другой – ханжа. В каком смысле? Если что-то уже дозволено обществом, он с радостью это принимает. Но дозволено не так уж много. Тогда он либо втайне это недозволенное практикует, вслух при этом осуждая других, либо и сам себе не позволяет, и тогда становится невротиком.

Секс эпилептоида может быть стандартен или расцвечен в зависимости от его культурного развития.

Можно сказать, что эпилептоид склонен к садомазохизму в сексе. Он любит подчинять сексуального партнера. Это не всегда выражается именно в требованиях каких-то сексуальных действий, иногда, и даже часто наоборот, в запрете на те или иные, даже вполне невинные с точки зрения современной сексологии действия, например в запрете на орально-генитальные игры. Запрещает себе – мазохизм, запрещает партнеру – садизм. Сексологически грамотные, осознавшие и принявшие свои сексуальные потребности эпилептоиды склонны выражать их в игровой форме.

Садомазохистские тенденции проявляются у эпилептоида и в том, что, если у него на теле, на лице что-то не так, он склонен выдавить, сковырнуть, отрезать, доставив себе болевые ощущения: здесь садистические элементы непосредственно сочетаются с мазохистскими.

Добавим, что эпилептоид-мужчина больше склонен к нормальному (не носящему неотвязный, принудительный характер) вуайеризму.

То есть эпилептоидный мужчина любит видеть обнаженную женщину, ее половые органы, откровенные позы. Или же он мазохистски вытесняет из своей психики эти желания.

При этом истероидка-женщина склонна тоже к нормальному (то есть тоже без принудительности) эксгибиционизму. Тогда все в порядке: он смотрит, она демонстративно не скрывает себя.

Получается гармоничная пара. Если, конечно, ни у него, ни у нее это не зашкаливает в психопатию. Но если он начинает требовать от женщины вещи, для нее неприемлемые, а она даже и простые вещи отказывается для него делать, то возникают страсти-мордасти.

Эпилептоид любит секс в себе, а не себя в сексе (последнее свойственно истероидам). Он заботливо организует свою сластолюбивую сексуальность, в этом он похож на истероида, но отличается от паранойяльного, шизоида и гипертима, тем более от гипотима и сензитива.

Если эпилептоид сексуально неграмотен и стандартен, то он может и от других требовать стандартности. Тогда это жуткий святоша, что более свойственно эпилептоидкам. Но это, как мы уже говорили, оборотная сторона активной сексуальности: запреты – это своего рода садизм.

Здесь и дальше я не слишком соблюдаю порядок изложения признаков психотипа. Какой порядок ни избери, все равно можно найти, к чему придраться, а вот другой принцип был бы в каком-то отношении лучше… Тут даже очень условно трудно отделить внешние признаки от внутренних, допустим верность вождю. Потому, что эпилептоид одевается по той, например, униформе, которую санкционирует вождь.

Но все же стоит чуточку поднапрячься и попытаться мысленно делить признаки на внешние и внутренние. По внешним признакам мы как бы видим, схватываем, быстренько вычисляем психотип, а потом предвидим его поступки, стелим соломку и правильно реагируем.

Например, стол и пиджак у человека в порядке, значит, и от меня он будет требовать этого и будет осуждать, если у меня непорядок. И если этот человек мне близок, дорог, если это отец, то, может быть, и не стоит раздражать его своей расхлябанностью, своим "художественным беспорядком".

А если все же не удалось причесаться, то когда он сдержанно посмотрит на торчащие вихры, лучше сказать сразу: "Будет сделано" – и причесаться.

Я буду и дальше по мере необходимости советовать, что и как должно быть в отношениях с тем или иным психотипом.

Я буду стараться соблюдать плавность, логическую структурность в переходах от темки к темке внутри темы о данном или другом психотипе. Но это не всегда удается.

А сейчас я перехожу к тому, что, наверное, является ключевым моментом в эпилептоидном характере.

Они во что-то свято верят, не слишком подвергая критическому анализу догматы веры – будь то вера в Иисуса Христа или в то, что его вовсе и не было и что Бога тоже нет, или в светлое коммунистическое завтра, или в богоизбранность собственной нации. Главное, что это – некритичная вера в постулаты паранойяльного пророка.

И вот еще что важно и страшно. Если идеи, за которые эпилептоиды боролись и умирали, вдруг рухнули, то этот крах идей они тяжело переживают. Они тяжело переживают не только гибель идей, но и смерть вождей. Мужчины плакали, когда умер Ленин и когда умер Сталин. В отличие от эпилептоидов, паранойяльные изобретут новые идеи, во имя которых будут привлекать новых адептов. И "все начнется вновь… и слова, и пули, и любовь, и кровь…" – как в песне Булата Окуджавы. Гипертимы, в отличие от эпилептоидов, выпьют за новую власть ("король умер, да здравствует король!") и будут крутиться возле новых кормушек. Истероиды, в отличие от эпилептоидов, не вдаваясь в теоретические дебри, будут петь талантливые или пошлые песни, прославляя новый порядок. А эпилептоид, скорее всего, будет верен старым идеям и будет работать на их возрождение. Он будет пытаться реабилитировать низвергнутых вождей. Это я и о том скорее трагическом, чем трагикомическом зрелище, когда старушки несут портреты Сталина, который убивал их родственников.

