"Обреченные эволюцией, или Новые приключения веселых мусоров" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий, Воробьев Андрей)

Глава 3 СЛОВО И ДЕЛО

Он очередной раз всматривался в странный документ, предъявленный подозреваемым. Вроде все реквизиты были на месте: сердитый двуглавый орел, увенчанный коронами, гербовая печать на фотографии, звание, должность…

Но все-таки червячок сомнения терзал контрразведчика.

Наконец он понял, в чем дело: в удостоверении значился город Санкт-Петербург. Причем без ятей! Но ведь уже пять лет как бывшая столица Российской империи, покинутая нынче правительством большевиков, была переименована в Петроград.

И кроме того, дата выдачи — 1999 год.

Это тоже настораживало.

Впрочем, чернявый не был силен в полицейских документах, справедливо считая, что разгильдяи существуют во всех ведомствах. Поэтому, если исходить из того, что писарь Допустил ошибку и, оформляя удостоверение накануне нового века, просто нажрался как свинья, все вставало на места.

А если — нет?

Контрразведчик решил раньше времени не проявлять излишней подозрительности.

«Отправим-ка мы этого субъекта к полковнику Кудасову, пусть сам принимает окончательное решение», — рассудил он и, возвращая документ высокому чину, улыбнулся:

— Прошу прощения за беспокойство. Служ-ба-с! Разрешите представиться: штабс-капитан Овечкин. Готов проводить вас к начальнику контрразведки. Думаю, он даст команду оформить вам документы, чтобы, упаси Господи, больше не возникало проблем. Ну да сами понимаете, война-с!

У Мухомора хватило сообразительности не спорить с хватким штабс-капитаном. Кроме того, не очень надеясь на собственных подчиненных, Петренко рассчитывал лично выяснить, куда мог задеваться столь необходимый шкаф.

«Тьфу ты, чушь какая! — вдруг подумалпро себя Николай Александрович. — Шкаф-машина времени! Скажи кому — засмеют».

Но тем не менее миролюбиво кивнул:

— Да-да, конечно же. Я буду весьма признателен, если меня представят господину Кудасову.

Наряд ППС и прибывшие из РУВД начальник ОУР, судмедэксперт и водитель только удивленно закачали головами, когда представившийся актером Андреем Перетеркиным неопрятный носатый человечек начал свое повествование.

— Не трогайте его, — жалобно поскуливал Андрей. — Убогий он, с головой совсем плохо… Псих, одним словом. Вообразил себе неизвестно что, вот я с ним и мучаюсь. И послать его подальше не могу. Контракт! — Актер потеребил серьгу. — Мне три месяца осталось. Потом — всё! Уйду. Не могу больше.

— Погоди. — Пыл погони прошел, и Соловец был более-менее спокоен и рассудителен. — Давай по порядку. Кто он такой и что за контракт?

— Его действительно зовут Алексей Бадягин. — Перетеркин понял, что бить его пока не собираются. — Он сын одного бизнесмена. Крупного. Ну вот. Два года назад у него съехала крыша. Видимо, слишком много смотрел боевиков и слишком долго играл в компьютерные стрелялки. В одно утро проснулся — и финиш. Никого не узнаёт, орет, что он — агент то ли ФСБ, то ли ФАПСИ, то ли ГРУ, и требует, чтобы ему дали спецзадание.

— Может, он так от армии косит? — глубокомысленно предположил пузатый патрульный. — Вон лось какой здоровый. Прямая дорога в десант. И в горы, на Кавказ, чичеров гонять, — сержант вспомнил сентенции Соловца.

— Не, какой там! — печально отмахнулся актер. — Его папахен давно весь горвоенкомат купил и сынишку отмазал. Типа, близорукость, плоскостопие, эпилепсия и энурез вкупе с хронической диареей.

— А он, случайно, никакого тяжкого преступления не совершал? — прищурился измазанный в алебастре Котлеткин, желая внести посильную лепту в разговор и заявить о себе не только как о простом водителе ментовского «козла», но и как о человеке с дедуктивным складом ума, не зря пошедшем срубать капусту мизерного оклада в разветвленную правоохранительную систему. — А то ведь как бывает: убьет кого-нибудь, а потом типа за хулиганку попадает и — кранты. Распространенное явление, доложу я вам…

— Ничего подобного убийству или другому тяжкому преступлению он не делал, — раздраженно застенал Перетеркин. — Максимум — это как раз мелкое хулиганство. Но его родня за такие вещи платит. И платит хорошо.

