"Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)" - читать интересную книгу автора (Паланик Чак)

13

Когда я пришёл в «Регент Отель», Марла была в вестибюле, одетая в купальный халат. Марла позвонила мне на работу и поинтересовалась, не мог бы я отменить тренажёрный зал и библиотеку, или прачечную, или что там у меня запланировано после работы, и вместо этого приехать встретиться с ней.

Почему Марла позвонила — потому что она ненавидит меня.

Она ни словом не обмолвилась о своём коллагеновом фонде доверия.

Как Марла сказала, это — не мог бы я оказать ей одну услугу? Марла валялась в постели сегодня днём. Марла жила на еде, которую «Милз он Вилз» доставляла её умершим соседям; Марла брала доставку и говорила, что они спят. Короче говоря, сегодня днём Марла просто лежала в постели, ожидая доставки «Милз он Вилз» между полуднем и двумя. У Марлы не было медицинской страховки уже на протяжении пары лет, так что она не ходила на осмотры, но сегодня она осмотрела себя сама и похоже, что у неё было уплотнение, и какие-то пятнышки под рукой возле бугра были твёрдыми и мягкими в одно и то же время, и она не могла сказать об этом кому-либо, кого она любит, потому что не хочет их пугать, и она не может позволить себе визит к врачу в случае, если это ерунда, но ей нужно было поговорить с кем-нибудь, и кто-нибудь должен был посмотреть.

Цвет глаз Марлы похож на животное, которое жарили на костре, а затем бросили в холодную воду. Его называют вуканизированным или гальванизированным или просто закалённым.

Марла говорит, что она простит мне эту фигню с коллагеном, если я помогу ей посмотреть.

Я решил, что она не позвонила Тайлеру, потому что не хочет его пугать. В её глазах я беспристрастен, и я её должник.

Пока мы подымаемся по лестнице в её комнату, Марла рассказывает мне, что в естественных условиях почти невозможно встретить старых животных, потому что как только животное старится, оно умирает. Если оно заболевает или становится медленным, кто-то более сильный убивает его. Животным не стоит стариться.

Марла ложится на свою постель, развязывает пояс купального халата и говорит, что наша культура сделала смерть чем-то неправильным. Старое животное было бы неестественным исключением.

Уродом.

Марла замёрзла и потеет, пока я рассказываю ей, как однажды в колледже у меня была бородавка. На моём половом члене, только я сказал — хрене. Я пошёл в медицинскую школу, чтобы мне её удалили. В смысле, бородавку. Потом я рассказал об этом отцу. Это было годы спустя, и мой отец рассмеялся и сказал мне, что я дурак, потому что подобные бородавки — это естественные Французские щекоталки. Женщины любят их и бог просто делал мне одолжение.

Пока я становлюсь на колени возле постели Марлы с руками, всё ещё холодными от улицы, по чуть-чуть ощущая холодную кожу Марлы, пропуская дюйм за дюймом Марлу у себя между пальцами, Марла говорит, что эти бородавки, те, которые Гоподни Французские щекоталки, провоцируют у женщин рак шейки матки.

Так вот, я сидел на бумажном полотенце в экзаменационной аудитории медицинской школы, пока студент-медик прыскал из канистры с жидким азотом на мой хрен, а восемь студентов-медиков просто наблюдают. Вот где ты закончишь, если у тебя нет медицинской страховки. Только они не называют его хрен, они называли его половым членом, и как бы ты его не называл, его опрыскивают жидким азотом, и я мог бы с тем же успехом сжечь бородавку щёлоком, настолько это больно.

Марла смеётся над этим до тех пор, пока мои пальцы не останавливаются. Как будто я что-нибудь нашёл.

Марла задерживает дыхание, её желудок начинает работать, как барабан, а её сердце становится кулаком, который пытается пробиться изнутри сквозь тонкую шкуру барабана. Но нет, я остановился, потому что я говорю, и я остановился, потому что на одну минуту ни один из нас не находился в спальне Марлы. Мы были в медицинской школе много лет назад, сидя на мерзкой бумажке с моим хреном в огне от жидкого азота, когда один из студентов увидел мои босые ноги и вылетел из комнаты в два огромных шага. Студент вернулся и привёл за собой аж трёх настоящих врачей, и врачи отодвинули в сторону человека с канистрой с жидким азотом.

Настоящий врач схватил мою босую правую стопу и поднял её к лицам других настоящих врачей. Они втроём поворачивали её, тыкали в неё, и даже сделали Полароидом снимок моей стопы, и было похоже, что остальной части человека, полураздетого и с полузамёрзшим даром Господним, просто не существовало. Только стопа, и остальные студенты-медики, пришедшие посмотреть на неё.

— Как давно, — спросил врач, — у вас на стопе эта красная область?