Эпилептоиду более, чем другим людям, свойственна "любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам". Он не может эмигрировать из страны, ведь здесь же могилы предков, а как сказал Маркес в одном из романов, родина не там, где родился, а там, где похоронены близкие. Для эпилептоидов важнее, чем для других психотипов, само слово "Родина". Это они умирали за Родину и, увы, "за Сталина". Эпилептоиды знают, что такое честь – честь мундира, семьи, честь полка, народа, страны, руководства.

Эпилептоиды хорошо командуют и хорошо подчиняются. В ранних работах известного и очень талантливого психолога профессора Ф. Д. Горбова говорится о том, что загребной (командир в многовесельной лодке) всегда был и хорошим рядовым гребцом.

Эпилептоид нередко так ограничен шорами, что скорее сам может погибнуть, чем выйдет за пределы отведенного ему круга.

Жуков мог двинуть всю армию на Сталина, но он был маршал, а не политик, и Сталин убрал его на задворки – командовать округом, потом то же повторилось у Жукова с Хрущевым: он "вывел Никиту на орбиту, как ракета-носитель, и отвалился" (старый анекдот), а мог бы свалить Хрущева.

Из-за своей преданности эпилептоиды часто оказываются в трудных нравственных ситуациях. Зависимый от чужих воззрений человек с вставленным в него стержнем, эпилептоид, становится, попав в неправедную систему, орудием этой системы. Так было с немецкими эпилептоидами, так было с советскими эпилептоидами. Это их руками творился гитлеризм и сталинизм.

Эпилептоид не просто исполнителен в проведении линии своего паранойяльного вождя, пророка, своей партии и ее традиций. Он навязывает другим свои взгляды, заставляет исполнять программы его партии, ее ритуалы, чтить ее символику, исповедовать устои, которые он считает нравственными, хотя другие люди могут считать их, наоборот, аморальными.

Он ревностный служака и рубака. Он рубит сплеча – и летят головы. Он становится рыцарем революции. С оружием в руках и соблюдая воинскую дисциплину, он насильно навязывает идеологию, политическую систему, государственное устройство.

Вот шизоидам, гипертимам, психастеноидам это не свойственно. Истероиды могут примыкать то к одним, то к другим; вставленные в них стержни столь гибки или так легко вынимаются и заменяются другими, что ни в какое сравнение в этом смысле с эпилептоидами не идут. Хотя в какой-то отдельный момент они могут быть вполне страстными ораторами и красиво-храбрыми воинами.

Для эпилептоида очень важно печатное слово. Раньше, когда "правду" говорила только газета "Правда", это было особенно заметно. Но и сейчас, если что-то написано, например, в "Медицинской энциклопедии" или опубликовано в издательстве "Медицина" или "Наука", то он проникается к этому доверием. Поэтому в разговоре с эпилептоидом при разногласиях имеет смысл сослаться на солидные издания. Если что-то опубликовано в несолидных коммерческих изданиях, то эпилептоида это не убедит. Ему нужны basic books (основные книги).

Глубокое доверие эпилептоида к печатному слову, а также к серьезным программам радио и телевидения вполне объяснимо: все это связано с властными структурами и установлениями. Важны для эпилептоида и другие проявления истеблишмента.

Он испытывает благоговейный трепет перед всякого рода штампами, печатями, подписями чиновников, бланками с "шапкой", перед аббревиатурами типа ЦК, ЧК, КГБ, МГУ, перед магическими для него словами типа "Государство", "Политбюро", "Президент".

Особенно – перед словом "генеральный". Все равно: секретарь, директор – но важно, что "генеральный". Это для эпилептоидов паранойяльный объявляет себя Главнокомандующим и усиливает дополнительно словом "Верховный".

С уважением к порядку у эпилептоида связано и чинопочитание. Он свято блюдет табель о рангах. В обоих направлениях: вверх и вниз. Он сразу берет под козырек: что партия наметила, то и выполним. "Колеблется вместе с линией партии", как в застойном анекдоте, а потом тяжко переживает крах партии.

Эпилептоид любит чинопочитание и по отношению к себе. И ценит он не только честь, но и лесть. Нередко на этом попадается, вкладывается в льстецов, а потом досадливо сетует или бурно гневается на них. Когда ему что-то очень нужно, то и он может быть льстивым до безвкусицы.

Эпилептоидной личности свойственны, разумеется, не только те или иные характерологические черты, но и те или иные ценностные ориентации. Конечно, в выборе той или иной ориентации характер играет ведущую роль, но все же не полностью его предопределяет, многое зависит от того, какие идеи предлагаются эпилептоиду.

Национал-социализм, социализм, религиозный фанатизм, расизм, воинствующий атеизм, патриотизм, панамериканизм и т. п. – такого рода ориентации при всей их противоположности могут быть в цене для эпилептоида в зависимости от обстоятельств.

Я уже затрагивал вопрос о месте эпилептоида в религии. Но эта тема заслуживает и нескольких специальных абзацев. Так что же есть эпилептоид в религии?

В предыдущей главе я уже говорил, что паранойяльный – это пророк, а эпилептоид – апостол. Этот образ можно использовать и для понимания роли эпилептоида в любой религии.

Но сначала возвратимся к паранойяльному. Напомним, паранойяльный в религии – пророк. Так что и Магомет, и Моисей, и Будда, и Заратустра, и сам Иисус Христос – личности паранойяльные. Ну а эпилептоиды? Нет, они, конечно, не только апостолы. Они и церковные иерархи инквизиторы, и просто пастыри. Вместе с паранойяльными пророками они, можно сказать словами Иисуса, – ловцы человеков.