— Это к делу не относится. — Соловец заметил, как при упоминании о деньгах радостно заблестели глаза измученных смехотворными зарплатами коллег. — Так что произошло после того, как он окончательно съехал с катушек?

— Сначала месяц лежал в больнице, — разъяснил актер. — Однако никаких сдвигов. Главврач и решил, что лучшей терапией для этого придурка будет амбулаторный режим и создание вокруг него той атмосферы, что он сам себе придумал. Кстати, а он сейчас без сознания? — осторожно поинтересовался Перетеркин.

— Точняк, — подтвердил старший наряда ППС. — С полчасика еще проваляется..

— Можно вашу дубинку? — попросил актер.

— Пожалуйста, — со свойственной представителю российских правоохранительных органов вежливостью, давно вошедшей в поговорку, отреагировал сержант.

Перетеркин взял резиновую палку, встал, подошел к распростертому телу и несколько раз зло потыкал «демократизатором» в спину Бадягину. Тот, не открывая глаз, чему-то улыбнулся.

— Полегчало? — осведомился пузатый пэпэ-эсник.

— Еще как! — Перетеркин вернул дубинку сержанту, сел и закурил, блаженно прикрыв глаза. — Давно мечтал. Только вот случая не представлялось.

— За отдельную плату мы можем его так обработать… — хохотнул, подмигивая, старший наряда ППС.

— Закончили базар, — поморщился Соловец, вернувшийся в разговор из тяжкого мира дум. — Так что было после выхода этого типа из больницы?

— Создали ему атмосферу, — вздохнул Перетеркин. — Напечатали десяток ксив, а чтобы за ним присмотр был, наняли меня. Вот и мотаюсь туда-сюда, дурака своего из передряг вытаскиваю и слежу, чтобы он чего-нибудь серьезного не напортачил. Он думает, что я его напарник, майор Краснович. — Актер опять тяжело вздохнул и показал сидящим на ящиках и досках милиционерам аналогичное удостоверение, что те уже видели у сумасшедшего «агента». — Тоже «сотрудник Федерального бюро национальной безопасности России».

— Дела-а-а, — протянул Недорезов.

Это еще не всё. — Перетеркин почмокал обветренными и потрескавшимися губами. — В параллель со всей этой фигней мой подопечный думает, что он популярный актер. Звезда телесериалов про спецназовцев и кумир театралов, мать его…

Стражи порядка сочувственно закивали головами.

— Не дай Бог сына-актера, — согласился Котлеткин.

Очень скоро Петренко пришлось убедиться в правдивости рассказа Васи Рогова.

Южный город совсем не походил на холодный майский Питер с его весенним снегом, переходящим в унылый моросящий дождь. На улицах то и дело встречались военные патрули, грохотали по булыжной мостовой конные экипажи, затем прошла рота солдат, горланящая песню о вещем Олеге с припевом: «Так за царя, за родину, за веру…»

Посреди центральной площади города Овечкин указал на высокое здание:

— Вот мы и пришли. — Затем кивнул часовому: — Офицер со мной. — И решительно пропустил начальника РУВД вперед.

Полковник Леопольд Кудасов оказался еще более подозрительным, чем его подчиненный.

Он долго и, по мнению знакомого с оперативной работой Мухомора, довольно примитивно пытался «расколоть» гостя на всяких мелочах. Дескать, как пройти в библиотеку или сколько коней стоит на Аничковом мосту? А потом начал сыпать какими-то фамилиями и титулами, из которых часть была явно вымышленная, интересуясь, не служил ли господин полицейский под началом этих замечательных персон.