Врач имел в виду моё родимое пятно. На моей правой ступне есть родимое пятно, про которое мой отец шутил, что оно похоже на тёмную красную Австралию, и маленькую Новую Зеландию рядом с ней. Именно это я и сказал им, и мгновенно очистил пространство от всего. Мой член потихоньку отогревался. Все, кроме студента с азотом, вышли, и было такое ощущение, что он тоже должен был выйти, он был настолько разочарован, что ни разу не посмотрел мне в глаза, пока он брал головку моего хрена и тянул её на себя. Канистра выпустила тоненькую струю на то, что осталось от бородавки. Ощущение, ты можешь закрыть глаза и представить, что твой член длиной в сотню миль, и всё равно будет больно.

Марла смотрит вниз, на мою руку и шрам от тайлеровского поцелуя.

Я сказал студенту-медику: «вы наверное не часто видите здесь родимые пятна».

Дело не в этом. Студент сказал, все думали, что моё родимое пятно — это рак. Этот новый вид рака, который поражал молодых людей. Они просыпаются с красным пятнышком на стопе или на лодыжке. Пятнышки не проходят, они распространяются, пока не покроют тебя полностью, а затем ты умираешь.

Студент сказал: «врачи и все остальные были так поражены, потому что они думали, что у тебя этот новый рак. Пока он есть у очень немногих людей, но он быстро распространяется».

Это было много лет назад.

«Рак наверное похож на это», — говорю я Марле. «Ошибки случаются, и может быть самое главное — это не забывать всего себя, когда у одной маленькой части возможно начались неприятности».

Марла говорит:

— Возможно.

Студент с азотом закончил и сказал мне, что бородавка отпадёт через несколько дней. На мерзкой бумаге рядом с моей голой задницей лежала фотография моей ноги из Полароида, которая никому не была нужна. Я спросил: «могу я забрать фотографию?» У меня до сих пор есть эта фотография, в рамке, засунутая в угол зеркала у меня в комнате. Каждое утро перед работой я расчёсываю волосы и думаю о том, как у меня однажды был рак на десять минут, хуже чем настоящий.

Я рассказал Марле, что на День Благодарения в этом году мы с дедушкой впервые не поехали кататься на лыжах, несмотря на то, что снег в этом году был шести дюймов толщиной. Моя бабушка всё время носила эти маленькие повязки на голове или на руках, где у неё были родинки, которые всю её жизнь были какими-то не такими. Они распространялись со своими неровными краями, или вдруг перекрашивались из коричневого цвета в голубой или чёрный.

Когда моя бабушка последний раз вышла из больницы, мой дедушка тащил её чемодан, и тот был таким тяжёлым, что дедушка пожаловался, что чувствует себя кривобоким. Моя Франко-Канадская бабушка была настолько благопристойна, что никогда не показывалась на людях в купальнике и всегда пускала воду в ванной, чтобы скрыть любой звук, который она могла издать. Выходя из Больницы Пресвятой Богоматери после частичной мастектомии, она спросила: — ТЫ чувствуешь себя кривобоким?

Для моего дедушки это подвело черту под всем: моей бабушкой, раком, их женитьбой, твоей жизнью. Он смеётся каждый раз, когда рассказывает эту историю.

Марла не смеётся. Я хочу её рассмешить, может быть расшевелить чуть-чуть. Заставить её простить меня за коллаген, я хочу сказать ей, что мне здесь нечего искать, если она и нашла что-нибудь сегодня утром, это была ошибка. Родимое пятно.

У Марлы шрам от тайлеровского поцелуя на тыльной стороне ладони.

Я хочу рассмешить Марлу, поэтому я не рассказываю ей, как я последний раз обнимал Хлою, Хлою без волос, скелет, вымазанный жёлтой ваксой с шёлковым шарфом, повязанным на её лысой голове. Я обнимал Хлою один последний раз перед тем, как она исчезла навсегда. Я сказал ей, что она похожа на пирата, и она рассмеялась. Когда я прихожу на пляж, то всегда сажусь, подкладывая правую ногу под себя. Австралия и Новая Зеландия, или я зарываю её в песок. Я боюсь, что люди увидят мою ногу и я начну умирать у них в головах. Рак, которого у меня нет, теперь повсюду. Я не рассказал об этом Марле.

Мы многого не хотим знать о тех, кого любим.

Чтобы расшевелить её, рассмешить её, я рассказал Марле о женщине из «Диа Эбби», которая вышла замуж за могильщика, и в их первую брачную ночь он заставил её отмокать в ванне в ледяной водой, пока её кожа не стала ледяной на ощупь, а затем заставил её лежать в постели совершенно неподвижно, пока он совершал половой акт с её инертным телом.

Самое смешное было в том, что эта женщина выполнила всё это, будучи молодожёнкой, и продолжала делать всё это на протяжении десяти лет брака, и теперь она писала Диа Эбби, чтобы спросить, не думает ли Эбби, что это что-то значит?