Итак, эпилептоиды – пастыри, патриархи, иерархи, архиереи, отцы церкви, а другое психотипы для эпилептоидов – дети, "овцы", в том числе и заблудшие, предмет заботы.

В повести Георгия Владимова "Верный Руслан" овчарке Руслану кажется, что реабилитированные заключенные на самом деле убежали и без лагеря пропадут.

Понятно, что и сами эпилептоиды могут играть роль паствы.

В религии каждый психотип находит свой путь, свою роль, свои радости и утешения. Гипертим – это типичный поп-расстрига. Истероиды – кликуши, одержимые бесом; из них особенно легко бесы выходят по простому приказу "изыди". Истероиды легко могут уверовать и легко разочаровываются, но, будучи многочисленными, играют определенную роль в утверждении новой религии. Место разных других психотипов в религии обрисовывается здесь вскользь, для понимания разницы с эпилептоидами, но в каждой главе, посвященной отдельно тому или иному психотипу, это будет развернуто.

Каждый психотип в своем своеобразии несет определенную общественную нагрузку, и каждый по-своему привлекателен и нужен, при всех его психотипных отрицательных качествах. Так происходит и в религиозных общинах.

Да и взять просто в туристической компании: гипертим не позволит унывать, истероид будет петь, паранойяльный фанатик туризма – разведывать новые места и вести туда группы и т. п.

Так что, действительно, "мамы всякие нужны, мамы всякие важны". Общественная "нагрузка" эпилептоида – организовывать быт, восстанавливать справедливость, воспитывать, следить за нравственностью и, увы, "за внебрачными связями".

Она у эпилептоида фундаментальна в области практически значимых вещей и в рамках его специальности. Он глубоко покопался в нескольких узкоспециальных вопросах. Он дочитывает книги до конца и конспектирует их, не то что гипертим или истероид, которые могут начать с середины и на середине же закончить. Особенно этим отличается истероид: словно ковыряет вилкой в блюде, оставляя самое "вкусное", в сущности, нетронутым, но потом будет хвастать: "Я Борхеса читал, а ты? Ну что же ты, это надо знать, это уже классика".

Нет, эпилептоид делает выписки на карточках, ведет каталоги. Нельзя сказать, что эрудиция эпилептоида очень обширна. Чего-то он может не знать, но если нужно – покопается и овладеет. Правда, это не касается поэзии, хотя эпилептоид не чужд искусства, любит почитать и романы, в отличие от паранойяльного, который читает только для дела. Это и не широко эрудированный шизоид. И не припудривающий мозги иногда километрами стихотворных строк истероид.

Творчество эпилептоида в науке целеустремленное, на заданную тему. Тему эту задает паранойяльный или другой эпилептоид, который тоже выполняет заказ паранойяльного. Эпилептоиды склонны скорее разрабатывать прагматические задачи, если ясно, что их работа даст значимый результат, пусть даже отрицательный, но зато отброшен тупиковый путь. Свободный поиск эпилептоиду менее присущ. Он не генерирует принципиально новые идеи, а честно работает на проторенных дорогах.

Эпилептоид целеустремленно овладевает наукой, той наукой, которую создали до него и для него другие. Но фундаментальную науку он может как ученый продвигать в основном в качестве организатора. Успешно заниматься прикладной наукой он способен, при этом ему ставят задачи другие ученые. Иногда он выполняет социальный заказ. Но эпилептоиды очень нужны даже фундаментальной науке, потому что они могут довести идею "до ума", честно и скрупулезно проверить чью-то смелую гипотезу и решительно выступить против, если она не подтвердилась, или за, если она подтвердилась.

Бывает, что эпилептоид берется и за художественное творчество. Тогда его тянет на фундаментальность, реализм-натурализм, фотографичность, помпезность, прославление вождей или революции, патриотизм. Он клеймит позором изменников ро дины, развратников, проституток, наркоманов, алкоголиков, трусов, противопоставляя им положительного героя.

И никаких тебе надломов души, драм или трагедий с самоубийствами или фиолетовыми туманами… Вот Борис Полевой – "Повесть о настоящем человеке". Вот Вадим Кожевников – "Щит и меч".

Конечно, эпилептоид, становясь художником, в какой-то мере приобретает черты истероида, начинает любить себя в искусстве, но при этом эпилептоидные художники и композиторы холодны, в них нет живого человеческого чувства, как нет, например, его в партийно-славословящих песнях эпохи застоя типа "Мы делу Ленина и партии верны" или в песне на заданную тему про андреевский флаг, которую поет эстрадная трансвеститка, демонстративно напялившая фуражку и гимнастерку белого офицера… Это она истероидка, а автор, судя по тексту, – эпилептоид.

Эпилептоиды практически всегда поднимаются планомерно по служебной лестнице, не перескакивая через ступени, как это часто бывает с паранойяльными, а постепенно или, даже скажем точнее, поступенно. И опять же в противовес паранойяльному у них редко случаются падения, разве что ломается генеральная линия, которой они служат, тогда и карьера эпилептоида может рухнуть. Если же он вовремя перестроится под новую "генеральную линию", то восстанавливается в обществе в прежнем статусе. Но напомним, что перестраиваться ему трудно. Такая планомерная, поступенная карьера без особых падений возможна благодаря сдержанности, исполнительности и чинопочитанию эпилептоида.