Честно говоря, услышав про Аничков мост, Николай Александрович чуть было не ляпнул, что коней оттуда некоторое время назад увезли на реставрацию, увенчав постаменты рекламой какого-то банка, но вовремя спохватился. Что же касается остальных вопросов, то здесь Кудасову определенно ловить было нечего: знания, полученные на истфаке Ленгосуниверситета, где учился Петренко до службы в милиции, оказались прочными. «Сдача экзамена неизбежна, как крах мирового империализма», — вдруг вспомнилась старая студенческая присказка. И этот, не самый приятный, экзамен в контрразведке подошел к концу. Напоследок, разыграв возмущение от бесконечных расспросов, Мухомор набросился на Кудасова:

— А вы с произведениями Андрея Кивинова не знакомы? Вашим куратором в резидентуре Германии был случайно не господин Путин? И полковник Жириновский — не хухры-мухры? Он не предлагал вам по-дружески вымыть ноги в Индийском океане? Вы что думаете, начальник Управления внутренних дел — наподобие простого городового или обычного шпика? Да у меня в вытрезвителе и контрразведчики рыдают, словно дети!

Несколько обескураженный от такого натиска Кудасов как мог успокоил разбушевавшегося полицейского, даже соизволил назвать его коллегой, отчего стоявший в кабинете у портьеры штабс-капитан непроизвольно поморщился.

Негоже военной элите, к каковой относятся выпускники его императорского величества Академии Генерального штаба, панибратствовать со всякими архаровцами[11].

К еще большему недовольству Овечкина, начальник контрразведки, посетовав на трудности военного положения, пригласил гостя отужинать в замечательном кабаре.

Предложение, естественно, было с благодарностью принято.

Пока адъютант вызывал автомобиль, полковник без обиняков предложил, чтобы Николай Александрович, очевидно оставшийся не у дел, не отказался временно поработать «на благо Отечества». Судя по интонации, отказ мог быть приравнен к дезертирству. Со всеми вытекающими последствиями.

— Не каждому же сеять разумное, доброе, вечное. Книжки там писать, сонеты, — увещевал начальник контрразведки. — Кому-то надо и пахать. Пусть даже и интеллигентно, в белых перчатках, как это принято в нашем ведомстве.

Петренко слабо попытался сопротивляться, уверяя, что со своими сотрудниками выполняет тайную миссию царствующего дома, перебравшегося в Париж. Опытного полицейского с двумя подручными якобы послали сюда восстанавливать агентурную сеть среди уголовного элемента для подрывной деятельности в большевистском тылу.

Но Кудасов махнул рукой.

— Бросьте вы свои полицейские штучки! Какой царствующий дом? Они между собой одну корону поделить не могут, а все туда же — в политику. А тут со дня на день начнется наступление красных, фронт рухнет, и будет не до сексотов. Что ваши уголовники в состоянии сделать, кроме как замки в сараях ломать?

— Ломать ничего не надо, — еще увереннее начал входить в новую роль Мухомор. — Формы работы могут быть совершенно легальными. Можно, например, нашего человека внедрить в Совнарком. Пусть заставляет там тратить время на обсуждение формы хвоста орла на гербе, чем занималось временное правительство[12], либо протаскивает стихи Бальмонта в качестве гимна. Не менее интересно вместо решения бюджетных вопросов заняться выбиванием льгот по оплате извозчиков и усадеб для своей родни и подельников! Можно, как говорят англичане, пролоббировать сокращение красной гвардии, милиции, насоздавать с помощью наших людей кучу органов, осуществляющих спецконтроль за спецнадзором. Еще лучше провести неожиданно денежную реформу, ввести соответствующие налоги, причем натурой. Тогда даже в Поволжье начнется голод. Представляете, что в результате произойдет? Какое правительство сумеет удержаться у власти?

— В России все возможно, кроме ликвидации дураков и ухабов, — снова махнул рукой Кудасов. — Впрочем, воля ваша. Создавайте что хотите, лишь бы польза была. Послушайте-ка, вы говорите об уголовниках… Тут у нас, представьте, проблема с опытными специалистами, а по некоторым данным в город проникла шайка неких «неуловимых мстителей». Глядишь, кто из них и выйдет на ваш контингент.

Озаренный новой идеей, полковник встал и зашагал по кабинету.

— Вы же должны установить хоть какие-то связи этих «мстителей»! Должны! Вы были в мастерской сапожника, которого сегодня столь неудачно застрелили при попытке к бегству! А это наверняка была большевистская «малина». Так что вы нам ищете шайку «неуловимых», а я помогу людьми и, если все пройдет нормально, деньгами. Договорились?

Николаю Александровичу ничего не оставалось, как еще раз подтвердить согласие вместе отужинать и сделать вид, что он не возражает против сотрудничества.

«Чем черт не шутит, — подумал начальник РУВД, — а вдруг этим „неуловимым“ что-нибудь известно о нашей „машине“?»

На всякий случай он поинтересовался у Кудасова, не было ли обнаружено при обыске чего подозрительного, но полковник, обстоятельно рассказав о подпольной типографии, динамите и оружии, даже не заикнулся о заветном шкафе-купе. Рисковать и продолжать дальше расспросы Мухомор не решился.

Незачем навлекать лишние подозрения.

Только и контрразведчики были не лыком шиты. Едва начальник контрразведки в сопровождении гостя вышли на улицу к авто, следующий за ними штабс-капитан Овечкин выразительно дернул подбородком. По этому знаку от стены дома отделились две невзрачные фигуры в котелках, телосложением напоминающие Бобчинского и Добчинского, и резво засеменили за машиной, в которой неспешно направлялись ужинать контрразведчик и странный полицейский чин.

Дукалис, очухавшийся после вынужденного пребывания в полувысунутом из окна виде, поднес к уху коробок и потряс головой.

Ни звука.

Спичек не было.

Оперуполномоченный открыл коробок, внимательно посмотрел на два десятка деревянных палочек с серными головками, закрыл коробок, снова поднес его к уху и опять потряс головой.

Тот же результат, что и в прошлый раз.

Дукалис тихонько застонал, отложил коробок, уставился на только что распечатанную пачку сигарет «Мужик», лежащую рядом с ополовиненной бутылкой кислого пива «Клинское», и пригорюнился.

Очень хотелось курить.

Дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге материализовались Казанцев с Чердынцевым, на плечах которых висел обессилевший Ларин.

У Чердынцева голова была замотана мокрым полотенцем.

— О, Казанова! — обрадовался Дукалис.

Начальник дежурной части и выписавшийся из больницы капитан положили Ларина в угол и примостились у гостеприимного стола.

Казанова выставил на стол две бутылки розового портвейна и тут же поведал коллегам о незабываемом эротическом вечере, случившемся у него три дня назад.

Она — длинноногая блондинка лет девятнадцати с бархатной загорелой кожей, с пятым номером бюста, в красивейшем кружевном нижнем белье, на роскошной широкой кровати под балдахином.

Он — в семейных трусах, с биноклем, в доме напротив…

Улизнув с помощью Мухомора из разгромленной мастерской сапожника, оперативники долго плутали по городским закоулкам, надеясь для начала найти безопасное место, чтобы перевести дух и наметить планы на ближайшее время. В конце концов они вернулись на морской берег, где не так давно оприходовали бутылку «Пятизвездной».

Результаты их достаточно непродолжительного совещания свелись примерно к следующему.

Во-первых, несмотря на задание начальства, надо постараться выяснить судьбу самого Мухомора и помочь ему выбраться из контрразведки. Что шеф находится именно в этом заведении, оперативники не сомневались, зная об особой «любви» силовых ведомств друг к другу/ Ни один нормальный сержант в дежурной части, куда привели выпившего «чекиста», не преминет немедленно доложить об этом во все инстанции, вместо того чтобы, побратавшись, распить бутылку и отпустить восвояси, как коллега коллегу.

Точно так же не приведи Господь менту попасть в поле зрения конкурирующего ведомства. Забьют в «клетку» в точном соответствии со всеми нормами закона.

Во-вторых, естественно, следовало отыскать и сгинувший шкаф.

И делать это нужно было, очевидно изыскав способ выкрасть его из той же контрразведки, схватившей подполковника Петренко.

Решение единственного вопроса, вызвавшего затруднения у друзей, напоминало старую притчу о коте и мышах. Однажды на мышином совещании мудрые зверьки постановили повесить на шею прожорливого кота колокольчик, дабы заранее знать о приближающейся опасности. Под бурное «одобрям-с!» решение было принято. Все испортил один старый мышак, который, поаплодировав верно выбранному пути, осведомился: «А кто, простите, наденет колокольчик на шею кота?»