Учеба для эпилептоида – часть карьеры. Он, как правило, учится достаточно ровно, без зигзагов. Переходит из класса в класс, с курса на курс, не отстает и не опережает, не перескакивает через курс. В соответствии со способностями, конечно. Оценки: тройки-четверки, четверки-пятерки, пятерки. Но смесь из троек, четверок, пятерок и… двоек – крайне редко; это уже не эпилептоид, наверное. Так учатся скорее всего паранойяльные, шизоиды и истероиды. Хотя и у них может быть поровнее. Ну вот, как видим, это тоже плюс эпилептоиду. Эпилептоид ценит сделанные в него вложения. За учебу надо платить; платит ли государство, родители или он сам – надо отрабатывать.

Эпилептоид по-хорошему честолюбив в плане нравственности ("Я чист и честен"), а в плане интеллектуальных находок не так честолюбив. Он хотел бы, чтобы приветствовали исповедуемую им идеологию, его клан, его этнос, но личное авторство он не так уж отстаивает и к нему не так уж стремится. Напомним, что для паранойяльного очень важно его авторство, и запомним, что для истероида тоже. А вот гипертим еще менее, чем эпилептоид, дорожит своим авторством.

Эпилептоиды более преуспевают в профессиях, которые как бы более "предназначены" для них… Ну, разумеется, военные, точнее, офицерский корпус по контракту, а не солдаты-призыв ники. Полиция и правоохранительные органы. Учителя, врачи. В меньшей степени, но все же подходит эпилептоидам работа бухгалтера. Для каждой из этих профессий характерны назидательность, требовательность, авторитарность и т. п.

В овладении профессиональными навыками эпилептоиды упорны, но, раз овладев чем-то, они с трудом переучиваются. Они ретрограды в плане нововведений по интероргтехнике. Научившись печатать на машинке, эпилептоид сопротивляется переходу на компьютер. Овладев одними компьютерными программами, он со скрипом переходит на другие, более совершенные программы. То есть он хорошо удерживает программы, но можно сказать, что и они удерживают его.

Какие эпилептоиды коммерсанты? Прежде всего, в основном честные, то есть на них можно положиться, но надо иметь в виду, что при определенных трудных обстоятельствах они могут и оступиться… Конечно, абсолютно честных людей, наверное, вообще нет; даже психастеноиды могут слукавить и потом мучиться совестью. Но все же при известных предосторожностях, гарантирующих безопасность, с эпилептоидами иметь дело предпочтительнее, чем с другими психотипами (психастеноид как коммерсант не очень деятелен, гипертим суетлив, но по большому счету неудачник, любит риск и часто нечистоплотен в делах…). Эпилептоид не любит коммерческих рисков, он рискует десятью процентами капитала, не больше, не идет на сомнительные сделки, наводит справки, требует расписок.

Один эпилептоид дал мне в долг деньги и потребовал расписку. Я спросил его, неужели он мне не доверяет. Доверяю, конечно, был ответ, но вдруг ты погибнешь в автокатастрофе, родственники отдадут.

Друзьями близкими мы не были, я простил ему бестактность, взял деньги в долг и дал расписку. Когда я вернул ему долг, он сам без напоминаний отдал мне расписку.

Эпилептоид склонен то или иное дело проверять сначала на малых оборотах капитала, поэкспериментировать и только после этого увеличивать обороты.

Эпилептоид скромен в тратах, бережлив. Он не сделает лишнего междугороднего и тем более международного звонка, а позвонив, сэкономит секунды, будет краток – все только по делу. Ему трудно выбросить недоеденную пищу или вышедшую из моды одежду. Но он не доводит пищу до порчи, он ее бережет: вовремя пережарит, перетопит жир. Он не выбросит верхние листья от капусты, а постарается отмыть их и сделать голубцы. А вот истероидка срежет половину хороших листьев в отходы. Паранойяльный же вообще не будет готовить, но и ругать за неэкономность не станет, если без особого напряжения на все хватает. Гипертим расточителен. Шизоид просто не умеет ни готовить, ни экономить. Но вот с психастеноидом у эпилептоида здесь есть сходство. Психастеноид тоже очень бережлив. Разница все же в том, что психастеноид просто сам сбережет, и на этом все, а эпилептоид будет сердиться на расточителей. Как всегда, в плюсах и минусы, бережлив, но раздражается при неэкономности других.

А вот еще плюс: эпилептоид отдает долги всегда вовремя и полностью. Правда, он не будет за пять дней предупреждать о предстоящем возврате долга, как это сделает психастеноид. Но эпилептоид и в этом отношении дорожит своей честью. А если его и подмывает слукавить, то верх берет рационализм: отдам вовремя, мне будут доверять и давать в долг и дальше, а нет – лишусь кредиторов.

Еще более характерно для него то, что он старается не залезать в долги. Он не любит быть должником. Взяв в долг по необходимости, он стремится вернуть его по возможности быстрее. И при этом, в силу финансовой дисциплинированности, он умеет копить деньги и практически всегда может дать в долг друзьям, но он всегда точно оговорит дату возврата, напомнит о сроке должнику за два дня до отдачи долга.

Он не склонен давать больших сумм, не доверяет человеку или ситуации, не хочет рисковать. С другой стороны, уверившись, что человек отдает долги вовремя, он может в дальнейшем одалживать и более крупные суммы.

Впрочем, обычно у эпилептоида не так много денег, за исключением случая, если он вышел на "финансовый эскалатор", когда деньги делают деньги.