Точно также и менты, решив, что нужно проникнуть в контрразведку, долго не могли сообразить, каким образом это сделать.

В конечном итоге они решили «пойти в народ», а говоря проще, порознь прогуляться по городу и попытаться завести какие-нибудь полезные знакомства по принципу: «Оперативника ноги кормят». Решение было принято единогласно.

— Может, сфотографируемся на память? На всякий случай, — неуверенно предложил Вася, поправляя висевший на груди «полароид».

— На всякий случай ты его держи крепче, — возразил Плахов. — Чтобы не украли по дороге. И удачи нам. Встречаемся на этом же месте.

Общими усилиями УАЗик был поставлен на четыре колеса, но ехать он всё равно не захотел.

Недорезов горестно ощупал наполовину въехавший в салон двигатель, постучал сапогом по шинам, несколько раз повернул ключ в замке зажигания и беспомощно развел руками.

Так что ехать обратно в РУВД пришлось не на двух, а на одном «козелке».

Ввосьмером.

Бадягина и Перетеркина отпустили после того, как Перетеркин клятвенно пообещал перенести деятельность «агента» Лёхи Бадягина на территорию соседнего РУВД.

На том и расстались.

Не приходящего в сознание Твердолобова и одного из сержантов запихнули в «собачник», остальные кое-как устроились в салоне. Причем Соловец занял переднее пассажирское кресло, согнав с него пузатого патрульного.

По пути главный пэпээсник предался воспоминаниям о своей знакомой по кличке Графиня, к которой он намеревался зарулить после окончания рабочего дня. Недорезов десять минут слушал излияния сержанта, а потом спросил:

— Она, наверное, вся из себя такая аристократка, раз ее Графиней называют?

— Не, — помотал головой старший наряда. — Ей просто один раз в кабаке графином по башке заехали.

Столь неожиданная расшифровка прозвища девицы произвела неизгладимое впечатление на водителя, и УАЗик съехал в кювет.

С полчаса ментовский внедорожник пытались общими усилиями вытолкать обратно на дорогу, для чего даже открыли «собачник» и выложили из него Твердолобова, дабы снизить вес автомобиля.

Но тщетно.

Наконец Соловцу надоело упираться плечом в задний борт с надписью «6 WD» и вдыхать вонючий сизый дым, рвущийся из ржавого глушителя, и он выбрался на дорогу, чтобы тормознуть какой-нибудь аппарат помощнее и тросом вытащить «козла» из кювета.

Добровольные помощники не заставили себя долго ждать.

Ровно через две минуты возле голосующего майора остановился «хаммер» песочного цвета, поехало вниз зеркальное боковое стекло, и на Соловца уставилась довольно ухмыляющаяся бритоголовая братанская харя.

— Чё, орёлики, застряли? — осведомился пассажир джипа стоимостью сто восемьдесят тысяч полновесных американских долларов.

Водитель «хаммера», товарищ не менее обширных телесных габаритов, сардонически хохотнул.

— Застряли, — развел руками майор.

— Ща поможем! — пообещал управляющий вседорожником браток. — Ща всё будет правильно!

«Хаммер» съехал в кювет, притерся к милицейскому УАЗу и начал реветь двухсотпятидесятисильным дизелем, взрывая мерзлый песок огромными колесами с трехдюймовыми грунтозацепами. Затем заокеанский джип легко преодолел откос, возвратился на шоссе, и из правого бокового окна высунулась всё та же довольная харя.

— Ну чё, знатоки, поняли, как надо? — заржал пассажир «хаммера», и четырехколесный монстр, способный преодолевать броды глубиной до метра, спокойно покатил дальше.

Красный от ярости Соловец начал кричать что-то обидное, подпрыгивать на одном месте и в порыве безумия обозвал братков «козлами», о чем тут же сильно пожалел.

Вседорожник остановился, в открывшийся люк высунулся смурной верзила.

— А в лоб? — Бугай показал кулак размером с голову Соловца.

Майор отпрыгнул назад и, кувыркаясь, полетел с обрыва вниз, зацепив по дороге Котлеткина.