Чаще он служащий, который честно зарабатывает свою зарплату, наемный работник, не склонный к финансовым рискам и, следовательно, не вырывающийся за определенные средние пределы. Он зарабатывает свои твердые 25 минимальных окладов, и на этом спасибо любому правительству.

Деньгам эпилептоид ведет счет, записывает траты, доходы, кому сколько должен. Не забывает долги. Опять вроде бы плюс. Но вот и "минус". Эпилептоид считает деньги не только в своем кармане, но и в чужом. По его мнению, не только он, но и другие должны рачительно относиться к деньгам, а не транжирить их. Деньги надо расходовать правильно. Очень плохо, если неправильно тратят деньги родственники. А уж особенно, если неправильно расходуются деньги, которые он подарил, или деньги, которые могли бы быть сэкономлены и потрачены на него или по его усмотрению.

И вот эпилептоидная свекровь начинает считать деньги в кошельке истероидной невестки – и пошел скандал за скандалом. Или теща считает деньги в портмоне зятя… А между молотом и наковальней – дочь и внуки..

Отношения эпилептоида с людьми осложняются постоянными конфликтами с расточителями (гипертимами и истероидами) по поводу лишних трат, особенно в семье. Истероиды тратят деньги и в самом деле неосмотрительно. И если у эпилептоида истероидная жена, у них постоянно возникают ссоры по этому поводу.

Стремясь уменьшить такие конфликты, один эпилептоид договорился со своей женой-истероидкой, что не будет возражать против покупки какой-то вещи, если она сначала отойдет от прилавка на почтительное расстояние, а потом все-таки вспомнит об этой вещи и вернется.

Интеллектом жена обделена не была, и согласилась. Раздоров стало явно меньше. Как правило, истероидки считают эпилептоидных мужей скрягами, стараются быстро вложить деньги в покупки, а там будь что будет, в ответ эпилептоиды разражаются гневными тирадами по поводу расточительности и безответственности этих трат.

Эпилептоиды, действительно, часто чрезмерно прижимисты. Им имеет смысл пересмотреть эту позицию, если есть возможность хотя бы слегка расслабиться относительно трат. Можно, например, просто договориться о сумме, в расходование которой эпилептоид не вмешивается вообще. Будет явно меньше трудностей. Запомните этот совет, читатель. Если не вам, то другу вашему он пригодится. Неважно, что это всего лишь строка. Это записано отдельной строкой.

У эпилептоида всегда есть "подкожные" заначки. Причем, становясь старше, он имеет все больше не учитываемых женою денег. Ведь помимо основной работы у него обычно есть приработки. Когда это обнаруживается, опять возникают конфликты.

Считать деньги в чужом кошельке эпилептоид любит и в более широком смысле. Он следит за справедливостью распределения средств в обществе, за "нетрудовыми доходами", за спекулянтами или другими пройдохами, за фирмами, работающими по принципу "пирамид", за утечкой валюты из страны. Он принципиальный налоговый полицейский, инспектор КРУ. Он может вступиться за экономические интересы бедных, способен стать и анонимным осведомителем по финансовым преступлениям.

Эпилептоид – домовитый и домашний. Домовитый в том смысле, что в доме у него все устроено, он сам все наладил-приладил и, возможно даже, сам многое сделал (антресоли, стеллажи, шкафы), врезал два-три замка. Дверь всегда на запоре. Гипертим, в противовес ему, сделает хилый замок, да и тот толком не запирает. У эпилептоида есть мастерская на балконе или даже сарай, гараж, во всяком случае он к этому стремится. А у гипертима сама квартира как сарай. Эпилептоид домовит и в том смысле, что все несет в дом, в отличие от гипертима, который все тащит из дома. Можно сказать даже, что эпилептоид – стяжатель. Ну если и не стяжатель, то уж никак не расточитель.

К вещам эпилептоид относится с уважением, чинит их. У него стол не будет шататься, он перевернет его, уберет сломанное, врежет новые детали, поставит все на шурупы, на уголки, и стол будет в порядке.

Домашним мы эпилептоида назвали не потому, что он сиднем сидит дома, а не в офисе; нет, он часто пропадает на работе.

Но для эпилептоида его дом – его крепость.

Он склонен окунуться и в домашний уют, созданный для него истероидной или сензитивной женой. Он не любит общежитий и бульонов из кубиков, он любит тахту и свежеприготовленный огнедышащий борщ.

Эпилептоидная женщина приводит в порядок квартиру полностью, пусть и не до каждой пылинки доберется, как это сделает психастеноидка, но и не как истероидка, которая подметет пол посредине комнаты, а под диваном – клочья пыли, и тем более не как шизоидка, у которой куда ни ступи – грязь.

Эпилептоиды работают год, чтобы скопить деньги, купить путевки и поехать на юг с женой и не только доехать и обеспечить "койко-дни", но и фрукты, и прогулки на теплоходике по Черному морю, а когда деньги кончатся, уехать к себе домой на Белое море, снова зарабатывать на будущий год. Ну, может быть, южный берег будет теперь уже не "советский", а турецкий. То есть ему нужен отдых запланированный, когда все просчитано. Никаких дополнительных трат, неумеренных развлечений с фейерверками, тем более никаких казино.

Эпилептоид может полностью себя обслужить: пришить пуговицу, сварить в номере кофе или даже суп (маленькая плиточка, кипятильник), у него разумный, без излишеств запас еды, одежды для выступлений и для отдыха в гостинице.

Эпилептоиды не склонны к смене жилища. Они не поймут призыва Марины Цветаевой: "Переезд! Не жалейте насиженных мест!" Они годами и даже десятилетиями живут в одном городе, работают на одном месте, если их не перемещают по службе начальники (паранойяльные или другие эпилептоиды), чаще с повышением. Или "по зову партии" переходят на другую работу такого же уровня, а бывает, и с понижением. Тогда в связи с этими перемещениями они и переезжают в другие местности. Впрочем, эпилептоид и сам может поехать учиться в другой город. Но это тоже "по путевке комсомола". Или потому что вообще так надо, ведь "великий учитель" сказал: "Учиться, учиться, учиться".

У эпилептоида не только нет привычки к перемене мест, он и мебель редко переставляет. Поставили – и пусть стоит. И даже мелкие предметы не любит передвигать. Свои архивы эпилептоиды годами не пересматривают.

Эпилептоид предпочитает постолярить, послесарить, то есть прагматически важные занятия. Эпилептоид редко начинает собирать спичечные коробки, разве что марки, которые могут принести доход.

Эпилептоид любит животных, больше лошадей, служебных собак. Они его выгуливают. Относится он к ним с уважением, как к друзьям. К кошечкам и попугайчикам в основном равнодушен, не будет с ними возиться, ну разве что ради детей и жены.

Эпилептоид выпивает нечасто, хотя может выпить много. Но никогда не напьется так, чтобы попасть не домой, а в вытрезвитель. Он знает меру, свою предельную дозу, не переходит грань. Хронический алкоголизм ему не грозит. Он не будет пить "на троих" или "за столбом", разве что в походе или на вынужденных мужских пикниках (наподобие застойных картофелекопательных). Ему не свойственны запланированные пикниковые и туристические выпивки. Дома или в гостях, на представительских фуршетах или в ресторане на банкете – это пожалуйста. Но тут все как надо: аперитив, салаты, горячее, десерт, сигарета, тосты с прославлением лидеров, тосты за начальство и за хорошо работающих подчиненных.

Оно в основном у него ровное, без особых перепадов, хотя зависит от ситуации. Но их эпилептоид в основном создает сам, так что случайных отрицательных ситуаций у него бывает мало. Ровное настроение. Ну плюс-минус на "успех предприятия". Некоторые психологи могут спросить, а как же с дисфориями? На это я отвечу, что тогда речь идет скорее не об эпилептоидном характере, а об эпилептическом психозе, характеризующемся дисфорией (злобно-тоскливым состоянием).

Тем более редки у них серьезные невротические депрессии, ведущие к самоубийству. В основном это самоубийства при уходе любимого человека. Эпилептоид может принять решение о самоубийстве и осознанно, в реально безвыходной ситуации, но и здесь он скорее попытается найти выход.

Многие из обрисованных выше черт эпилептоида узнаются при более или менее длительном контакте, в процессе наблюдений за его взаимодействием с другими людьми. Отдает ли вовремя деньги, например, или нет? Нужно время, чтобы убедиться, отдает или не отдает… Но имидж частично виден сразу. Почему частично? Ну так ведь имидж тоже меняется время от времени: раз так причесался, раз – этак (или всегда одинаково). Но кое-что все же видно сразу. Сегодняшняя прическа тоже о чем-то говорит.

Начнем все-таки не с одежды, которую можно и поменять, а с телесных соматических особенностей, которые более или менее одинаковы. Конечно, придирчивый критик может сказать, что человек может похудеть или поправиться или сходить в парную и уже этим несколько изменить внешность. Это, конечно, так. И все же соматический облик более или менее постоянен у любого психотипа.

Обычно бледноватая, если он северный человек, – он не загорает в соляриях и не ездит на юг зимой. Летом в деревне или на южном пляже, куда он съездит с женой, подзагорит, но это быстро проходит. Кожа более или менее чистая, без грубых прыщей, угрей и землистых пятен. В период полового созревания они, конечно, могут появиться, но это не носит катастрофического характера. В пожилом возрасте лицо покрывается сеточкой мелких сосудов склеротического и гипертонического происхождения.

У эпилептоида в основе своей телосложение правильное, остальное зависит от еды, от спортивности, от образа жизни. Но чаще это атлетическое телосложение, хотя к пятидесяти уже появляется неизменное брюшко, которое, впрочем, не мешает ему нравиться женщинам.

Лицо у эпилептоида овальное, с правильными чертами, без резкой асимметрии, нет диспропорций, не полное, но и не слишком худощавое. Брови нередко сдвинуты к переносице.

Говорит эпилептоид связно, членораздельно, внятно, чеканя слова и фразы. Обычно у него хорошая дикция, без картавости, без каши во рту. Говорит понятно, последовательно: первое, второе, третье. Голос не тихий, но и не громовой, отчетливо слышный. Интонации – "в пределах нормы". То есть модуляции есть, но не слишком резкие. Перебить себя не дает, но и сам редко перебивает, не то что паранойяльный или гипертим и истероид. У эпилептоида и здесь довлеет самодисциплина.

У эпилептоида они четкие, размеренные, в меру резкие, но и достаточно пластичные. Сложные действия как бы раскладываются на ряд более простых; это не слитная мелодия, как у истероидок, видны иногда стыки, но в то же время это и не вычур но смешные движения шизоида, который неловко пытается дотянуться до далекого предмета и падает. Эпилептоид просто обойдет препятствие и спокойно возьмет нужный предмет, а вот истероидка, дотягиваясь рукой, изящно вытянет в качестве противовеса ножку и, балансируя на другой ножке, дотянется и двумя пальцами возьмет рюмку и так же изящно поставит ее на стол.