Из соображений конспирации остальные стражи порядка сделали вид, что произошедшее их совершенно не касается и что они вообще не знакомы ни с Соловцом, ни с Котлеткиным.

Верзила хмыкнул и надавил на газ, оставив после себя запах бензина, двух ментов в канаве и добрый совет насчет того, кому и куда следует пойти.

— С чего бы начать поиски? — размышлял Игорь Плахов, неторопливо шагая в сторону от моря. — «С картинки в твоем букваре»? Но последний раз эту книжицу я держал в руках лет двадцать назад. «Родительский дом — начало начал»? Это только для обнаглевшего попугая Кеши, который и так в любой момент может вернуться в теплую квартирку. «Есть у революции, начало»? Не пойдет: «нет у революции конца». Какой ужас! «Утро начинается с рассвета»? При чем тут утро, если солнце уже начинает клониться к горизонту. «Where do I begin to tell the story of how great a love can be»[13]? Эту песню лучше рекомендовать в качестве девиза задержанному уголовнику, а не оперу. Что там у нас есть еще? «С голубого ручейка начинается река»? Эта песня явно для талантов Бори Моисеева, хотя…

Игорь вдруг сообразил, что мыслит в нужном направлении.

«Правильно! По поводу голубизны пускай разбирается полиция нравов, а для нас важнее, с чего начинается дружба. С бутылки».

И Плахов, спросив дорогу у случайного прохожего, отправился на местный базар, где, по его расчетам, обязательно должна быть какая-нибудь распивочная.

Правильно!

Вначале было слово!

Потом из него родился тост.

Портвейн пили под нескончаемый бубнёж Казаковы, повествующего о своих успехах на любовном фронте. Успехи в большинстве своем были выдуманными, но слушателей это не смущало. Ибо похвастаться своими Дукалис и Чердынцев не могли по причинам полного отсутствия таковых. Причем не из-за каких-то проблем с эрекцией, а исключительно по причине невероятной загруженности на работе.

У Казанцева была хотя бы фантазия.

В момент произнесения последнего тоста очнулся Ларин, из-за чего Чердынцев чуть не захлебнулся портвейном. Зная характер оперативника и его тягу к насильственной экспроприации чужого добра, особенно если речь шла о спиртосодержащих продуктах, начальник дежурной части залпом махнул свой стакан и потом минут пять кашлял, а хозяева кабинета попеременно стучали его по спине ладонями.

Еще через четверть часа, когда опера коллегиально соображали, где бы им раздобыть деньги на продолжение банкета, под окнами заревело, захрипело и задребезжало — это прибыл набитый под завязку УАЗик и встал под объявлением: «Машины не ставить! Штраф — удар лопатой по стеклу». Из «козелка» выгрузились Соловец и Котлеткин и продрогшие Недорезов и трое пэпээсников. Затем вытащили из «собачника» упирающегося Твердолобова, подталкиваемого сзади угрюмым сержантом.

Соловец отдал парочку невнятных распоряжений и побежал на доклад к Петренко.

Остальные поволокли дознавателя в дежурку.

Расставшись с товарищем, Рогов некоторое время безуспешно бродил по узким улочкам, стараясь сориентироваться в незнакомом городе, пока не наткнулся на огромную афишу. Она гласила, что «в лучшем и единственном кабаре дает неподражаемые выступления великолепный Буба Касторский, оригинальный куплетист, со своими воробышками».

С афиши в лицо оперативнику смеялась немного испитая физиономия господина в канотье, выглядывающая из-за ряда стройных ножек, соблазнительно отплясывающих канкан.

Идея вербануть артиста пришла сама собой.

Кто же, оказавшись в тыловом городке, не воспользуется случаем, чтобы поглазеть на голые женские ножки?

Вася справедливо рассудил, что и армейское офицерство, и полиция, и злосчастная контрразведка не могут придумать лучшего места встречи, которое изменить ну никак нельзя, разве что отправив всех на фронт.

— Где искать наших онеров из главка или экс-РУБОПиКа? — задал себе вопрос Рогов. — В рюмочных на Захарьевской и Чайковского[14]. А где мы будем искать выход на местную контрразведку? Естественно, в ближайшем «гадюшнике», каковым, судя по всему, является кабаре.