С особенностями эпилептоидной двигательной пластики связаны понятным образом и отношение к танцам. Изначально не отличаясь изяществом, эпилептоиды не тянутся к танцам, они не могли бы стать "раздватрисами" из "Трех толстяков". Но, в меру пластичные, они при необходимости научатся танцевать, особенно если того требует придворный этикет или желание добиться успеха у женщин.

Постарев, эпилептоиды носят костюмы времен своей молодости и зрелости. Они привыкают к моде, как привыкают к форме. Новую вещь эпилептоид покупает наподобие прежней. Поэтому они отстают от моды. Даже молодые эпилептоиды отстают года на четыре, одеваются в духе близкого ретро. Авангардизм в одежде – не для них. Но для того, чтобы не чувствовать и особенной ущербности, они предпочитают строгий классический стиль, который всегда в моде. Темный костюм, галстук, светлая рубашка, все чистое, отглаженное, ремень затянут, пуговицы застегнуты – типично чиновничий вариант. Эпилептоид слегка, таким образом, старомоден, но не вычурно старомоден, как шизоид, который может "позволить себе" надеть неистлевшую рубашку, бывшую модной 15 лет назад.

Эпилептоидам свойственно постоянство в одежде (как в идеологии, как в дружбе). Они привыкают к вещам. Они не могут понять, как это можно выбросить вещь, если она еще не износилась, а только вышла из моды. Они донашивают одежду до ее реального, а не морального износа. Даже если приходится перестать носить какую-то вещь, они ее не выбрасывают, а убирают в шкаф – вдруг пригодится. Но если шизоид носит пиджак, пока тот не развалится от ветхости, то эпилептоид изношенную вещь перелицует, перешьет, подремонтирует.

Женщины-эпилептоидки в одежде несколько мужеподобны, но не до трансвестизма, не до гомосексуальных переодеваний в явно мужскую одежду; они не наденут и выпендрежные штанишки истероидок. Это, как правило, строгий однотонный костюм: жакет и юбка, в наше время и брючный костюм, но ни в коем случае не кокетливый, или же закрытое без "финтифлюшек" и не слишком облегающее фигуру платье.

Как правило, без каких-либо ухищрений или кокетства, всегда одинаковая, в духе легкого ретро, у пожилых – прическа времен их молодости. Мужчины не красят волосы. Женщины в возрасте могут и покрасить их в тот цвет, который был у них в молодости, но брюнетка не перекрашивается в блондинку. У женщин волосы – на прямой или косой пробор, заколка-невидимка, чтобы не мешали, часто открыт лоб. Волосы короткие или средней длины, чтобы быстрее можно было привести себя в порядок и чтобы шампуня меньше уходило – этакая Калугина в исполнении Алисы Фрейндлих из первой части фильма "Служебный роман".

Склонность эпилептоидов к старомодности объясняется не только привычкой к вещам и бережливостью. Они в принципе против лишнего украшательства, нерациональной траты денег на моду, они осуждают ее за легкомыслие.

Некоторые психотипы для диагностики удобно сравнивать с хорошо знакомыми нам животными. Прочитайте глубокую психолого-социологическую повесть Георгия Владимова "Верный Руслан".

Руслан (мы о нем уже упоминали) – это лагерная собака-человек, погибающая в своей слепой вере и преданности.

Так вот, эпилептоид подобен этой самозабвенной служебной овчарке. А вот истероидка напоминает кошку или избалованную болонку.

Я уже говорил, что исследований, которые дали бы психотипную структуру человечества в процентах, я не знаю. По своим интуитивным впечатлениям могу сказать, что паранойяльных людей 3-5%, и среди них около 0,5% женщин. Эпилептоидов среди мужчин примерно 50%. И среди всех эпилептоидов 75% – мужчины и 25% – женщины. А вот эпилептоидок среди женщин около 20%. Таковы мои наблюдения. Конечно, нужно иметь в виду и то, что у многих людей смешанная психотипная структура. Сколько их? Не знаю. Будем исследовать вместе. Хотя точные сведения об этом вряд ли кому-нибудь и понадобятся. Ну конечно, если предположить, что планирование и структурирование коллективов будет поставлено когда-нибудь на строгую научную основу, может быть, это и потребуется. А пока нас интересует только занимательная психология, обойдемся.

Каждый психотип ведет себя определенным образом. Вести себя иначе ему очень трудно; требуются большие усилия, чтобы изменить поведение наперекор логике психотипа. В отношении эпилептоида можно сказать, что логика его поведения даже не железная, а стальная. Порядок в вещах – значит порядок и в отношениях. Раз у него порядок в отношениях, значит, надо заставить других его соблюдать. Не соблюдают – надо наказать. Читатель сам уже, наверное, почувствовал эту достаточно жесткую связь. И мы не будем мучить его анализом каждого звена этой железной цепи, достаточно констатации того, что она есть и что на ее основе можно прогнозировать поведение эпилептоида и корригировать его.

Стремление эпилептоида ставить точки над "i", подробное инструктирование и требование повторить указания, требование отчета о проделанном, стремление поставить партнера в позицию оценивания, отрицательные оценки, обвинения с применением неприятных эпитетов, назидательность, авторитарность, повышенный тон, жесткость в голосе, высмеивание с применением заимствованных штампов – все эти типичные для эпилептоида конфликтогенные черты делают его трудным для многих людей человеком, особенно если это переходит в эпилептоидную акцентуацию. И поэтому, если вы эпилептоид, а рядом с вами сензитив, гипотим, шизоид, истероид – будьте осторожны. Первых двух можно сломать, они расплачутся, будут плохо работать при постоянных придирках. Шизоид лишится творческого дара, а истероид будет реагировать истериками.

Эпилептоиду стоит отследить в себе и зафиксировать трудные для людей тенденции, даже если они кажутся ему целесообразными, и оттормозить их. Конечно, полностью от себя не уйдешь, но существенно уменьшить проявление этих черт можно.

Каждый человек способен, если он хочет, "подвинтить" себя там, где он бывает труден для других. Так и эпилептоид может осознать свои отрицательные в глазах окружающих психологические качества, и прежде всего в плане психотехники общения.

Чтобы оттормаживание происходило естественно на бессознательном уровне, нужен основательный тренинг. Напомним: успехи прямо пропорциональны усилиям, затраченным на тренинг.

Мы обсудили сейчас ситуацию "если вы эпилептоид".

Ему тоже не должно быть дискомфортно в вашем присутствии. В отношениях с ним целесообразно соблюдать разумную табель о рангах, учитывать возрастное старшинство, статус, отличия, ветеранские заслуги, соблюдать общественные установления. Если вы пришли к нему в дом или на работу, в его "монастырь", поинтересуйтесь, как именно, по его мнению, следует вести себя в его доме, каков устав этого его "монастыря". И соблюдайте его правила, если эти индивидуальные установления не противоречат резко другим общепринятым общественным установлениям.

Ну например, если у него в доме принято снимать обувь и надевать тапки – снимайте. Если не принято – не снимайте, не навязывайте свое: мол, везде снимают, и я у вас сниму. Каждый человек имеет право на свои привычки, если они не вредят обществу.

Имеет смысл даже заранее осведомиться о предпочтениях вашего знакомого эпилептоида.

С другой стороны, в каждом психотипе надо уметь видеть и ценить хорошие его черты.

Замечательный психотерапевт М. Е. Бурно говорит о том, что надо ценить в человеке психастеноидное, он увлечен проблемой психастении. Но вслед за ним мы скажем, что люди должны ценить в эпилептоиде эпилептоидное, а в паранойяльном – паранойяльное. Конечно, хорошие эпилептоидные качества и хорошие паранойяльные. Следует учитывать – а мы в ситуации уже разгорающегося конфликта, увы, этого чаще всего не делаем, – что в каждом человеке для нас есть не только плохое, но и хорошее.

Недостатки – продолжение достоинств; достоинства – продолжение недостатков.

Попытаемся применить этот тезис и по отношению к эпилептоиду. Да, такие положительные качества эпилептоида, как порядочность и упорядоченность, самодисциплина и надежность, часто переходят в агрессивность, взрывчатость и мелочную придирчивость. Я имею в виду главным образом неотвратимость соседствования этих качеств, а не прямое выведение плохого из хорошего.

При оценивании человека учтем, что какая-то его черта, трудная для вас, в принципе может быть похвальна и полезна в глазах других люден.

Например, эпилептоидный муж каждую выдавшуюся свободную минутку идет к компьютеру, а не обнимает любящую и любимую жену.

На месте жены это стоило бы простить.

Людям, связанным с эпилептоидами по работе или в семье, дадим совет принять их с теми особенностями, какие у них есть, и в утешение себе помнить, что отрицательные качества других психотипов (необязательность гипертима, вероломство паранойяльного, манипуляторство истероида, занудливость психастеноида) могут оказаться даже хуже. Уйдешь от чего-то плохого в одном человеке (он эпилептоидный, значит, "жадный") к другому человеку с его хорошим; но потом вскроется в нем его плохое (он гипертимный, значит, расточительный).

Имеет смысл учитывать психотипы, то есть каждый коллектив, если угодно, должен иметь свою психотипную структуру, в которой каждый психотип играет свою роль. Когда еще в шестидесятых годах создавали академгородки (Дубна, Протвино и т. п.), говорили, что есть организаторы дела, генераторы идей, разработчики тем, доводчики и так далее. Наверняка легче организовать коллектив, зная психотипные особенности отдельных личностей.

Тогда паранойяльный становится руководителем, подбирающим группу для осуществления какой-то цели. Эпилептоиды, его помощники, организуют микрогруппы для разработки отдельных узлов проблемы. Шизоиды должны располагать собой, свободно перемещаться и генерировать идеи. Если им платить и слегка направлять к цели, они будут заниматься этим повсюду, доказывая известный тезис, что если физик идет на рыбалку, значит, это нужно для физики.

Эпилептоид, хорошо организованный и хорошо организующий дело человек, востребует нужных шизоидов как источник новых идей. Другие эпилептоиды и психастеноиды проверят их гипотезы, отделив фантастические от реалистических. Проверят сначала теоретически, просто обмозговав все "за" и "против", затем в эксперименте и сделают модель, а потом и собственно машину.

Гипертимные, сензитивные, психастеноидные и шизоидные лаборанты будут выполнять техническую работу, истероиды будут петь и танцевать и веселить весь научный коллектив.

Гипертимы будут всех развлекать выпивкой и сексуальными перехваченными в электричке анекдотами.