Дальнейшие рассуждения оперативника сводились к тому, что пьяные контрразведчики просто обязаны наведываться за кулисы, пытаясь познакомиться с симпатичными актрисульками.

Значит, господам из службы Кудасова не миновать знакомства с указанным на афише Бубой, а самому Касторскому — с питерским оперативником. Поэтому Вася решительно зашагал в центр города, чтобы встретиться с куплетистом.

По дороге он увидел двух кумушек, активно обсуждавших семейные проблемы. Рогов, остановившись поодаль, вежливо кашлянул, чтобы на него обратили внимание, но женщины были слишком увлечены разговором, чтобы обращать на кого-то внимание.

— Моя старшенькая внучка, Нюрочка, — хвасталась одна из собеседниц, — четыре годика всего, а такая смышленая, такая помощница растет! Все по дому старается. Я — за водой, она за ведерко держится, я — прибираться, она — к венику. Малой внучок на свет появился, родительница ему колыбельную поет, Нюрочка подпевает и люльку качать помогает. Правда, вчерась конфуз вышел. Собралась я перепеленать внучека, пока мамка его в огороде копается. Смотрю, попка вся розовенькая, прелая. Ну, взяла мелу немного и попку-то присыпаю. А Нюрочка моя за всем внимательно следит да спрашивает: «Бабуська, мозьно, пока ты его солью сыпешь, я пойду печку ластоплю?»

— Ой, правда, помощница растет, — согласилась другая кумушка. — А как зять твой Степка дитятко-то назвать решил?

— Да гадаем пока, — развела руками первая, наконец-то удосужившись заметить Рогова и осведомиться: — Чего тебе? А-а-а! Казино шукай тамочки, ступай пока по ентой улице прямо, потом налево, а после спросишь, люди подскажут. Али у Гадай Степаныча спроси…

И кумушки, забыв про прохожего, продолжили обмениваться новостями.

«Ничего себе имечко — Гадай Степанович! — размышлял Рогов, продолжая шагать по дороге к казино. — Еще бы Гайдаром или, лучше, Чубайсом Абрамычем назвали. Придумают же люди!»

Не успел оперативник миновать и пару кварталов, как нос к носу столкнулся с армейским патрулем.

На этот раз Рогов благоразумно не стал дразнить служивых паспортом, а, напустив на себя как можно более важный вид, поинтересовался, почему у одного из солдат не застегнут крючок на воротнике шинели:

— Совсем распустились тут! По возвращении в часть доложите старшему, чтобы вас наказалиquot;!

Несмотря на то что виновник нарушения формы одежды, крикнув «Виноват!», торопливо застегнулся, но служебное удостоверение предъявлять все же пришлось. На этот раз старший патруля взял корочки и, старательно шевеля губами, долго вчитывался в них. Когда Вася уже прикинул, через какой забор он будет прыгать, спасаясь от преследования, старший протянул документ обратно и четко козырнул:

— Виноват, ваше благородие. Обознались!

— И с кем это вы меня изволили спутать? — высокомерно осведомился Рогов. — Не с Буншей ли Иваном Васильевичем, царем самозванным?

— Никак нет, господин лейтенант! Буншей не могем знать! Приказ имеем лазутчиков шукать. Из «неуловимых мстителей».

— И что, вы думаете, у них есть мандаты с названием этой фирмы? — удивился оперативник. — Или на лбу звезда горит?

— Никак нет-с! — замотал головой старший патруля. — Но, говорили, им годков мало…

— Как мне? — хмыкнул Вася. — Так лучше вы, господа, у кабаре ищите. Там молодежи много. Знаете, надеюсь, как туда пройти?

— Известно дело, — подтвердил старший, махнув в сторону рукой, — тута по улице шагов триста будет. Но, извиняйте, господин офицер, у нас другой маршрут.

— Ну, раз другой, — милостиво согласился Рогов, — тогда с Богом, несите службу, как предписано уставом, «бодро, ничем не отвлекаясь».

— Рады стараться, ваше благородие! — снова молодцевато козырнул старший, вытянувшись во фрунт.

Но Вася уже направился в сторону казино.